Откуда-то поволокло голимым сквозняком, словно Игорь, выпуская куратора, за которым пришла машина, оставил дверь распахнутой. Но он отлично помнил, как дверь закрыл на оба замка и даже задвинул внутреннюю защелку. Следовательно, открыть ее снаружи никто бы не смог. Сам сквозняк был какой-то неприятный, сыроватый, с запахом кладбищенской плесени или еще чего-то похожего.

«Покойники… Ветер с кладбища… Воображение разыгралось…» – успокоил он себя.

Подполковник спецназа ГРУ с боевой биографией, такой, как у него, мог себе позволить поиграть воображением и не бояться, что от этого может помутиться рассудок. Нервы проверены не в одном деле… Но вот Шурик Кордебалет… Шурик, тоже проверенный и испытанный, тоже много перенесший… У этого-то рассудок наверняка помутился, если он застрелился. Хотя, мало ли что заставило его так поступить. Жизнь теперешняя сюрпризов готовит немало. А нервы у парня, если честно сказать, были и тогда, в самом начале, не слишком могучие. Нервы даются человеку природой. Конечно, до определенной степени их можно и тренировать. Но сколько физически крепких парней не могли продолжать службу в спецназе ГРУ, хотя сами туда рвались, только из-за своей нервной системы. Нервы, нервы, нервы…

По приказу Согрина, отданному шепотом, прикрепленный к отдельной мобильной группе прапорщик провел особую подготовку к следующему дню занятий…

Пятидесятикилометровый марш-бросок с полной выкладкой, с дополнительным обязательным грузом, в который на этот раз не включили сухой паек, был пройден как обычно. В этом отношении на группу можно было положиться. Ушли с базы в три ночи. Заканчивали утром. Вот и конечная точка близко.

– Там вон, под деревом, на том конце поля – привал. До места привала пластаемся… – подал обнадеживающую команду старший лейтенант, сам первым упал и пополз прямо через пашню, не слишком чистую после вчерашнего дождя. Еще два старших лейтенанта, пять лейтенантов и один младший лейтенант со вздохом устремились за ним. Почти километр по-пластунски, по уши в грязи, буксуя, как грузовики. Они вздохнули облегченно, когда все же добрались до конечного пункта. Под деревом, о котором говорил Согрин, был привязан на длинной веревке крупный и белоснежной масти щенок местной пастушьей овчарки. Красавец! Порода не имеет названия – буряты зовут ее просто собакой. Внешне похожа на кавказку, только не такая злобная и имеет несколько загнутый, почти как у лайки, хвост. Щенок радостно залаял, завидев людей, прижал купированные уши, замахал хвостом, как вертолет винтом. Прапорщик очень хорошо выполнил команду и подыскал в самом деле щенка, который просто не может не вызвать человеческую симпатию. Все, грязные, уставшие, с улыбками собрались вокруг него. И каждый старался почесать добродушную псину за ухом. Проявление радости, добрые чувства – это все тоже помогает снять усталость.

– Отставить, – последовала резкая команда, когда Согрин, сам с улыбкой наблюдая за ситуацией со стороны, посчитал, что псину все одобрили и готовы даже полюбить.

И по тону командира группа сразу поняла, что предстоит. Они все проходили через это или подобное испытание. Теперь должен пройти последний – Кордебалет.

– Всем собирать дрова для костра. Афанасьев! Собака приготовлена нам на обед. Твоя задача – подготовить мясо.

У Шурика вытянулось лицо.

– Что? – переспросил он, не веря своим ушам.

– Выполняйте приказ, – жестко сказал Согрин и первым направился в небольшой перелесок за дровами для костра.

Но успел заметить, как Толик Сохно остановился около Шурика. Он сказал ему:

– Тест на психологическую подготовленность. Так надо, старик… В первый раз это трудно. Но – надо! Ты должен себя сломать…

Щенка съели ввосьмером. Кордебалет не смог проглотить ни кусочка. Его несколько раз рвало.

