Глава 11
Курское лето

Пока наземные войска обеих сторон готовились к решающему сражению в районе Курска, крупные силы авиации вели ожесточенные бои на южном участке советско-германского фронта. С 17 апреля по 7 июня здесь развернулось знаменитое воздушное сражение над Кубанью, в котором советская авиация впервые не позволила противнику удержать превосходство в воздухе и дала Люфтваффе достойный отпор.

Сражение началось 17 апреля, когда крупные силы 4-го воздушного флота (1-й, 4-й и 8-й авиакорпуса, насчитывавшие в общей сложности около 1000 самолетов) атаковали позиции советских войск, закрепившихся у села Мысхако в районе Новороссийска. Особую роль в этих атаках сыграли «Штуки» из 2-й эскадры, наносившие удары по позициям артиллерийских батарей и опорным пунктам противника. На этом участке было сконцентрировано две трети всех пикировщиков, имевшихся на советско-германском фронте. Массированные удары немецких эскадр, удерживавших господство в воздухе, вызвали немедленную реакцию советского командования, перебросившего на Кубань дополнительные силы авиации. 19 и 20 апреля в воздухе над Мысхако разгорелись ожесточенные бои. Характерной приметой Кубанского сражения стали настоящие воздушные сражения, в которых с обеих сторон принимали участие по нескольку десятков самолетов. Итогом первых сражений стала утрата немцами превосходства в воздухе. Особенно серьезно страдали «Штуки», которые не могли противостоять советским истребителям. В итоге, если 19 апреля пикирующие бомбардировщики совершили 294 самолетовылета, то на следующий день только 165, причем значительную часть в темное время суток. 23 апреля над Керченским проливом был сбит командир 1-й группы 2-й эскадры пикирующих бомбардировщиков Бруно Диллей.

Советская истребительная авиация к этому моменту значительно окрепла. Это касалось как технического оснащения – в боях участвовали преимущественно новые «Лавочкины», «Яковлевы» и «Аэрокобры», – так и уровня пилотов. К весне 1943 года в частях советских ВВС было уже значительное число опытных летчиков, кроме того, по сравнению с началом войны значительно усовершенствована была тактика истребительной авиации. Оплаченные большой кровью уроки пошли впрок. В своей книге «Четвертая воздушная» К.А. Вершинин вспоминал:

«29 апреля девятка истребителей Як-1, возглавляемая капитаном И. Батычко, барражировала на высоте 2500 метров над районом Крымской. С помощью наземной радиостанции летчики обнаружили две группы бомбардировщиков Ю-87 по 18 самолетов в каждой. Их прикрывала шестерка Me-109.

Останки сбитой на Восточном фронте «Штуки» в Берлинском Техническом музее (фото автора)

Боевой порядок нашей девятки состоял из двух эшелонов. Вверху находилась группа прикрытия из четырех Як-1. Капитан Батычко был во главе ударной в составе пяти самолетов. Приняв решение атаковать, он приказал ведущему верхней четверки связать боем вражеских истребителей, а сам повел подчиненных на первую группу бомбардировщиков. С первого захода ему удалось сбить флагмана. Строй гитлеровцев сразу же нарушился. Поспешно сбрасывая бомбы на свои войска, они начали разворачиваться на запад.

Как раз в это время к району боя подошла вторая группа вражеских бомбардировщиков. Ее летчики тоже не выдержали и пошли на разворот, освобождаясь от бомбового груза. Но им не удалось уйти. Пять неприятельских самолетов Ю-87 были сбиты.

Шестерку истребителей, прикрывавшую свои наземные войска, станция наведения нацелила на группу вражеских самолетов, состоявшую из четырех Ю-87 и четырех Ме-109. Капитан А.И. Покрышкин, возглавлявший ударное звено, приказал ведущему прикрывающей пары старшему лейтенанту Г. Речкалову связать боем «мессеров», а сам атаковал «юнкерсы». Покрышкин и Речкалов сбили тогда по два стервятника, а остальные неприятельские самолеты поспешно удалились».

Советские летчики-истребители на тот момент уже не считали «Штуку», или «лаптежник», как прозвали этот самолет за неубирающееся шасси, серьезным противником. Ju-87 был тихоходной машиной со слабым бронированием и оборонительным вооружением, к тому же никак не защищенной от атак снизу. Единственную защиту ему могли предоставить истребители, да еще мастерство пилота, способного вести самолет у самой земли. Повысившаяся уязвимость от атак советских истребителей стала еще одним фактором, вынудившим «Штуки» в 1943 году все чаще отказываться от пикирования со средних высот и действовать с бреющего полета. «Ю-87 против «яков» все равно что кролик перед удавом, только нужно уметь точно бить», – писал в мемуарах один из лучших советских асов А.В. Ворожейкин. А.Н. Ситковский в своих мемуарах рассказывал о бое с большой группой немецких пикировщиков:

«На этот раз задание выполняли во вражеском тылу. Возвращаясь, подлетали к линии фронта. Вдруг услышали голос наземной радиостанции:

– «Соколы», «Соколы», к нашим позициям, квадрат одиннадцать, подходит большая группа Ю-87. «Соколы», атакуйте! Я – «Факел», – передавал, волнуясь, девичий голос.

Нас было двое. Посмотрел на бензиномеры. Из опустевших баков моторы высасывали последнее горючее. «Юнкерсы» я уже заметил. Передаю:

– «Факел», у нас на исходе горючее.

Через секунду мелодичный голос приказывает:

– Атакуйте немедленно!

«Юнкерсы» плотным строем летели на цель. Даю команду ведомому:

– Уходи домой! Уходи домой! Атакую один. Даже не успел оглянуться на ведомого, в прицеле появился крайний «юнкере». Короткая очередь по мотору… Но не один, а два бомбардировщика после первой атаки вышли из строя. Один рухнул вниз, а другой, оставляя полосу дыма, повернул обратно. Догадался: второго сбил Василий. Кричу по радио:

– Уходи немедленно! Слышишь?

