Глава первая

Лучше медленно идти, но остаться в живых, чем на тот свет бегом отправиться.

Такую достаточно верную и практичную установку дал себе старший сержант контрактной службы Слава Чухонцев и, выполняя ее, шел медленно, проверяя почву под ногами при каждом шаге. Скоро он привык к такому способу передвижения, и ноги уже не уставали с непривычки, как в начале пути. Неудобство состояло еще и в том, что галерея была просторная, но тропа резко сужалась книзу. Опираться одной рукой за стену возможности не было, тогда пришлось бы идти по наклонной неровной плоскости, что еще труднее. Слава шел и мысленно молился. Он никогда не молился прилюдно, наверное, стеснялся этого, как стесняются многие, хотя в ротной комнате отдыха в «красном» углу висел иконостас, и некоторые солдаты даже читали там утреннее и вечернее правила, выкраивая для этого время даже при чрезвычайно насыщенном расписании занятий, обычном для спецназа ГРУ. Сам командир взвода был верующим мусульманином, но лояльно относился к верующим христианам и кого-то даже отпускал в воскресное утро на церковные службы в поселок. Старший сержант Чухонцев был из тех, кто молился только тогда, когда ему бывало трудно. Сейчас ему было трудно. Но он не знал других молитв, кроме «Отче наш», а эта молитва казалась ему и длинной, и неподходящей моменту, и потому он только раз за разом твердил про себя: «Господи, помилуй» и время от времени крестился. Эта короткая молитва не сбивала с ритма движения и не мешала ощупывать ногами почву. При этом Слава знал, что помощь свыше может прийти только тогда, когда ты веришь в нее. И он старался себя уверить, что эта помощь обязательно придет.

В какой-то момент старшему сержанту показалось, что где-то впереди мелькнул свет. Это, естественно, насторожило его и заставило крепче сжать цевье автомата. Но свет больше не показывался. Тем не менее, Слава напряг внимание и приготовился к любой неожиданности, которая могла явиться ему из-за поворота в один из боковых гротов. Эти небольшие боковые гроты-углубления он успел рассмотреть еще на пути в большой грот, когда пользовался фонариком. Большому количеству людей спрятаться в них было невозможно, но двое бандитов, которые ушли от спецназа, могли без проблем. Физически справиться с ними, как считал старший сержант, он вполне смог бы, но в такие моменты многое решает не физическая готовность, а умение выстрелить первым. И у двоих таких шансов вдвое больше. По крайней мере, пока будешь стрелять в одного, второй успеет выстрелить в тебя. И потому, пробираясь среди камней, оружие Чухонцев держал наготове. Умение перемещаться часто спасает человека в ближнем бою. Попасть в движущегося человека, находящегося рядом, очень сложно. На этом, кстати, и основана знаменитая система «качания маятника», когда движения корпуса мешают противнику попасть точно в цель.

Старший сержант не зря смотрел внимательно. Он сразу заметил метнувшийся луч фонарика. А потом, через сорок коротких осторожных шагов, уже и слышно стало тяжелое дыхание, даже отборную ругань. Ругались, естественно, по-русски, но с неприкрытым кавказским колоритом. Неяркий луч фонарика невнятно метался где-то за углом. Обычно никто в здравом уме так не светит, и это вызывало и недоумение, и непонимание, и дополнительную настороженность. Старший сержант пошел еще тише, крадучись, левым боком вперед — шаг, который называется «челноком», когда левая нога выдвигается, а правая только к ней подставляется, но не выходит дальше, как при обычной ходьбе. Он слышал только одного ругающегося человека, но ведь где-то рядом должен быть и второй. Старший сержант сам видел издали широкую мощную спину помощника, исчезнувшего вместе с эмиром. Однако этот второй пока не показывался и ничем свое присутствие не выдавал. Или у него не было фонарика, и он наблюдал за происходящим из темноты, что тоже возможно.

