Малькольм сидел, развернув перед собой газету, но я знала, что он ее не читает. В животе урчало, словно я проглотила тысячу пчел. Мы оба ожидали прибытия Гарланда и Алисии. Малькольм рано ушел из конторы, чтобы встретить отца. Он с шумом перелистывал страницы, то и дело поглядывая на часы деда. Они опаздывали больше чем на полчаса.

— Зная моего отца, — заключил он, — могу предположить, что он скорее приедет в четыре часа утра, чем в четыре часа дня. Важные детали всегда ускользают от него.

— Он ведь, наверняка, различает день и ночь, Малькольм, — добавила я.

— Ты так считаешь? Я помню, как мать сидела в этой же комнате, ожидая, чтобы он отвез ее на званый ужин, а он вообще не пришел, потому что неправильно сделал запись в своем календаре.

— Неужели ты помнишь? Тебе ведь было всего пять лет, когда она ушла из дома.

— Я все помню, — настаивал он, — я сидел рядом, а она жаловалась мне. Она, видишь ли, ценила мой ум. Она никогда не разговаривала со мной свысока, как это делают другие матери. Через некоторое время, если он не появлялся в назначенное время, она отправлялась на ужин одна. Вина ложилась на него, разве тебе не ясно?

— Он был слишком занят, — добавила я, стараясь выгородить его, но Малькольм либо не слышал меня, либо не видел никакой связи с собой.

— Да, да, но он небрежно относился и к делам. Он не мог сосредоточиться на делах. Они его быстро утомляли. Я не могу даже подсчитать, сколько сделок мы проиграли из-за его ошибок, и сколько сделок я спас.

— А твоя мать интересовалась бизнесом?

— Что? — Он усмехнулся, словно я сказала несусветную глупость. — Едва ли. Она полагала, что фондовая биржа — это место, где продаются чулки.

— Ты, конечно, преувеличиваешь.

— Я? Она не имела понятия о том, что такое дилер. Когда она делала покупки, то вовсе не интересовалась ценой. Она покупала все, что хотела, не зная, сколько денег потратила, а мой отец никогда не упрекал ее за это, не требовал никаких отчетов. Надеюсь, — добавил он, — что его отношения с новой женой будут иными.

— Где познакомились твои родители? — задала я вопрос Малькольму.

— Он увидел, как она переходила через дорогу в Шарноттсвилле, остановил свой экипаж и начал беседовать с нею. Он ничего не знал об ее семье. А вечером она пригласила его к себе домой. Разве это не говорит о многом? Она была очень импульсивным человеком. Разве ты могла бы так поступить, а? — он спросил меня, увидев мою нерешительность.

Я попыталась все это представить. Это было романтично: прекрасный молодой человек останавливает свой экипаж, ведет беседу с незнакомой молодой женщиной, а разговор произвел на нее такое глубокое впечатление, что она решает пригласить его к себе домой.

— Она была совсем незнакома с ним?

— Нет. Она навещала тетю в Шарноттсвилле. Она была не местной и никогда не слышала о Фоксвортах.

— Я полагаю, он был великолепен.

— Ты бы пригласила его к себе домой?

— Нет, конечно, — не сразу ответила я, хотя что-то внутри меня отвечало «да», очень хотелось, чтобы подобное случилось и со мной, но я знала, на что намекает Малькольм, что было правильно и пристойно.

— Ты понимаешь, куда я клоню? Ему следовало бы сразу догадаться, что за женщина беседовала с ним.

— Как долго они обхаживали друг друга? Он ухмыльнулся.

— Совсем недолго.

— Но, Малькольм, ты и я тоже недолго ухаживали друг за другом.

— Как ты можешь сравнивать? Я сразу понял, что ты за женщина; мне не пришлось в чем-то убеждать себя и искать доказательств своей правоты. Он же был ослеплен ею с самого начала и опрометчиво бросился делать ей предложение. Отец позднее признался мне, что подозревал ее тетю в том, что она специально привезти Коррин в Шарноттсвилль с единственной целью — встретить здесь достойного джентльмена. О, вероломство женщины!

Я бы не удивился, узнав, что она заранее спланировала перейти улицу именно в то время и в том же месте, зная, что повстречает его. Он сказал, что она так тепло улыбалась ему, что он вынужден был остановить экипаж.

— Я с трудом могу в это поверить.

— А я верю. Подобные женщины всегда потворствуют мужчинам. Они кажутся наивными, скромными, нежными, но они изощренны, поверь мне. А некоторые мужчины, подобно моему отцу, попадаются им на удочку.

— Неужели, и нынешняя его невеста такова? — Он не ответил. — А?

— А почему бы и нет, — ответил он и с шумом сложил газету.

Я уже хотела ему возразить, как вдруг вошел Лукас и объявил, что подъехал автомобиль гостей.

— Сходи и помоги им принести багаж и чемоданы, — приказала я и встала, но Малькольм продолжал сидеть уставившись в одну точку. — Ты идешь?

Он тряхнул головой, словно избавляясь от дурных мыслей, а затем пошел за мной к двери. Гарланд и его юная подруга, которая годилась ему в дочери, вышли из машины. Он поддерживал ее так, что я внезапно поняла, что она его жена! Меня всю вдруг передернуло. Почему Малькольм не сказал мне ничего? Я с гневом и осуждением посмотрела на него.

— Боже, — воскликнул Малькольм, — она беременна!

Я знала, что его встревожил еще один наследник. Его лицо побагровело, и он сжал руки в кулаки.

— Она беременна! — повторил он, словно стараясь убедить самого себя.

В самом деле, так оно и было. Нежная, хрупкая и свежая молодая женщина, так не похожая на меня, с яркими каштановыми волосами, на последнем месяце беременности, улыбаясь, смотрела на меня. Гарланд увидел нас в дверях, энергично помахал рукой и, взяв Алисию под руку, повел ее в дом.

