– И как, Вал Саныч, пистолеты? – подполковник Лученков, заместитель командира бригады спецназа ГРУ и начальник боевой подготовки, выдвинув, как из ящика, из своей маленькой и юркой машины «Судзуки Джимни» неприлично широченные плечи, встретил отдельную мобильную группу подполковника Свентовитова на выходе с тренировочного полигона, сразу за шлагбаумом у будки внутреннего часового. – Что хорошего расскажешь?

Полигон имел обширную зону отчуждения, поскольку там проводились не только простейшие занятия – скажем, по прохождению полосы препятствий спецназа, существенно отличающейся дистанцией и сложностью от такой же общеармейской полосы, – но и совмещенные с занятиями стрельбы, и потому усиленно охранялся, чтобы не допустить посторонних в возможную зону поражения выстрелом. А зона эта имела расплывчатые контуры и не определялась четко. В любом месте при прохождении полосы компьютер, используя в расчетах систему случайных чисел фон-Ноймана, то есть тот же принцип, что используется во всех лотерейных автоматах, давал команду машине, посылающей мишени в полет или в движение. И машина тут же «выстреливала». Причем и мишени были разными – в машину можно было зарядить и пустую консервную банку, и бегущего фанерного человека. Скорость их полета или бега была разная, и даже направление полета мишени могло варьироваться от горизонтального до вертикального, и практически никогда не повторялось в одном месте. За исключением повторений следила специальная программа-блокиратор того же управляющего компьютера. И стрелять приходилось из того оружия, что было в руках, в соответствии с приказом командира, то есть и из автоматов, и из пистолетов, одного или двух, в зависимости от плана подготовки – на бегу, при ползании под колючей проволокой, за спину, вперед, в стороны и даже почти одновременно. Каждый раз компьютер, фиксирующий с помощью фотоэлементов нахождение бойца, подкидывал новую, более сложную задачу, считая ее максимально приближенной к боевой, а иногда и активировал взрывпакеты, если боец не мог самостоятельно определить их взглядом и оказывался на опасной для себя дистанции от «заминированного» участка. Работать на полосе, несмотря на все сложности, бойцы любили, потому что это было намного интереснее, чем, скажем, ползанье в зарослях под присмотром таких же фотоэлементов и микрофонов, чуткостью сравнимых с человеческим ухом, которые при обнаружении ползущего поднимали тревогу.

Полигон был новинкой, оборудованной за счет средств, добытых всеми правдами и неправдами самим спецназом ГРУ, вплоть до того, что снималось финансирование с ремонта квартир в ДОС бригады, чтобы заткнуть необходимые дыры в оборудовании полигона. И приесться такие занятия еще не успели. Пока шла отладка оборудования, полигон использовался только для занятий отдельных офицерских мобильных групп, но вскоре сюда же планировалось запускать и солдат, хотя для них программа готовилась менее сложная, которую реально было освоить за укороченный период службы, хотя и с трудом.

В данном случае отрабатывалась стрельба из недавно полученных по программе перевооружения пистолетов Ярыгина «грач». Первыми оружие должны были опробовать тоже отдельные мобильные офицерские группы как наиболее подготовленные в боевом плане и способные дать грамотную характеристику новинке.

– Разве что тяжеловат, – вяло ответил подполковник Свентовитов, избегая давать оружию, только-только опробованному, преждевременную категоричную характеристику. – Хотя и легче «стечкина», но тяжелее «макарова». А так бой вроде бы хороший, прицел удобный. По ощущениям на «беретту-92» похож. Может быть, чуть-чуть более конкретный. Более подробно скажу после нескольких стрельб.

– Хорошо. Оборудование работало без сбоев?

– Есть некоторые моменты, которые нужно «доводить».

– Рапорт напиши.

– Напишу. А ты что, Андрей Ильич, специально с этим вопросом приехал?

Подполковник Лученков приехал с другим вопросом – это Валентин Александрович понял сразу, только увидев на правом пассажирском сиденье человека в гражданской одежде и в возрасте, в котором проходить даже простую армейскую полосу препятствий уже бывает сложновато, не говоря уж о полосе препятствий спецназа ГРУ. И человек этот, чтобы слышать разговор двух подполковников, наполовину приспустил в дверце стекло, словно мечтал подышать гарью, идущей от недалеких бушующих лесных пожаров. В обыденной обстановке без очевидной необходимости никто старался стекла в дверцах машин не опускать.

– Нет, я за тобой. Отправляй своих, пусть пивка попьют после работы. В такую погоду пивко будет кстати, а мы с тобой поехали.

– Они у меня, Андрей Ильич, пиво не пьют ни при какой погоде.

– Что так, трезвенники?

– Нет. Просто я сумел их убедить, что от литра водки вреда меньше, чем от литра пива.

– Вреда? – не понял Лученков. – А я вот, грешен, любитель… Да еще с рыбкой…

– Основа пива – шишки хмеля и солод. Шишки хмеля в большом количестве содержат фитоэстрогены. Эстроген – это женский половой гормон, противоположный мужскому тестостерону. В организме мужчины фитоэстрогены давят тестостерон, вследствие чего у мужчин увеличивается грудь, расширяется таз, перестают расти борода и усы. Кроме того, подавляется половая энергия, превращая мужиков в баб. У женщин избыток эстрогенов вызывает онкологические гинекологические заболевания, да и просто разрушает организм. Таким образом, мы всей группой пришли к выводу, что пиво – это напиток педиков, а для людей вреден. Как и современная колбаса, которую мы тоже не едим.