Перед тем как возобновить марш, Игорь подошел к Шурику.

– Понимаешь, старик, это дело необходимое. Ты должен перешагнуть через это сразу по двум причинам. Первая – обучаешься выживаемости. На чужой территории тебя не каждая столовая примет и питаться порой приходится чем бог послал. Сдюжишь, будешь служить дальше, доведется и змей, и лягушек на костре печеных попробовать, и сырой землей давиться… Привыкнешь и начнешь соображать, что под горой чернозем вкуснее и камней меньше, чем в глиноземе на горе. А вторая причина серьезнее. Моральный парадокс… Есть извечный вопрос спецназа. Условно он называется «мальчик с козой». Конкретнее это выглядит так. Ты на чужой территории в рейде. Случайно тебя заметил человек из вражеской деревни. Он обязательно сдаст и тебя, и всю группу. А человек этот может быть и стариком, и старухой, и мальчиком, и девочкой. Ситуация! Как ты поступаешь? Что делаешь?

– Не знаю, – честно ответил Кордебалет, хотя, конечно, понимал, какой ответ он должен дать, потому что полевые занятия спецназа ГРУ – не политподготовка в ленинской комнате солдатской казармы, где говорят одно, а думают другое. И когда просился он сюда, получил предупреждение, что с романтикой здесь встретиться не придется.

– Вот для того ты и должен учиться принуждать себя. Понимаешь, сначала на собаках. А потом, в боевой обстановке… Живых свидетелей оставлять ты права не имеешь. И дело тут не в твоей совести. Совесть не позволит тебе убить ребенка, но позволит подставить под удар всю группу и выполнение задания? Так?

Кордебалет вздохнул.

– Понял я.

– Ну и нормально. А теперь – вперед. Нас дома уже заждались.

И еще один бросок в пятнадцать километров. До расположения части. Путь домой всегда ложится короче, но, обычно выносливый, Кордебалет еле-еле ноги приволок…

В понедельник пришла кодограмма из разведуправления округа. На четверг вызывались к начальнику управления командир и в головное отделение приданный группе шифровальщик. Это ясно говорило, что операция на подходе. Командир вызывается для инструктажа, а шифровальщик для получения перекодировочных таблиц. Обычная история.

Согрин решил выехать раньше. Прикинул время и дал группе вводное задание, не сомневаясь, что ребята и без его присмотра выкладываться будут на всю катушку, сам в нужный час забрал Кордебалета и сел на поезд. На следующий день они были уже в Чите.

В разведуправлении Игорь решил пока не показываться. Время подойдет, заявятся. А пока хотелось подработать еще кое-что в характере младшего лейтенанта, как когда-то подрабатывали в его собственном характере. Благо Кордебалет пока – простой пластилин, и лепить из него – сплошное удовольствие. Из самого Согрина так же лепили на протяжении двух лет более опытные офицеры, пока он не получил в свое подчинение другую отдельную группу. Очень жестко лепили, пока из пластилинового он не стал глиняным, а потом глину начали обжигать для придания терракотовой твердости.

В окружном госпитале работал земляк и хороший приятель отца – полковник медицинской службы. Согрин заглянул к нему, выложил свою просьбу, тот позвонил куда следовало и записал Игорю адрес.

Кордебалет дожидался командира на улице. Новенькая десантная форма смотрелась на нем как влитая. В самой Чите десантных войск не видели, и проходящие по оживленной улице девчонки – студентки расположенного через дорогу медицинского института – косили на молодого офицера раскосыми гуранскими глазами. Тот отвечал им тем же, но в некоторой растерянности – глаза у парня разбегались.

Игорь хлопнул Шурика по плечу.

– Пойдем, красавчик.

– А ночевать где будем? Здесь через пятьсот метров – за углом разведцентр. Можно там договориться…

– Знаю. Только я уже договорился. Будет у тебя очень приятная ночь. Готовься…

Уловив мрачные нотки в голосе командира, Шурик замолчал.