Евдокимов выполнил приказ. Я остался один. Восемнадцать «юнкерсов» по команде развернулись и стали в оборонительный круг, в хвост друг другу. Каждый из них охранял впереди летящего. Вражеские самолеты описывали круги, приближаясь к своим позициям. Мотор моего истребителя мог остановиться в любую минуту…

С высоты я нырнул под круг, образованный вражескими самолетами. Вооружение Ю-87 могло поражать только за пределами круга, я оказался внутри и был недосягаем. Приподняв нос самолета, я дал очередь. Один бомбардировщик загорелся. Мой самолет оказался в центре круга, по которому вращались семнадцать «юнкерсов». Я вновь устремился вниз и опять, приподняв нос самолета, дал очередь. Задымил еще один. Круг разорвался – нервы оставшихся шестнадцати не выдержали. Они рассыпались, беспорядочно сбрасывая бомбы. Я не мог их преследовать. Стремился быстрее совершить посадку на своем аэродроме».

Именно весной 1943 года получили известность многие советские летчики-истребители, например А.И. Покрышкин, сбивший более 20 немецких самолетов. В своих воспоминаниях он описывал проведенные бои:

«Около Керченского пролива увидели три эшелона Ю-87, дистанция между которыми была до трех километров. В каждом эшелоне в плотном строю по три девятки бомбардировщиков. Федоров задачу свою выполнил мастерски. Его звено смело атаковало десять Me-109, сопровождающих бомбардировщиков, и сковало их боем. «Юнкерсы» остались без истребителей. Это обеспечивало свободу действий моему звену. Применяя «соколиный удар», бросил самолет в крутое пикирование. Ведомые следуют за мной. Навстречу нам потянулись десятки дымных трасс из турельных пулеметов «Юнкерсов». Огневой заслон на пути к ведущему центральной девятки казался непреодолимым. Стрелки двадцати семи бомбардировщиков посылали навстречу более четырехсот пуль в секунду.

За три секунды, а именно это время требовалось для выхода на дистанцию прицеливания и открытия огня по головному Ю-87, мы должны были проскочить через трассы. Это возможно только при большой скорости и переменном профиле пикирования. Надо было создать для вражеских стрелков большие угловые скорости, сбивающие точное прицеливание по истребителю. Маневр был рассчитан наверняка. Прорвавшись через пулевой заслон, я в упор расстрелял ведущего Ю-87 и, проскочив над ним, энергично ушел вверх, чтобы занять позицию для новой атаки. Сбитие ведущего, а им всегда был командир группы, нарушило управление и психологически подавило вражеских летчиков.

Повторный удар по ведущему левой девятки привел к расстройству боевого порядка бомбардировщиков. Этим незамедлительно воспользовались летчики звена и сбили еще три самолета. У противника началась паника. Сбрасывая бомбы и пикируя к земле, бомбардировщики врассыпную стали удирать в направлении Керченского пролива. Создались благоприятные условия для уничтожения их поодиночке. Но наша задача была в другом. Дал команду своему звену:

– Прекратить преследование! Атаковать второй эшелон!

С двадцатью семью Ю-87 второго эшелона повторилось то же, что и с первым: прорвавшись через жгуты дымных трасс, я сбил ведущего центральной девятки и на повторной атаке еще одного Ю-87. Мои ведомые действовали смело и решительно. Летчики сбили каждый по одному бомбардировщику. Гитлеровские пилоты не ожидали такого стремительного и точного удара. Сбросив бомбы на свою территорию, они повернули на запад. А наше звено нацелилось на третий эшелон из трех девяток «Юнкерсов». Но те, видя как мы расправились с предыдущими, не стали испытывать судьбу и развернулись на запад.

Задача была выполнена, бомбардировка наших войск сорвана. Теперь можно преследовать удирающих бомбардировщиков. Но преследование пришлось прекратить».

В этом отрывке достаточно хорошо видно, почему боевые счета советских летчиков-истребителей были значительно ниже, чем у их немецких противников. Дело здесь не только (и не столько) в приписках – они практиковались по обе стороны от линии фронта. Однако если немецкий «эксперт» стремился в первую очередь увеличить свой личный счет, то советский летчик-истребитель выполнял конкретную боевую задачу – прикрыть собственные войска либо сопровождать бомбардировщики. Выполнение этой задачи находилось для него на первом месте. Именно поэтому «Штуки», даже лишенные истребительного прикрытия, часто счастливо избегали преследования советскими истребителями – а вовсе не из-за безынициативности русских пилотов, о которой любили писать после войны выжившие ветераны Люфтваффе. Е.П. Мариинский, к примеру, писал в своих воспоминаниях:

«Здесь, над оккупированной территорией, я впервые увидел в воздухе «Юнкерсов»: на встречных курсах и чуть ниже прошла группа из тридцати Ю-87. Шли они парадным плотным строем, крыло в крыло, в колонне звеньев. «Почему не атакуем?! Подходи сзади и бей в свое удовольствие!..»

Виктор! «Лапти» справа идут!

Вижу… – через некоторое время ответил Королев. – Смотри за воздухом… Наше дело теперь телячье…

Я вспомнил, что в этом вылете нельзя вести обычный воздушный бой. Можно только защищать бомбардировщиков от атак фашистских истребителей, ни на шаг не отходя от «пешек».

Сложно сказать, насколько правильной была эта тактика применения истребительной авиации. У нее имелись как существенные плюсы, так и минусы. Однако пилотам «Штук» она, конечно, значительно облегчала жизнь – особенно если они были достаточно благоразумны для того, чтобы, встретив над целью сильное истребительное прикрытие, не лезть на рожон, а повернуть назад. С течением времени такое «благоразумие» встречалось все чаще.

26 мая на Кубани началось наступление Северо-Кавказского фронта. Задача заключалась в том, чтобы выбить противника с восточного берега Азовского моря, не дав ему сохранить важную фланговую позицию. Активность Люфтваффе вновь существенно возросла. Пикировщики наносили удары по наступавшим советским войскам, охотясь даже за отдельными лодками в кубанских плавнях. Естественно, при этом сами они часто становились жертвами советских истребителей. А.И. Покрышкин вспоминал:

«Мы увидели их на фоне облаков. По силуэтам я определил, что это бомбардировщики Ю-87. Они шли, конечно, на Крымскую, где наши войска вклинились во вражескую оборону.