– А за что колбасу обижаешь? – спросил Лученков.

– В современной колбасе мяса нет, в основном соя. А в сое фитоэстрогенов еще больше, чем в хмеле. Кстати, говорят, что много этой гадости и в клевере. И когда стадо коров пасется на клеверных лугах, у коров катастрофически падает рождаемость. Я надеюсь, что в семьях моих офицеров рождаемость падать не будет…

Лученков сначала только пожал плечами, потом все же ответил:

– Озадачил ты меня. А я вечером мечтал пивка попить… Теперь подумаю. Ладно, едем.

Грузовой тентированный «КамАЗ», на котором ОМОГ Свентовитова приехала на полигон, стоял неподалеку. Офицеры группы уже услышали приказ заместителя командира бригады и, не дожидаясь дополнительного приказа своего командира, направились к грузовику, а Валентин Александрович – к маленькому внедорожнику подполковника Лученкова. Человек в гражданском вышел из машины, кивнул, здороваясь со Свентовитовым, и посторонился, давая возможность Валентину Александровичу сдвинуть переднее сиденье, чтобы усесться на заднее. Иного способа загрузки пассажиров в «Судзуки Джимни» не предусмотрено конструкцией. Лученков с пассажиром заняли свои места, и машина двинулась в сторону военного городка, не дожидаясь грузовика…

Пересекли военный городок, непривычно пустой в то время, когда большая часть солдат были заняты на тушении лесных пожаров и на защите окрестных деревень от огня. Там же находилась и значительная часть техники, которую можно было использовать. Заместитель командира бригады по технической части нашел где-то в соседнем городке бригаду слесарей-сварщиков, привез хороший листовой металл и умудрился поставить на две боевые машины пехоты плуги, поднимаемые в случае ненадобности стандартными лебедками. Эти БМП, заменяя дефицитные в такое время бульдозеры, окапывали деревни высокими рвами и валами, через которые огонь перескочить был не должен. Саму территорию воинской части и ее подведомственные строения окопали в первую очередь. Имеющиеся в наличии в бригаде три пожарные машины постоянно держали на дежурстве, но часто приходилось выезжать и на помощь гражданскому населению. Боевая учеба в такие сложные дни была отложена до лучших времен, и только три ОМОГ продолжали подготовку. Все они готовились к скорой командировке на Северный Кавказ. Подполковник Свентовитов после приезда Лученкова прямо на тренировочный полигон резонно предположил, что его группу командировка ждет скорая и, возможно, отличная от привычных, потому что человек в гражданском явно прибыл для того, чтобы именно с Валентином Александровичем познакомиться. Знакомство состоялось, хотя представления пока еще не было.

Машина остановилась у штабного крыльца. Вышли сразу, и подполковник Лученков повел всех не на третий этаж в свой кабинет, а на второй, в кабинет начальника штаба бригады. Впрочем, начальника штаба на месте не оказалось, да его и не должно было там быть. Свентовитов знал, что полковник уже несколько дней сам командует тушением лесных пожаров и не возвращается в расположение части даже на ночь.

– Кабинет в вашем распоряжении, – подполковник Лученков открыл дверь вытащенным из кармана ключом и передал его не Валентину Александровичу, а человеку в гражданском. – Я в приемной посижу. Если что, зовите. Там есть кнопка под столешницей слева. Звонок громкий, я услышу.

Человек в гражданском вошел первым. Свентовитов проследовал за ним, не дожидаясь приглашения, но интересуясь, куда гость сядет. Тот сел на место начальника штаба и показал рукой на место против себя. Валентин Александрович сел.

– Ну, вас и о вас я кое-что знаю. Теперь разрешите и мне представиться, – сказал человек в гражданском. – Генерал-майор Дошлукаев, Федеральная служба безопасности. Зовут меня Михаил Викторович. Поскольку я не в форме, наверное, можно меня называть по имени-отчеству. Пора мне, кажется, привыкать… Да сиди ты, сиди… – пресек он попытку подполковника встать по стойке «смирно». – Нам с тобой много беседовать, а беседовать лучше сидя. И к этому мне, возможно, пора привыкать…

– На пенсию собрались, товарищ генерал? – спросил Свентовитов, пытаясь поддержать почти душевный тон генерала.

– В отставку, – ответил тот, не уточняя, по каким обстоятельствам он думает об отставке. – Но об этом как-нибудь… Не за пивом, а за чаем. Чай фитоэстрогены не содержит?

– Не слышал. Едва ли.

– И хорошо. Значит, как-нибудь чайку попьем. Я зеленый люблю. А сейчас давай о делах.

Валентин Александрович молча кивнул. Он не умел быть подобострастным перед старшими по званию. Хотя общаться с генералами привычки не приобрел, поскольку в спецназе ГРУ вообще генералов нет. Там даже командующий имеет только полковничью должность и носит одинаковые погоны с командирами бригад и с несколькими начальниками штабов бригад. Тем не менее легкое напряжение подполковник все же чувствовал.