Он, казалось, совсем не состарился с тех пор, как отправился в путешествие. У меня были основания думать так, судя по его фотографиям. По-видимому, именно длительное свадебное путешествие и женитьба на очаровательной молодой женщине омолодили Гар-ланда и придали ему новые силы. Он и Малькольм были во-многом похожи друг на друга, однако в походке Гарланда была легкость, а в улыбке его была теплота, которой недоставало Малькольму.

Гарланд был так же высок и широкоплеч, как и Малькольм. Он выглядел подтянутым, бодрым и энергичным. Не удивительно, что такая юная девушка была очарована им. Он казался настоящим щеголем в легком спортивном пиджаке и коричневых брюках.

Его жена, словно излучала красоту. Она двигалась легко, грациозно прямо навстречу нам.

У нее были большие голубые глаза и нежно-персиковый цвет лица, который обычно встречается лишь в журналах моды, мягкий, южный рот и маленький, немного курносый нос. Я не могла не позавидовать ее тонкой женственности. Ручки ее были совсем крошечными, а шея — гладкой и тонкой. Во многом она напоминала Коррин, мать Малькольма, и я поняла, почему Гарланд Фоксворт добивался ее и взял своей второй женой. Когда он впервые увидел эту девушку, то ясно представил себе Коррин во время их первой встречи, когда та переходила через улицу в Шарнот-тсвилле.

Я взглянула на Малькольма. Его глаза сузились, взгляд стал более напряженным. Хотя он и приготовился быть суровым и холодно-деловым в момент их встречи, лицо его смягчилось. Какую женщину он представлял себе? Я терялась в догадках. Вероятно, ожидания не обманули его.

— Малькольм, ты определенно постарел, — промолвил отец и рассмеялся.

— Алисия, это твой пасынок. Малькольм, это твоя мачеха, Алисия.

Малькольм взглянул на отца. Я увидела холодную усмешку на его лице.

— Мама? Добро пожаловать, мама, — сказал он и протянул руку.

Алисия с улыбкой пожала ее, но тотчас отдернула свою руку назад и взглянула на меня, как и Гарланд.

— Это, — начал Малькольм, произнося слова медленно и внятно, — это миссис Фоксворт, миссис Малькольм Нил Фоксворт. Оливия, — закончил он.

— А, здравствуйте, Оливия, — приветствовал меня Гарланд.

И вновь мое сердце обожгло холодом. По взгляду Гарланда я поняла, что Малькольм никогда не писал ему о своей свадьбе. Это означало, что он и не подозревал о существовании двух внуков!

— Почему ты ничего не сказал мне об этом?

Алисия удивленно посмотрела на Гарланда. Она была так мила и непосредственна. Гарланд, зная своего сына очень хорошо, мог бы не заострять внимание на этом неловком моменте. Я даже почувствовала это. Позднее, наедине, он мог бы обсудить это с ним и выразить разочарование по поводу того, что ему ничего не сообщили.

— Почему, Гарланд? — допытывалась Алисия.

— Просто потому, что ничего не знал об этом, дорогая, — ответил он, по-прежнему глядя на Малькольма.

Я увидела самодовольную улыбку в глазах мужа, которая обычно появлялась, когда он утирал кому-то нос.

— И как давно вы женаты?

— Уже больше трех лет, — ответил Малькольм.

— У нас двое детей, — добавила я, не скрывая возмущения тем, что Малькольм не пускает гостей в дом и неторопливо докладывает им новости.

— Оба — мальчики.

— Оба — мальчики? Какой сюрприз! Представь себе, Алисия, ты уже — бабушка, хотя еще не стала мамой. Мальчики!

Алисия нежно улыбнулась, когда Гарланд обнял ее и так сильно прижал ее к себе, что я испугалась, как бы он не повредил еще не родившемуся малышу. Она была такая хрупкая.

— Ну что ж, отметим возвращение в родные пенаты, — торжественно заявил Гарланд и вошел в дом.

Малькольм отошел в сторону, а я последовала в дом за гостями.

— О, я вижу, что в доме произошли перемены, — отметил Гарланд.

Он имел в виду те небольшие перестановки в холле, которые произвела я — обновила мебель, вывесила новые более яркие натюрморты и пейзажи, а также пасторали на сельскую тему и яркие, красочные ковры.

— Все очень неплохо, — сделал он мне комплимент, немного подмигивая при этом.

Я не могла не полюбить его. Он весь излучал счастье. В нем был заразительный оптимизм и жажда жизни. Алисия сияла.

— Все выглядит именно так, как ты обещал мне, — ответила она, поцеловав Гарланда в щеку, и поцелуй был более нежный, чем те, что дарил мне Малькольм.

Я невольно позавидовала. В нем бушевала страсть.

— Ваши комнаты в правом крыле, рядом с комнатой Оливии, — объявил Малькольм голосом, более похожим на голос администратора гостиницы, чем сына, встречающего отца и его жену, вернувшихся домой после долгой разлуки, — та комната, которую ты просил.

— Вот и хорошо. Сначала мы разместимся, а затем я повидаюсь с внуками. Ты не возражаешь, Алисия?

— Я нисколько. Мне самой очень хочется увидеть их.

— А теперь мы поужинаем. Мы оба умираем от голода. Вы ведь знаете, как отвратительно кормят в поездах. Вы много путешествовали, Оливия? — обратился ко мне Гарланд. — Или Малькольм держит вас здесь в заточении?

— Честно говоря, я немного путешествовала, сразу после свадьбы мы приехали сюда на поезде.

— Оливия из Коннектикута, — пояснил Малькольм. — Ее девичья фамилия Уинфильд. Ее отец был крупным судопромышленником, к сожалению, он недавно умер.

— О, настоящий янки, не так ли? — оживился Гарланд. — Алисия из Ричмонда, штат Виргиния, поэтому давайте не устраивать войну между штатами, — добавил он со смехом.

Малькольм ничего не ответил, но нахмурился, а Алисия улыбнулась.

— Я надеюсь, мы подружимся, — сказала она, пожимая мне руку.