Нам повезло: «Юнкерсы» летели совсем без прикрытия. Очевидно, немецкие истребители проскочили несколько раньше и теперь ищут нас над линией фронта. Они уже привыкли встречаться с нами именно там. Что ж, мы воспользуемся просчетом фашистов и постараемся как следует отомстить им за гибель Науменко.

Девятки бомбардировщиков летели одна за другой, словно на параде. Вероятно, гитлеровцы даже не следили за воздухом, уверенные в том, что на дальних подступах к цели их никто не побеспокоит.

«Подождите же!» Я дал команду атаковать и перевел машину в пике. Я сближался с «Юнкерсами» под таким углом, который позволял при пролете над ними обстрелять сразу несколько самолетов. По моим расчетам, выпущенная мной длинная очередь из пушки должна напоминать своего рода огненный меч, на острие которого будут напарываться вражеские самолеты. Эта неоднократно проверенная в боях атака показалась мне сейчас наиболее подходящей.

Нажимаю на гашетку и вижу, как «Юнкере», лишенный возможности быстро изменить направление полета, буквально налезает на пулеметную очередь. Перевалившись через крыло, он срывается вниз. Вот и второй уже чертит дымом свой последний путь. Этого сбил из пушки. Всего несколько снарядов попало в его фюзеляж, но и такой порции оказалось достаточно.

В прицеле промелькнул следующий. Его счастье. За ним идут еще и еще. Ярость, жажда уничтожить их всех переполняет меня, овладевает всеми моими чувствами. Я непрерывно атакую и стреляю. Уже горит третий… Оглянувшись назад, убеждаюсь, что он падает, и продолжаю полет над цепочкой врагов, выстроившихся для того, чтобы через несколько минут методично, аккуратно, ровными порциями сыпать смертоносные бомбы на кубанскую землю.

Но вот строй «Юнкерсов» ломается. Видя, как вспыхивают и падают машины ведущей девятки, гитлеровцы высыпают бомбы, не доходя до цели, на… свои войска! Потом бомбардировщики разворачиваются и ныряют вниз, чтобы, маскируясь местностью, побыстрее уйти. Струсили! А ведь их почти полсотни против четверки!

Развернувшись, я увидел, как Речкалов расстреливает «Юнкерсы», проскочившие подо мной. На земле их уже пять. Перспектива для тех, что еще не подошли, малоинтересная, и они поворачивают вспять. Бросаемся им вдогонку и в то же время посматриваем за воздухом. Могут прилететь «Мессершмитты».

В этом отрывке достаточно четко просматривается еще одна особенность воздушных боев – с советской стороны в них часто принимало участие существенно меньше самолетов, нежели с германской. Зачастую четверке или восьмерке краснозвездных истребителей приходилось вступать в схватку с несколькими десятками врагов. Объясняется это тем, что советское командование стремилось организовать равномерное и постоянное прикрытие всех участков фронта, что приводило к значительному дроблению сил. Немцы же концентрировали силы для конкретных налетов, не пытаясь организовать «зонтик» над наземными войсками. Опять же, о плюсах и минусах каждой тактики можно спорить, однако вполне очевидно, что советским истребителям часто приходилось вступать в бой при невыгодном соотношении сил. Это достаточно ярко проявилось в ходе Курской битвы.

К началу операции «Цитадель» в районе Курской дуги было сконцентрировано 9 групп пикирующих бомбардировщиков – около 300 самолетов. Общая численность германской авиации на данном участке фронта была более 2 тысяч машин из состава 4-го и 6-го воздушных флотов. При этом 6-й флот (1-я авиадивизия) поддерживал наступление на северном фасе Курской дуги, а 4-й (8-й авиакорпус) – на южном. К этому моменту «Штука» претерпела очередную метаморфозу, сделав шаг на пути превращения из пикирующего бомбардировщика в штурмовик.

В начале 1943 года была запущена в серийное производство модификация D-5 с еще более усиленной броневой защитой. Вес машины к тому времени возрос настолько, что потребовалось удлинение крыла, позволившее увеличить его площадь и снизить нагрузку на него. Поскольку использовать самолет планировалось в первую очередь в качестве штурмовика, пулеметы винтовочного калибра MG-17 в крыле заменили на 20-миллиметровые пушки MG-151. На первых сериях «пятерки» еще монтировались тормозные решетки для бомбометания с пикирования, однако затем от них полностью отказались. Достаточно любопытным было внедрение отстреливаемого шасси – косвенное признание неудач «Штуки» на фронте, когда вынужденные посадки происходили все чаще. Всего было произведено в общей сложности 1178 машин этой последней модификации.

Второй новинкой стал «Густав» – такое прозвище получила в Люфтваффе противотанковая модификация Ju-87G. Ее появление на свет объясняется тем глубоким впечатлением, которое произвели на германское командование советские танки и штурмовики. С середины 1942 года в Рехлине проходили испытания опытные образцы нового противотанкового самолета. Это была серийная «Дора» с облегченным бронированием и двумя подвешенными под крыльями автоматическими орудиями калибра 37 мм. Эти орудия получили наименование ВК-3,7 и являлись, по сути, незначительной переделкой зенитного орудия Flak18.

Противотанковая версия Ju-87G

Установка двух тяжелых орудий губительным образом сказалась на и без того не выдающихся летных данных «Штуки». Максимальная скорость упала на 40 километров в час (до 396 км/ч), маневренность вообще не заслуживала ни единого доброго слова. Устойчивость самолета оставляла желать лучшего, поэтому прицеливание было затруднено. Между тем 37-миллиметровые орудия не отличались выдающимися данными – в реальных боевых условиях их скорострельность составляла не более 30 выстрелов в минуту, при этом после первого же выстрела из-за сильной отдачи прицел сбивался. А четкое прицеливание было в высшей степени необходимо – поразить советский танк оказывалось на практике не так-то просто. Чтобы пробить бортовую броню Т-34, приходилось вести огонь буквально в упор – с дистанции 400 метров. Более современный Т-34-85 вообще оказывался «Густавам» почти не по зубам – чтобы попасть в уязвимую поверхность (надмоторная броня, крыша башни), нужно было большое везение. Проведенные после войны исследования показали, что вероятность поражения Т-34-85 в одной атаке составляет не более двух-трех процентов. Общий боекомплект «Густава» при этом составлял по 12 снарядов к каждой пушке. Разумеется, это не помешало Руделю рассказывать о пяти сотнях уничтоженных советских танков.

