Часть третья

 Руки Мэтти дрожали, когда она с усилием крутила катушку спиннинга.

 Эй! — крикнула девочка. — Смотри, мам!

 Большая, — завороженно глядя на бурлящую воду, сказала Кэтрин.

 Кажется, она крепко сидит на крючке.

 Не зацепись леской за камни, а то порвешь.

 У поверхности воды трепетала, сражаясь за свою жизнь, полосатая черно-серебристая рыбина. Вот уже сорок минут, как Мэтти, вооруженная большой отцовской удочкой, боролась с «полосатиком». Зажав для равновесия длинное бамбуковое удилище под мышкой, она то опускала леску, то крутила катушку на себя. Кэтрин слышала, как тяжело дышит ее дочь. Согнувшись в три погибели, женщина пыталась подсечь рыболовным сачком улов Мэтти. Несколько раз она промахивалась, но наконец-то удача улыбнулась ей.

 «Жалко, что Джек не с нами», — пронеслось у нее в голове.

 Кэтрин повернулась к дочери. Та, выпустив из рук удочку, вынула «полосатика» из сетки и положила на песчаный берег. Рыба отчаянно била хвостом. Мэтти вытащила из кармана мерную ленту. Кэтрин присела, чтобы лучше разглядеть улов дочери.

 Тридцать шесть дюймов, — с гордостью сообщила Мэтти.

 Да неужели! — гладя дочь по голове, воскликнула женщина.

 За лето кудри Мэтти приобрели красивый медно-красный оттенок. Девушка смирилась со своим естеством, позволив волосам виться так, как им заблагорассудится. Все ее одеяние состояло из двух крошечных лоскутков светло-голубой материи, претенциозно именовавшихся «купальным костюмом».

 Ты отпустишь рыбу или съешь? — поинтересовалась мать.

 А ты что посоветуешь?

 Ну, учитывая, что это твоя первая пойманная рыба, я бы приготовила из нее что-нибудь особенное. Папа учил тебя чистить рыбу?

 Мэтти выпрямилась в полный рост, с трудом поднимая свой улов.

 Пойду принесу фотоаппарат, — сказала Кэтрин.

 Я люблю тебя, мама! — улыбнулась дочь.

 Кэтрин медленно шла по лужайке, прислушиваясь к шуму ветра в полых оттяжках высокой штыревой антенны. День был чудесный. Впрочем, все дни этим летом выдались на редкость погожими.

 Сегодня, проснувшись еще до рассвета, Кэтрин была до глубины души очарована восхитительной игрой красок. Низко ползущие по небу облака в мгновение ока озарились ярко-розовым светом. Казалось, что на небе зажглась гигантская неоновая вывеска. Поднимающиеся от воды потоки воздуха окрасились в бледно-лиловый оттенок. И когда краешек солнца выкатился из-за горизонта, водная гладь залива засверкала пульсирующим бирюзовым свечением, сливаясь с окрашенными в розовый цвет барашками облаков. Казалось, вселенский пожар охватил воду, небо и воздух. Кэтрин почему-то вспомнились описания первых ядерных экспериментальных взрывов над поверхностью океана, которые проводили в конце сороковых годов, после войны…

 Она так и не смогла привыкнуть к тому, что теперь просыпалась до рассвета. Как большинство незамужних женщин и вдов, Кэтрин ложилась спать рано и сразу же засыпала. Ничто не тревожило ее сон… Сумрачные предрассветные часы она всецело посвящала чтению книг. Раньше у нее никогда не хватало на это времени, а теперь Кэтрин могла себе позволить читать ежедневные газеты, причем читала она их от корки до корки.

