Книга: Двенадцать раундов войны
Назад: Глава пятая
Дальше: Глава седьмая

Глава шестая

Джамаат вышел в путь еще в темноте. В ущелье до устья подсвечивали себе фонарями. Здесь никто не мог их увидеть, поскольку впереди, на самом выходе, дежурил часовой и он предупредил бы об опасности. Часового, естественно, взяли с собой.
В этот раз имам Гойтемир Габисов сам пошел с джамаатом, но уже на первой паре километров пути Джабраил понял, что ходить тот совершенно не умеет. То, как он шел, ходьбой назвать можно было только относительно. Он даже ноги до конца не выпрямлял и постоянно передвигался на подсогнутых ногах, словно готов был вот-вот упасть на колени. Вообще-то обычно в четверг имама отводили до дороги, где его на машине встречал верующий мусульманин из его села и отвозил до дома. До дороги от устья ущелья пять с половиной километров. И моджахеды, которых Джабраил отправлял сопровождать имама, ни разу не пожаловались на то, что имам не умеет ходить. Но они вообще народ такой, что никогда не жалуются. Тем более что к сану имама все относились с уважением.
В этот марш вышли все вместе, и Уматгиреев старался держаться рядом с Габисовым. Ведущий задал темп, привычный джамаату, но, видимо, непосильный для имама. Тот долго пыхтел при ходьбе, а потом спросил амира:
— Твои люди специально стараются меня «загнать»?
— Обычно мы ходим быстрее. Особенно если я становлюсь ведущим. Если я задаю темп, некоторым приходится время от времени переходить на бег. У меня ноги длинные.
Имам, насколько знал Джабраил, был лет на шесть младше его самого. Значит, еще не старый человек. Уматгиреев и себя еще не считал даже стареющим, поскольку стареть, в его понятии, начинают после пятидесяти лет. Но ему еще до пятидесяти оставалось целых шесть лет. А имаму еще не стукнуло сорока. Но он уже был слабым и дряблым.
— Если я дойду с вами до той дороги, то на ней наверняка умру, — чуть не плакал имам. — Хотя, скорее всего, я умру раньше. Я для таких переходов не создан.
Джабраилу было неприятно слушать такие слова. Сам он был человеком гор до последней капли своей крови и никогда бы не пожаловался на трудности. И своих моджахедов точно так же воспитывал. Если нужно было идти, когда кончились силы, они все равно шли. А имам, который приехал к ним, которого приняли с уважением, к мнению которого прислушивались, более того, который даже начал понемногу командовать Джабраилом, — этот имам сам не мог подать пример даже не героического, а просто нормального мужского поведения. И это роняло его авторитет не только в глазах амира Уматгиреева, но и моджахедов, шедших рядом и слышавших нытье Габисова. Конечно, он не воин. Он не привык к боевой обстановке. Но он пытается воодушевлять воинов. А воодушевить их можно только своим примером. И потому Джабраил в ответ на нытье только сказал:
— Если умрешь в пути, мы не бросим твое тело. Донесем до дороги. Или ты хочешь, чтобы несли тебя, пока ты жив? У нас такого не бывает. Мои моджахеды — не рабы, которые носят почетные носилки. Когда строили базу, они носили рабочие носилки. Но живых людей не понесут.
— Но можно же идти медленнее… — проворчал Гойтемир Габисов.
И Джабраил понял, что он попал в точку. Угадал желание имама и своим ответом лишил того надежды на легкое преодоление долгого пути.
— Если идти медленнее, как ты ходишь, мы доберемся до места только послезавтра. Терпи. Ты же тоже мужчина.
Имам Габисов терпел еще около часа. Потом выбрал камень рядом с тропой и даже не уселся, а упал на него, всем своим видом показывая, что сил для дальнейшего пути у него нет. Джабраил посмотрел ему в глаза и не увидел там воли, но увидел упрямство. Но не то, с помощью которого мог бы заставить себя идти, а то, с каким хотел бы заставить относиться к себе иначе.
И все же амир Уматгиреев проявил сострадание и объявил общий привал.
— Так быстро? — громко, видимо, специально для имама спросил гранатометчик Икрам Лорсануков. — Амир, я вот еще не только не устал, я еще и не разогрелся как следует. И другие, думаю, так же.