– Мне о тебе самом и твоей группе рассказывал мой начальник генерал-лейтенант Тарасько. Ты тогда на учениях ловко всех провел – и наших, и внутривойсковиков оставил с носом. Это именно та причина, по которой в нашей операции решено задействовать именно твою группу, а не наш спецназ. Ты хорошо генерал-лейтенанта знаешь?

– Видел минут 20.

– Значит, он тебя хорошо знает. Расскажи, как наш спецназ умудрился вас из своей ловушки выпустить?

– Просто. Они мимо нас прошли, а мы ушли им за спину, а потом между вашими и внутривойсковиками через кусты проползли, – проявил скромность Свентовитов.

– Насколько я знаю, островок, куда вас загнали, был окружен полностью. И по реке, и по суше. Как наши мимо прошли? Не очень представляю.

– Да просто, товарищ генерал. Мы им даже мостик сделали. Они по нему и прошли. Там бревна лежали спиленные, противопожарную просеку делали. Мы бревна и перетаскали. И положили их почти на воду. А чтобы не уплыли, на плечах их держали. Ваши по нашим плечам прошли и нас не увидели. Для этого нам, правда, пришлось рожами в грязи искупаться. Но ничего, грязь смывается…

– Да, террористы из ваших парней получились бы отменные, – оценил генерал умение спецназа ГРУ маскироваться.

– Мы не террористы. Мы – диверсанты. Военные разведчики – диверсанты. Я лично вижу в этих терминах большую разницу.

Голос подполковника звучал достаточно твердо. И генерал не стал настаивать на своей формулировке. Он вообще, кажется, проникся восхищением.

– Разве в названии дело? Дело в том, как дело делается, и какое дело! Извини уж за такие филологические то ли изыски, то ли извращения. Но нас очень устраивает умение твоей диверсионной группы работать, умение дело делать. Теперь вопрос на засыпку. Это все были заготовленные варианты? Разведка сработала?

– Исключено. Опечатанные пакеты с легендой вскрывали при нас и при представителях каждой из сторон. Сургучные печати, конечно, можно так вскрыть, что потом никто не догадается, только зачем это делать? Кажется, легенду не знало даже руководство учений. Мне, по крайней мере, именно так показалось. Там были открытые вопросы, которые прорабатывались на ходу, уже рабочим порядком. И все наши действия построены на импровизации.

– Трудно в это поверить, – генерал отчего-то вздохнул.

– Можно поверить. Вы бы, товарищ генерал, не ждали нас сегодня на КПП с подполковником Лученковым, а прошли на полигон и посмотрели на наши занятия. Тогда бы вы больше поняли. Еще лучше, сами попробовали бы пройти дистанцию хоть раз. Хотя бы уполовиненную полосу, солдатскую. Но я и объяснить могу. Любая импровизация возможна, когда существуют во множественном числе наработанные варианты. Чем больше вариантов, тем легче найти аналогию и наиболее подходящий способ действий. А все остальное делается уже за счет тренированности. Физическая подготовка, умноженная на умение терпеть все, причем неограниченное количество времени, – это в нашей специализации главное. Так что, не хотите полигон навестить?

– Это не мой профиль. Я больше специализируюсь по выработке разных хитростей, сидя за картой или над материалами какого-то дела. У вас наработки боевой деятельности, у меня наработанные базы данных. Я тоже использую аналогии, только в другом профиле. А в итоге мы друг без друга не можем. Но мы друг другу нужны, потому что одно дело делаем.

– Здесь я соглашусь. И готов выслушать, какие хитрости вы для нас придумали. Для диверсантов, которых вы готовы к террористам отнести.

Это уже было сказано без прежней серьезности, и генерал понял тон сказанного. Но тут же решил перейти на более деловой тон:

– Слушай, диверсант. Только в данном случае задача будет, пожалуй, более близкая к термину «террорист», если вообще не применять криминальную терминологию, в которой я, признаюсь, не силен, поскольку с криминалитетом дела имел мало, а если и доводилось, то всегда старался избегать их словечек. Не по нраву они мне. Это президент наш может даже в телевизионном выступлении так говорить. А нам, простым смертным, это не дозволительно.

– Рад поработать с культурным человеком, – согласно кивнул подполковник Свентовитов. – Я слушаю вас очень внимательно.

– Начать я вынужден буду издалека…

– Тогда я смогу, думаю, больше понять.

– Именно это мне и нужно. Чтобы ты всю серьезность и ответственность дела не просто понял, но и прочувствовал. Иначе, без этого осознания, можешь вообще, чего доброго, отказаться от операции. Я не буду, конечно, говорить, что не советую этого делать, потому что подобные слова будут похожи на угрозу, а таким людям, как ты и твои парни, угрожать рискованно. Я просто скажу, что твоя группа – это лучшее, что мы смогли найти для выполнения такого, я бы сказал, щекотливого задания. И опасного, поскольку, с официальной точки зрения, оно должно преследоваться не только нашими законами, но и законами других стран, а мы в данном конкретном случае не сможем обеспечить прикрытие никаким образом. Мы вообще вынуждены будем в случае провала от тебя откреститься.

