Путешествие обернулось полной неудачей, да, окончательно и бесповоротно, прямо какой-то кошмар. Нечего и думать, что в ближайшие дни Мелита сможет отправиться в горы, сустав тыквой вздулся, болит при малейшем усилии, врачи рекомендуют физиотерапию, постельный режим, Досадней всего, конечно, Мелите, глупее положения не придумаешь: прилететь в несусветную даль, чтобы отпускные дни ходить прихрамывая, с палочкой, таскаться по чужим амбулаториям и поликлиникам. А ей разве лучше? Отпуск загублен, не бросит же она Мелиту на произвол судьбы, это был бы номер! На худой конец, разумеется, можно сесть в самолет и вернуться в Ригу, да как бы потом не пришлось пожалеть о такой поспешности, нет, уж лучше подождать. Может, все обойдется несколькими днями, ну, пятью-шестью, тогда еще куда ни шло, хоть что-то повидаем. Нет, лететь обратно в Ригу нельзя ни в коем случае, хотя бы из-за Гунара, сейчас-то и нельзя. Стоило ей представить такую возможность, как внутри все начинало восставать, и в причинах этого разобраться она и не пыталась.

Была половина одиннадцатого, и Ася гуляла по городу. Ей казалось, что на людях время проходит не совсем впустую.

Новые кварталы отражались в воде бассейнов и фонтанов. Ее преследовало почти неодолимое желание окунуться в воду, подставить плечи под освежающие струи. На глинистых, в трещинках, клумбах все росло обильно и бурно, бутоны роз, приморенные зноем, вид имели растрепанный и рыхлый. От цветов, плодов и кустарника плыл крепкий, густой аромат.

На обратном пути в гостиницу она еще раз завернула в универмаг. Здание было облицовано розоватым камнем, отчего снаружи универмаг походил больше на дворец, но это не произвело на Асю особого впечатления. Интересней показалась ей оригинальная система «загона» с удобной схемой продвижения покупателей. Полезный метраж, правда, сокращался почти вдвое, однако сама по себе идея остроумная. Впрочем, как можно сравнивать этот флагман республиканской торговой сети с ее детищем — рядовым универмагом.

В общем, она успела привыкнуть к смешению экзотики и модерна в здешнем быту. Больше всего это проявлялось в мирном сосуществовании старой и новой культур, между сказкой о тысяче и одной ночи и рационализмом семидесятых, хотя на редкость жизнестойким оказался престранный вневременной гибрид, символом которого ей представлялись бархатные занавески на пластмассовых колечках.

На этот раз Асе захотелось посмотреть служебные помещения. Разумеется, здесь, как и всюду, их охраняли таблички «посторонним вход воспрещен», однако ей показалось неразумным причислять себя к этой категории лиц. Шум и суету универмага по ту сторону стеклянных дверей сменила чинная атмосфера солидного учреждения. Пустая тара не валялась под ногами, значит, склады размещались где-то в отдалении. Бухгалтерия и плановый отдел, местком, ого, даже зал заседаний, смотри, как они тут устроились. Ася приоткрыла дверь — ну, можно ли такое помещение назвать залом — это другой вопрос. В стенной газете она прочитала начертанный крупными буквами лозунг: «Да здравствует 60-я годовщина Великого Октября!» Придется все же представиться начальству, хотя ей очень не хотелось затруднять ни себя, ни людей.

Коридор был длинный, на потолке под матовыми стеклами потрескивали лампы дневного света. По стенам красные огнетушители, точь-в-точь такие же, как у нее в магазине. Да и люди, заполнявшие служебные помещения, казались чем-то знакомыми. Вот эта дама, например. Да или нет? И впрямь Людмила, правда слегка округлившаяся, приосанившаяся, а какое на ней платье!

Они обе остановились.

— Ася Яновна!

— А вы здесь что делаете?

Миловидное лицо Людмилы с прозрачной кожей, аккуратным носиком имело лишь один недостаток: за красиво очерченными губами посверкивал золотой зуб. Волосы светлые, разумеется крашеные, но об этом можно было догадаться не столько по небрежности исполнения, а напротив — безупречному тону окраски.

— Я здесь работаю.

— Работаете?

— Уже третий год. — И, бросив на Асю многозначительный взгляд, добавила: — Заведую отделом.

В ее словах послышалась кокетливая гордость, однако за напускной шутливостью угадывались истинные чувства: она и в самом деле гордилась своей должностью. И похоже, успела вжиться в нее. Лишь мимолетное замешательство поколебало самоуверенность Людмилы, когда Ася неосторожно выразила свое удивление.