Признаться, меня тронула ее теплота и общительность. Она была раскованна, как четырехлетний ребенок. И хотя я и убеждала себя, что в этом сказывался недостаток воспитания, ее открытость не могла не расположить меня к ней. Ей было немногим более девятнадцати, но она путешествовала по всей Европе и была наделена достаточным жизненным опытом. Казалось, что она быстро созрела, и все же ни свадебное путешествие, ни сознание того, что она стала состоятельной женщиной и женой выдающегося человека, не испортили ее.

— А, миссис Уилсон и миссис Штэйнер, — обратился Гарланд к женщинам, стоявшим в стороне. Мэри Стюарт робко пряталась за ними.

— Добро пожаловать домой, мистер Фоксворт, — тепло приветствовала его миссис Уилсон.

— Добро пожаловать, — сказала миссис Штэйнер.

Он наклонился и поцеловал руку обеим женщинам. Их, очевидно, смутило подобное приветствие.

— Я стал европейцем, — пояснил он, — путешествуя по Европе. Вам вдвоем лучше поглядывать за мной.

Обе женщины прыснули от смеха. Возможно, было что-то грубоватое в его поведении, но на слуг он произвел куда большее впечатление, чем Малькольм. Он посмотрел на Мэри Стюарт, которая поступила на работу уже после его отъезда.

— А, привет.

Она кивнула. Гарланд огляделся по сторонам.

— А это что, все слуги?

— Олсен, садовник, сейчас занят, — ответила я. — Вы можете продолжить работу, — приказала я слугам, и они быстро удалились.

Гарланд наклонил голову к подбородку и, сощурившись, взглянул на Малькольма.

— Мы сейчас ограничены в средствах? — спросил он.

— Конечно, нет, — ответил Малькольм. — Мы просто разумно ведем хозяйство. То, что вы практикуете дома, переносится и на бизнес.

— Ясно. Но думаю, что с появлением нас и в ближайшем будущем еще одного ребенка, нам придется увеличить прислугу, да, Алисия?

— Как скажешь, дорогой!

Я увидела, как скорчился Малькольм, словно от боли.

— Вперед и вверх, — объявил Гарланд и повел жену наверх по раздвоенной лестнице, показывая ей что-то и объясняя, а она продолжала посмеиваться и громко восхищаться.

Я и Малькольм остались внизу, глядя на них снизу вверх. Было заметно, что теплый ветер перемен ворвался в Фоксворт Холл, разбудив все, что спало здесь два века. От этого захватывало дух.

— Ну, ты видишь, как он смешон, — промямлил Малькольм. — Теперь тебе, надеюсь, ясно, что я испытывал к нему и почему?

— Почему ты ничего не написал ему о нашей свадьбе и о рождении детей?

— упрекнула я.

— Я не считал, что это необходимо.

— Не считал?

— Нет, не считал. Что касается Алисии… то вспомни, ты прибыла сюда раньше и ты старше. Ты будешь относиться к ней, как к ребенку и не представишь возможности кому-либо еще в этом доме отдавать распоряжения слугам, — закончил он.

— А если к ее желаниям присоединится Гарланд?

Он не ответил. Пробормотав что-то бессвязное себе под нос, он вернулся в гостиную, где и продолжал, вероятно, чтение газеты, начатое до обеда.

Я поднялась к мальчикам, чтобы одеть их к первому в жизни совместному обеду с дедушкой и приемной бабушкой.

Гарланд никак не мог понять, почему Малькольм не хотел разрешить мальчикам сидеть вместе со всеми за обеденным столом. Вначале Малькольм не хотел это обсуждать, но Гарланд упорно настаивал, и ему пришлось подчиниться.

— Их поведение за столом неблагоприятно для аппетита.

— Забавные Как и все дети. И ты был таким.

Лицо Малькольма покраснело, а губы побелели так, что стали не различимы с его зубами.

— Да, он был таким, — объяснил Гарланд Алисии. — Он мог довести любую женщину. Он всегда задавал бесконечные вопросы. Мать не могла его ни о чем попросить, не услышав в ответ его «почему?». Когда я возвращался домой, то заставал ее в полном смятении — она никак не могла с ним совладать. Я помню, как она бегала по всему дому, а Малькольм шел за ней по пятам. Она спасалась от него. Он измотал ее, —повторил Гарланд.

— И приказал ей упаковать чемоданы, — передразнил Малькольм. — У нас было в два раза больше слуг, включая и няню, имевшую полный пансион.

— И виной всему был он, — ответил Гарланд, не желая втягиваться в бесконечный спор.

Алисия нежно улыбнулась, и Малькольм оттаял.

Гарланд настаивал, чтобы ему и Алисии была сервирована левая половина стола. Малькольм хотел уступить ему место во главе стола, но Гарланд и слышать не хотел об этом.

— Мы празднуем медовый месяц, — ответил он, — и, следовательно, не можем сидеть так далеко Друг от друга, как вы с Оливией. Не так ли, Алисия?

— Нет, конечно. Где бы мы ни появлялись в Европе, Гарланд настаивал, чтобы мы сидели рядом. В этом вопросе он был сущим тираном.

— Можно себе представить, — прибавил Малькольм, но уже куда более мягче.

— Твой отец всегда забавлял меня, где бы и с кем бы мы не находились. Мы часто обедали с американскими туристами, а он то и дело смущал меня, — добавила она, обернувшись ко мне.

Улыбка ее была дружеской, искренней. Я кивнула ей в ответ и улыбнулась. Малькольм разглядывал ее, словно новый вид, хотя мне показалось, она была сродни тем молодым женщинам, которые присутствовали на нашем свадебном приеме.

— Скажи им всю правду, Алисия. Тебе ведь все это нравилось, — добавил Гарланд.

— Конечно, милый. Ведь я была с тобой, — ответила Алисия.

Они нежно поцеловались в губы прямо за обеденным столом так, будто нас и не существовало, словно они не замечали входящих и выходящих слуг. Когда я взглянула на Малькольма, ожидая увидеть осуждение на его лице, то, к удивлению своему, увидела зависть в его взоре. В глазах его было некое подобие улыбки, которая тотчас угасла, стоило ему посмотреть в мою сторону.