– «Автономка»… – с пониманием сказал подполковник Свентовитов. – Это нормальное понятие. Для всех нас нормальное, хотя только теоретически. Мы знаем, что иногда такая работа должна встречаться, но на нашем коротком веку мою группу подобные варианты стороной обходили. И я понимаю, что для осознания ответственности порученного одного приказа может быть мало. Единственное, что меня в данном вопросе беспокоит – это отношение моего непосредственного командования к конкретной операции. Если операция перешагивает черту закона и операция при этом разрабатывается и проводится другим ведомством, не имеющим к Министерству обороны никакого отношения, мне и моим офицерам необходим будет приказ по перекомандированию.

Генерал Дошлукаев согласно кивнул:

– Это естественное положение вещей. И я ждал такого условия, или, точнее, вопроса, и потому начал именно с него. Конечно, даже командир вашей бригады не может взять на себя ответственность. К вашему «директору мебельного магазина» мы обращаться не стали, потому что это дело вообще выше уровня его интеллекта; кроме того, все знают, как к нему относятся в войсках. Его распоряжение могло бы только повредить делу. А если бы он вообще попытался проявить инициативу, это уже грозило бы полным провалом и трагедией для страны. Мы обратились напрямую к начальнику ГРУ и командующему войсками спецназа ГРУ и получили согласие, хотя тоже не сразу. Пришлось и им сообщить предысторию, которую я собрался рассказать тебе. Такой уровень согласования тебя устроит?

– Вполне.

– Отлично. Согласие мы получили. И только после этого меня направили к вашему командиру бригады – и, в итоге, мы сидим с тобой в этом кабинете и беседуем. А результатом нашей беседы должно стать насильственное возвращение на родину некоего специалиста, покинувшего некогда пределы страны вместе с документами, выкраденными из лаборатории, в которой он работал в советские времена. Лаборатория потом сидела без финансирования, как и весь Институт физических проблем, и многие специалисты покинули стены заведения. В поздние годы перестройки это было обычным явлением. В число эмигрантов попал и наш Объект. Но он оказался человеком прозорливым и предвидел, куда идет дело. Предательство Горбачева привело к тому, что все материалы из архива Института физических проблем были предоставлены американцам. В том числе и материалы по созданию так называемых «лучей смерти». Это мощнейшее оружие, созданное в качестве проекта еще в конце 40-х – в начале 50-х годов под руководством академиков Капицы и Ландау, по своему потенциалу значительно превосходило вошедшее тогда в моду ядерное оружие. Но проект был заморожен по приказу Берии, который лично курировал всю советскую ядерную программу. Тем не менее в более поздние годы все-таки был создан комплекс «Гранит», о котором в широких кругах пока известно мало. Он существует в нескольких опытных образцах, и держатся эти образцы в законсервированном состоянии по причине отсутствия некоторой ключевой документации. Так вот, американцы, когда в горбачевские времена были допущены к архивам Института физических проблем, тщетно эти документы искали. Они исчезли. Исчез и наш Объект. Как нам известно, он скрылся вместе с этими документами, которые намеревался продать так, чтобы стать весьма значительным человеком в современном мире. Он предлагал документы разным странам. Но никого не устроила цена, которую Объект запрашивал, потому что никто не верил в возможность создания такого оружия. История в чем-то схожа с сюжетом книги про гиперболоид инженера Гарина. В настоящее время Объект нашел состоятельного финансиста и создал небольшой образец оружия, разработанного в Советском Союзе. Причем разработанного не им и даже не под его руководством. Он был просто одним из научных сотрудников лаборатории. Права на это оружие, по логике, принадлежат России как правопреемнице СССР. Но дело даже не в этом, не в справедливости, а в том, что небольшой образец оружия предназначен для демонстрации возможностей большой установки, создать которую можно только при государственном финансировании. По данным нашей Службы внешней разведки, Объект собирается провести испытания, а потом объявить своеобразный аукцион. Причем ему, насколько нам известно, безразлично, кому установка будет продана. И в настоящее время интерес к ней проявляют даже террористические организации исламистского толка.

– Признаться, мне мало верится в возможность существования современного «гиперболоида». Пусть он и создан в Советском Союзе. Поражающая сила луча слишком мала, чтобы стать серьезной и значимой величиной. Кажется, американцы проводили испытания такого оружия и в результате отказались от проекта «звездных войн».

– Комплекс «Гранит» использует как поражающий фактор не лазер, а мазер. Это устройство, использующее луч в радиочастотном диапазоне. Лазер там тоже имеет место, но только как средство точного наведения. «Гранит» несколько раз испытывали, и результаты были впечатляющие. Самый наглядный пример, о котором мне известно: когда американские космические челноки «Шаттл» стали регулярно летать над нашей территорией и американцы вообще никак не реагировали на все меры дипломатического протеста, в дело запустили именно «Гранит». Правда, на очень ограниченной мощности. В результате удара мазера весь экипаж «Шаттла» на несколько часов потерял сознание, и челнок стал неуправляемым, потому что вся его аппаратура вышла из строя. Экипаж впоследствии сажал челнок в ручном режиме на той резервной аппаратуре, что была отключена в момент получения удара и потому могла еще функционировать. Такого аргумента хватило, чтобы полеты над нашей территорией прекратились.

– Да, наверное, это хорошая штучка, – сдержанно сказал подполковник Свентовитов.