Тем не менее ничего другого у Люфтваффе на тот момент не было. Пришлось довольствоваться имеющимся решением. Прямо на аэродромах часть «Дор» была переоборудована в «Густавы». При этом машины, переделанные из модификации D-3, получили обозначение G-1, а из модификации D-5 – G-2. Кроме того, Ju-87G-2 серийно выпускались на заводе в Лемвердере, где было выпущено 174 машины. Данные относительно числа самолетов, переоборудованных прямо в частях, разнятся и составляют от 50 до 100 «Штук».

Всего на 31 мая 1943 года в составе Люфтваффе насчитывалось 434 «Штуки», причем все они действовали на советско-германском фронте. Из этого числа 35 находились в составе 1-го воздушного флота в Прибалтике, 274 – в составе 4-го воздушного флота на южном фланге, 23 – в 5-м флоте на северном участке фронта и 102 – в 6-м на центральном участке Восточного фронта. Перед началом операции «Штуки» совершили ряд налетов на цели в глубине советской обороны, в первую очередь против коммуникаций. Успех был более чем ограниченным. Так, в ходе налета 36 пикировщиков на железнодорожный узел Курска 9 из них были сбиты, еще столько же получили серьезные повреждения.

Накануне Курской битвы в 1-й и 2-й эскадрах пикирующих бомбардировщиков было сформировано по одной эскадрилье «истребителей танков». 5 июля германские войска начали операцию «Цитадель». «Густавы» сразу же приняли в ней активное участие. При этом сразу же выяснилось, насколько уязвимы тяжелые и неповоротливые самолеты перед зенитным огнем противника. В итоге противотанковые эскадрильи приходилось сопровождать «Дорами», основной задачей которых было подавление вражеских зениток. Однако, по немецким данным, все эти неудобства были с лихвой искуплены достигнутым эффектом. Ганс-Ульрих Рудель вспоминал:

«Во время первой атаки четыре танка взрываются от прямого попадания снарядов из моих пушек, к вечеру итоговый счет доходит до двенадцати. Мы все охвачены страстью преследования, рожденным великолепным чувством, что с каждым новым уничтоженным танком будет спасено много немецкой крови.

После первого дня у механиков полно дел, потому что почти все самолеты повреждены зенитным огнем. Жизнь такого самолета недолга. Но главное в том, что дьявольское заклинание сломлено и, имея этот самолет, мы обладаем оружием, которое может быть быстро размещено повсюду и способно успешно бороться с массой советских танков. Это открытие и его практическое применение воодушевляет нас всех. Для того чтобы обеспечить поступление этих экспериментальных самолетов, всем экипажам приказано немедленно присоединиться к нам. Так сформирована противотанковая часть. В оперативных целях она находится под моим командованием.

Последующие дни и сражения дополняют картину и нас не оставляет успех. В то время как противотанковые самолеты идут в атаку, часть бомбардировщиков стремится подавить наземную оборону, остальные кружат на низкой высоте, как наседка над своими цыплятами, чтобы защитить противотанковые самолеты от нападения вражеских истребителей.

Понемногу я открываю все необходимые приемы. Новые умения приобретаются после того, как кто-нибудь пострадает. Мы теряем самолеты в слабо защищенных районах, потому что летаем на средней высоте в разгаре артиллерийской дуэли. Нам следует избегать воздушного пространства вдоль траектории полета снарядов, иначе существует опасность, что кого-нибудь собьют «случайно».

Как и во всех армиях, терпящих серьезное поражение, фронтовые сводки вермахта постепенно превращались из значительно приукрашенной реальности в художественное произведение в жанре военной фантастики. Сотни и тысячи уничтоженных атаками «Густавов» советских танков в реальности обернулись для советского командования потерей от атак с воздуха за весь период Курской битвы 187 танков и САУ, из них 70 безвозвратно. Это было примерно шесть процентов от общего числа потерь. Причем даже эту цифру «Штукам» придется делить со штурмовиками Hs-129. При этом немцы, по их собственным словам, только 5 июля, в первый день операции, уничтожили 64 советских танка! «Густав» даже в руках умелых пилотов оказался скорее орудием пропаганды внутри самой Германии, нежели средством борьбы с советскими танками.

Гораздо больший ущерб советским войскам наносили самые обычные «Доры», обрушивавшие бомбы на артиллерийские позиции, укрепленные пункты и скопления техники. При этом «Штуки» встречали жесточайшее противодействие со стороны как зенитной артиллерии, так и истребительной авиации. Сбитый в первые же часы операции пилот Хайнц Хейль из 1 – й эскадры пикирующих бомбардировщиков рассказывал на допросе: «Мы еще не успели сбросить бомбы, как наш бомбардировщик «Юнкерс-87» был подожжен советским истребителем. Признаться, мы ожидали сильного противодействия со стороны советской авиации и зенитной артиллерии. Однако жестокий отпор русских летчиков превзошел все ожидания и ошеломил нас». В первый же день было потеряно не менее восьми «Штук» на северном фасе Курской дуги, где действовали 1-я и 3-я эскадры, и не менее четырех на южном, в сфере действий 2-й и 77-й эскадр пикирующих бомбардировщиков.

Тем не менее «Штуки» наносили по позициям советских войск весьма чувствительные удары. Действуя под сильным истребительным прикрытием в составе больших групп, они тем самым значительно снижали уровень своих потерь. Наземные войска не раз жаловались на то, что вражеские самолеты беспрепятственно наносят опустошительные удары по их позициям. Особенно эффективными были действия 8-го авиакорпуса на южном фасе Курской дуги, где мощному танковому тарану вермахта удалось прорвать советскую оборону на всю глубину. Только ввод в бой заблаговременно подготовленных резервов помог предотвратить катастрофу. Однако и на севере бои были весьма упорными. Фридрих Ланг, возглавлявший 3-ю группу 1-й эскадры пикирующих бомбардировщиков, вспоминал об этих днях:

«В начале апреля группа прибыла на полевой аэродром восточнее Орла. Погода была большей частью ясной и безоблачной. Мы должны были нарушить снабжение советских войск в районе т. н. Курской дуги. Одной из первых наших целей стал небольшой железнодорожный мост через реку Тим примерно в 100 км восточнее Курска. На «Штуки» обычно подвешивались одна бомба SG500 и четыре SG50. Для борьбы с зенитками противника выделялись самолеты одного звена, на которые устанавливались осколочные бомбы SD1 (Splitterbomben).