— Нам придется рассказывать вам об этом день и ночь, — добавил Гарланд скорее для меня, чем для Малькольма. — Мы замучаем вас бесчисленными описаниями и подробностями, но таков уж ваш удел, если вы вышли замуж за сына Гарланда Фоксворта, — добавил он и рассмеялся.

— Разумеется, вы можете не слушать, если не хотите, — вмешалась Алисия.

— Но мы хотим послушать, — сказал ей Малькольм. — Если вы сами обо всем расскажете. То есть, если отец позволит вам обо всем рассказать, не прерывая поминутно вас.

— Если надо, я могу замолчать, — добавил Гарланд. — Обещаю, — добавил он, поднимая правую руку.

— Не верьте ему, — сказала Алисия.

Малькольм улыбнулся. Вернее, почти засмеялся. Во время обеда я с удивлением заметила, как смягчалось выражение его лица, когда он беседовал с Алисией. В этой беседе я не принимала участия. Казалось, что они сидели за отдельным столом. Девушка была озвученным дневником путешествий, а Малькольм, который и сам много путешествовал, был явно увлечен ее рассказом. Гарланд жадно уплетал обед.

— Ваши дети очаровательны, — сказала Алисия Малькольму. — Я вижу в них кровь Фоксвортов.

— У Мала она проявляется сильнее, — ответил Малькольм.

— Это только оттого, что Джоэл так юн. О, я не могу дождаться, когда родится наш ребенок! — воскликнула Алисия, хлопая в ладоши.

Она откинулась на спинку стула. Меня поражало отсутствие в ней и намеков на этикет. Она говорила с полным ртом, вертелась, словно птица, а столовое вино глотала, словно воду. Малькольм проявлял в этот вечер поразительную терпимость, вероятно, потому что это был наш первый совместный обед.

— И как долго длится ваша беременность?

— Я полагаю, что немногим больше семи месяцев.

— Времени терять нельзя, — добавил Гарланд. — По крайней мере, в моем возрасте, — сказал он и снова рассмеялся.

— Ты никогда не теряешь времени даром, — сказала Алисия.

Они смотрели друг на друга с такой нежностью, что даже я покраснела. Они вновь поцеловались. Выходило так, что каждую свою фразу, обращенную друг к другу, они завершали поцелуем.

Малькольм, казалось, в разговоре с ней забывал о своем постоянном раздражении и не скрывал истинного удовольствия. Стоило Алисии обратиться к нему, как он приходил в восторг. Он покраснел, когда она прикоснулась к его запястью, но руки не отнял.

Именно Гарланду пришла в голову мысль пить кофе на веранде.

— На свежем воздухе, — торжественно объявил он, широко разводя руками.

Он повесил салфетку на руку, словно официант, и встал, протягивая другую руку Алисии.

— Мы чудесно провели время в Италии, — сказала Алисия.

Когда Малькольм поднялся, Алисия охотно подала ему руку, а второй рукой держалась за Гарланда. Так втроем, весело посмеиваясь, они и направились к веранде.

Когда я присоединилась к ним, они оживленно обсуждали рассказ Алисии о путешествии в гондоле по каналам Венеции. Стоя, она подражала Гарланду.

— «Присядьте, господин, умолял гондольер», — продолжала она почти шепотом. — «Но ваш отец уже изрядно принял и решил, что сможет пройти по канату». «Нет проблем, — сказал он, — я буду мореплавателем». Остальные пассажиры были в ужасе. Гондольер продолжал упрашивать его, и затем гондола начала раскачиваться. — Она качалась из стороны в сторону на своих каблуках. — И, что вы думаете, произошло потом? Гарланд, — она давилась от смеха, и Гарланд засмеялся вместе с нею, — Гарланд вывалился за борт, — добавила она и рухнула на Малькольма, который тотчас подхватил ее и прижал к себе.

Гарланд захохотал, а Малькольм покраснел, увидев, что я стою в дверях.

— Кофе скоро подадут, — объявила я. Между тем Алисия продолжала свой рассказ, не обращая внимания на мое появление.

— Все пытались выудить его из канала. Но он отказался от их помощи, заявляя, что он сам справится. Кругом был ужасный переполох, пока, наконец, его не затащили в гондолу.

Она закончила свой рассказ, присев на колени к Гарланду и обхватив его двумя руками за шею. Они снова поцеловались.

— Она так чудесно обо всем рассказывает, — сказал Гарланд. — Ну, — сказал он, обращаясь ко мне, — теперь ваш черед рассказывать нам о том, как прошла ваша свадьба, как мой сын завоевал ваше сердце, какие глупости он вам рассказывал…

Но снова раздался оглушительный смех, за которым последовал очередной рассказ Алисии об их странствиях в Европе. К концу дня я решила опубликовать книгу «Сказки о Гарланде Фоксворте» в редакции Алисии Фоксворт. Никогда я не видела женщины, такой преданной своему мужу, как Алисия. Она обращала внимание на все мелочи в его поведении, она боготворила землю, на которую он ступал.

Вечер закончился, когда гости признались, что ужасно устали от своих странствий. Алисия положила голову на плечо Гарланду, который обнял и прижал ее к себе.

Затем оба, похожие скорее на двадцатилетних новобрачных, чем на мужчину пятидесяти восьми лет и девятнадцатилетнюю беременную женщину, направились в дом и поднялись наверх.

Малькольм почти не разговаривал со мной после их ухода. Вместе с Алисией веранду покинули оживление и веселье.

— Она хорошенькая, — сказала я.

— Неужели?

— Она словно маленькая птичка порхает вокруг твоего отца, разве ты не замечаешь?

— Я устал, — заявил Малькольм. — От этой болтовни у меня разболелась голова.

Он встал и направился в свой кабинет.

Я тоже пошла в дом. Когда я поднялась по лестнице, то первым делом зашла в детскую. Мальчики уже крепко спали. Дедушка довольно долго их развлекал. Они сразу привязались к нему, особенно Мал. Я представила себе, что Гарланд наверняка станет куда более достойным отцом, нежели им был Малькольм. Гарланд, по меньшей мере, любил детей.