…Они приехали в морг областной больницы.

Врач-патологоанатом встретил их с усмешкой.

– Какие только желания у людей не возникают, просто диву даешься порой… Ну да вольному воля… Александра Матвеевна, проводите товарищей офицеров в подвал. И покажите им, где стулья взять…

Кордебалет почувствовал неладное и побледнел. Но вынес все стоически.

Старушка-санитарка отвела их прямо в морозильную камеру, где было не слишком холодно, чтобы замерзнуть, но дышать было очень тяжело как раз из-за отсутствия достаточного холода. Они поставили стулья.

– Вот здесь звонок есть. Если что понадобится, звоните. Спущусь.

– А что, звонок для покойников? – с усмешкой поинтересовался Игорь. – Если им вдруг в туалет приспичит…

Старушка рассмеялась.

– У нас еще в шестидесятом году был случай. Привезли одного, положили. А он среди ночи ожил и давай в дверь колотиться. Ладно, услышали. Тогда и поставили во всех камерах звонки.

– А эта камера чем лучше других? Почему нас сюда именно…

– В этой не так холодно. Не простудитесь. Эх! Ува-ажаю офицериков! – улыбнулась она вставной челюстью, глянула игриво на Кордебалета и захлопнула дверь. Изнутри открыть такую в самом деле без лома невозможно.

Игорь откинулся на спинку стула. Кордебалет смотрел в пол и молчал.

Помещение морозильной камеры представляло собой небольшую комнату, заставленную металлическими столами, на которых и лежали покойники, кое-где накрытые простынями, кое-где нет. На некоторых столах лежали по двое. У дальней стены два трупа свалили прямо на полу – места на всех не хватило. В углу стоял бак для кипячения белья, который почти в каждом доме имеется. Из бака, призраком кошмара, торчали три ампутированные ноги.

Уже через минуту от запаха стало подташнивать.

– Это что, тоже необходимая тренировка? И с каждым так было? – спросил Кордебалет через несколько минут.

– Нет, не с каждым. Со мной было. Одного на ночь закрывали. С другими из группы я этого не проводил. Но остальные парни проверенные. Двое со мной уже участвовали в операциях. У других школа хорошая. А тебе все это предстоит пройти. Если я беру тебя с собой, значит, я должен быть в тебе уверен на все сто. Не обессудь…

Они до утра просидели молча. Временами дремали, но поочередно просыпались в холодном поту. Командир, несмотря на опыт, чувствовал себя не лучше подчиненного. И только утром, после бессонной ночи в компании не слишком приятной, отправились на квартиру к знакомому Согрина, где помылись, с трудом соскабливая въедливый запах морга, побрились и вообще привели себя в надлежащий вид, чтобы можно было явиться на доклад и инструктаж в управление.

Игорь постоял у окна, под открытой форточкой. Он специально ее открыл, чтобы избавиться от вдруг появившегося после куратора запаха затхлости.

Или от самого человека такой запах? Нет, вроде бы сразу не ощущался. Только когда ушел. Или просто не до запахов сразу было? Не почувствовал в неожиданном расстройстве.

Разговор состоялся деловой и серьезный. И этот разговор, возможно, поставил точки над многими «i».

Получалось, что Татьяна Павловна звонила Игорю «с того света». Места для неумного розыгрыша Игорь здесь не увидел. Не та тема, совсем не та, чтобы посмеяться. И не та среда общения бывших офицеров, где практикуются подобные розыгрыши. Кто смерть видел множество раз – не приемлет ее в виде шутки.

А куратор тогда, после своего убийственного сообщения, сделал паузу, достойную народного артиста, снова почмокал губами, словно пробуя воздух на вкус – не пересолен ли, не переперчен? – и налил себе еще рюмку коньяка. Выпил. Будто для его прихода стол накрыли, выпивку подготовили. А хозяин и не хозяин вовсе, а так – бармен.

– Хороший у тебя, Игорь, коньяк!