«Штуки» взлетали звеньями и затем описывали вокруг Орла большие круги, собираясь в боевой порядок и набирая высоту. Затем северо-западнее Малоархангельска на высоте 2500 метров мы пересекали линию фронта. Незадолго перед этим к нам присоединялись истребители прикрытия. Обычно это была группа «Фокке-Вульфов», и их командир приветствовал нас, качая крыльями своего истребителя.

После пересечения линии фронта мы увеличивали дистанцию между самолетами, чтобы затруднить прицеливание советским зенитчикам. Мы атаковали мост, заходя на него с востока, затем делали левый разворот и уходили в сторону линии фронта. В ходе первых атак зенитный огонь был не очень сильным, а вражеских истребителей совсем не было видно.

После нескольких атак мы сначала повредили мост, а затем и совсем его разрушили. Однако русские быстро построили временный мост. При этом они усилили его противовоздушную оборону, и мы почти каждый раз встречали сильный зенитный огонь и истребителей. У русских была отлично организована служба предварительного оповещения. Уже вскоре после старта мы слышали в наушниках сообщение на русском языке о нашем вылете. Однако, несмотря на все это, в ходе этих вылетов мы не понесли никаких потерь.

Затем нашими целями были железнодорожная станция Новосиль в 60 км восточнее Орла, мост северо-восточнее города Дивны и сама станция Дивны. После этого мы поддерживали действия наших войск юго-западнее Орла. При этом было хорошо отработано взаимодействие с ними прямо над полем боя. Сбросив последний контейнер с осколочными бомбами SD1, мы давали красную ракету, которая и служила для нашей пехоты сигналом к атаке.

Незадолго перед началом наступления на т. н.

Курской дуге мы атаковали железнодорожный вокзал в Курске. Мы появились над городом около 4 часов утра. Вокзал находился в его северной части, и мы были вынуждены описать над городом большой круг. Нас встретил сильный зенитный огонь, особенно много было красных и зеленых трассирующих пуль. Вскоре на востоке появились советские истребители. Спустя несколько минут они атаковали 2-ю группу 1-й эскадры пикирующих бомбардировщиков, которая в результате понесла тяжелые потери.

В ответ советская авиация совершила ночной налет на Орел. Один самолет, сбитый зенитками, упал на деревню юго-западнее нашего аэродрома, в результате чего там загорелось несколько домов. Остальные самолеты сбросили бомбы вдали от аэродрома, и мы смогли спокойно покинуть наши убежища.

Атаки на железную дорогу в районе Курска были последними вылетами, которые наша группа выполняла по «старым» тактическим правилам, разработанным для Ju-87. Все наши последующие вылеты были уже на непосредственную поддержку войск.

В первые дни наступления под Курском мы выполняли в среднем по 5–6 боевых вылетов ежедневно, атакуя различные цели, среди которых было довольно много закопанных русских танков. Нередко нам приходилось вступать в бой с советскими истребителями».

Ожесточенные сражения, непременными участниками которых являлись «Штуки», разворачивались и в воздухе. Пикировщики выполняли ежедневно в общей сложности до 800 вылетов. Потери были значительны. При этом на роль «убийц лаптежников» теперь претендовали не только зенитная артиллерия и истребители, но и советские ударные самолеты. К примеру, 6 июля группа Ил-2 из состава 673-го штурмового авиаполка быстрой атакой уничтожила сразу две «Штуки».

В этот же день свой последний бой провел знаменитый истребитель лейтенант А.К. Горовец. Документы 8-й гвардейской истребительной авиадивизии рассказывают о нем так: «В это время появилась новая группа – девять Ю-87. Гвардии лейтенант Горовец немедленно врезался в строй бомбардировщиков противника. В результате первой атаки 2 Ю-87 были сбиты и 2 Ю-87 столкнулись при уходе из-под удара нашего истребителя. Остальные самолеты Ю-87 разошлись по одному и встали в круг, намереваясь сбрасывать бомбы по нашим войскам. Последовательными атаками на вертикальном маневре гвардии лейтенант Горовец сбил и оставшиеся пять бомбардировщиков, но, в свою очередь, был атакован группой Me-109, которые подожгли его самолет и преследовали его, пока он не врезался в землю в 6 километрах южнее Обоянь. Воздушным боем гвардии лейтенанта Горовец были восхищены наши наземные войска, сообщившие на КП дивизии через штаб 5-го как о героическом подвиге неизвестного им летчика-истребителя». Подвиг лейтенанта Горовца вошел во все советские исследования, посвященные Курской битве. Однако немецкие источники потерю девяти «Штук» в одном вылете не подтверждают. Это, в свою очередь, не отменяет того факта, что немецкой авиации в этот день был нанесен весьма значительный урон – только 77-я эскадра пикирующих бомбардировщиков лишилась 6 июля десяти машин.

В Курской битве открыл свой боевой счет и самый результативный из советских летчиков-истребителей – И.Н. Кожедуб. Его первой жертвой стал как раз «лаптежник». В своих мемуарах Кожедуб подробно описывает этот бой:

«С земли раздается знакомый спокойный голос командира корпуса генерала Подгорного:

– Приближается большая группа пикирующих бомбардировщиков. Увеличить скорость. Встретить врага до линии фронта!

И на подхвате голос Семенова:

– Впереди нас более двадцати пикирующих бомбардировщиков. Атакуем!

И действительно, ниже нас стороной к линии фронта направляются «Юнкерсы-87» под прикрытием истребителей. Теперь главное – перехватить их до линии фронта.

Снова раздается голос комэска:

– Орлы, за Родину! В атаку!

Командир – впереди. Мы – за ним. Увеличиваем скорость, ринулись на группу. Наперерез нам «мессершмитты». Но им уже не остановить наш порыв. Вот они пытаются атаковать командира. Бросаю самолет в сторону вражеских истребителей. Заградительная очередь, и враг отворачивает от самолета Семенова. Комэск сближается с бомбардировщиком. Фашистские стрелки открывают яростный огонь.