Вдруг зазвучали автоматные очереди, злые, истеричные и слишком уж длинные для прицельных очередей. Потом опять послышалось яростное и сердитое пыхтение. Старший сержант узнал место, и ему показалось, что он все понял. Кто-то пытается прокопать снежную пробку, забившую выход. И руками работает, и стреляет в снег. Но что толку стрелять в снег! Если бы это был артиллерийский снаряд, еще можно было бы надеяться. А пуля сквозь снег или проходит, или вязнет где-то вдалеке, ближе к выходу. Нужно стрелять одновременно из сотни автоматов, чтобы хоть какого-то результата добиться. Иначе — бесполезно.

Чухонцев пригнулся к самому нижнему уровню, чтобы не быть замеченным со стороны бандитом, и осторожно выглянул из-за углового камня. Большой, сильный бородатый человек бил прикладом в снежную пробку, выбивая куски снега себе на голову. И этот человек был один. Где спрятался его напарник, неизвестно, значит, Слава не зря пригибался так низко. А странность поведения луча фонарика объяснялась просто. Бородатый человек закрепил фонарик резинкой у себя на предплечье, и при каждом движении руки луч фонарика трепыхался, ничего, в принципе, не освещая, но создавая видимость света.

Застрелить бандита, занятого работой, было очень просто. Но так же просто было и самому получить очередь откуда-то сбоку, с расстояния, не позволяющего промахнуться. Бандитов изначально было двое, и уйти им было некуда, кроме как в подземные проходы, хорошо им, видимо, известные. По всей вероятности, второй должен находиться где-то неподалеку, сидит в темноте и ждет, когда напарник устанет, чтобы присоединиться и помочь ему. Чухонцева второй пока не увидел, иначе очередь уже прозвучала бы. И Слава, выпрямившись, отступил на два шага, старательно выбирая каблуками путь, чтобы не споткнуться и не сдвинуть с места какой-нибудь неустойчивый камень. Он предпочел выждать момент, когда два бандита окажутся вместе, и стрелять только после этого.

Ждать пришлось недолго. Здоровенный бородач, кажется, уже устал работать, за время, проведенное в банде, наверное, основательно отвыкнув от физической работы. И снова принялся ругаться. Но теперь уже не так, как раньше. Если раньше он ругался, подбадривая себя, то теперь ругань звучала обиженно и обреченно. Результата бородач не достиг, и понял, что достигнуть не сможет. Он даже отступил из грота, где находился заснеженный выход, в галерею, когда сверху вдруг тоже послышалась глухая и словно бы отдаленная стрельба. Сверху стреляли, вероятно, в снег. В тот самый снег, в который стрелял и бородач, но уже с другой стороны, хотя тоже с точно таким же результатом. Это могли быть только товарищи Славы Чухонцева — солдаты взвода спецназа. Бородач еще раз ругнулся, закинул ремень автомата за плечо, бросил последний враждебный взгляд на неподатливую снежную пробку и зашагал по галерее. Но не в ту сторону, в которую первоначально пошел старший сержант, а прямо в противоположную. И никто не присоединился к нему, иначе вторая фигура время от времени перекрывала бы луч фонарика. Значит, зря старший сержант перестраховывался, зря не стал стрелять сразу. Но случайно ничего не происходит, в этом Слава был твердо убежден и, немного подумав, понял, что стрелять ему действительно было нельзя. Застрели он этого крупного бородатого бандита, и неизвестно, где искать второго, пришлось бы постоянно ждать автоматной очереди из темноты, пока не выберешься из пещеры на открытое место. А так можно бандита отследить, и он обязательно приведет ко второму.