Проходя мимо комнаты Гарланда и Алисии, я услышала, что они еще беседуют. Они болтали и смеялись, словно дети. Я приостановилась, испытывая неизъяснимое наслаждение от их нежной, радостной беседы.

Таким должно было быть наше с Малькольмом семейное счастье. О таком счастье я мечтала. За дверью Гарланд держал Алисию в объятиях. Он прижал к себе красивую молодую жену, давая почувствовать, что она любима и желанна.

Я представила, как он кладет ей руку на живот, чтобы почувствовать бьющуюся там жизнь. Малькольм никогда так не поступал по отношению ко мне. На последнем месяце беременности, когда живот мой опустился под тяжестью плода, он всячески старался избегать меня. Почему черты лица и линии тела Алисии не огрубели и не расширились, как у меня? Если бы вы взглянули на нее сверху вниз, то даже и не заметили бы, что она беременна. Казалось, что такие стройные, грациозные девушки никогда не теряют своего женского очарования. Я пошла вперед. Черная зависть вселяла в меня печаль, а не злость. Моя спальня находилась за их спальней, а туалетный столик находился у стены, которая была тоньше других стен. Если встать рядом с нею и приложить ухо к стене, то можно было четко расслышать их разговор, словно я находилась с ними в одной комнате.

— Она именно такая, какой я и представлял себе жену Малькольма.

— Она такая высокая, — добавила Алисия, — мне жаль, что она такая большая.

— А мне очень жаль, что она вышла замуж за Малькольма, — добавил Гарланд.

— О, Гарланд.

— Он никогда не разбирался в женщинах. Видишь ли, у него никогда не было подруг.

— Бедняжка.

— Бедняжка? Ну, уж нет. Он не таков, как, впрочем, и ты, моя дорогая, — добавил он, и воцарилось молчание, которое, по-видимому, заполнил поцелуй.

— Я стала богатой в тот день, когда ты вошел в наш дом.

Они снова замолчали.

Я забралась в свою постель, одна, в глубине души сомневаясь, как я смогу соперничать со столь прекрасным и невинным созданием. Всякое произнесенное ею слово лишь подчеркивало мою немоту; любой ее смех лишь усиливал мою печаль; всякий раз, когда Малькольм бросал на нее свой взгляд, я вспоминала те мгновения, когда он отворачивался от меня. Ее миниатюрность увеличивал мой и без того огромный рост.

Я ненавидела ее или, по крайней мере, хотела ненавидеть. Но несмотря ни на что, мне трудно было ожесточиться против Алисии, потому что она имела все то, чего мне так не хватало.

На следующее утро Алисия вновь предстала бодрой и искрометно веселой. Ее можно было сравнить с прекрасной желтой гардемариной, которая встречает восход солнца. Никогда наш завтрак не был таким веселым. Гарланд объявил, что они спали, словно дети.

— Это еще раз доказывает, как важно человеку вовремя вернуться домой, — сказал Гарланд и прибавил: — К себе домой, — вновь взглянув на Алисию.

Ее роскошные каштановые волосы были заколоты, почти как у меня, но они были блестящие и приоткрывали маленькие ушки и нежную белую шею. Можно было смело сказать, что Малькольм был ею очарован. Я полагала, что он, как и я, ожидал увидеть их подавленными в этот ранний утренний час, не успевшими отдохнуть после длительного путешествия. Напротив, они, казалось, заново родились. Гарланд, должно быть, был прав, заявляя о том, как важно возвращение домой.

Он настаивал на том, чтобы вместе с Малькольмом отправиться на службу, и сразу окунуться в дела.

— Я знаю, что мне многое предстоит наверстывать. Малькольм никогда не терял времени даром, — добавил он, обращаясь к Алисии. — Мой сын мог бы отличиться во многих областях, но одно несомненно — то, что он финансовый гений.

— Он не переставал повторять это, Малькольм, — сказала Алисия. — Когда я спрашивала Гарланда, как он может забросить свои дела на столь продолжительное время, то ответ обычно звучал так: «Я полностью полагаюсь на способности сына».

Я ожидала обычного язвительного ответа мужа, но он словно онемел. На удивление скромно он пожал плечами.

— Нам уже пора, — объявил он отцу.

Прощание Гарланда с Алисией было долгим и страстным. Она уже стала раздражать меня. Она, впрочем, этого не замечала. Но стоило ей взглянуть на мое лицо и увидеть удивление, как тотчас она принялась объяснять, что они расстаются впервые с тех пор, как вместе отправились в свадебное путешествие в Европу. Прощание Малькольма со мной было быстрым и небрежным, как обычно — легкий поцелуй в щеку и распоряжения о том, что обед следует подавать в обычное время.

— Вы должны поделиться со мной своим опытом ведения такого большого хозяйства, — заявила Алисия и тут же добавила: — Нет, не подумайте, что я собираюсь забрать у вас бразды правления. Просто — все очень грандиозно.

Я растерянно уставилась на нее. Возможно, она говорила вполне искренне, но я не могла не прислушаться к опасениям, высказанным Малькольмом. Кому известно, как сложится обстановка через неделю или через месяц.

— Я все очень хорошо спланировала. Слуги четко представляют свои обязанности, а мой день полностью расписан.

— Я в этом не сомневаюсь. Я не собираюсь ничего менять, вы просто расскажете мне обо всем подробно.

— Разумеется, — ответила я с напускной твердостью, но она, казалось, не услышала или не хотела слышать угрозы в моем голосе.

— Я не хочу никому наступать на пятки, — добавила Алисия. — Я лишь хочу сделать моего мужа счастливым. Гарланд — такой чудный. Он столько сделал для меня и моей семьи. Я никогда не смогу отплатить ему за все.

— И что же он сделал для вас? — невинно поинтересовалась я.

— Гарланд был одним из старых и самых близких приятелей моего отца еще со школьных дней. Мой отец упал с лошади и сильно ушибся еще в юные годы, и это помешало ему получить ту работу, которая помогла бы содержать семью. Но пришел Гарланд и устроил его на сидячую работу в свою бухгалтерию. А затем Гарланд начал направлять к нему клиентов. Без его поддержки наша семья вряд ли бы выжила.