Игорь промолчал.

– Жду вопросов… – Куратор посматривал на него, как старый кот на мышку, которая слишком удалилась от своей норки и этим себя обрекла. Не понравился этот взгляд Согрину. И кто он вообще такой, этот куратор? Доходили слухи, что всю жизнь проработал серьезным резидентом за границей. Был вхож в натовские верха. Вышел на пенсию, «попал» в автомобильную катастрофу и вернулся на родину. Вернулся в звании полковника бельгийского генштаба. Все как в учебниках. Жил в Первопрестольной, но нечаянно встретился на улице со знакомым бельгийским офицером, командированным в Россию. Это вынудило уехать в Самару. Какое звание в Российской Армии – не знает никто. Ну хоть бы чуть-чуть ему интеллигентности европейской, лощености, а так – пройдоха какой-то с хитрым и немного брезгливым взглядом, со слюнявыми губами, с пологими плечами, ворот пиджачка всегда обсыпан перхотью. Никакой симпатии не вызывает. Более того – раздражает.

И даже задание получать от такого странно – всерьез его воспринять трудно. Тем более что задание это дает пенсионер пенсионеру. Вдвойне неприятно. Хотя Игорь прекрасно знал, что если ты связал однажды свою жизнь с разведкой, то это навсегда. Даже если ты пенсионер…

Вопросы у него возникли, естественно, сразу. Но не хотелось, очень не хотелось, особенно здесь, у себя дома чувствовать себя стоящим навытяжку перед вот таким человеком. И в этом было преимущество пенсии. Хотелось еще поломаться, показать характер и зубы, чего он не мог себе позволить во времена служебные.

– Какие уж тут вопросы? Вопросы могут быть, когда хоть что-то знаешь. А тут… – Он развел руками. – Тут не вопросы нужны, а комментарии. Вот и выкладывайте свои комментарии. Хотя… Откуда у вас информация? И настолько быстрая…

– Центральный компьютер.

– А туда откуда поступает информация?

– Отовсюду, – сказал, как отрезал, куратор и даже вроде как обиделся на подобный вопрос.

– Нет, – спокойно возразил Игорь. – Давайте без детских «сам дурак…». Я не из праздного любопытства спрашиваю. Мне предстоит работать – я так понимаю, раз мне оружие выдают и такую солидную для наших времен сумму денег. Работа, я полагаю, предстоит серьезная. Естественно, я должен знать все обстоятельно. Служба – это не всесильный КГБ, не ослабшая ФСБ и даже не полукриминализированная милиция. У нас нет ихней сети информаторов в своей стране…

Куратор вздохнул совсем по-старчески. И видно было, что он уже давно привык к своему авторитету, а с Игорем у него вообще никогда проблем не возникало. А тут какая-то строптивость у подполковника появилась, какие-то претензии. Очевидно, сказалось расстройство из-за неожиданного звонка.

– Этого знать тебе, Игорь, не положено.

– Группа Болотова?

– Откуда ты знаешь про группу Болотова?

– А вот на этот вопрос я не отвечу.

Старик, сглотнув от злости слюну, проглотил и это. Но сам факт такой прожорливости Игоря уже насторожил. Он понял, что сейчас он Службе необходим, и потому куратор так с ним нянчится. Если необходим, то дело там, на Урале, обстоит весьма серьезно. Настораживает и другой факт. «Выводят» туда работать не агента, который более обучен тонкостям политики и психологии человеческих отношений, умеет разложить по полочкам и профессионально классифицировать ситуацию, а его, офицера спецназа, боевика, диверсанта. Что это может значить? Во-первых, это может значить, что там предстоит серьезная мясорубка, где простому агенту со всеми его интеллектуальными достоинствами просто делать нечего – покрошат и в окрошку положат. Во-вторых, это может значить, что там требуются его личные связи, без которых Служба обойтись не может. Как, например, с Кордебалетом, который, оказывается, уже умер месяц назад. В-третьих, самый неприятный вариант: зачем-то Службе надо его подставить. Причем подставить так, чтобы он дров наломал, чтобы шум поднялся…