Чухонцев двинулся в темноте, стараясь не отстать от бандита, который подсвечивал себе путь уже основательно подсевшим фонариком, но даже с таким фонариком он имел возможность идти быстрее, чем старший сержант спецназа ГРУ. Слава же не мог включить свой фонарь, любой случайный отблеск мог бы выдать его. И неизвестно еще, где впереди ждет бандита сообщник. Он вполне может сидеть где-то там, в темноте галереи, первым увидит свет от фонаря и атакует преследователя с предельно близкого расстояния. А сообщник этот не кто иной, как эмир Гаримханов, фотографию которого в разделе «Розыск» старший сержант видел на доске объявлений. Этот бородатый здоровяк под описание эмира никак не подходил. Значит, сам Гаримханов где-то прячется. От него доброго отношения и распростертых объятий ждать не приходится, не зря его прозвали Волком. Волк, когда забирается в овчарню, может унести только одну овцу, а остальных просто убивает. Начав убивать, он не может остановиться. Точно так же и эмир, он убивает всех, кого может убить и кто встретится ему на пути. Значит, убить его следует раньше, чем он сам попытается это сделать. Но он осторожный, как настоящий волк, и с таким же обостренным чувством самосохранения. Умеет устраивать хитрые засады и уходить от преследования. Эти его качества как раз и говорят о том, что Гаримханов может просто дождаться в коридоре, пропустить мимо себя идущего впереди бандита и напасть на преследователя из темноты. Но пока он преследования увидеть не мог. Нет включенного фонаря, значит, нет и преследования. И пусть дальше так считает. До того момента, пока Слава сам не начнет в него стрелять. В своих возможностях и в боевой реакции старший сержант не сомневался…

Рядовые Серега Ладушкин и Толик Солнцев, солдаты-контрактники, оставленные командиром взвода вместе со старшим сержантом Чухонцевым в заслоне, видели эту жуткую по силе лавину, которая накрыла, по их мнению, Чухонцева, и растерялись, не зная, что предпринять. Естественное чувство долга и товарищества толкало их вперед, чтобы помочь своему заместителю командира взвода, но оба понимали, что такое лавина, и осознавали, что их скромных сил не хватит на то, чтобы с этой природной мощью потягаться, поэтому вынуждены были ждать, когда место станет безопасным. Впрочем лавина — это не дождь и не снег и не бывает затяжной. Как только она с шумом прошла, очистив склон и от снега, и от многих камней, и от бандитских тел, рядовые устремились туда, где в последний раз видели Славу. Оба понимали, что найти его на том месте уже не реально, тем не менее, побежали именно туда.

— Здесь, кажется, скала стояла. Он, я видел, под скалу от лавины спрятался, — сказал Ладушкин. — А скалу снегом своротило. Если не отскочил, скалой раздавило, если отскочил, под лавину попал. Одно другого не лучше…

— Да, я видел, как скала поехала, — подтвердил Солнцев. — Сначала за землю еще цеплялась, не хотела катиться, потом сорвалась… А ниже уже рассыпаться стала. Когда о другие скалы ударилась, совсем рассыпалась, на камушки…

Они тщательно рассматривали землю и снег там, где, по их мнению, раньше стояла скала. Ногами ковыряли плотно притертый к склону, вдавленный в него, словно бы асфальтовым катком, снежный покров, но никаких следов найти не смогли.

— Пусть бы автомат в землю вдавило, было бы хоть что-то понятно, — посетовал Толик Солнцев. — А так… Куда его унесло? И вообще, унесло ли?

— Что делать будем? — хмуро спросил обычно улыбчивый Ладушкин. — Надо командиру сообщить.

Солнцев, цыкнув, вытащил трубку и посмотрел на монитор.

— «Нет сигнала»…

— У меня то же самое, — посетовал Ладушкин, глядя в свою трубку.

— И что делать будем?

— Значит, бежать надо туда, к Шаху… — Шахом солдаты между собой звали старшего лейтенанта Шахамурзиева.

— Кто побежит? Одному остаться надо. Заслон открывать полностью нельзя. Вдруг бандиты были по ту сторону лавины и надеются, что нас лавиной снесло. Могут рискнуть и пойти.

— У тебя ноги полегче. Беги ты. Я покараулю.

— Годится. Я рванул… — без уговоров согласился Толик Солнцев и побежал по склону в сторону перевала, за который прошел взвод во главе с командиром.