— Пятнадцать минут отдыха. После этого двинемся дальше. — И тихо добавил сидящему на камне имаму: — Не обижайся, уважаемый Гойтемир, но если ты и в следующий раз не вовремя сядешь, мы просто пойдем дальше. Встретим тот отряд, а на обратном пути заберем тебя, если не догонишь. Но лучше было бы, если бы ты догнал. Я вообще не понимаю, зачем ты пошел с нами. Мы вполне могли бы и без тебя сходить и привести тех моджахедов.
— Они знают меня лично. И пойдут только за мной. Если ты меня бросишь, тебя примут за врага и атакуют.
— Это их беда. Я привык убивать тех, кто меня атакует.
— Их больше. Они имеют большой боевой опыт.
— Тем больший позор им будет, и тем больше славы достанется мне. Но лучше бы ты все-таки сумел найти в себе силы и дошел. Мы и так из-за тебя двигаемся неприлично медленно. Мои моджахеды не привыкли так ползать.
Имам только вздохнул…
* * *
Когда война кончилась, когда пришла новая, уже российская власть, когда не стало уже Иорданца, Джабраил Уматгиреев тоже сложил оружие. Грозный начали бурно восстанавливать. Денег в это вкладывалось много. Наверное, и квартиру свою пусть не восстановить, но сменить на новую Уматгиреев смог бы. Он даже обращался в соответствующие инстанции. Но вопрос всегда сводился к одному. Когда Джабраил сдался властям, ему не смогли приписать никаких преступлений, хотя продержали две недели в камере с другими сложившими оружие. Хоть следователи и знали, что ничего не смогут ему предъявить, но не отпускали. И каждый день вызывали, но не на допрос. Ему в очередной раз предлагали вступить в ряды «кадыровцев». Нужен был авторитет бывшего известного боксера. И он каждый раз отказывался, потому что там, в горах и лесах, еще оставались те, кто не сложил оружие, и среди них было много его учеников, выпускников военно-религиозного учебного центра «Кавказ». Против них воюют «кадыровцы». Так неужели и Уматгиреев пойдет с ними убивать своих бывших учеников? Он учил их чести и мужеству. И старался собственным поведением подать пример. И хорошо их учил. А теперь покажет им, что он их предал? Нет. Это было выше сил и совести Джабраила. И он в очередной раз отказывался. Закончилось все тем, что его все-таки отпустили. Но и позже, когда он стал обивать пороги разных инстанций, добиваясь новой квартиры взамен разрушенной, ему припоминали эти многочисленные отказы. И, устав от этой беготни, он махнул на все рукой и уехал в родной райцентр. Мать тогда очень болела, жена с детьми звала. В поселке после двух войн не было своей школы бокса. Когда-то имелась, но в промежуток между двумя войнами перестала существовать. И Джабраил устроился работать учителем физкультуры в простую общеобразовательную школу. Надеялся начать возрождать поселковую школу бокса. Пусть сначала хотя бы в школьном спортзале. Но у него не было денег на то, чтобы купить перчатки, мешки, груши и все необходимое для тренировок. Обещали помощь местные власти, но предупредили, что не сразу. У власти были и более важные статьи расходования бюджетных средств. После войны, как всегда, требовалось многое восстановить и построить. Уматгиреев согласился ждать и вел пока простые уроки физкультуры. И сам себя поддерживал в спортивной форме. Каждое утро бегал кросс. Это его и подвело тогда…
Маршрут для утренней пробежки был традиционным — из поселка в сопки и без дороги между сопками, там, где меньше растительности и где не нужно без конца поворачиваться боком, чтобы проскочить между двух стволов. Впрочем, иногда, вспоминая былые тренировки, Джабраил специально бегал между стволов и увертывался от них, как увертывался бы от атакующего противника. Именно во время такой тренировки он и нашел в лесу человека. Из двух ран — на боку и на плече — обильно текла кровь. Сразу вспомнилось, что с десяток минут назад ему показалось, что где-то впереди звучат автоматные очереди. Он тогда прислушался на бегу, но больше ничего не услышал. И решил, что треск веток под ногами принял за отделенную стрельбу. И побежал дальше.
Бородатый и, кажется, давно не умывавшийся человек лежал на спине, откинув одну руку далеко за голову, второй зажимая рану на боку, словно пытаясь остановить кровотечение, потому что вместе с кровью его покидали силы. Уматгиреев осторожно подошел ближе.