Старик поерзал в кресле, задумчиво поморщил и без того морщинистый, с сизыми прожилками нос, но сказать решился:

– Хорошо, ты и так, я вижу, много знаешь. Да, мы, слава богу, имеем теперь в своем распоряжении службу опытнейших компьютерщиков, которые отслеживают многие сети и МВД, и ФСБ. Информация черпается в основном оттуда. Да-да-да, пресловутая служба Болотова… Содержать компьютерных взломщиков гораздо дешевле, чем сеть информаторов по всей стране.

«Сказал! – мысленно констатировал подполковник почти обреченно. – А не имел права говорить. Говорят только тогда, когда знают, что человек этот уже не сможет проболтаться». Он понял, что ему, по всей видимости, уже подписали приговор. За что – это неважно. Скорее всего, вообще ни за что. Скорее всего, его просто приносят в жертву великому богу Политической Интриги, каких-то высших и одновременно низменных интересов Службы.

– Конкретно, из какого источника получил информацию о Кордебалете и его матери Болотов? – Игорь не подал вида, будто начал что-то подозревать. Разговор вел деловой и лаконичный, настраивая на такой же и куратора. – Этого я совсем не могу знать. У меня доступ только к конечным файлам центрального компьютера. Дальше я не ходок – не знаю пароль.

Согрин кивнул:

– Верю.

Старик в ответ только коротко стрельнул глазами из-под бровей. Стрельнул чуть ли не затравленно, с обидой. Как-то так получилось, что Игорь «сломал» опытного куратора и разговор их больше стал походить на допрос обвиняемого прокурором. И это тоже говорило само за себя. Его – точно! – «втаскивают» в неприятную историю, и очень нуждаются по какой-то причине именно в нем. Если бы его «туда» просто готовили, то заменить на кого-то можно было бы без проблем. Но другому там, по всей вероятности, делать нечего. Почему?

– Насколько точны данные о Кордебалете?

– Обычно они бывают точными.

– Это не ответ.

– Другого у меня, к сожалению, нет.

Согрин вздохнул:

– Хорошо, завтра я выезжаю. Не смею вас задерживать. Время уже позднее.

– За мной, вероятно, уже пришла машина. Должна внизу дожидаться.

Странно… Обычно за кураторами не посылают машины. Обычно кураторы должны быть тише воды, ниже травы, бледнее тени… Еще одно подтверждение?

И он решил попытаться добыть для себя подтверждение следующее:

– Еще вопрос, – спросил, когда куратор уже обулся. – Сумму вы мне выдали в долларах…

– Десять тысяч.

– Да. Почему не в рублях?

– В рублях это был бы целый чемодан. Так удобнее. И открывает, по нынешним временам, многие двери, в которые с рублями не войти.

– Ладно. Пусть доллары. Я сам не против. Как писать авансовый отчет? – Здесь и крылась подстроенная Согриным ловушка. – Я буду обменивать их на рубли по мере надобности. Но курс постоянно меняется… Мне что, в каждом обменном пункте брать справку?

– Нет, справки не надо. Просто пиши потраченные суммы в долларах. Так будет легче.

Все! Это уже окончательно! Ни одна финансовая часть не пропустит внутри страны такой авансовый отчет. Это подполковник Согрин знает точно, потому что не раз уже сталкивался с нудной для боевого офицера, но обязательной для командира группы необходимостью по составлению финансовых отчетов. Куратор – «иностранец», он не работал достаточно плотно с финансовой частью внутри страны. Его траты обычно списывались «на оперативные нужды». Не знает он нудных тонкостей…

– До свидания.

– Удачи тебе, Игорь.

Дверь закрылась. И хлопнула она, как дверь камеры, из которой вышел прокурор, оставив внутри осужденного. Там, в подъезде, Михаил Петрович нажал кнопку лифта. Двигатель сразу натужно загудел, и противно завыли блоки, протягивая трос. Тоскливо завыли.