 Впервые информация о бомбе, погубившей рейс № 384 авиакомпании «Вижен», появилась в новогоднем выпуске «Белфаст телеграмм». Капитана Джека Лайонза обвиняли в неумышленном пособничестве террористам. В пространной статье рассказывалось о летчиках и служащих аэропортов, которые уже многие годы помогали ИРА переправлять контрабанду, минуя строгие британские таможни. Кроме Джека Лайонза упоминалось еще несколько фамилий. Особое место уделялось мотивам, побудившим группку радикалов-лоялистов взорвать американский самолет, хитро используя контрабандную сеть врага, и тем самым, бросив тень на ИРА, сорвать мирный процесс в Северной Ирландии. После ареста Мойры Боланд и ее брата полицейские быстро раскрутили дело. К счастью, никто из них не сообщил журналистам о двоеженстве Джека Лайонза. В течение нескольких недель Кэтрин жила в постоянном страхе перед неминуемым, по ее мнению, разоблачением. Она не решалась рассказать всю правду дочери, и Мэтти знала только то, что передавали по телевизору…

 Прошел месяц… другой… и о гибели рейса № 384 уже никто не вспоминал.

 Кэтрин не знала, что случилось с детьми Мойры Боланд. Иногда она задумывалась об их судьбе.

 Всю весну Кэтрин читала книги, посвященные истории религиозно-гражданского противостояния в Северной Ирландии. Она узнала много интересного, о чем раньше и не догадывалась, но несмотря на эти знания, она не понимала, что происходит. Слишком уж все было запутано. Каждый раз она выискивала в газетах сообщения о бунтах заключенных в северо-ирландских тюрьмах, о взрывах заминированных автомобилей и об убийствах, совершенных боевиками… Сейчас вновь наступило перемирие. Кэтрин надеялась, что настанет такой день, когда стороны договорятся, найдут удовлетворяющий всех компромисс, но сомневалась, что это случится в ближайшем будущем.

 Впрочем, это ее уже не касалось. Это ведь была не ее война…

 По существу, изучение истории вооруженного конфликта в Северной Ирландии стало ее главным занятием в жизни. Чтение помогало скоротать долгие летние дни. Кэтрин мало уделяла внимания своей внешности, целыми днями расхаживала по дому в купальном халате, надетом поверх линялой трикотажной рубашки, некогда темно-синего, а теперь трудноопределимого цвета. Она связала дочери безрукавку из разноцветных хлопчатобумажных ниток и уже подумывала над тем, чтобы связать себе такую же. К большему в жизни Кэтрин не стремилась. Почти каждый день она виделась с Джулией: или бабушка приезжала к ним, или Кэтрин отправлялась в город. Они часто обедали втроем, стараясь воссоздать былое подобие семьи… Джулия очень болезненно восприняла новость о неверности Джека. Кэтрин еще никогда не доводилось видеть бабушку в таком подавленном состоянии.

 Взбежав по ступенькам крыльца, Кэтрин проскользнула через переднюю и кухню. Фотоаппарат, насколько она помнила, лежал в кармане ветровки, висевшей на вешалке возле задней двери.

 Повернув за угол, Кэтрин остановилась как вкопанная. Через стекла, вставленные в заднюю дверь дома, она увидела лицо Роберта. Он поднял руку и забарабанил по дереву. Кэтрин покачнулась и, чтобы не упасть, оперлась рукой о стену. В ее мозгу промелькнуло воспоминание об их первой встрече. Тогда Роберт так же неожиданно появился на пороге ее дома и одной фразой изменил всю ее жизнь, изменил навсегда и самым кардинальным образом.

 Как под гипнозом, Кэтрин сделала несколько шагов к двери и открыла ее.

 Привалившись плечом к дверному косяку, Роберт стоял и в упор смотрел на нее. На нем были шорты цвета хаки и белая футболка. Руки были засунуты в карманы. Солнце светило ей в глаза, но Кэтрин все же разглядела, что его волосы подстрижены и покрашены в более темный цвет. Во всей его позе чувствовалось смирение. Женщина подумала, что Роберт морально готов к любым недружелюбным действиям с ее стороны. Захлопнутая перед самым носом дверь или пожелание проваливать ко всем чертям не будут для него неожиданностью.

 В воздухе повисла тяжелая тишина.

 Я вот подумал, что прошло уже достаточно времени, — сказал он.

 «Интересно, сколько времени понадобится, чтобы простить предательство?» — подумала Кэтрин, но вслух сказала:

 Мэтти поймала большую рыбину. Я пришла за фотоаппаратом.