У нее как-то совершенно выпал из памяти уход Людмилы из магазина. В чем там было дело? Некоторое время она заведовала секцией вроде бы мужской обуви. Ничем как будто не выделялась, считалась средних способностей.

— А вы, Ася Яновна?

— Как говорится, проездом.

— Что нового в Риге?

— Ничего особенного, временами дождь, временами солнце, лето прохладное.

Почему Людмила уволилась? Не по семейным ли обстоятельствам? Вроде был такой разговор. В конце концов не имеет значения. Однако то, что она почти ничего не знала о Людмиле, подстегивало любопытство. Повстречайся они в Риге, и прошли бы, сдержанно поздоровавшись. А встретить знакомую (что ни говори — знакомая!) на другом краю света...

— Вы где остановились?

— В гостинице.

— Могу вам предоставить свою квартиру.

Предложение было сделано от души, похвальба и радушие слиты воедино, на радостях Людмила опять превратилась в студентку-заочницу, таскавшую коробки с туфлями в секцию мужской обуви. Ей в жизни повезло, она счастлива и хочет это показать Асе. У нее квартира, а не койка, как в рижском общежитии, она может проявить гостеприимство и любезность, помочь и посодействовать. Все это привело ее в такой восторг, что, позабыв о своей весьма солидной должности, Людмила стала прежней девочкой. Это было настолько трогательно, что Ася совершенно растерялась, а такое случалось с ней крайне редко.

— Тогда, по крайней мере, вы обе должны прийти ко мне в гости, — выслушав Асин рассказ, не унималась Людмила. — Посидим, поговорим, угощу вас рижским шоколадом.

Разговор перекинулся на другое, они смеялись, шутили, но затем вернулись к тому же: они должны побывать у нее в гостях.

— Значит, я жду.

— Семью вашу не обеспокоим?

— Ася Яновна, что вы! Я как паук в своем углу. С утра запираю дверь, вечером открываю. Беспокоить некого.

— И вам одной дали квартиру?

— Да, здесь на такие вещи смотрят иначе. Для начальства главное — заполучить нужные кадры. Если сочтут, что ты необходима, всегда пойдут навстречу. Вообще-то в городе рабочих рук хватает. Однако нужно как следует вжиться, чтобы понять, что здесь происходит.

— И что же происходит?

— Да как вам сказать... Азия со своим самобытным укладом. Женщины выдвигаются медленней, не хватает опыта. Предрассудки всякие. Мужчины, например, почитают для себя оскорблением получать распоряжения от женщины.

— А, мужчины повсюду одинаковы, — Ася безо всякой задней мысли выбросила козырь женской солидарности.

— Здесь рассказывают такую легенду. Один лекарь вылечил хана от слепоты, и в благодарность хан подарил ему самую прекрасную из своих жен. Но красавица сбежала от лекаря. Прослышав об этом, хан повелел обезглавить лекаря: мужчине, не сумевшему держать жену в страхе и повиновении, не жить в моем государстве. Конечно, молодежь глядит на мир другими глазами. И все же традиции дают о себе знать. Взять хотя бы тот же калым, который родителям невесты причитается от жениха.

— Должно быть, в этом больше символики.

— Недавно юмористический журнал поместил последние расценки калыма: невеста-колхозница стоит десять тысяч, невеста с высшим образованием пять тысяч, невеста с дипломом кандидата наук — всего тысячу, а невесты с дипломом доктора наук не стоят ничего...

— Как вы сюда попали?

Людмила довольно долго и беззвучно шевелила губами, будто катала во рту комочек жевательной резинки. Похоже, про себя решала — сказать правду или нет. Или припоминала то, о чем успела позабыть.

— Просто приехала по туристической путевке.

Это она обронила скороговоркой, без прежней словоохотливости.

— Ясно.

— Да, приехала на спортивные состязания. У работников торговой сети был турнир по волейболу.

— А мне помнится...

— Что я тогда вышла замуж? Да, было дело, Ася Яновна. Был у меня Насреддин Махмудович, был, как же иначе. Правда, свадьбу справили позже, когда уже работала здесь. Полгода спустя развелись. Если нет детей, это жутко просто.

Все это Людмила рассказывала с наигранным кокетством, мешая наивность с иронией.

Ася уж решила, что последним замечанием разговор исчерпан, однако Людмила в своей славянской непосредственности продолжала перетрясать сердечные дела:

— Парень был хоть куда, со знаком качества, десятилетку закончил, взглядов вполне современных. Одевался по последней моде, а вот, поди ж ты, не мог смириться с тем, что на работе он у меня под началом.

