Хорошо проснуться, не чувствуя вчерашней усталости! Не спеша поразмышлять-помечтать и все время помнить, что шахтный гудок не загудит для тебя через минуту, через пять минут, не загудит сегодня утром вовсе.

В моем распоряжении утро и весь день; сегодня меня позовет поздний гудок. Спущусь с вечерней сменой и пробуду в шахте всю ночь.

Без Сабины утро и день оказались обузой. Тревога не отступала, и я оставался в плену невеселых размышлений.

Ну, а если съездить в Катовицы, разыскать магазин «Остатня мода»? Не могу же я в самом деле бесстрастно наблюдать за бедой Сабины. Обязан вмешаться! Поговорю с этим самым трефовым валетом начистоту, как сделал бы отец Сабины.

Добраться до Катовиц совсем не сложно, туда идет трамвай дальнего следования.

Чем дольше ехал, тем уверенности убавлялось.

Я же не знаю, как далеко зашли отношения Сабины с паном Щавиньским! Не поставить бы Сабину в неудобное положение. Да и как этот закройщик отнесется к визиту неизвестного. Кто тебе дал право совать свой нос в чужие дела? В некотором роде — иностранное вмешательство!

Лучше сойти на первой же остановке и повернуть восвояси.

Я уже поднялся с места и направился к выходу, но тут меня осенило: я же могу не упоминать о Сабине! Прикинуться заказчиком, просто-напросто поглядеть — что это за птица такая? Может, я несправедлив к Щавиньскому?

Катовицы мало чем отличаются от других промышленных городов Верхней Силезии, только обширнее; и копоти, пожалуй, здесь не меньше.

Как найти «Остатню моду» в огромном городе? Я догадался навести справки в первой же портновской мастерской, попавшейся мне на глаза.

Я искал эту самую «Остатню моду» раздраженный, злой. Будто сам пан Щавиньский пригласил меня в гости, но не потрудился сообщить точный адрес, и вот теперь я вынужден плутать.

Но чем дольше, тем охотнее шагал я по улицам незнакомого города. Есть свое очарование в прогулке по городу, куда попал впервые. Любопытство обостряется, когда подходишь к перекрестку. Вот сейчас завернешь за угол и совершенно не знаешь, что за улица, что за дома представятся тебе впервые в жизни.

Прошел из конца в конец улицу Святого Яна, свернул вправо, прошагал мимо ресторации «Подкрепись!», прошел еще два квартала и за фруктовой лавочкой под названием «Румяное яблочко» разыскал наконец ателье «Остатня мода».

Искал какое-то шикарное ателье, а нашел жалкий магазинчик. Фамилия владельца на вывеске не значилась. На обочине тротуара стоял мотоцикл «ВМ» — тот самый?

Шагал, шагал, пентюх этакий, и не придумал, как вести себя дальше. Надо же сочинить какой-нибудь предлог, прежде чем я открою дверь!

В витрине «Остатней моды» стояли два манекена в рост человека — блондинка и шатенка. Шатенка была одета в модное пальто, распахнутое так, чтобы виднелся костюм. Все модное у этого манекена — даже прическа подчеркнуто небрежная, даже глаза нарисованы сообразно с модой — черные тени в уголках глаз, чтобы удлиненные глаза томно зазывали. Блондинка — с длинными прямыми волосами, как у Марины Влади в «Колдунье». Она стояла в трусиках, в бюстгальтере, выкроенном как нельзя более экономно, вызывающе улыбалась и с веселым бесстыдством показывала прохожим свою высокую грудь, крутые бедра и ноги сверхъестественной длины.

«Как же мне быть, милые дамочки? Присоветуйте! Вы-то умеете складно врать!»

Несколько минут я проторчал у витрины.

Наверно, потому, что ничего не собирался заказывать, покупать — не сразу обратил внимание на этикетки с ценами. Вот тебе и жалкий магазинчик! Одно пальто на кукле-шатенке — командировочные за месяц. Я забеспокоился, словно и в самом деле обещал кому-то купить это пальто.

Однако какой же придумать повод для визита?

Скажу, что хочу заказать жене костюм. Нет, костюм меня, пожалуй, не выручит. Дамский костюм шьют по мерке или покупают готовый. Ну, а демисезонное пальто?

Я открыл стеклянную дверь, и мелодичный звоночек возвестил о моем приходе.

Скажу откровенно — я не прочь был увидеть какого-нибудь фатоватого прощелыгу с поношенным лицом. А меня встретил человек приятной наружности, хотя и не молодой, но очень моложавый, со вкусом одетый. Я даже огорчился, что Щавиньский такой симпатичный! Пиджак грубого сукна с короткими рукавами, без отложного воротника. Загоревшая, мускулистая шея и такие же руки. Из-под пиджака выглядывает нейлоновая рубашка.

Щавиньский оценил меня цепким взглядом и, когда я объяснил, что меня привело в ателье, поклонился, пригладил и без того гладкие, будто утюгом выутюженные волосы, расчесанные на прямой пробор.

Хозяин открыл дверь, скрытую портьерой. Он был так учтив, будто давно ждал моего прихода и был бы очень обижен, если бы я приехал в Польшу и не зашел его проведать.