 Найдя его в кармане ветровки, она вернулась тем же путем. Проходя через кухню, женщина коснулась рукой лба. Кожа горела и казалась шероховатой из-за тонкого слоя песка и морской соли. Днем они с дочерью много купались, даже катались на гребне волны, хотя и без досок для серфинга. Каждый раз отлив прибоя оставлял их на песке стоящими на четвереньках — они были похожи на моряков, спасшихся после кораблекрушения.

 Появление Роберта стало для Кэтрин полной неожиданностью. Она вычеркнула его из своей жизни, почти забыла о его существовании, а он взял и вернулся.

 Женщина специально затянула «фотосессию», сделав не менее дюжины снимков Мэтти и ее трофея. Только когда дочь начала проявлять признаки нетерпения, Кэтрин повесила фотоаппарат себе на шею и помогла девочке занести в дом рыбацкие снасти.

 Тебе помочь почистить рыбу? — заранее зная ответ, спросила она у Мэтти.

 Нет, спасибо. Лучше я сама.

 У девочки было хорошее зрение, куда лучше, чем у ее матери. Стоящего на крыльце мужчину она увидела первой. Резко остановившись, Мэтти чуть было не выпустила пойманную рыбу из рук. Глаза часто заморгали. Лоб нахмурился. Девочка узнала «вестника смерти» ее отца.

 Все в порядке, — тихо сказала дочери Кэтрин. — Он только что приехал.

 Мать и дочь медленно шли по лужайке. Женщина несла длинную удочку, а Мэтти — первую пойманную в своей жизни рыбу.

 На прошлой неделе девочка нашла в гараже удочку и снасти отца. Загоревшись желанием научиться рыбачить, Мэтти припомнила все, чему учил ее папа прошлым летом. Кэтрин никогда не увлекалась рыбной ловлей, поэтому не смогла помочь ей даже советом. Но Мэтти была упрямой и быстро научилась справляться со слишком большой для нее удочкой.

 Подул восточный ветер, принося с собой вечернюю прохладу. Кэтрин не оборачивалась, но и не глядя на поверхность океана она знала, что на гребнях волн появились белые барашки пены. Каждый раз, когда поднимался восточный ветер, женщина вспоминала день, когда она стояла на крыльце дома, а Джек сообщил ей о том, что собирается его купить.

 Такое с ней случалось довольно часто. Тысячи мелочей могли пробудить неприятные воспоминания о Джеке Лайонзе, Мойре Боланд и Роберте Харте. Ей внушали отвращение самолеты и все, что связано с авиацией. Упоминание об Ирландии или о Лондоне рождало в ее мозгу болезненные образы. Кэтрин не любила зонты и белые рубашки. Даже высокий стакан, наполненный пивом, мог резануть по ее душе, как лезвие острого ножа. Постепенно она научилась жить с этим, как люди учатся жить с нервным тиком, заиканием или хронической болью в колене.

 Здравствуй, Мэтти! — поприветствовал Роберт подошедшую девочку.

 Сказано это было вполне дружелюбно, но сдержанно. Излишняя фамильярность могла бы только насторожить Мэтти.

 Здравствуйте, — отводя взгляд, ответила она.

 Она была слишком хорошо воспитана, чтобы грубить взрослому.

 Отличный улов, — глядя на рыбину, сказал Роберт.

 Мэтти сама научилась удить рыбу, — не сводя глаз с дочери и Роберта, сообщила гостю Кэтрин.

 Какая длина? Тридцать четыре или тридцать пять дюймов? — спросил Роберт.

 Тридцать шесть, — не без гордости ответила Мэтти.

 Она взяла коробочку со снастями из рук матери.

 Я здесь буду чистить рыбу, — показывая на крыльцо, сказала девочка.

 Хорошо. Только после этого, будь добра, смой всю требуху шлангом, — ответила Кэтрин.

 Положив пойманную рыбу на угол крыльца, Мэтти осмотрела ее жабры и затем извлекла из коробочки специальный, остро отточенный нож. Первый надрез.

 «Надеюсь, рыба уже мертва», — подумала мать.

 Роберт отошел подальше от Мэтти и стал, опершись руками о перила крыльца.

 «Он хочет со мной о чем-то поговорить», — решила Кэтрин.

 Красивый отсюда открывается вид, — сообщил ей мужчина.