К нам потянулись трассы. И мне кажется, что больше всего трасс тянется к машине комэска и к моей.

Семенов резко переводит самолет вниз. Сердце у меня замирает: сбит!

Но вот он стремительно идет вверх и снизу атакует «юнкере». Бьет его в упор, с короткой дистанции. Немецкий самолет падает.

Бомбардировщики заметались. «Мессершмитты» усилили атаки. Отбиваю их – меня надежно прикрывает мой ведомый.

Наша главная задача – уничтожать бомбардировщики. Пытаюсь атаковать «юнкере», зайти к нему в хвост. Он маневрирует. Уходит из прицела. Даже не успеваю открыть огонь: то ведомого, то меня атакуют «мессеры». Нам, истребителям, все время приходится вступать с ними в бой, помогать друг другу и словом и огнем. Только успевай повертываться: исход боя решают секунды.

В глазах мелькают силуэты наших и вражеских самолетов. «Юнкерсы» не уходят. Они встали в оборонительный круг – защищают друг друга. Зайти им в хвост стало еще труднее.

Проходит несколько минут – для воздушного боя срок немалый. Нам необходимо сбить еще несколько самолетов. Только тогда враг дрогнет.

Стараюсь действовать точно и стремительно – как командир. Его самого я потерял из виду. Зато слышу голос:

– Бей их, гадов!

Под огнем противника снова веду самолет в атаку. Захожу «юнкерсу» в хвост. Сближаюсь. Ловлю в прицел.

По-моему, дистанция подходящая. Нажимаю на гашетки. Пушки заработали. А «юнкере» не падает. Снова стреляю. Немецкий бомбардировщик начал маневрировать.

Забываю обо всем, что творится вокруг. Вижу лишь «юнкере» и продолжаю стрелять. Решил так: «Не собью, буду таранить. Как Вано Габуния».

– Бей, батя, прикрываю! – раздается уверенный голос моего побратима, Василия Мухина.

Почти вплотную сближаюсь с противником. «Юнкере» по-прежнему маневрирует. Нет, теперь не уйдешь! Еще длинная очередь. Самолет вспыхнул и упал в районе западнее Завидовки.

– Вот тебе, фриц, за Игнатия Солдатенко! Взмываю в сторону вверх по примеру командира.

Не утерпел и по радио крикнул:

– Вася, одного кокнул!

Да где же Мухин? Посмотрел влево и даже вздрогнул: от меня отвалил «Мессершмитт-109». За ним и погнался Мухин. Мне только что угрожала смертельная опасность: ведь я и не заметил, как в хвост моей машины зашел «мессершмитт»! Зато Мухин был начеку и отбил атаку.

Мой верный ведомый уже тут, занимает свое место.

Бой продолжается. На моих глазах упал еще один «юнкере», за ним – «мессершмитт»: их сбили летчики нашей эскадрильи.

Строй вражеских бомбардировщиков рассыпался. Немцы в беспорядке сбросили бомбы на голову своих же войск и покинули поле боя.

Раздалась команда Семенова:

– Сбор, сбор!

А я в этот миг увидел свежую группу: около трех десятков вражеских бомбардировщиков. Они летели нагло, без прикрытия истребителей. Вероятно, враг думал, что господство в воздухе завоевано.

Передаю Семенову:

– Товарищ командир, приближается свежая группа. Но в шуме боя по-прежнему слышится: «Сбор, сбор!» Решаю так: пока группа будет собираться, успею атаковать противника.

Даю команду Мухину:

– Атакуем!

Быстро сближаюсь с «юнкерсами». Они начали перестроение. Стрелки открыли огонь. Передаю:

– Вася, прикрой! Атакую!

По примеру комэска быстро сзади снизу пристраиваюсь к вражескому самолету. Как говорят летчики, сажусь ему «на хвост».

Враг в прицеле. Отчетливо вижу черные кресты. Сейчас в упор расстреляю самолет. Нажимаю на гашетки. Но пушки молчат.

Быстро произвожу перезарядку. Снова нажимаю на гашетки. Молчат пушки. Ясно: все боеприпасы я уже израсходовал. И даже не заметил как.

Передо мной хвост вражеского самолета: чтобы отрубить его, снаряды не нужны. Но самолет вдруг резко поворачивает в сторону, в глубь своего строя, и чуть не сталкивается с другим «юнкерсом».

Горючее на исходе. Осматриваюсь: наших не видно – улетели.

Передаю Мухину:

Вася, атакуй! У меня пушки не работают. А он в ответ:

Горючего мало. Смотри, домой не дойдем.

И верно, стрелка бензомера приближается к красной черте. А это означает: немедленно на посадку. Но «юнкерсы» еще здесь. Надо сорвать налет.

– Еще минуту, еще минуту… – передаю Мухину.

Не одну, а еще несколько минут гоняемся за «юнкерсами». Появляемся то здесь, то там. Немцы, вероятно, решили, что нас много. И случилось то, чего мы с Васей так добивались. Противник дрогнул – нервы не выдержали. Фашисты повернули на запад. Горючего у нас с Мухиным хватило лишь на то, чтобы зарулить на стоянку. Быстро вылезаю из кабины. Бегу к Мухину, обнимаю.

Спас ты меня, дружище, спасибо! Нас окружили друзья.

Да куда вы запропастились?

А я даже усталости не чувствовал. Только в горле пересохло – пить хотелось нестерпимо.

Мухин уже рассказывает, как я зажег самолет, как он отбил атаку, как мы вдвоем гонялись за «юнкерсами». А я подтянулся и внешне спокойно – под стать бывалым летчикам – отправился к командиру эскадрильи. Увидев его, даже растерялся: Семенов смотрел на меня исподлобья, нахмурив брови.

Начинаю докладывать:

– Товарищ командир, младший лейтенант Кожедуб…

Но комэск обрывает меня:

– Как ты мог от группы оторваться?! Почему не выполнил мое требование?

Пытаюсь объяснить, но он снова перебил:

Молчать! Слушать, когда старшие говорят! – Он строго посмотрел на меня. Но сказал мягко: – Ну, докладывай.

Я… я сбил «Юнкерс-87», – говорю, заикаясь.