У меня были свои представления об альтруизме — я считала, что благотворительность не оказывается без ожидания некоторых дивидендов в будущем. Неужели с самого начала Гарланд Фоксворт положил глаз на эту чудесную девушку?

— Сколько лет было вам, когда Гарланд стал приходить в ваш дом?

— Я помню, что мне было лет пять-шесть. Когда мне исполнилось двенадцать, он купил мне этот чудесный золотой браслет. Видите, я все еще ношу его, — и она протянула мне свою руку.

— В двенадцать?.

— Да. Когда мне исполнилось четырнадцать, мы вместе гуляли по парку. Заболтавшись, я брала его за руку, и он слушал меня с очаровательной улыбкой на лице. Мне с ним было так хорошо. Его прихода я ждала, как самого главного события в жизни. Он поцеловал меня, когда мне исполнилось четырнадцать, — прошептала Алисия.

— Неужели? Только четырнадцать?

— Да, и это было не легкое чмоканье в щеку, — продолжала она, ее глаза блестели.

Лицо мое превратилось в зеркало. Она, наверное, заметила мое крайнее изумление и добавила:

— Мы уже тогда это понимали.

— Нет, мне все же непонятно, как мужчина его возраста и такая юная девушка… как вы могли это осознавать?

— Это была любовь, — ответила Алисия, нимало не смутившись. — Чистая, не запятнанная любовь. Он стал приходить к нам все чаще и чаще. Мы отправлялись на прогулки в экипаже через парк, останавливаясь на несколько часов, чтобы полюбоваться птицами. Мы беседовали долго… я даже не могу сказать вам о чем, наш разговор лился, как одна непрерывная мелодия. Звуки непрерывно текли, но запоминали именно их, а не смысл сказанного, — сказала она и улыбнулась.

Я попыталась представить себе такое счастье, но так и не смогла.

— Я полюбила веселое катание в санях, запряженных тройкой лошадей в те дни, когда в Виргинии выпадали тонны снега. Мы с Гарландом укутывались в толстые одеяла, сжимая под ними руки в кулачках, и выезжали на ветер с лицами, раскрасневшимися от мороза, но с сердцами, горячими от любви. Вы не можете себе представить, как это было здорово.

— Нет, — ответила я печально, — не могу.

— Летом устраивались чудесные концерты в парке. Я собирала нам с Гарландом небольшой завтрак, и мы отправлялись слушать музыку. Затем мы катались на лодке, и я пела ему. Он любит слушать мое пение, хотя у меня совсем нет голоса.

— А вы никогда не задумывались о его возрасте?

— Нет, я считала, что это чудесно, когда мужчина старше и мудрее меня. Он был так счастлив и воодушевлен, что я никогда не задумывалась о его возрасте.

— Однако, откуда вы нашли в себе мужество выйти замуж за человека, который гораздо старше вас? Я не хочу показаться грубой, но он, скорее всего, умрет, когда вы еще не достигнете зрелого возраста. Неужели ваши родители не возражали?

— Мой отец умер за месяц до того, как Гарланд сделал мне предложение. Вначале моя мать была сильно потрясена этим известием и была категорически против. Она приводила те же доводы, что и вы, но меня было невозможно разубедить, и к тому же она обожала Гарланда. Вскоре ей стало понятно, что я люблю его, а разница в годах никакой роли не играет.

— Честно говоря, моя дорогая, я была крайне удивлена тем, что вы решили иметь детей, учитывая возраст Гарланда.

— О, Гарланд ни на что другое и не согласился бы. Он сказал: «Алисия, когда я вместе с тобой, мне только тридцать». И ведь он и правда выглядит на тридцать, не так ли? Ведь так? — требовательно переспросила она, увидев, что я заколебалась.

— Да, он выглядит гораздо моложе своих лет, но…

— Никаких но, для нас любовь — это все, так мы считаем, — сказала она.

Очевидно, ее загипнотизировало ее собственное увлечение. Жестокие и холодные факты реальности не в силах были разрушить этот розоватый миф. Она жила в мире моего застекленного кукольного замка. Конечно, мне было жаль ее, предвидя победу жестокой реальности; но я прежде всего завидовала ее счастью.

— Разрешите мне пойти с вами? Мне очень хочется увидеть вас вместе с детьми. Они прелестны. И я уверена, что смогу кое-чему научиться у вас, — добавила она.

— Вряд ли меня можно считать специалистом по воспитанию детей, — заметила я, но поняв, как она будет разочарована, если получит отказ, разрешила ей сопровождать меня.

Дети сразу полюбили ее, особенно Джоэл. Ее появление заставило его улыбнуться, особенно ему нравилось, когда она брала его на руки. Вероятно, ей удавалось опуститься до их уровня куда лучше, чем мне. Очень скоро она уже вовсю играла в кубики с Малом, а Джоэл спокойно наблюдал за ними.

— Вы можете заняться своими делами, — заметила она. — Я не против того, чтобы побыть с ними.

— Вам следует быть более осторожной на этой стадии беременности, — сказала я ей и подумала, что Малькольм наверняка обрадуется, узнав, что у нее произошел выкидыш.

Эта мысль застряла у меня в голове, цепляясь к моим мыслям, словно репейник к платью. Я никак не могла от нее отделаться, а чем яснее я представляла себе ее выкидыш, тем более счастливой я себя ощущала. Я не могла не опасаться ее будущего ребенка, но по другим причинам, нежели Малькольм. У меня не было его жадности к деньгам, поскольку было ясно, что у нас всегда будет больше того, в чем мы будем нуждаться. Я опасалась, что ее дети будут гораздо красивее моих. В конце концов, их отцом был Гарланд, который, в свою очередь, был не менее, а может быть, более красив, чем Малькольм, а она была такой прекрасной, какой я никогда не мечтала стать.

Я представила себе, как она спускается по винтовой лестнице, оступается и кубарем скатывается вниз по ступенькам, что в результате приводит к немедленному выкидышу. Она была слишком доверчива, чтобы увидеть все эти картины в моем взгляде, когда я смотрела на нее.