Рядовой Ладушкин еще раз осмотрел все кругом, надеясь увидеть хоть малейший след старшего сержанта. Но увидеть ничего не удалось, и Серега вернулся за свой камень, где изначально был устроен заслон…

Рядовой Толик Солнцев бежал без напряга, легко, и даже тяжелый солдатский бронежилет ему почти не мешал. Привык уже бегать в бронежилете за два с половиной года сначала срочной, а потом и контрактной службы. Но по сторонам рядовой смотрел так, словно бежал он по занятой врагом территории. Однако ничего угрожающего заметить не сумел. Так и добрался до перевала, перешел его, начал спуск и тогда услышал выстрелы. Сначала автоматную очередь, за ней, почти сразу, вторую автоматную и пулеметную. Эти очереди, кажется, были односторонними. А после этого пошла и двусторонняя стрельба, причем такая активная, которой рядовой за годы своей службы, кажется, и не слышал, разве что на учениях, когда стреляли холостыми патронами, не жалея их. Но сейчас учений никаких обещано не было, и звук выстрела у холостого патрона совсем иной, нежели у боевого. Сейчас стреляли явно боевыми. Похоже, взвод ввязался в серьезный бой. Непонятно только с кем именно, потому что Солнцев сам лично слышал, как, давая задание командиру взвода старшему лейтенанту Шахамурзиеву, говорили только о банде Гаримханова. Других банд в районе отмечено не было. А здесь взвод, без сомнения, встретил серьезное сопротивление. И это не эмир Гаримханов с единственным оставшимся своим помощником. Двоих уничтожили бы сразу.

Тропу, по которой пошел взвод, рядовой Солнцев нашел без проблем. Снег лежал и на этом склоне, поэтому следы солдатских башмаков виднелись отчетливо. Но не успел Толик пробежать и двух десятков шагов, как у него зазвонила в кармане трубка. Значит, появилась связь. Солнцев посмотрел на определитель номера. Звонил командир взвода Шахамурзиев.

— Рядовой Солнцев. Слушаю, товарищ старший лейтенант. — Чтобы не сбивать дыхание, разговаривать на бегу Толик не стал и перешел на быстрый шаг.

— Наконец-то хоть до одного дозвонился. Чухонцев с Ладушкиным не отвечают. Ты тоже сначала не ответил. Как там у вас дела?

— На той стороне, товарищ старший лейтенант, трубки не работают. Пишут: «Нет сигнала». Я уже на вашей стороне. Бегом к вам с докладом отправился.

— Что случилось? Бандиты нашлись? Разрешаю уничтожить…

— Хуже, товарищ старший лейтенант.

— Хуже может быть только иностранная интервенция, атомная война или женитьба на собственной теще.

— С бандитами мы справились бы, а вот с лавиной не смогли.

— Какая такая лавина? Докладывай без недомолвок, — в голосе старшего лейтенанта послышались нотки беспокойства.

А в трубку доносились звуки активной перестрелки. Причем отчетливо различались две линии, с которых велся огонь. Ближняя линия — видимо, спецназа, и дальняя — неизвестного противника. Но командир взвода пока ничего о бое не говорил.

— Мы сидели, караулили. Старшему сержанту Чухонцеву показалось, что один из убитых бандитов на склоне пошевелился. Он пошел посмотреть. Всех пятерых на всякий случай проверил. Трупы явные, заиндевелые. Когда выходил назад на тропу, лавина пошла. Она вверху давно козырьком висела. Надо было бы расстрелять ее из гранатомета, чтобы сразу сошла, а мы не догадались. Чухонцев успел за скалу заскочить, под ней спрятался, но лавина большая была, сильная. Она и скалу своротила.

— А Слава?

— Никаких следов. Мы с Ладушкиным все осмотрели, как только лавина сошла, но ничего не нашли. В ущелье спускаться не стали, все равно там двоим ничего не раскопать. И бандиты могут после лавины выйти, думая, что нас снесло и похоронило. Ладушкин остался бандитов караулить, а меня к вам послал с докладом.

— А из-под скалы Слава выскочить мог?