– Это пустяки в сравнении с главными возможностями подобного оружия. Американцы пошли чуть по другому пути, создав проект ХААРП. В распоряжении американской «лаборатории Филипса» в настоящее время три мощных антенных поля – на Аляске, в Гренландии и в Норвегии. Эти поля способны производить выброс ионных пучков высокой мощности, которые, достигнув плотных слоев стратосферы, отражаются от них, как от зеркала, и возвращаются на землю. Просчитать попадание несложно, поскольку закон физики говорит, что угол падения равен углу отражения. И есть основания считать, что экстремальная жара этого лета есть не что иное, как испытание американцами этого оружия. Но комплекс «Гранит» несопоставим по финансовым и энергетическим затратам с ХААРПом, теоретически обладая при этом большими возможностями, и работать может на том же самом принципе отраженного луча. Не хватает малого – ключевой документации. Современные ученые говорят, что им для воссоздания достаточно мощного «Гранита» требуется не менее 30 лет и колоссальное финансирование. К сожалению, ни Ландау, ни Капицы, которые все просчитали теоретически, не имея даже компьютера, в современном ученом мире России не просматривается.

– И документы очень нужны… – сделал вывод подполковник.

– Желательно вместе с Объектом, – добавил генерал. – С чего думаете начать готовиться?

– В какой стране будем работать?

– В Польше. Страна – член НАТО. Это уже многое говорит. И с традиционным негативным восприятием российских интересов.

– Понятно. Однако поляки – братья-славяне, и их легче понять, чем, скажем, немцев. Кстати, у меня в группе есть этнический поляк – старший лейтенант Лассовский. Начнем с простейшего. Сегодня же выскажу группе запрет на бритье. Нам всем, как я полагаю, желательно потерять облик офицеров…

– Что тебе, Сарбаз? – спросил высокий стройный человек в чалме, коротко глянув на вошедшего в палатку, и разжал кулак, в котором задумчиво держал свою длинную бороду.

– Мне, господин полковник, необходимо в Чарсадду съездить, – наклонив голову, согласно восточному обычаю, тем не менее не настолько сильно наклонив, чтобы это движение можно было принять за самоунижение, сказал вошедший. Голову он именно наклонял, а не склонял. – Все аккумуляторы сели. Зарядить необходимо.

– А что дизель? Чем не устраивает?

Дизельная станция на тракторной тележке обеспечивала электричеством два с небольшим десятка палаток в палаточном городке афганских пуштунов, нашедших здесь, согласно официальной версии, статус политических беженцев. Дизельная станция была небольшая и не сильно прожорливая, несмотря на круглосуточную работу, и давала возможность так называемым беженцам пользоваться определенными благами цивилизации.

– Скачки напряжения слишком сильные. Боюсь, полетит компьютер. Вчера в нижней большой палатке холодильник сгорел. Аккумуляторы надежнее. Я ненадолго. Часа за три управлюсь. И два часа на дорогу туда и обратно. Всего пять часов.

– Ладно. Возьми мой «уазик». Я позвоню на выезд. Скажу, чтобы пропустили. Дождей уже два дня не было. Должен проехать. Дорога почти подсохла.

Полковник Харун Самарканди хорошо знал, что Сарбаз устроил жену с малолетними сыном и дочерью, в отличие от большинства бойцов отряда, не в нижнем гражданском лагере, а в городке у дальних родственников своего отчима. Это создавало, понятно, свои удобства, но и неудобства тоже были. Сарбаз стеснялся откровенно сказать, что ему хочется навестить семью, и каждый раз придумывал какую-нибудь новую причину для поездки. Самарканди понимал состояние парня, но он не был настолько добрым, чтобы потакать расслаблению в такой трудный для всех период; однако полковник настолько нуждался в Сарбазе, грамотном инженере-компьютерщике, что позволял себе и тому расслабляться. Тем более что скачки напряжения дизельная электростанция все-таки давала, и сжечь компьютер было бы большей бедой, чем сжечь холодильник.

Сарбаз направился к выходу, теперь уже склонив голову с благодарностью и даже приложив руку к сердцу, и Самарканди добавил ему в спину:

– Но постарайся все же побыстрее вернуться. Сегодня может прийти нужное сообщение, и нам, возможно, потребуется уехать. Ты можешь поехать со мной. Это еще не точно, но твоя работа может понадобиться.

Сарбаз обернулся:

– Надолго?

– Не могу сказать точно. Все зависит от того, как пойдут дела.

– Мне позволено будет спросить, куда?

– В Европу. Самолет уже готовят к вылету. Значит, и тебе нужно поторопиться.

– Для такой поездки тем более нужны свежие аккумуляторы. Я подкуплю комплект.

– Их можно будет в Европе подкупить. Там и дешевле, и проще.

Сарбаз снова поклонился и вышел.

Когда отряд талибов вместе с семьями вышел из Афганистана через пакистанскую границу, здесь, в Северо-Западном Пакистане, родственные пуштунские племена встретили их хорошо, и местная администрация помогла чем смогла. И можно было бы спокойно отсидеться в палаточном лагере до лучших времен. Кто-то и предпочел бы отсидеться, но только не афганцы. За всю историю страны они выдержали множество массированных нашествий, начиная Александром Македонским, захватившим Согдиану и Бактрию, и кончая англичанами в конце девятнадцатого века и русскими во второй половине века двадцатого. Но никто не сумел покорить афганцев, несмотря на то что сами афганцы состояли из множества народов, не всегда находящих общий язык друг с другом. Однако когда появлялся внешний враг, объединялись все племена. Так было в веках, так продолжалось и теперь. Следующее нашествие стало самым безжалостным и массированным – американское. Но никто уже не знал, сколько американцы смогут здесь продержаться. Они не умеют жить в условиях постоянной войны. А афганцы умеют.

