Книга: Дерзание
Назад: 28
Дальше: 30

29

— Ой! Это вы, Платон Артемович! — зазвенел сверху веселый детский голос.
Логунов вздрогнул. Он не слышал, когда хлопнули дверью, — поднял глаза. На площадке стояла девочка-подросток в зимнем пальто и вязаной шапочке, держа за руку мальчугана в меховой шубке, подпоясанной красным кушаком.
Мальчик тоже сразу узнал гостя и кубарем скатился к нему навстречу с лопаткой в руках.
— Здравствуй! — очень серьезно сказал Логунов, подхватив его, и близко всмотрелся в простодушно-озорные глазенки, продолговатым, чуть раскосым разрезом и непроглядной чернотой напоминающие глаза Вари. Ее сын! Нежность к нему и в то же время обида на Варю овладели Логуновым. Он прижал ребенка к груди, ощутил в ответ крепкое объятие цепких ручонок, и возникшее было недоброе чувство растаяло без следа.
— Мы гулять собрались! — сообщила Наташка, тоже расцеловав Логунова. — А теперь уже не пойдем, — добавила она, но подметила невольное движение Платона и наивно спросила: — Мы вам не помешаем?
— Нет, конечно! — торопливо сказал он, однако так покраснел, вернее, побурел, что девочка в нерешительности остановилась.
— Вы проходите к нам, а мы вернемся через часик, — предложила она. — Мне надо проветриться. А то все сижу да занимаюсь…
— Домой! Я хочу домой! — требовал Мишутка, порываясь опять к Логунову. — Не хочу на улицу! Мне не надо проветриться.
— Пойдем! Пойдем! Пусть тетя Варя отдохнет от тебя немножко, — строго сказала Наташка и бесцеремонно, совсем как взрослая, взяла Мишутку за руку и за воротник шубки и потащила вниз.
Мальчишка упирался, точно бычок, оборачивался, что-то говорил плаксивым голосом, но большая его подружка была непреклонна, пока не втолкнула его в кабину лифта.
Открыла Логунову Елена Денисовна. В темном фланелевом капоте, повязанная платочком, она выглядела постаревшей и усталой, но только взглянула — и такое радостно-дружелюбное чувство озарило ее лицо, что она сразу стала прежней Хижнячихой, крепкой сибирячкой, которой износу нет.
— Здравствуйте, дорогой Платон Артемович, — сказала она, поцеловав его в щеку. — Как хорошо, что вы приехали! — И радушно распахнула перед ним дверь своей комнаты.
Он вошел, огляделся, и на лице его выразилась растерянность: прекрасная уютно прибранная комната показалась ему пустой..'..
— Что вы так смотрите? Ведь Варя не вместе с нами. Нет, она здесь, в этой же квартире, но отдельно, — пояснила Елена Денисовна, заметив мгновенный испуг гостя. Сейчас ее позову.
Отстранив Логунова, она прошла по коридору к соседней двери и постучала.
— Войдите! — отозвался звонкий грудной голос, от которого у Логунова больно задрожало все в груди.
Теперь он отстранил Хижнячиху и переступил через порог.
Варя в черном узком платье и вязаной красной кофточке стояла у этажерки с книгой в руках. Густые волосы, небрежно собранные в узел, отягощая голову, сваливались на шею и плечи. Полуобернувшись, сторожко, точно птица, застигнутая врасплох, она глянула на Логунова острым глазом. Что-то жалкое появилось в ее лице, но она справилась с волнением и, когда он подошел к ней, со спокойной твердостью подала ему руку.
А Логунов? Он чуть не заплакал от огорчения, ощутив ее крепкое, дружеское рукопожатие: да, он мог гордиться ею, мог любоваться на нее, но даже в сочувствии его она не нуждалась! Ну, чего ради прискакал сюда? Тоскует. Сходит с ума. А ей это абсолютно не нужно!
— Вот… Приехал за Наташей, — вымолвил Платон, заставив себя признать законное право Вари холодно отнестись к его приезду. — Все-таки молодец Иван Иванович, — добавил он, как будто мстя ей за свою боль.