 Она внимательно изучала его лицо. За время, прошедшее с их последней встречи, черты лица Роберта как-то заострились, а загар придавал ему какую-то монументальность. Ноги мужчины тоже сильно загорели, и покрывавшие их небольшие золотистые волоски четко выделялись на более темном фоне. Кэтрин еще не доводилось видеть голые ноги Роберта.

 Как Мэтти? — спросил он, косясь на ее обтянутые шортами бедра.

 Лучше, — тихо, чтобы не услышала дочь, сказала Кэтрин. — Весной нам пришлось несладко.

 «’’Несладко” еще мягко сказано», — подумала она.

 Тень вины Джека Лайонза пала на всю его семью.

 Два месяца Кэтрин и Мэтти прожили в своем доме, как в осажденной крепости. То и дело им звонили незнакомцы и угрожали: «Джек не мог не знать, что находится в его сумке… Твой отец занес на борт самолета бомбу, убившую стольких людей…» По почте приходили исполненные горя письма от родственников погибших в авиакатастрофе. У ворот неизменно дежурили репортеры. Даже ежедневные поездки на работу были сопряжены с определенным риском, но Кэтрин упорно отказывалась уехать из своего дома, спрятаться куда-нибудь на время. Она официально обратилась в городское правление Эли с просьбой выделить для охраны ее дома наряд полиции. Члены правления созвали собрание горожан и после всестороннего обсуждения просьбы Кэтрин Лайонз проголосовали за выделение соответствующих средств из той части городского бюджета, что предназначался на благотворительность.

 Со временем необходимость в охране отпала сама собой, но Кэтрин прекрасно понимала, что ни ей, ни Мэтти уже никогда не удастся зажить прежней, нормальной жизнью. Случившееся с их мужем и отцом навсегда останется в их жизни.

 А как у тебя дела? — поинтересовался Роберт у Кэтрин.

 Нормально.

 Опираясь руками на перила крыльца, мужчина с неподдельным интересом взирал на сад и газон.

 Ты выращиваешь розы, — констатировал он очевидное.

 Да, по крайней мере, пытаюсь их выращивать.

 Неплохо.

 Не льсти мне. Выращивать розы на океанском побережье — глупое занятие.

 В глубине сада росли темно-желтые «монахи» и усеянные большими шипами уинлокские розы, с краю — «крессида» и «просперо». Больше всего женщине нравились розы, названные в честь святой Сесилии. Их нежно-розовые, неправильной формы цветы пленяли ее воображение. К тому же эти растения были довольно неприхотливы и морской воздух не вредил им.

 Мне следовало рассказать тебе все с самого начала, — сказал Роберт, — в первый же день.

 Кэтрин была не готова к такому повороту событий.

 Позже я хотел это сделать, но боялся потерять тебя.

 Женщина молчала.

 Я принял неправильное решение.

 По крайней мере ты хотел, — сказала Кэтрин.

 Хотеть мало.

 Что сказано, то сказано. Что сделано, то сделано.

 Иногда мне самой не верится, что все это случилось на самом деле, — задумчиво произнесла она.

 Если бы об их связи стало известно раньше, то ничего, думаю, не произошло бы.

 Насколько я поняла, террористы намеревались взорвать самолет посреди океана, там, где останется меньше улик? — глядя на свой розарий, поинтересовалась Кэтрин.

 Да.

 Почему они просто-напросто не позвонили в полицию или на телевидение от имени ИРА и не свалили вину на ирландских боевиков? — задумчиво спросила она.

 Они не могли. Существует определенная система кодов, известная только ИРА и североирландской полиции. Лоялисты ее не знают.

 Значит, единственная их надежда заключалась в том, что рано или поздно всплывет связь между Джеком и Мойрой?

 Да. План террористов был не из простых.

 Кэтрин тяжело вздохнула.

 Где сейчас Мойра?

 Сидит в белфастской тюрьме Мейз. По иронии судьбы взорвавшие самолет лоялисты сидят в соседних камерах.

 Вы давно подозревали Джека?

 Нет, в число подозреваемых входили все летчики, которые обслуживали маршрут Бостон — Хитроу.

 Разумно ли прощать мужчину, который обманул тебя, пусть даже подчиняясь пресловутому служебному долгу? Не будет ли это несусветной глупостью с ее стороны?