– Видел. Ну, а дальше-то что? Куда ты делся? Коротко доложил обо всем. И тут Семенов снова вскипел:

– Вот как, за «сбитым» гоняешься? В таких сложных условиях надо быть сдержанным, а то вмиг собьют. Дерзости у тебя много – это хорошо, но в бою нельзя отрываться от группы и действовать очертя голову.

Стою навытяжку, растерянно глядя на командира. А он, помолчав, вдруг дружески улыбнулся и протянул мне руку:

– Ну, поздравляю с первым сбитым! Так и бей их! Да смотри не зазнавайся и помни мои слова: при всех случаях надо держаться группы и сохранять самообладание».

Как уже говорилось выше, «Штуки» к тому времени считались у советских летчиков-истребителей достаточно легкой добычей. Возможно, именно поэтому они очень часто фигурируют в донесениях истребительных частей. При этом данные о потерях противника неизменно завышались в разы. К примеру, по итогам дня 8 июля на южном фасе Курской дуги советские истребители претендовали на 31 сбитый Ju-87, в то время как немецкие документы подтверждают потерю шести и повреждение еще нескольких пикировщиков, причем в эти цифры включены, естественно, и потери от огня зенитной артиллерии.

Однако потери пикирующих бомбардировщиков действительно были весьма велики и составляли за время немецкого наступления около сотни уничтоженных и тяжело поврежденных машин. Что было еще хуже для Люфтваффе, росли потери опытного летного состава, восполнить которые было уже практически невозможно. К примеру, 8 июля 8-й авиакорпус лишился сразу двух обладателей Рыцарского креста – командира 8-й эскадрильи 2-й эскадры пикирующих бомбардировщиков Бернгарда Вутки и обер-лейтенанта Карла Фитцнера из 5-й эскадрильи 77-й эскадры. Последний, возможно, стал жертвой молодого аса К.А. Евстигнеева.

К середине июля немецкому командованию стало ясно, что наступление захлебнулось. Основной задачей теперь стало сдержать советский контрудар. Для этого приходилось усиленно маневрировать имевшимися в распоряжении подразделениями Люфтваффе. 16–17 июля 8-й авиакорпус был вынужден передать 1-ю и 3-ю группы 2-й эскадры пикирующих бомбардировщиков «Иммельман» северному соседу – 6-му воздушному флоту, а 77-ю эскадру в полном составе отправить на юг, останавливать советское наступление на Левобережной Украине.

12 июля началось советское контрнаступление на северном фасе Курской дуги, в районе Орла. Пытаясь остановить волну краснознаменных дивизий, пикировщики из состава 1-й авиадивизии выполнили за день свыше 400 боевых вылетов, в которых 1 – я эскадра пикирующих бомбардировщиков недосчиталась как минимум семи машин. Достаточно серьезные потери понес от их действий 1-й гвардейский танковый корпус – от налетов «Штук» страдали в основном не танки, а артиллерия, автомобильный транспорт и личный состав. Небольшие истребительные патрули были не в состоянии сорвать массированные налеты немецких бомбардировщиков, хорошо прикрытых собственной истребительной авиацией. Нередко восьмерке «Яков» или «Лавочкиных» приходилось вступать в бой с несколькими десятками самолетов противника.

В дальнейшем, по мере переброски в сферу ответственности 6-го воздушного флота групп пикирующих бомбардировщиков с юга, интенсивность использования «Штук» только возрастала. Советские офицеры называли их «наиболее реальной угрозой для наших наступающих войск». Однако и потери Ju-87 были значительно больше, чем самолетов других типов. За период с 15 по 23 июля 1-я эскадра пикирующих бомбардировщиков лишилась 12 машин, две группы 2-й эскадры – восьми, группа 3-й эскадры – шести. В это число не включены «Штуки», которые пришлось позднее списать из-за серьезных повреждений.

Фридрих Ланг вспоминал об этом времени:

«Вскоре наше наступление остановилось, и теперь уже русские перешли в контрнаступление. Группа была переведена на аэродром в Брянск. При этом, действуя против наступающих советских танков восточнее Карачева, она временно подчинялась командиру 2-й эскадры пикирующих бомбардировщиков оберст-лейтенанту Эрнсту Купферу. В нескольких километрах юго-восточнее Карачева мы атаковали позиции советских реактивных установок. Успешность наших атак подтверждалась данными радиоперехвата.

После нашей первой атаки их командир просил по рации, чтобы прислали истребители, так как боялся, что все его установки будут уничтожены. После нашей последней атаки он снова вышел в эфир и передал своему командованию, что помощь ему уже больше не нужна, так как все установки уничтожены.

Затем группа перелетела на аэродром в г. Почеп в 75 км юго-западнее Брянска, а вскоре на полевой аэродром Сечинская севернее Брянска. Его размеры позволяли взлетать в плотном боевом порядке. Основной район наших действий находился севернее и северо-восточнее Брянска. Дважды мы летали атаковать танки северо-восточнее г. Духовщина, Смоленская обл., что было на пределе радиуса действий наших Ju-87D».

17 июля началось наступление советских войск на южном фасе Курской дуги, на Белгородском направлении. Попытки немецких войск остановить его не увенчались успехом. Любопытно, что командиру 2-й эскадры пикирующих бомбардировщиков «Иммельман» Эрнсту Купферу были временно подчинены все авиагруппы, действовавшие в этом районе, – борьба с танками объявлялась приоритетной задачей.

3 августа советское наступление продолжилось в рамках операции «Полководец Румянцев». Советским войскам с немецкой стороны противостояли среди прочего три группы 77-й эскадры пикирующих бомбардировщиков и 2-я группа эскадры «Иммельман». «Штуки» базировались как можно ближе к фронту, чтобы компенсировать свою малочисленность как можно большим числом вылетов. Расплата не замедлила себя ждать – в результате налета 20 июля на аэродром Краматорская была выведена из строя в полном составе 7-я эскадрилья 77-й эскадры. Тем не менее пикировщики оставались и здесь основной ударной силой Люфтваффе. По мнению П. Смита, «непрерывные действия Ju-87 во многих местах помогли удержать линию фронта и не допустить повторения Сталинградской катастрофы».

