ГЛАВА 7

После выполнения последнего заказа я «бездельничал» полтора месяца. С Людой я встречался то на своей, то на её квартире, довольно часто, но не каждый день. К тому же она работала, а я целый день был свободен. Слонялся по городу, ходил в кино на дневные сеансы и потихоньку пристрастился смотреть телевизор, особенно многочисленные новостные передачи. Таким образом, время подумать у меня было предостаточно. Подумать и сделать выводы. Например, из «новостей дня» я узнал, что «Хитрая Жопа» был не «пешкой», мешающей какому-то «ферзю», а «ферзём», то есть, очень крупным чиновником, через руки которого шли огромные финансовые потоки, причём не только регионального а и федерального значения. Моя «акция», назовём её так, наделала много шума, сам Президент объявил, что поиски «подлого убийцы» берёт под свой контроль, что меня не особенно взволновало, ибо опыт показывал, что этот контроль ничего не стоит. И не только из-за бездарной работы милиции. Было ясно, что подобные «акции» были выгодны очень сильным фигурам, вполне способным блокировать любые расследования. Куда больше этого контроля меня заинтересовали звучавшие с экрана утверждения, что киллер, совершивший это резонансное преступление, получил за свою работу огромные деньги. Назывались цифра в пятьдесят, сто и даже двести тысяч долларов. Меньше пятидесяти не называлось ни разу. На телевидении работали отнюдь не неопытные в подобных вопросах люди, и я понял, что за мою работу действительно были заплачены огромные деньги. Заплачены, но мной не получены, или, точнее, получены не мной. Мне были отстёгнуты двадцать пять тысяч. Кто получил остальные, было ясно. Получается, что меня используют «втёмную». Такой вариант меня не устраивал: если продал душу дьяволу, то, по крайней мере, за большие деньги. Значит, в своих отношениях с посредником я должен перейти на следующий уровень. Не получать с благодарностью то, что дают, а самому назначать цену. Для этого я должен знать, а мне должны сообщать величину или «вес» той фигуры, которую мне заказали. То есть, из простого исполнителя, которого наняли раз и навсегда, я должен превратиться в исполнителя – партнёра, которого время от времени нанимают на разовую работу. От которой я имею право отказаться, если она меня по каким-то причинам, в частности, финансовым, не устраивает. И я решил поговорить об этом с Михаилом Петровичем. Опасаться мне было нечего: я был нужен ему больше, чем он мне. Забегая вперёд, скажу, что такой разговор у нас состоялся.

– Ну, что ж, – сказал Михаил Петрович, выслушав мои претензии, – этого разговора я ожидал, рано или поздно ты должен был об этом заговорить. Оказалось скорее рано, чем поздно, но это значит, что ты умнеешь быстро, что достойно всяческого уважения. И ещё пятнадцати штук, которые получишь у меня завтра.

Эти деньги Михаил Петрович явно отрывал от своих, но меня это не волновало. Я оказался прав в том, что нужен ему больше, чем он мне. Последовавший за этим разговором заказ был принят мной уже на новых условиях.

Теперь пора было подумать о машине. Довольно быстро я приглядел тачку, слегка подержанную «бээмвэшку», выглядевшую, как мне было нужно: не бедно и не шикарно. Водить я выучился ещё до армии у своего приятеля, который лихо гонял на отцовских Жигулях. Ходить на водительские курсы у меня не было никакого желания, права я купил у капитана-гаишника, который своей алчной рожей показался мне подходящим для подобной операции. Исключительно от нечего делать я записался на дневные курсы английского, это отчасти решало проблему дневного времени, а заодно облегчало ответ на Любины вопросы, почему у меня так много свободного времени.

Работа шла своим чередом. За полгода после памятного разговора с Михаилом Петровичем я выполнил три заказа, получив соответственно двадцать пять, тридцать и тридцать тысяч. Угрызения совести меня уже не мучили совершенно. Помимо естественного привыкания, а человеку свойственно привыкать ко всему, действовали также разговоры, которые я слышал, гуляя по городу. Все они были в одном ключе: «Честных людей не убивают. Убивают тех, кто нахапал и с кем надо не поделился. Туда им всем и дорога».

Так же постепенно я начал привыкать к дорогой одежде и дорогим ресторанам. Чемодан у меня под кроватью постепенно наполнялся пачками денег с портретами американских президентов, надо было думать о более вместительном и безопасном хранилище. Здесь без Михаила Петровича я обойтись не мог и собирался в ближайшее время поговорить об этой, ставшей насущной, проблеме. Но на следующей встрече Михаил Петрович не дал мне заговорить, а начал сам, причём не без редкой для него торжественности. По случаю дождя мы встретились в облюбованной для подобных случаях кафешке.