Чтобы сократить срок пребывания американцев в Афганистане и, соответственно, свой срок пребывания в Пакистане, полковник Самарканди довольно часто сам или с помощью своих младших командиров возвращался на родную землю, чтобы нанести неожиданный удар и уйти туда, куда американцев не пускают. И только в последние два месяца американцы стали жить чуть-чуть спокойнее. Северо-Западный Пакистан залило ливнями, вышли из берегов все реки и ручьи, смыло множество населенных пунктов, деревень и небольших городов, и миллионы людей, как говорили, остались без жилья и без средств к существованию. И беженцы-афганцы, устроившие свой лагерь в таком месте, где их никакое наводнение достать не смогло бы, находились в лучшем положении, чем местные жители. Конечно, с продовольствием и у афганцев стало хуже. Но все же они имели собственные склады с запасами. И держались пока без голода. А в последний свой поход на родину полковник вернулся с целым караваном продовольствия, добытого с правительственных складов. Этих запасов хватило бы надолго, но Самарканди умел ценить доброе к себе отношение, оставил месячный скудный запас, а все остальное приказал раздать местным жителям, которые когда-то поддержали его. Да и находились местные пуштуны сейчас в гораздо худшем положении, чем пуштуны афганские. Помощь им требовалась незамедлительная, а крупные государства и даже сам Пакистан слишком долго раскачивались с помощью официальной, словно не понимали, что пустой желудок ждать не умеет. И если помощь не подоспеет вовремя, то она и вовсе никому уже не понадобится.

Эти затяжные ливневые дожди делали мир вокруг неузнаваемым. По времени года следовало бы, скорее, ждать сильной и привычной засухи. Так было всегда, из года в год. А тут вдруг все в природе перевернулось, и в самые обычно жаркие летние месяцы солнце не сумело пробиться сквозь пелену туч.

Впрочем, такая погода вовсе не мешала полковнику Самарканди заниматься теми делами, которыми он привык заниматься. Правда, сейчас он вел подготовку к делу намного более сложному, чем привычные уже вылазки в родные земли, где старался доставить как можно более крупные неприятности натовским солдатам и их подставной власти. И подготовка входила уже в завершающую фазу. Правда, дело это было не его личной инициативой; тем не менее полковник Самарканди со своими людьми намеревался сыграть в нем главную роль. Вернее, именно ему отвели главную роль люди, которые подготовили для него информацию и разработали операцию. Начаться операция должна была вот-вот, и Харун Самарканди ждал только сигнала. Ждал, по сути дела, в полной готовности. Ему и его людям даже самолет выделили, чтобы добраться до места, откуда возможно будет по заранее выписанным новым и чистым документам вылететь в Польшу. А пока полковник дожидался того, кто должен был дать ему последние наставления. Человек этот никогда не показывался на публике в том виде, в котором его знал Самарканди. И был при этом важной и публичной персоной у себя в Пакистане. И очень мало людей знало, что улем Садр ад-Дин, однофамилец иракского оппозиционного политического деятеля и тоже священнослужителя, является далеко не последним лицом в руководстве «Аль-Каиды». То, что два однофамильца в разных странах являлись священниками, не удивляло. С таким именем только священником можно и быть.

Тяжелый звук изношенного двигателя старенького «Лендровер Дефендер» Харун Самарканди услышал издалека, узнал его сразу, хотя в этих местах несколько таких машин, и все с изношенными двигателями, и приказал готовить чай для гостя.

Улема Садр ад-Дина он встретил у полога палатки, поклонился, оценил встречный поклон и сам откинул полог, приглашая гостя и двух его сопровождающих войти. И лишь в палатке сказал:

– Только Аллах знает, как я рад такому дорогому гостю. Присаживайтесь, уважаемый.

– Аллах оценит ваше гостеприимство к его недостойному, но честному служителю, – ответил улем взаимной вежливостью и сел на раскладной походный стул.

Сопровождающие, по внешнему виду простые охранники, окинули взглядами палатку, переглянулись с улемом и, уловив в его взгляде приказание, вышли за полог, и слышно было, как они там разговаривали с женщиной, прислуживающей полковнику. Через несколько секунд она вошла с подносом, чтобы поставить на стол чайники с пиалами и конфеты к чаю. При женщине начинать серьезный разговор улем не стал и задал посторонний вопрос:

– Я давно хочу у вас спросить, уважаемый полковник: вы что, родом из Самарканда?

У пуштунов часто фамилия дается по месту рождения, и потому вопрос Садр ад-Дина удивления не вызвал.

– Мой прадед родился там. И ушел через Пяндж, когда в Самарканд пришли большевики. А мне фамилия досталась уже от него.

Женщина вышла, и полковник сел за стол, чтобы разлить чай по пиалам. Как и полагается, чуть меньше половины пиалы, показывая свое уважение гостю и готовность наливать как можно чаще. Этот обычай в хороших домах всегда соблюдается. И даже в том случае, если домом (хотелось надеяться, что временно) стала палатка, обычая ситуация не отменяла. Гость сделал два неторопливых глотка и только после этого посмотрел на полковника:

– Вы готовы, полковник?