Раненый приподнял голову и открыл глаза. Лицо было незнакомо, но взгляд этих глаз показался знакомым. Может быть, они когда-то и встречались. И вдруг человек позвал:
— Джабраил… Помоги мне…
Но усилие, затраченное для произнесения нескольких слов, отняло слишком много сил. И голова раненого бессильно откинулась.
Он встал перед раненым на колени, подложил под затылок свою большую ладонь и приподнял бессильно запрокинутую голову. Глаза опять открылись.
— Меня ловят. Джабраил, помоги мне спрятаться…
— Ты знаешь меня? — спросил Уматгиреев.
— Помню тебя… Я у Иорданца служил…
Как бы ни проклинали современные представители власти Хаттаба, у самого Джабраила об Иорданце остались только хорошие воспоминания. Да и не только в этом было дело. Если человек просит о помощи, ему нельзя отказать, даже если этот человек — враг. А этот… Этот раненный, обессиленный человек не был врагом Уматгирееву. И сразу вспомнилось, что жена его по профессии хирургическая медсестра. Она одна сможет помочь этому мужчине. Жена дома. Значит, надо нести раненого домой. Джабраил уже приноравливался, как бы поудобнее взять этого человека, чтобы не причинить ему боль, но тут за спиной послышался голос:
— Стоять! Не шевелись. Стреляю при первом резком движении.
Джабраил встал, поднял руки, но не высоко, примерно так, как поднимал их, принимая в бою стойку, и только после этого неспешно обернулся.
К ним подходили трое «кадыровцев». Автомат первого смотрел прямо в грудь Уматгирееву.
Этот первый, видимо, и был главным.
— Кто такой? Что ты тут делаешь? — Взгляд «кадыровца» перебегал с Джабраила на раненого и обратно. — С ним встречался?
— Я пробежку совершал. Я каждое утро здесь бегаю, — сказал Джабраил. — Слышу, стонет. Только вот подошел…
— Местный, что ли?
— Местный. Учитель физкультуры в школе.
Раненый снова застонал. Глаза его были открыты, но, кажется, он был без сознания.
— Опять стонет…
— Отстонал он уже свое. Я ему говорил, что от меня не уйти. Не поверил. Здесь и подохнет.
Второй «кадыровец» резко и зло стащил с плеча раненого лямку рюкзака. Заглянул внутрь.
— Здесь больше миллиона будет…
— В баксах? — спросил третий.
— Не в рублях же…
— Машину себе новую куплю, — сказал главный. — Давно сменить хочу…
Ствол автомата ушел от груди Джабраила и повернулся в сторону головы раненого.
— А этот… — второй кивнул в сторону Уматгиреева. — Свидетель…
— Нет человека — нет свидетеля…
Джабраил понял, что говорят о нем. И без проблем догадался, что первая очередь достанется раненому, а вторая ему. Но он стоял в боксерской стойке, и ствол автомата не смотрел ему в грудь. Руки автоматически выдали классическую «двойку». Сразу скачок через раненого и еще два удара — боковой и апперкот. И все закончилось. Все три противника лежали без движения. Но Джабраил хорошо помнил, что представился им учителем физкультуры. Теперь найти его нетрудно. Это заставило его поднять автомат и дать три коротких очереди. И только потом склониться над раненым.
— Где они? — Раненый пришел в себя.
— Их больше нет. Как зовут?
— Гайрбек.
— Их больше нет, Гайрбек. Я убил их. А сейчас отнесу тебя к себе домой. Моя жена тебе поможет.
— Она врач?
— Она хирургическая медсестра.
— Мой рюкзак. Там деньги. Это не мои деньги. Мне передать надо.
— Да. Они за рюкзаком и охотились, — почти равнодушно сказал Уматгиреев. — Уже почти делить начали. Хорошо, что на него отвлеклись. Я успел кулаками поработать.
Он забросил лямку рюкзака себе за плечо и взял Гайрбека на руки. Тело раненого оказалось очень легким.
— Пойдем через лесок и огороды, чтобы никто не видел. Соседи заметят, ничего. У меня хорошие соседи. Не предатели…
* * *
Жовсари, жена Джабраила, увидев на крыльце раненого на руках мужа, даже вопросов задавать не стала. Открыла дверь.