 Надеюсь, худшее уже позади? — спросил Роберт.

 Женщина почесала след от комариного укуса на руке.

 Солнце медленно садилось за горизонт. В его лучах все казалось каким-то особенно ярким, контрастным.

 Худшее для меня — это то, что я больше не могу горевать о смерти Джека, — сказала Кэтрин. — Оказалось, что я почти не знала его при жизни. Джек, которого я любила, и Джек, который любил Мойру Боланд и занимался контрабандой, разные люди. Как можно горевать о незнакомце? Джек сам во всем виноват.

 Ты могла бы горевать об отце своей дочери, — предложил Роберт.

 Такая мысль приходила в голову Кэтрин и раньше.

 Она глянула в сторону Мэтти. Дочь как раз разрезала брюхо рыбы от жабр до хвоста.

 Пойду посмотрю, что она делает, — сказал Роберт.

 Внезапно в голову Кэтрин пришла неожиданная мысль: в определенном смысле поведение Роберта зимой похоже на то, как она сейчас сама поступает с Мэтти. Он не был полностью откровенен с Кэтрин, а она, в свою очередь, скрывает кое-что от дочери.

 Женщина повернула голову, посмотрела в сад и увидела это.

 Так вот ты где! — тихо сказала она самой себе.

 Услышав удивление в голосе матери, Мэтти прекратила полосовать рыбу ножом и с интересом уставилась на Кэтрин.

 Я нашла часовню, — попыталась объяснить ей мать.

 Что? — не поняла Мэтти.

 Когда-то в саду стояла часовня. Видите полукруглую клумбу на месте разрушенного строения? А эта мраморная штуковина, которую я ошибочно приняла вначале за каменную скамью, служила когда-то алтарем.

 Девочка минуту смотрела на сад, но так ничего и не поняла из того, что говорила ей мать.

 Кэтрин представила себе облаченных в белоснежные одеяния сестер ордена святого Иоанна Крестителя Бинфайсанского, которые, опустившись на колени, молятся вокруг мраморного алтаря в деревянной часовне. Что с ней случилось? Скорее всего, часовня сгорела во время пожара, остался один лишь алтарь.

 Женщина подошла ближе к саду.

 «Люди замечают лишь то, что готовы увидеть», — подумала она.

 Я принесу что-нибудь попить, — очень гордясь своим открытием, сказала Кэтрин.

 Войдя в дом, она вместо того, чтобы отправиться в кухню, разливать охлажденный льдом чай по стаканам и резать лимон на тоненькие кружочки, остановилась у огромного окна «длинной» комнаты и несколько секунд наблюдала за Мэтти и Робертом. Дочери явно не хватало навыков обращения с ножом, но опытный Роберт, догадавшись, что этот нож раньше принадлежал ее отцу, предпочитал тактично стоять в стороне, ожидая, когда его попросят помочь.

 Кэтрин думала о Мойре Боланд, отбывающей свой срок в североирландской тюрьме, и Джеке, чей труп навсегда поглотили волны Атлантического океана. Насколько проще было бы переносить утрату, если бы во всем случившемся можно было обвинить кого-то конкретного: мать, бросившую Джека в детстве; жестокость отца; строгость священника в колледже Святого Распятия; Вьетнамскую войну; переходный возраст; скучную работу в авиакомпании; поиски смысла жизни или желание рискнуть всем ради любимой женщины. Однако Кэтрин прекрасно понимала, что все намного сложнее. Мотивация поведения Джека так и останется для нее не понятой до конца. Она могла состоять из хитрого сплетения десятков побуждений, в которых не отдавал себе отчета даже он сам.

 Лотерейный билет Кэтрин нашла там, где положила его несколько месяцев назад, — под часами, на каминной полке. В ее мозгу уже давно зрел план.

 На крыльце Мэтти закончила разделывать свой улов и теперь складывала рыбное филе в целлофановый кулек. Роберт помогал ей.

 Кэтрин набрала лондонский номер подруги Мойры.

 Долгое время никто не брал трубку. Наконец человек на противоположном берегу Атлантического океана решил нарушить молчание.

 Я хочу узнать, что стало с ее детьми, — сказала Кэтрин.