Игорь подошел к столу, проверил пистолет. Заряжен. На предохранителе. Сама форма оружия не слишком удобная для руки, больше привыкшей к пистолету Стечкина или к табельному «ПМ». Но преимущество в отсутствии обычного неудобного глушителя – ствол в «ПСС» сделан так, что гасит выхлоп газов. Кобура поясная, маленькая. Это хорошо. В дороге, где полно постов ГАИ, такой пистолет лучше возить на голени с внутренней стороны, куда подобная кобура легко крепится. Это наглый молодняк, если останавливают, обыскивают. А он – человек уже в возрасте, к нему отношение более лояльное. Тщательного обыска можно не ждать. Так, разве что документы проверят… Игорь взял в руки холщовый, явно не входящий в комплект с бронежилетом пакет. Сам бронежилет вытащил, а пакет, присмотревшись, понюхал. Вот в чем дело. Именно от пакета и идет этот мерзкий запах. Чистый формалин, которым покойников пропитывают, чтобы не воняли. Только они, пропитанные, воняют уже иначе. А ты тут… Воображение… Нервы… Откуда притащил куратор эту тряпку? Вместо носового платка ему самому бы ее использовать!

Что же предстоит? Как себя вести?

Необходимые справки навести все-таки следует. Полагаться на куратора не стоит.

Игорь прошел в дальнюю смежную комнату, включил компьютер. Он долго не мог выйти в Internet, хотя время было уже позднее и обычно в такие часы линии были разгружены, но в конце концов вышел и связался с web-узлом, адрес которого месяц назад дал ему генерал Болотов.

Тогда Согрин ездил по родственным делам в Москву. А какие в его годы могут быть родственные дела – тоже похороны, как и нынешняя предстоящая поездка на Урал. Настроение, понятно, неважное, и в Службу Игорь заходить не хотел. Но большое здание на Хорошевском шоссе так и тянуло его неведомой силой. И он сам не заметил, как оказался рядом, прошел, не торопясь, мимо, будто случайно.

– Игорь… – услышал за спиной.

Обернулся.

Из остановившейся «Волги», из-за руля, что само по себе уже редкость для московских чиновников, даже военных, вышел красноносый тяжеловесный генерал-майор с папочкой в руках, этой папочкой и помахал еще раз Согрину.

Он узнал. Болотов. Володя Болотов. Только, когда они виделись в последний раз, сам Согрин был капитаном, а генерал был еще только майором и занимал в Чите должность начальника дешифровального центра при разведывательном управлении округа. Круто в гору пошел. По слухам, доходившим до Согрина, тому были свои причины. Чисто бытовые. Развод с женой, новый брак на хромой дочери какого-то большого чина из управления кадров генштаба, и что-то еще в том же роде. Впрочем, в армии поболтать и осудить кого-то, пошедшего кверху, любят не меньше, чем в других местах. Может быть, это просто сплетни.

Они обнялись, как старые друзья.

– Сюда? К нам? – спросил Болотов, большим пальцем показывая на здание.

– Нет, просто мимо решил пройтись. Сам не пойму, что тянет. Магнит натуральный, честное слово…

Засмеялся сам, понимая нелепость своего здесь появления. Непонятность и ненужность.

– А что же не зайдешь?

– А кто меня здесь помнит, кому я здесь сейчас нужен? Мои времена прошли.

Болотов несогласно и почти осуждающе покачал головой.

– Ну, брат, мы же не КГБ… Это их расшерстили, а нас пока не так трогают. Так что из старых волков кое-кто еще остался. Поседели, заматерели, но так же скалятся. Друзей давно минувших дней забывать нельзя.

– Ты, например, остался.

– И я тоже. Может, зайдем? У меня там коньячок хороший имеется. Как?