— Неси в комнату…
Сама торопливо зашла следом, обогнала, постелила на диван сначала клеенку со стола, а поверх нее одеяло и простыню, чтобы кровь не просачивалась в обшивку дивана.
— Укладывай…
И тут же, сообразив, бегом притащила из соседней комнаты маленькую подушку. И только тогда, когда муж уложил Гайрбека на диван, Жовсари спросила:
— Это кто?
— Его зовут Гайрбек. Раненного в лесу нашел. Просил помощи. Он меня знает по имени. Я его не помню. Говорит, служил у Хаттаба в одно время со мной.
Ей не нужно было объяснять, что муж не мог поступить иначе. Хотя про убитых кадыровцев он ничего ей и не говорил.
— Принеси мою медицинскую сумку…
Она уже взяла с подоконника оказавшиеся там ножницы и разрезала одежду на Гайрбеке. Не всю, конечно, а только в местах, где были ранения. Посмотрела внимательно, покачала головой. Джабраил вернулся с медицинской сумкой жены.
— Тяжелый он?
— Ерунда. Ранения сквозные. В плечо — вообще касательное. Рваная рана. Кости не задеты. А мягкие ткани зарастут. Крови много потерял, это плохо. Сейчас раны зашью и дам ему снотворное. Пусть спит. Такие раны лучше всего во сне затягиваются. Поверни его на правый бок.
Джабраил перевернул и придерживал. Жовсари сначала поставила раненому два укола, и он почти отключился. После этого профессиональными ловкими движениями Жовсари обработала раны по окружности йодом. Джабраил только в этот момент заметил на боку вторую рану, но сразу понял, что это выходное отверстие пули. Спереди вошла, сзади вышла. Или наоборот. Он в ранах тогда соображал мало. Жовсари стала зашивать.
— Придерживай рану, сдави ее пальцами. Что это у тебя? Сними…
— Его рюкзак.
Джабраил сбросил рюкзак с плеча. Стал помогать жене, приближая один конец раны к другому, чтобы полукруглая игла с хирургической нитью смогла захватить оба края. На зашитую рану Жовсари наложила стерильный тампон и приклеила его пластырем.
— Теперь — плечо. Здесь трудно зашивать. Рваная рана. Но я попробую…
Вся обработка ранений заняла немного времени. После этого Джабраил уложил раненого на спину. У Гайрбека были мутные и ничего не видящие глаза. Но все же мозг, наверное, не совсем отключился, и он прошептал:
— Джабраил… Рюкзак… Спрячь…
— Не волнуйся. Я спрячу. Все будет в сохранности.
— Иорданец говорил, ты — человек чести. Спрячь.
Жовсари еще один шприц приготовила.
— Сейчас снотворное дам. Вы будете долго спать. А раны ваши начнут затягиваться. И не волнуйтесь. Джабраил вас не выдаст.
Гайрбек кивнул и закрыл глаза. И уснул, кажется, сразу. Видимо, доза снотворного была лошадиная, а возможно, он сам обессилел.
За дверью стояла мать. Джабраил приветливо кивнул ей.
— Хотела зайти. Думала, помощь понадобится. Да вы сами справились. Идите. Я посижу с ним. Тебе, сынок, уже в школу пора собираться.
— С ним сейчас сидеть не надо, — объяснила Жовсари. — Он до вечера не проснется. А вечером еще один укол сделаю, чтобы ночь спокойно спал.
День прошел как обычно. И на уроках Джабраил вел себя спокойно, словно ничего и не произошло. Но мысленно рвался домой. Он понимал, в какое опасное дело ввязался. И понимал, что трех «кадыровцев» наверняка будут искать. Но думал он о безопасности семьи — жены, детей, матери, о безопасности беспомощного сейчас раненого и совершенно не думал о том, что может случиться с ним, если что-то всплывет и прояснится.
Дома дети, уже подготовленные матерью и бабушкой, вели себя непривычно тихо, не бегали, не шумели. И только изредка заглядывали в комнату, где лежал Гайрбек. Приоткрывали дверь и заглядывали, но порог не переступали. Так Муминат, старшая дочь, и принесла родителям весть, вбежав на кухню.
— Он проснулся. Я заглянула, он лежит с открытыми глазами, на меня смотрит. И подмигнул.