С утра до вечера, где бы мы ни встретились с ней, она старалась задать мне вопросы — о Фоксворт Холле, о детях, о слугах и о Малькольме.

— Каков он на самом деле? — допытывалась она. — Гарланд ведь мог приукрасить его.

— Вам лучше попытаться узнать самой, — ответила я. — Никогда не спрашивайте у жены, каков ее муж, вы все равно не получите честного ответа.

— О, как вы правы, — ответила она.

Казалось, мне так и не удастся ничем расстроить ее.

— Вы мудры, Оливия. Я так счастлива, что обрела вас здесь.

Я уставилась на нее. Она действительно так считала, эта глупая девчонка. Неужели она ничего не подозревала? Или ей нравилось, что с ней обращались, как с ребенком?

Я ожидала, что с течением времени чувства Гарланда и Алисии остынут, что некоторое уныние Фоксворт Холла передастся и ей, а позднее, когда наступит девятый месяц беременности, она станет неповоротливой, мрачной, раздражительной. Но этого не произошло. Наши обеды проходили так же весело, как и в день приезда Гарланда и Алисии.

Всякий вечер Алисия настаивала, чтобы Гарланд подробно описал ей свой рабочий день в офисе.

— Не надо считать, что мне это скучно, это твоя работа, а все, что касается тебя, затрагивает и меня.

Какая шустрая, решила я. Она никогда не поймет всех нюансов бизнеса.

— Например, сегодня я изучал перспективность инвестиций Малькольма в два отеля в Чикаго. Он собирается поставлять продукты бизнесменам, сделав ставки более привлекательными для них.

— Как это называется, Малькольм?

—Что?

— Особые ставки?

Коммерческие ставки, — сухо ответил он.

— Господи, ну, конечно. Как глупо, что я задаю этот вопрос. Это такая прекрасная идея.

Прекрасная? — подумала я. Я ждала, что Малькольм взорвется, но его терпимость росла день ото дня. Несколько раз я намеревалась рассказать ему о своих видениях, связанных с выкидышем Алисии. Я хотела увидеть, как его обрадует такая перспектива, но чем ближе был этот момент, тем острее я чувствовала, что Алисия слишком активна и необузданна для женщины на девятом месяце беременности.

— Она бегает вверх и вниз по лестницам, словно у нее под платьем находится воздушный шар. Однажды она поднимала большой горшок с цветами. То и дело я вижу ее в парке с нашим садовником Олсеном, а вчера она перекапывала клумбы вместе с ним. Я хотела предостеречь ее, но она не стала и слушать. Она настаивала на том, чтобы отнести Джоэля в детскую, а стоило мне возразить, как она тут же подхватила его и понесла наверх, несмотря на то, что он тяжелый и неуклюжий.

— Это не твое дело, — ответил муж, когда я рассказала ему о своих опасениях, а сам быстро вышел из комнаты, прежде чем я смогла что-либо ответить.

Вероятно, он не мог, или не хотел даже допустить этого, он был так очарован ее невинными прелестями, что упускал из вида собственные интересы.

Однажды, на последних неделях девятого месяца беременности Алисия стала расспрашивать меня о чердаке.

— О, это довольно интересное место, — сказала я, принимаясь описывать его, а затем сделала паузу. — Но, в самом деле, тебе лучше самой все увидеть, — прибавила я.

Тотчас я представила себе, как она поднимается по шатким узким ступенькам лестницы, затем пробирается по огромному чердаку, то и дело натыкаясь на разбросанные вещи, о которые можно зацепиться.

— Мне так хотелось пройти через эти двойные двери и подняться вверх по лестнице.

— О, есть и еще один путь наверх. Секретный путь.

— Неужели? — Она была заинтригована. — Где?

— Он начинается у дверей чулана, примыкающего к комнате в конце северного крыла.

— О, боже мой, вход в чулан. Вы не хотите пойти со мной?

— Нет, я уже была там, — ответила я. — Я покажу вам дорогу, а там вы сможете позабавиться среди старинных вещей.

— О, я умираю от нетерпения. Пойдемте быстрее, — попросила Алисия, и я повела ее через северное крыло в самую дальнюю комнату.

Она привела ее в восторг.

— Это похоже на убежище. Да.

— Этот дом такой увлекательный, такой таинственный. Я должна расспросить Гарланда об этой комнате.

— Будь любезна, — попросила я. — А затем ты передашь мне его рассказ. Я показала ей дверь в чулан.

— Будь осторожна, — попросила я, когда она оглянулась на меня. — Над первой ступенькой есть шнур. Дерни за него, и на лестнице загорится свет.

Она дернула за шнур, но лампочка не загорелась. Я еще раньше ее вывернула.

— Должно быть, перегорела, — сказала я. — Забудь об этом.

— Ничего, пустяки. Мне все отлично видно.

— И помни, что я просила тебя не подниматься наверх.

— Не будь, пожалуйста, старой ворчуньей, Оливия. Это пустяки.

— Ну, иди. Я буду читать внизу, в передней гостиной.

Она стала подниматься, а я закрыла за ней дверь. Я услышала прерывистое дыхание и смех. Сердце бешено колотилось у меня в груди. Мрак, темнота, эти скрипучие ступеньки и половицы — все это было так опасно для женщины, которая собиралась рожать. Какая доверчивая дурочка, подумала я и отвернулась. Что бы с ней ни случилось, я буду далеко и не смогу ей помочь. Я ее предупреждала, и меня не за что винить.

Я выбежала из комнаты и побежала через все северное крыло. Я не торопясь уселась в гостиной и начала читать, как пообещала Алисии. Мне было трудно сосредоточиться. Всякий раз, когда я поднимала глаза к потолку, то представляла себе, как она спотыкается и падает, может быть, ударившись головой об один из этих сундуков или шкафов.