— Только под саму лавину. Правда, мне казалось, что там рядом со скалой раньше большой валун был. Очень большой, прочно под землю севший. Как белый гриб сидел, устойчиво. Я валун этот запомнил. Но сейчас и валуна нет. Конечно, и он мог скатиться. Не знаю… Искать надо. Я слышал, бывает, откапывают из-под лавины людей, и они еще живы. Для того спасательные службы и существуют. Но мы пост, товарищ старший лейтенант, оставить не можем. Вдруг эмир Гаримханов выйдет…

— Да, проблема… Проблемы… У нас тоже проблема. Наткнулись еще на одну банду. Численно сильнее нас. И воюют грамотно, опытные. Передовой отряд их мы уничтожили, а тут еще с полсотни стволов подвалило. Пытались нас «в лоб» атаковать, но удалось остановить. Ждем следующей атаки. Я вызвал подкрепление и авиацию. К сожалению, сняться и пойти к вам не могу. Нас начнут преследовать, и тогда потери неизбежны. Ждите на месте. Я спасателей вызову, у них оборудование есть, чтобы лавины «прозванивать», и прикрытие для спасателей. А то вылезет Гаримханов не вовремя. Ты возвращайся к Ладушкину. Подстрахуй. Что-нибудь придумаю… Как подкрепление подойдет, я сразу к вам отправлюсь. Гони!..

Хорошо, что рядовой Солнцев заранее перешел на шаг, пусть и быстрый. Это позволило ему на ходу развернуться и без остановки побежать в обратном направлении. Серега Ладушкин его, наверное, уже заждался…

Когда Джамбек оставил эмира одного и удалился на достаточное расстояние, чтобы не слышать, что у костра происходит, Далгат Аристотелевич позволил себе расслабиться. Он вертелся от боли на камнях, извивался, как червяк, хотя каждое движение приносило новую волну боли, но это расслабление в уединении всегда помогало. Гаримханов помнил старый принцип — боль вышибается болью. И чем больнее ему было, тем больше он привыкал к ней, и тогда боль уже становилась более терпимой. Один знакомый рассказывал когда-то эмиру, что повредил себе спину и постоянно жил с болью в спине. Но когда болезнь ушла, человек чувствовал себя разбитым и тоже больным. Врач-психиатр определил, что это психосоматическое заболевание. Человек привык к боли и плохо чувствовал себя без нее. Но эмир, конечно, не желал себе подобной участи. Он вообще не хотел болеть. Все возможные лекарства у него уже кончились. Надо было раньше послать кого-то в город за ними, а теперь уже и послать некого, потому что Джамбек Абалиев в розыске и со своей примечательной крупной фигурой будет легко опознан первым же встречным полицейским. А больше с эмиром никого не осталось. Без лекарства мог помочь только Герихан, но Герихан уже никогда больше и никому помочь не сможет.

И вообще трудно, когда зажат с двух сторон. С одной стороны — спецназ, с другой — эти головорезы из Сирии. С ними договориться, может быть, еще труднее, чем с федералами. Пару лет назад, когда война в Сирии еще только начиналась, специальный посланник принес эмиру письмо от улема Омара из Пакистана. Улем Омар считался известным богословом в рядах «Аль-Каиды» и пользовался авторитетом у мусульман-салафитов всего мира. В пространном послании говорилось много о необходимости объединить усилия всех мусульман, умеющих держать в руках оружие, для создания большого всемирного халифата, и сообщалось, что одним из первых шагов в создании этого халифата является смена режима в Сирии. А эмир Гаримханов вместе со своим джамаатом зачислен в состав объединенного отряда сирийской оппозиции. То есть улем Омар даже не предлагал эмиру вступить в ряды оппозиции, он просто ставил его в известность, и все.

Далгат Аристотелевич целую ночь потратил на написание ответа. Пока спал посланник улема, ответ был написан. В достаточно резкой и неуважительной форме. Потом он прочитал его всем моджахедам джамаата и получил общее одобрение. А утром посланник увез ответ, хотя должен был увести за собой джамаат. И только Ваха тогда сказал:

— Ты написал все правильно. Но это был очень неосторожный шаг. Они будут мстить…

Вспоминая слова Вахи, Далгат Аристотелевич думал, не за этим ли прибыл в соседнюю долину такой большой по численности отряд?..