— Если подмигнул, значит, ты ему понравилась, — сказал Джабраил. — Зайду к нему…
Гайрбек при появлении своего спасителя даже подняться пытался. Или хотя бы сесть.
— Лежи, лежи, раны откроются. Ты и без того половину крови потерял.
Раненый послушно лег и расслабился.
— Джабраил, мне позвонить надо, чтобы рюкзак забрали. Можно, за ним сюда придут?
— Можно. Сможешь позвонить? — Джабраил протянул свой мобильник.
Гайрбек набрал номер. Ему сразу ответили. Разговор велся на арабском языке. Несколько раз прозвучали имя и фамилия Джабраила. Потом разговор закончился. Раненый вернул телефон.
— Сегодня не успеют. Завтра после полуночи. Встретишь?
— Конечно. Рюкзак у меня в комнате. Но я вот с тобой посоветоваться хотел…
И Джабраил высказал мысль, которая пришла ему в голову утром во время урока физкультуры. Мысль была простая. Будут искать пропавших «кадыровцев», найдут тела. Могут прочесать весь поселок. Может, лучше самому Джабраилу завтра утром, во время пробежки, найти тела и заявить в милицию? Тогда на него не падет подозрение и его дом не станут осматривать. Подумав, Гайрбек согласился, что это лучший вариант…
* * *
Утром все так и получилось. Джабраил отправился на пробежку в уже высушенном после стирки спортивном костюме — вчера утром сильно испачкал его кровью и потому на уроках физкультуры был в другом. И «нашел» тела убитых. Развернувшись, он пробежал мимо своего дома до центральной площади поселка, где располагалась районная полиция, тогда еще называемая милицией. И на крыльце встретил школьного товарища майора Тарамова, как знал Уматгиреев, командира районного СОБРа. Ему и рассказал о своей находке. Тот обрадовался.
— А нас хотели на поиски гнать… Пойдем, доложим дежурному, он — начальнику. Сейчас возьмем машину, съездим туда.
Дежурный записал показания, дал Джабраилу прочитать и подписать. И только после этого пошел вместе с показаниями к начальнику отдела. Вернулся оттуда быстро.
— Берите любую машину. Начальнику уже с самого верха звонили три раза. Требуют найти. Везите сюда. И быстрее…
Тарамов позвал с собой пару ментов. Поехали на тряском «уазике», в который можно было загрузить тела. Машину, правда, пришлось оставить на опушке леса под сопкой.
— А тебя-то сюда каким ветром занесло? — спросил Тарамов.
— Я здесь каждое утро бегаю.
— Стрельбы не слышал?
— Сегодня — нет. Вчера то ли стреляли, то ли показалось… Когда бежишь, ветки под ногами скрипят, дыхание… Слышно плохо…
— Понятно. Далеко еще?
— Почти пришли. Где-то здесь…
Джабраил умышленно путался и даже сначала не туда повел ментов. Но скоро сориентировался и нашел место. Показал.
— Помоги нести… — не попросил, а потребовал Тарамов.
Сам он не хотел нести тела. Он только автоматы подобрал.
«Кадыровцы» оказались несравненно тяжелее, чем Гайрбек. И пришлось попотеть, прежде чем донесли всех троих до машины.
Но в отдел милиции Джабраил снова не поехал. Показания он дал, подписал, погибших таскал, а дальше пусть сам Тарамов таскает. А ему пора в школу собираться. Уроки не ждут. Но уже после третьего урока в спортзал заглянул директор школы и сказал, что Джабраилу срочно требуется зайти в милицию. Пришлось вместо урока снова туда отправляться. Уже около стойки дежурного стояло человек двадцать «кадыровцев». Дежурный провел Джабраила в кабинет на первом этаже. Кабинет тоже был полон «кадыровцами». Уматгиреева снова допрашивали, причем долго и нудно, с подковырками. Но он отвечал кратко и односложно. Понимал, что с краткими ответами запутаться сложно. И все обошлось. Он ни в чем не запутался. А «кадыровцы» поехали прочесывать лес и ближайшие сопки.
— Я завтра утром снова на пробежку отправлюсь, — пошутил Уматгиреев. — Вас искать, или как? Может, сами найдетесь…
Назад: Глава пятая
Дальше: Глава седьмая