Позднее, когда я расскажу об этом Малькольму, как это все случилось, он будет благодарить меня. Может быть, немногословно, но, наверняка, благодарность прозвучит. А, может быть, она уже не будет порхать по дому, вызывая улыбки на всех лицах? Может быть, выкидыш отразится на ее красоте, и темнота навсегда окутает ее очи? Отчаяние смоет все ослепительное очарование с ее лица. Голос ее станет более низким и грубым, утратив свою мелодичность. Малькольм уже не будет больше очарован ее болтовней и обольстительными чарами. Когда мы вновь соберемся за обеденным столом, и она вновь заговорит, в тот момент мы все утратим слух.

Я и не заметила, сколько прошло времени, но когда Гарланд и Малькольм прибыли домой, она еще не спустилась. Конечно, первым делом Гарланд спросил о ней.

— О, дорогой, — ответила я, — я сидела здесь, полностью погрузившись в чтение. Она отправилась на чердак довольно давно.

— На чердак? Зачем?

— Чтобы осмотреть его. Ей стало скучно.

— На чердак? — переспросил Гарланд. Его лицо вдруг потемнело.

— Ей не следовало подниматься туда.

— Я ей так и сказала, но она настаивала на своем. Она обозвала меня старой ворчуньей за то, что я отговаривала ее от этого и все равно отправилась наверх.

Он выбежал из комнаты и поднялся по винтовой лестнице. Малькольм стоял в дверях, наблюдая за ним, а затем повернулся ко мне. Никогда прежде я не встречала такого холодного взгляда. Это был странный взгляд, смесь страха и гнева, подумала я. Казалось, он открыл во мне что-то новое, чего не смог заметить раньше.

— Вероятно, тебе следовало бы пойти вместе с ним и посмотреть, не произошло ли что-нибудь, — заметила я.

И вдруг на лице его появилась кривая улыбка, он развернулся и вышел. Вскоре после этого я услышала голос Гарланда, и поторопилась в зал.

— Все в порядке? — спросила я.

Он торопился в южное крыло дворца.

— Что? О, да. Можешь себе представить? Я нашел ее, стоящей перед зеркалом и примеряющей, что бы ты думала, одно из старых платьев Коррин. Надо признаться…

Вдруг позади меня выросла фигура Малькольма, как будто он ждал своего часа за кулисами. Видно было, что он кипит от ярости, и все же… все же… Я увидела этот рассеянный взгляд в его глазах, взгляд, который, если бы я не знала этого лучше, можно было бы назвать любовью.

Две недели спустя, почти день в день, Алисия родила ребенка. Доктор Брэкстен прибыл, чтобы принять малыша. Малькольм и я ожидали в зале. Гарланд вышел на балкон и закричал нам сверху вниз:

— У нас родился мальчик! Мальчик! А Алисия просто умница! Она просто готова танцевать от радости.

— Чудесно, — сказала я.

Он сложил руки вместе и поднял их к небу, прежде чем вернулся в свои апартаменты. Малькольм ничего не сказал, но, обернувшись к нему, я увидела выражение ярости на его лице.

— Я молился, если ребенку суждено родиться, чтобы это была девочка.

— Какая теперь разница? Пошли, посмотрим малыша.

Он остановился в нерешительности, и я отправилась без него. Новорожденный малыш, как только я увидела его в колыбельке, заботливо уложенного туда материнскими руками, почти ошеломил меня. У него были белые волосы и голубые глаза моего сына, но этот ребенок излучал спокойный и прекрасный мир, какого я никогда не видела у малышей. Он смотрел на всех ясными, понимающими глазами, а я знала, что это несвойственно малышам.

Не правда ли, он прекрасен? — прошептала Алисия, придвигая его заботливо поближе к себе. — Я собираюсь назвать его Кристофером Гарландом в честь моего отца Гарланд стоял рядом, гордый, словно молодой папа. В это мгновение он выглядел на двадцать лет моложе. Не правда ли, их пара была чудесной? Может быть, они смогли повернуть время вспять? Или нашли родник молодости, или, может быть, именно это происходит с истинными влюбленными? Никогда я так не завидовала и не ревновала к кому-либо так сильно, как к Алисии в гот момент У нее было все — красота, нежный и любящий муж, а отныне и прекрасный ребенок.

Поздравляю, отец, — сказал Малькольм, появившись в дверях.

Спасибо, Малькольм. Подойди поближе и посмотри на своего сводного брата.

Малькольм стоял позади меня и сверху вниз любовался Алисией и младенцем.

Симпатичный Истинный Фоксворт, — сказал Малькольм Держу пари, — сказал Гарланд. — Сегодня мы выкурим сигары, не так ли, сын?

Да, — сказал Малькольм. — Этого добился ты, отец.

О, я, право, не знаю, как бы он смог этого добиться в одиночку, — улыбнулась Алисия.

При этом даже я улыбнулась. Лицо Малькольма покраснело.

— Ну, я имел в виду… я, конечно, поздравляю, Алисия, — сказал он и наклонился, чтобы поцеловать Алисию в щеку.

По тому, как он закрыл глаза, я поняла, что он хотел, чтобы этот поцелуй длился вечно.

Какой же он лицемер, подумала я. Зная, как он ненавидит малютку, трудно было вынести то, что он выговаривает нужные слова и совершает правильные поступки.

Он быстро встал и попятился назад.

— Я думаю, вам пора отдохнуть, — сказал Малькольм.

Мы с ним вышли из комнаты. Гарланд нанял нянечку для ухода за Алисией в первые две недели, чего не догадался сделать для меня Малькольм. Мы застали доктора Брэкстена в вестибюле, когда он уже собирался уходить.

— Ну вот, Малькольм, — сказал он, — вы можете гордиться своим отцом, так?

— Да, — ответил Малькольм сухо.

— Кажется, я был неправ, — добавил доктор Брэкстен.

— Прошу прощения?

— Судьба в конце концов уготовила появление на свет еще одного Фоксворта в Фоксворт Холле, да? — спросил он.

Мгновение Малькольм ничего не отвечал. Его губы побелели, и он посмотрел на меня.

— Да, доктор, вы были неправы.

Он спустился вслед за доктором по лестнице. Их шаги громким эхом отдавались в доме — эхом, предупреждающим о надвигающемся шторме.