– Ну уж, если коньяк, отказываться грех… – развел Согрин руками и сам удивился. Он только что осознал, что пошел вот сюда, к зданию Службы, именно с надеждой случайно кого-нибудь встретить. Старого, хорошего знакомого. И встретил. Как наколдовал.

Пока оформляли пропуск, генерал терпеливо дожидался рядом, потом провел гостя через подвал в другое крыло здания, поднявшись на первый этаж, сразу за лестницей открыл дверь с кодовым замком, махнул рукой начавшему докладывать дежурному и провел в свой кабинет.

Кабинет просторный, как и полагается начальнику отдельной службы. Два компьютера.

– Зачем тебе два?

– Один в Сети, а на втором я, собственно, и работаю сам. К Сети его не подключаю, чтобы никто не влез. Интересные разработки есть… Это не то, что в старые времена. Когда над одной строчкой сорок шифоньеров работало, а толку, бывало, и не получалось… Помнишь?

– Помню… Что я могу помнить?… Знать мы, естественно, ничего не знали, но над твоей службой, признаюсь, дружно посмеивались.

– Все сейчас изменилось. И мы изменились.

– Да, живешь хорошо.

Болотов самодовольно, но добродушно заулыбался, только что по животу себя не погладил.

– Жаловаться грех. А я тебя, честное слово, прямо на днях вспоминал… – Генерал разлил граммов по пятьдесят коньяка в пузатые фужеры. – За встречу!

– Чин-чин!

Согрин потягивал коньяк маленькими глоточками, чувствуя разливающееся по телу тепло.

– А по какому поводу вспоминал? Или так просто?

– Не так просто. Тебе должно быть известно, что в мире вообще случайностей не бывает. Мне заместитель нужен.

Игорь развел руки.

– Ну какой из меня заместитель. Если бы ты в охранники меня пригласил, в телохранители, это я бы еще понял. А заместителем в техническую службу… У меня образования не хватит. Не потяну.

Генерал усмехнулся.

– Ты хоть знаешь, чем мы тут занимаемся?

– Нет.

Болотов объяснил. Не как офицер офицеру, чего он права делать, естественно, не имел, а как товарищ товарищу, которого достаточно хорошо знает и в котором уверен не меньше, чем в самом себе.

– Но у меня все чаще складывается впечатление, что ФСБ отлично знает о нашем существовании. И гонит нам по мере надобности «дезу». Менты попроще, мои ребята так к ним влазят, что подкопаться невозможно. А с этими работать – себя перехитрить можно. Это же только в книжках обиженных отставников – в Конторе никого дельного не осталось. На оперативной работе, может быть, не спорю. Оперативника за один день не вырастишь. А что касается технарей, то сейчас у них неплохая команда.

– А я здесь при чем? – Согрин не совсем понял исповедь генерала. Рассказывать такие подробности постороннему в Службе не принято. А если рассказывают, то с дальним прицелом.

– При том, что мне нужен заместитель со склонностью к оперативной работе. Чтобы мог проверять данные, которые мы получили. Короче, что-то вроде внутренней службы безопасности. Давай еще по одной… – Генерал разлил следующую дозу.

Предложение о возвращении на службу было слишком неожиданным, чтобы сразу дать на него ответ. Согрин так и сказал.

– А ты не спеши, подумай. Москва все-таки… Снова интересная работа… Тебе рановато еще отдыхать. Пятьдесят-то есть?

– Приближается.

– Вот. Еще и пятидесяти нет. А тут сразу звездочку добавим. И потом, начальник у тебя будет не самый худший. Это обещаю… Не то что у нас в Чите…

Оба усмехнулись при воспоминании. Начальник разведуправления округа генерал-майор Мирошниченко на два нормальных русских слова произносил три слова матом, а если разговаривал по необходимости со старшими по званию или должности, то, вследствие невозможности материться, предпочитал молчать. Иначе он говорить просто не умел и из-за этого терялся и конфузился, казался чрезвычайно косноязычным, порой даже начинал заикаться.

– Я сегодня вечером уезжаю. Как с тобой связаться?