— Да, все-таки он молодец, — с еле приметной, непонятной Логунову иронией согласилась Варя. — А что же Коробов?
— У него дети на руках. Ольга Павловна уже не может… Ей скоро в родильный дом надо.
— Да? Ну и хорошо. Она тоже молодец! Правда?
— Конечно. — Платон почувствовал: сейчас все оборвется, и он уже больше никогда не заставит себя перешагнуть порог этого дома.
Даже если Варя позовет его, не придет. Довольно с него! Но так жаль ему стало свою многолетнюю выстраданную привязанность…
— Слушай, Варя! — сказал он и поискал взглядом Елену Денисовну, друга и союзницу. Он даже не заметил, что она не вошла с ним вместе.
Логунов был достаточно горд, однако теперь, когда речь шла о главном в жизни, самолюбие пришлось отбросить. Он понимал, что Варе тоже больно и тяжело, но требовалось выяснить дальнейшие отношения.
— Слушай, Варя! — повторил он, все больше волнуясь. — Настаивать на откровенности не имею права, но прошу — скажи: неужели я напрасно столько лет стремлюсь к тебе? Извини, что пришел на пепелище и говорю о постройке нового дома. Но где же говорить об этом? У нас все есть для счастья, если только ты сможешь полюбить меня. О своих чувствах не стану говорить… сама знаешь. Не собираешься же ты навсегда остаться вроде мраморного ангела на надгробии?
— Не надо так шутить!
— Я не шучу. Мне совсем не до шуток. Только, пожалуйста, не говори, что ты станешь мне другом! Я буду ждать. Мы еще молоды, но дай мне надежду.—
И снова Логунов в смятении подумал: «Не может быть, чтобы за столько лет не заронил я хоть маленькую искорку в ее сердце!»
Он опустил голову, жестковатые вихры свалились на широкий лоб, смуглое лицо точно окаменело. Он стоял совсем близко, и Варя слышала его сильное дыхание, видела крупные руки, нервно сжимавшие кожаную шапку с меховым околышем. Ей тоже вспомнилась минута прощания в окопе на сталинградском берегу. Платон уходил в район заводов на «Красный Октябрь», куда был направлен главный удар фашистов. Он уходил, и, может быть, навсегда… Варя вспомнила странное волнение, охватившее ее при этой мысли, свой внезапный порыв к нему. Зачем же отталкивать его теперь, когда она опять так одинока? Вот он стоит и ждет ее решения — хороший, красивый, сильный человек…
«Я рассуждаю, значит, не люблю его, — подумала Варя. — А жалость ему не нужна, как и мне».
— Тебе нечего сказать? — Логунов быстро повернулся и пошел к двери.
— Нельзя же так, Платон! — взмолилась Варя, и в голосе ее прозвучала растерянность.
— А как ты хочешь? — спросил он, замерев на месте, но не оборачиваясь.
— По-хорошему надо. Что ты налетел, даже пальто не снял, опомниться не даешь. Ведь так можно только на врага налетать!
— Ты и есть враг всей моей жизни, — угрюмо буркнул он.
— Даже враг жизни! — Варя рассмеялась совсем по-прежнему. — Слушай, дорогой товарищ, ты меня огорошил. Брось предъявлять ультиматумы! Раздевайся, проходи. Мы с Еленой Денисовной угощать тебя станем. Пирог сегодня испекли по-сибирски, с рыбьей головизной и рисом. Кеты не было, так мы купили кусок семги с головой, вымочили и вот состряпали пирог. Сочный, зажаренный, сухариками посыпанный. Будешь есть и облизываться. Да Елена Денисовна умрет от огорчения, если ты сбежишь!..
— То Елена Денисовна, а ты?
— Я? — Варя весело посмотрела в лицо снова подошедшего Логунова, прямо в глаза ему заглянула. — Ну, неужели мне безразлично?!
Назад: 28
Дальше: 30