А.В. Ворожейкин так описывал в мемуарах свою встречу с пилотами 77-й эскадры пикирующих бомбардировщиков:

«Сближаюсь, но, кажется, медленно. Уменьшаю газ. «Як» застывает метров на пятьдесят сзади и ниже правого заднего «лапотника». Немцы, конечно, меня не видят. Близость врага и черная фашистская свастика под крыльями заставляют действовать с той беспощадностью, которая придает спокойствие. Опасаясь осколков от «юнкерса», чуть отхожу в сторону. Наши скорости уравнены. Целюсь. На какое-то мгновение все пять чувств слились воедино. Глаза! Кажется, только они дирижируют сейчас всеми моими движениями. Для меня сейчас самое важное – совместить глазом серебристый крестик прицела и центр живота массивной туши бомбардировщика. Мысленно представляю, как первой же огненной стрелой пробью кабину летчика и мотор.

Огонь! И бомбардировщик неуклюже опускает нос. Не отворачиваясь, беру в прицел второго.

Еще удар!.. Из «юнкерса» вырвались клубы густого черного дыма. Машина, вспыхнув, камнем рухнула на землю.

Две очереди – два самолета. Таких ударов я могу нанести еще семь-восемь, а то и больше. Этого достаточно, чтобы уничтожить всю группу. Только бы Аннин предупредил о приближении истребителей. Оглядываться или запрашивать по радио о воздушной обстановке не хочется: жаль терять удачную позицию. Надеясь, что Аннин не уйдет с поста и не прозевает «мессеров».

Продолжаю уверенно атаковать бомбардировщиков, и вот запылал третий «юнкере». Подхожу к четвертому. И тут вся группа самолетов, точно горох, рассыпалась, в беспорядке сея бомбы, очевидно, на свои же войска. Двое «лапотников», задрав головы, упорно ползут на меня, готовые таранить мой «як». Уступаю им дорогу, чтобы снова выбрать удобный момент для атаки.

Одни бомбардировщики, защищаясь, создали оборонительный круг, другие, прижимаясь к земле, стали уходить. И только пятерка «юнкерсов» летела, как на параде, прежним курсом. Аннин совсем близко подошел к ним.

Атаковать пятерку! – передаю ему.

Понятно! – отвечает он.

Горит еще один вражеский самолет. Второй Ю-87, подбитый Анниным, шарахается, разгоняя свой же строй.

Бомбардировщики разгромлены. На подходе их больше нет. Задача выполнена».

5 августа советская авиация нанесла новый удар по вражеским аэродромам. В результате 77-я эскадра недосчиталась шести самолетов. К этому нужно прибавить еще четыре машины, потерянные в воздушных боях. Баланс становился совершенно неутешительным для «Штук». Всего с 3 по 9 августа эскадра потеряла не менее 25 пикирующих бомбардировщиков.

Начиная с 9 августа в состав 4-го воздушного флота начали стремительно возвращаться соединения, ранее переданные северному соседу. Это было связано с подготовкой контрудара в районе Харькова. Всего 8-му авиакорпусу были переданы три группы пикировщиков – 1-я и 3-я группы 2-й эскадры и 3-я группа 3-й эскадры. Это было весьма значительным усилением, учитывая, в каком потрепанном состоянии находилась 77-я эскадра. Активность немецкой авиации после этого значительно возросла. Однако действовать пикировщикам становилось все труднее. Так, 18 августа четверка Ла-5 смогла рассеять большую группу «Штук», уничтожив, по советским данным, четыре из них. После этого боя в штаб 2-й воздушной армии пришло письмо от наземных войск: «Мы наблюдали воздушный бой четырех Ла-5 с группой самолетов противника Ю-87 в количестве 25–30 самолетов. Особенно активно дрался один самолет Ла-5, как впоследствии стало известно, это был гвардии старший лейтенант Мурашев, он два раза врезался в группу бомбардировщиков и атаковывал их. При этом он проявил геройство и свое умение. Мы видели, как им было сбито два самолета Ю-87». В этот день одна только 3-я группа 77-й эскадры потеряла шесть самолетов, в том числе три в ходе одного вылета.

К началу осени основные бои отгремели, и командование Люфтваффе могло зализывать раны и делать выводы. А они оказались довольно неутешительными. Сражение на Курской дуге стало лебединой песней «Штуки». Несмотря на эффективность ее действий против наземных войск, уровень потерь был слишком высок. С немецким подходом к подготовке летчиков, когда обучение пилота требовало много времени и средств, это было недопустимо. Командовавший эскадрой «Иммельман» подполковник Купфер писал: «Ju-87 больше нельзя использовать ни на одном фронте, даже на Востоке. Например, моя эскадра за восемь месяцев потеряла 89 экипажей. В пересчете на год это соответствует 100-процентному обновлению летного состава. Если так будет продолжаться еще год, результатом будет полный конец штурмовых частей… У меня есть эскадрильи с одним самолетом на вооружении… Мы должны как можно скорее, я бы сказал немедленно, начать перевооружать части с Ju-87 на FW-190. Ситуацию с личным составом штурмовых частей можно определить как «последний парад». С 5 июля 1943 года я потерял двух командиров эскадр, шесть командиров эскадрилий и двух адъютантов групп, каждый из которых совершил более 600 боевых вылетов. Такой опыт уже не заменить… Мы не можем позволить себе терять тех немногих, кто остался…»

9 сентября Купфер был назначен инспектором штурмовой авиации и смог заняться претворением в жизнь своей идеи. Ему были подчинены все подразделения пикирующих бомбардировщиков, а также штурмовики и противотанковые самолеты. В начале октября 1943 года была произведена реорганизация авиации непосредственной поддержки наземных войск – все подчиненные Купферу соединения превращались в штурмовые эскадры (SG). 1-я эскадра пикирующих бомбардировщиков стала 1-й штурмовой эскадрой, 2-я эскадра – 2-й штурмовой эскадрой, 3-я эскадра – 3-й штурмовой эскадрой, действовавшая на севере 5-я эскадра – 5-й штурмовой эскадрой. 77-я эскадра пикирующих бомбардировщиков частью была преобразована в 77-ю штурмовую эскадру, частью вошла в состав 4-й штурмовой эскадры. Практически все они были в скором времени перевооружены на FW-190.

Однако карьера «Штуки» на этом не завершилась…