Из неказистого, тесного магазинчика я попал в шикарный салон. Пахло горячим утюгом, слегка подпаленным ворсом сукна. В углу салона, не поднимая головы, безмолвно шил подмастерье. Щавиньский подвел меня к креслу, усадил рядом с неодетым манекеном и попросил подождать. Он был занят примеркой.

Кокетливая пани вертелась перед зеркалом в костюме, который был простеган белыми нитками. Заказчица жеманничала, строила глаза, смотрелась в зеркало так, словно она — совсем молоденькая паненка, а зеркало почему-то дает ее отражение с опозданием лет на двадцать пять…

Суетливые руки Щавиньского оглаживали, ощупывали костюм на заказчице. На безымянном пальце — наперсток и перстень с крупным бриллиантом. Жесты у Щавиньского мелкие, голос вкрадчивый. Улыбка наклеивалась на лицо мгновенно и так же мгновенно стиралась, когда в ней отпадала надобность; глаза при этом оставались безучастными.

Пан Щавиньский продолжал кружить вокруг заказчицы, слегка пританцовывая в такт джазовой мелодии, которую доносило радио. Он обдергивал полы, лацканы, обшлага рукавов. В зубах у него были зажаты булавки, в пальцах — мелок. Он поглаживал заказчицу то по сдобной груди, то по туго обтянутым бедрам, и была в его жестах какая-то скабрезная неторопливость. Да, да, теперь в моде пышные бюсты, такие, как у ясновельможной пани, как у итальянки Джины Лоллобриджиды или у шведской кинозвезды Аниты Экберг… Пусть кокетливая дура думает, что вскружила голову такому элегантному пану, пусть тешится мыслью, что она неотразима, как много лет назад.

Я терпеливо ждал в кресле, поглядывая на стоящий рядом манекен, с узкой талией, на деревянной подставке.

Не сделается ли Сабина на всю жизнь манекеном в опытных руках Щавиньского?

Щавиньский вновь кивнул мне, он скоро освободится; в доказательство вынул изо рта последнюю булавку.

И вот уже на меня посыпались учтивые вопросы — какой рост у русской пани, какая талия, на каком каблуке носит туфли, какой колер она предпочитает всем другим, какой у нее вкус?

Пан Щавиньский все время заставлял меня возвращаться мыслями к жене, а именно этого я сейчас не хотел и душевно этому противился. Он и не подозревал, как жестоко мстит мне этими расспросами за то, что я морочу ему голову.

По радио передали позывные местной станции — мелодичные удары молота по наковальне — и стали транслировать «Остатние ведомости». Пан Щавиньский демонстративно поковырял у себя в ухе пальцем, на котором красовался перстень — словно в ухо что-то попало, и выключил радио. Он очень далек от политики. Сантиметром портного очень трудно измерять международные проблемы. Не правда ли?.. Пан Щавиньский великодушно признал, что у нас, у русских, тоже есть одна правильная пословица: «Моя дача с краю…»

Пан Щавиньский забросал меня отрезами, штуками сукна, выкройками — теперь в моде сукно с длинным начесом. Он принес журнал мод. Я и не предполагал, что на меня будет потрачено столько внимания и времени, что я выслушаю столько любезностей, столько раз прозвучит «проше бардзо», «шановный пан», даже «вельможный пан». Столько раз Щавиньский озабоченно пригладил свои выутюженные волосы. И все попусту!

Я уже не вслушивался в то, что говорил пан Щавиньский, и думал со злорадством: «Распинайся без толку, проше бардзо! Мне тебя совсем не жалко. А как ты улыбаешься Сабине — тоже по заказу? И может ли человек, который так виртуозно владеет мускулами лица, улыбаться искренне, когда ему и на самом деле хочется улыбнуться?»

Пан Щавиньский притащил из кладовой еще одно пальто — это модная модель, любимый фасон Люцины Винницкой. Как, пан не знает, кто есть Люцина Винницка? Безмолвный подмастерье поднял голову и тоже снисходительно поглядел на меня. То неможливе! Кинозвезда! Пан не видел фильма «Почонг», по-русски говоря «Поезд»?! Тогда шановный пан обокрал самого себя. А можно легко вернуть убыток. Это обойдется пану всего в десять злотых. «Почонг» сегодня крутят, или, говоря по-польски, высветляют в кино «Студио»…

Небрежно слушал я радушного закройщика. Чем приглянулся Сабине этот человек?

И снова в ушах прозвучал глухой, полный сдержанного отчаяния голос Сабины: «Ах, пан Тадеуш, если бы вы только знали! Я так собой разочарована! Совсем не нравлюсь себе. Пусть фортуна делает со мной все, что захочет. Мне безразлично!»

Ну, а что касается любимого фасона Люцины Винницкой, то у нее хороший вкус, мне тоже нравится эта элегантная модель.

Я пообещал в следующую среду наведаться в «Остатню моду», чтобы оформить заказ и оставить задаток. Правда, пальто дороговато, но я уверен, что мы с хозяином сторгуемся.

Когда я прощался с паном Щавиньский и безмолвным подмастерьем, то уже вполне освоился с ролью заказчика. Меня даже забавляло, что я так складно врал и притворялся чуть ли не час подряд.

Но, уходя, я едва не проболтался, едва не произнес «пан Щавиньский». Сразу выдал бы себя! Ведь на вывеске значилось только название ателье.