– Я уже давно готов, уважаемый улем.

– Ваши люди все в сборе?

– Я на несколько часов отпустил в Чарсадду своего компьютерщика. Необходимо подзарядить аккумуляторы, а на нашей дизельной станции такие большие перепады напряжения, что…

– Но он вернется сегодня?

– На все, вместе с дорогой, ему потребуется пять часов.

– Это не он встретился нам перед лагерем? На «уазике».

– Да. Я дал ему свою машину. В дальней дороге аккумуляторы должны быть в порядке. В любом случае, как мне говорили, самолет не будет готов раньше вечера. К тому времени он вернется.

– Да, летите сегодня вечером. Но не забывайте, полковник, что вам еще следует добираться до аэродрома.

– Дорога не дальняя. 60 километров до Чарсадды, потом 30 километров до Пешавара. Машины у нас, слава Аллаху, всегда в порядке. Мой механик Хайдар предлагал, кстати, свои услуги, чтобы посмотреть ваш дизель. Говорит, что-то у вас с двигателем не в порядке. По звуку определяет. Он может наладить.

– Спасибо, полковник. Мою машину отлаживать поздно. Она слишком стара, чтобы тратить на нее время. У меня есть более новая, почти современная, но я привык к старушке и не хочу расставаться, пока она не встанет на дороге. А уж тогда… Ну ладно. Инструкции, когда вернется компьютерщик, прочитаете в почте. Там же будет точно указано время вылета. Не опоздайте, самолет ждать не будет. Документы и билеты получите перед пересадкой на гражданский самолет. Там же и оружие сдадите. Я только скажу, что полетите вы до Будапешта. Там вас встретит подполковник Хайрулла и автобусом отправит в Краков. Он же обязан вооружить вас. Оружие на место уже доставлено. К сожалению, с ним будут проблемы. Только пистолеты, и ограничен запас патронов. Но, может быть, Хайрулла расстарается и через польскую мафию добудет парочку автоматов. Впрочем, автоматы могут вам помешать, они слишком заметны. Но вы сами сориентируетесь. Подполковник уже провел предварительную разведку. Он вольется в вашу группу и будет помогать всеми доступными для него средствами.

– В качестве кого он вольется в мою группу?

Харун Самарканди всегда любил точность в формулировках. Недосказанность в таком простом, казалось бы, вопросе может иметь серьезные последствия, поскольку подполковник Хайрулла имеет собственный отряд и привык им командовать. Его отряд до операции не допустили, потому что у него нет таких опытных бойцов, как у Самарканди. Тем не менее разногласия между двумя командирами случиться могут. И потому следует заранее знать, кто какими полномочиями наделен.

– Только в качестве рядового члена вашего отряда, – улем Садр ад-Дин слыл мудрым человеком и сразу понял подоплеку вопроса Самарканди. – Если попытается лезть не в свое дело, можете просто пристрелить. Он вообще не только не наделен вашими, уважаемый полковник, полномочиями, он даже не знает всей сути операции. Подполковник Хайрулла с тремя своими людьми имел конкретное задание по отслеживанию указанного человека, по составлению графика его передвижений и сбора прочей подготовительной информации, которая может вам понадобиться в работе.

– Я понял, уважаемый улем. Люди Хайруллы тоже вольются в мой отряд?

– На ваше усмотрение. Информация собрана у него. Если вам нужны дополнительные силы, можете их взять. Тем более они там уже прижились, присмотрелись и могут что-то подсказать. Если считаете, что они будут мешать, можете их сразу отправить домой. Они уже ориентируются в Европе, наладили связи и с живущими там афганцами, и с пакистанцами и сумеют добраться до дома без поддержки извне. Еще один момент… Почему вам лучше не отправлять домой подполковника Хайруллу. Он связан с несколькими агентами и специалистами, которые могут оказаться полезными в вашей операции. Отсюда, издалека, сложно сразу сказать, кто может вам понадобиться. Передавать вам всех, со всеми знакомить смысла, естественно, нет. Чем меньше людей вас знают, тем лучше. Пусть уж они будут знать Хайруллу, а вы будете просто приказывать. Сам подполковник уже получил приказ о безоговорочном подчинении вам. Я не думаю, что у вас могут возникнуть конфликты.

– Мы с ним определимся на месте, – решил Харун Самарканди. – Если вы, уважаемый улем, не будете возражать…

Сарбаз вернулся даже на час раньше, чем обещал. Он не докладывал полковнику, полностью ли зарядил аккумуляторы для своей техники. Сарбаз вообще докладывал только тогда, когда в этом возникала необходимость, и старался не лезть на глаза командиру, показывая свою активность, как это делают некоторые. Но полковник Харун Самарканди умел понимать людей и потому правильно оценивал отношение компьютерщика к своей работе. Давно прошли те времена, когда компьютер в отряде считался ненужной вещью и вообще чем-то чуть ли не с недобрыми и нечистыми силами связанным. Хотя есть еще командиры отдельных отрядов, которые компьютеры не признают, предпочитая воевать по старинке. Но если уж они так за старину держатся, так и воевали бы не автоматами, а саблей и луком, и ездили бы не на машинах, а верхом на лошадях и верблюдах. Полковник Самарканди умел пользоваться плодами научно-технического прогресса, и всегда с успехом. Конечно, не сам, но привлекая специалистов. Причем нюх на людей позволял ему отыскивать для себя именно хороших специалистов, хотя таковые, как правило, знали себе цену и имели весьма неудобный для других характер. Но Харун Самарканди был командиром уживчивым и ладил со всеми подчиненными, хотя и умел любого поставить на место, если тот начнет переходить грань.