— Работу в случае необходимости можно было и сменить.

— И сменил, сменил, а все же... Зарплата у меня побольше. Квартира на мое имя. Меня выбрали в депутаты местного Совета. Да и вообще... Смешанные браки дело нешуточное. Друзья и знакомые, родичи и близкие... Не выдержал мой Насреддин Махмудович. Не выдержал.

Людмила поскоблила ноготок указательного пальца, дохнула на него, как будто только что закончила маникюр, и опять повернулась к Асе. Ногти у нее ухоженные, выкрашены в модный цвет. На трех средних пальцах массивные перстни, ну да, золото тут у них в почете. Сколько Людмиле лет? Тридцать, не меньше.

— А что у вас?

Это в каком же плане? Не интересовалась ли Людмила ее сердечными делами? «А что у вас?» — забавно, забавно, что называется, вопрос ребром. А почему бы нет? А что у вас, уважаемая, с вашим Насреддином Махмудовичем?

— Захотелось проветриться, отдохнуть. Жизнь усложняется, обязанности растут, дел прибавляется, а силы все те же в лучшем случае.

— Значит, договорились. Вечером я вас обеих жду у себя.

Людмила подробнейшим образом растолковала, как отыскать ее дом, на какой этаж подняться, в какую квартиру позвонить. Ася не обещала, но и не отклонила приглашение. Там будет видно, решила, может, и в самом деле. Все равно заняться нечем.

Почти уже скрывшись за какой-то дверью, Людмила вернулась:

— У нас отличная английская губная помада, не желаете?

Секретарь директора попросила Асю подождать. Приемная была как проходной двор — приходили, уходили, крутились и переговаривались разные люди. Ася понимала, что застряла тут надолго, ждать не имело смысла и уходить не хотелось. Все же стоит посмотреть, подумала она, обычное в необычном.

Директор, крупный мужчина, настоящий Будда в очках, появился, окруженный большой свитой. Движущаяся группа рассекла толпу ожидающих приема и скрылась за обитой дерматином дверью; директор освободился минут через десять. Разговор, как и следовало ожидать, получился довольно официальным. Магазин, подсобные помещения и склады ей показывал заместитель директора.

Очутившись на улице, Ася из ближайшего автомата позвонила Мелите. Никто не ответил, стало быть, Мелита еще не вернулась из поликлиники. Делать нечего, придется одной пообедать.

«А что у вас?» «Не выдержал мой Насреддин Махмудович...» «А, мужчины повсюду одинаковы...»

Прошлой осенью Гунар собрался за клюквой не то в Виляны, не то в Карсаву, во всяком случае куда-то далеко. Бутрим пообещал достать микроавтобус. В пятницу утром Гунар поднялся около пяти, готовил себе завтрак, запасался бутербродами. Лежа в постели, она слышала, как он шебаршил корзинками, шлепал резиновыми сапогами. Когда Гунар настроился на что-то приятное, тут он ловок, проворен и скор. В то утро Ася прямо-таки с восторгом вслушивалась — какая бойкость, какая живость во всех этих отрывистых и таких полновесных звуках, расплескавшихся по квартире. Потом хлопнула дверь, звякнул в скважине ключ, и наступила тишина.

В семь часов Ася еще раз проснулась, потому что снова звякнул ключ, зашебаршили корзинки, зашлепали резиновые сапоги. Ты вернулся? В чем дело? Э, говорить даже не хочется. Этому микроавтобусу давно пора ржаветь на свалке. Хорошо еще, прокладки поблизости от дома полетели. Проклятый драндулет!

Она разбудила Яниса, поставила на плиту кофейник, умылась, оделась. Гунар в нейлоновой куртке и резиновых сапогах, совершенно потерянный, сидел на кухне посреди разбросанных корзин, как будто с ним случился сердечный приступ. Был он не столько даже несчастен, сколько растерян. День загублен, сказал он, с работы отпросился, с людьми договорился, чтоб отвели на ягодное место. Как чувствовал, Бутрим все дело завалит, на это он мастер.

Ася занималась посудой. Обескураженный Гунар разбросал по кухне корзины, того гляди зацепишься, порвешь чулки. Да ведь у тебя у самого есть машина, сказала она, отчего бы не поехать на твоем «бизоне»? Гунар вскинул голову. Правильно, я могу поехать на своем «бизоне». Хо, хо... И опять он хватает корзинки, опять шуршат сапоги, позвякивает термос, позванивают ключи, хлопают двери — знакомый радостный хоровод звуков.