– Ты с компьютером дружишь?

– Работаю. У меня свой.

– В Internet входишь?

– Каждый вечер. Вечера у меня свободные теперь. Впрочем, как и дни…

Генерал посмотрел хитро и чуть ли не испытующе, встал, прошелся в раздумье по кабинету, заложив за спину руки, отчего его великоватый живот показался совсем огромным, и, наконец, решился и достал из сейфа, откуда раньше доставал коньяк, компакт-диск и электронный ключ.

– Электронным ключом пользоваться приходилось?

– Нет, слышал только про такие хитрые штучки.

– Ничего здесь хитрого, простая микросхема стоит, и все. Важно только, чтобы она с принтером не конфликтовала. Но для конфликта нужен совсем экзотический принтер, которых у нас в России и не найти. Просто ставишь ключ на параллельный порт, а уже к нему подключаешь принтер. Что-то вроде дополнительной розетки. Понимаешь?

– Что тут не понять… Дальше.

– Дальше. Вот тебе CD-диск. Программа моя эксклюзивная. Не для Службы делал, для себя лично. Пока имеется у меня одного, ты второй человек. Может, еще кому-то близким людям дам. Для конфиденциальных разговоров. Это редактор-шифратор. Просто набиваешь в нем текст, он передаст его мне. Прочитать никто, кроме меня, не сможет. Понятно?

– Понятно. Куда сообщение посылать?

– Вот моя электронная почта… – Болотов взял из стопки чистый белый картонный прямоугольник размером с визитку, видимо, специально для записей и предназначенный, и написал адрес. – Прямо на начальника отдела посылай. Без фамилии. Можешь ставить категорию срочности при надобности. Если что, мне с узла перебросят на домашний компьютер.

– Эх, такую бы технику, да тогда… – с ностальгическими нотками протянул Согрин.

Они опять переглянулись. Вспомнили оба.

И в свою очередь Игорь оставил визитку, где указывался номер его электронной почты.

– Давай еще по рюмочке, и не буду тебя задерживать. Бог даст, свидимся и сработаемся… Да и через компьютеры свяжемся, я думаю, не раз…

Связывались после этого они только раз. Болотов прислал маленький файл: «Слишком долго думаешь. Место занято. Сожалею. Привет».

Игорь, честно говоря, расстроился не слишком сильно. Ладно хоть, к тому времени он уже стал холостым, а то подобное его поведение привело бы к грандиозному многодневному скандалу. Сам он Москву, в отличие от многих, не любил за суету, толкотню, за постоянную, круглосуточную деловитость, когда нет времени остановиться и задуматься. Да и не слишком манила сама по себе предложенная работа. Это все-таки был не совсем его профиль. Там необходим человек со следственной жилкой, а он таковой не обладал.

Поставив компакт-диск, без которого программа не работала даже при подсоединенном электронном ключе, Согрин отстучал продуманное заранее послание с грифом «срочно». Компьютер шифровал долго, потрескивая процессором и мигая индикаторной лампочкой, и Игорь подумал, что по возвращении с Урала надо будет обязательно добавить оперативной памяти. До этого ему как-то вполне хватало на свои нужды 32 мегабайта. Но со сложной программой, такой вот, как эта, когда вдобавок и времени в запасе не так много, чувствуется необходимость нарастить мощность машины. В первую очередь увеличить память хотя бы вдвое.

Он оставил компьютер включенным, ожидая ответа, который может что-то прояснить в ситуации или хотя бы дать нить, за которую можно уцепиться при анализе. А сам тут же усмехнулся. Нарастить мощность… Добавить память… Возвращение… А вот некие серьезные люди считают, похоже, что он возвращаться и не должен вовсе. Просто ни к чему ему возвращаться.

Но сам он хорошо знал, что быть овечкой «для заклания» не захочет. И если от него ожидают одного, он постарается сделать противоположное. Он сделает свое дело и вернется. Всем кураторам назло.