Компьютерщик Сарбаз был не просто компьютерщиком, то есть он не документы для командира готовил и не хорошие или плохие новости из Интернета отлавливал. Он один со своей телефонной трубкой спутниковой связи и неизменными двумя ноутбуками обеспечивал отряд устойчивой связью со всеми, с кем необходимо было ее поддерживать, причем делал эту связь шифрованной. Второй ноутбук именно для шифрования и расшифровки текстов и предназначался. С него Сарбаз в Интернет никогда не выходил, опасаясь хакерской атаки, могущей повредить шифры и вообще прочитать документы, которые читать никому, кроме полковника Самарканди, не полагалось. Это был еще и архив переписки. Но в этой переписке было столько материалов, способных заинтересовать многих людей в спецслужбах разных стран, что Харун Самарканди приказал выделить Сарбазу – вернее, не ему самому, а его ноутбукам – двух охранников. Таковых не было у самого полковника. Зачем ему охранники, если он всегда находится в окружении своих людей, и лучшей охраны быть не может. А вот для ноутбуков с архивом переписки, в том числе и переписки с «Аль-Каидой», охрана требовалась. Более того, планируя поездку в Польшу для участия в сложной операции, Харун Самарканди, долго размышляя о том, как ему сократить состав группы, все же предпочел опытным бойцам одного из охранников для ноутбука. Данные в архиве слишком интересные для специалистов, чтобы ими можно было рисковать.

А в отсутствие самого Сарбаза даже во временном лагере отряда в его палатке постоянно находился один из охранников. При этом всем гражданским, даже женщинам и детям, запрещалось подходить к палатке компьютерщика близко. Конечно, с точки зрения Харуна Самарканди, присутствие в военном лагере женщин и детей, хотя они и жили в стороне, было непорядком. Однако это была мера вынужденная и в какой-то степени защищала от возможной авиационной или ракетной атаки со стороны американцев. Хотя, говоря по правде, надежда, что женщины и дети американцев остановят, была достаточно слабой. Этих варваров не останавливало ничто, и в жестокости они могли сравниться только с дикими зверями. Но звери эти имели самое современное вооружение, и оттого их зверства были многократно более варварскими…

Сарбаз пришел в палатку полковника после вечернего намаза.

– Есть сообщение? – спросил Самарканди.

– Есть, господин полковник. Только что пришло. Я расшифровал. Самолет через три часа. Инструкции я распечатал, но все основное мы получим в Кракове от человека, с которым сведет нас подполковник Хайрулла.

– Кто такую глупость придумал?! – высказал полковник свое недовольство. – Очень непредусмотрительно. А если с Хайруллой что-то случится? И где мы будем искать этого человека? И вообще мне не нравится, что на Хайрулле слишком много завязано. А если он не встретит нас в Будапеште? Какой-нибудь пустяк – автомобильная авария, или элементарные бандиты нападут на него, попытаются ограбить, или какие-нибудь фашисты… Всякое может случиться, и мы останемся ни с чем.

– На этот случай, господин полковник, у нас предусмотрена экстренная связь. Видимо, Хайруллу есть кому заменить. В инструкции все это предусмотрено. Прочитайте, – Сарбаз положил на стол перед Харуном Самарканди три страницы распечатки на английском языке.

До этого вся переписка шла на арабском. Инструкция на английском полковника слегка смутила. Ему не нравилось применять в работе язык своего основного противника; хотя американский английский существенно отличается от английского классического, особенно в устной форме, суть у них все же одна. Инструкция, несомненно, была написана американцем.

– Так и пришло на английском? – поднял Самарканди брови.

– Да. Я не стал без приказа переводить, потому что при переводе может что-то потеряться и вообще случаются неточности.

Полковник надел очки и стал внимательно читать. Он достаточно хорошо владел английским языком, чтобы сразу определить, что это писал человек, не владеющий арабским. У арабов фразы всегда бывают более красочными, замысловатыми, хотя и не всегда конкретными.

В принципе, кроме нескольких мелочей оперативного порядка, инструкция нового не несла и повторяла то, что уже сообщил улем Садр ад-Дин. Закончив чтение, полковник вернул листы с распечаткой компьютерщику, который обычно все бумажные документы сжигал самостоятельно, и сказал:

– Хайдара позови. И будь готов. Через час выезжаем.

Механик Хайдар ждал, видимо, неподалеку, потому что вошел в палатку меньше чем через минуту. Вежливо склонил голову.

– Через час выезжаем. На двух грузовиках. Будь готов.

– Нас всего 18 человек, господин полковник. Достаточно будет одного грузовика.

– На случай, если застрянем или с машиной что-то случится. Выезжаем на двух грузовиках, – повторил Самарканди уже более жестко.

Механик поклонился, приложив руку к груди, и попятился к выходу. Когда полковник что-то повторял таким тоном, уговаривать его было бесполезно…