– С заказом, о котором ты сейчас услышишь, ты, Кирилл, можно сказать, переходишь на новый профессиональный уровень. Это, к слову сказать, касается и оплаты. Человечек, твой будущий клиент, прожил не столь долгую, сколько бурную жизнь. Посмотришь на него – ничего, вроде, особенного, кроме наглой и противной морды, а между тем тот крупный чиновник с Чайковского рядом с ним не более чем средневес рядом с тяжеловесом. Деньги, которыми он распоряжается, тебе и во сне не снились, но при всём его весе и влиянии нет во всём свете человека, который называл бы его по имени-отчеству. «Папа» – и всё. Просто «Папа».

– Ого, – сказал я, – а за этого «Папу» меня не разделают на шашлык? Уж больно велика фигура.

– Велика фигура, да дура, – откликнулся Михаил Петрович. Убрать его, врать не буду, не просто. Не просто, но, представь себе, почти безопасно. Если не попадёшься на месте, о дальнейшем можешь не беспокоиться. Этот «Папа» за последние несколько лет успел так крепко нагадить и своим конкурентам и своим «друзьям», что о его безвременной кончине не один человек не пожалеет, а бог знает сколько вздохнут с облегчением. Конкуренты обрадуются, наследники начнут делить наследство, а твоё дело – думать, куда инвестировать полученную за это дело сотню. Сотню тысяч, как одну копеечку, то бишь один цент.

После этого я думал только о задании. «Папу», конечно, охраняют. Охраняют днём и ночью. Охраняют в спальне и в толчке. Подсунуть взрывчатку в его автомобиль, проверяющийся перед каждой поездкой, наверное, сложно, но это был не мой путь. А вот от пули киллера никакая охрана защитить не сможет. И криминального пахана не больше, чем американского президента. Полученная мной от Михаила Петровича информация требовала пристального изучения и размышления. Одна подробность показалась мне заслуживающей особого внимания. Это была ниточка, за которую можно было потянуть. Как известно, у всех великих были свои слабости. У «Папы» тоже была своя. Оказывается, «Папа» коллекционировал фирменные пепельницы. Но не всякой фирмы, а только гостиничные. Из всех гостиниц, где он останавливался, а также гостиничных ресторанов, если знакомство с гостиницей ограничивалось им, «Папа» выносил пепельницу, трепетно прижимая её к груди. Не известно, какой мистический смысл вкладывал от в этот предмет, но его шестёркам было известно, что если «Папу» задерживали на месте преступления, он не хватался за пистолет и строго-настрого приказывал свите не выступать, а сам каялся в замеченном обслугой проступке, извинялся, и в конце концов выторговывал желанную пустяковину иногда за очень приличные деньги.

Что из этого следовало? Для меня из этого следовало, что нужно следить за газетами и ждать открытия очередной новой гостиницы или ресторана. Каковые в те времена появлялись в огромном количестве. Наконец, моё терпение было вознаграждено. На месте скромной «Алёнушки», здание которой простояло в строительных лесах почти год, открылся помпезный ресторан «У Алекса», где посетителей ожидала изысканная восточно-западная кухня – от северокорейской (Восток) до южноперуанской (Запад). В первый же день я оказался в числе его гостей. Зал был рассчитал на массового посетителя, столиков было не меньше пятидесяти и на каждом из них красовалась фирменная пепельница с ярко напечатанным призывом «К Алексу!» Оставалось ждать. «Папу» я знал в лицо и поэтому не боялся пропустить. Место выстрела было выбрано идеально: не напротив, а так, как я предпочитал – наискосок, не слишком близко, но моя машинка не ошибалась и на более далёком расстоянии. Страсть коллекционера привела «Папу» к «Алексу» на четвёртый день после открытия, день, ставший последним в его бурной и пакостной жизни. Помню, что глядя сквозь оптический прицел в лицо «Папы», прижимающего к груди драгоценную пепельницу, я подумал, что этот человек, принёсший людям столько несчастий, умрёт незаслуженно счастливым.

На следующий день диктор новостной программы Петербургского телевидения, не скрывая радости, сообщил об очередной «жертве мафиозных разборок», добавив к этому сообщению опасение, что за убийством криминального авторитета последуют войны за его наследство. Свою часть наследства я получил через пару дней, а судьба остальных частей меня не волновала. Следствием этого было то, что мой чемодан под кроватью разбух, и откладывать разговор с Михаилом Петровичем о хранилище было уже невозможно.

Как я и ожидал, Михаил Петрович оказался человеком в этом деле сведущим и опытным, изложил мне всё очень подробно и чётко – и уже через два месяца я хранил в своём бумажнике «Визу», выданную мне одним чешским банком в Праге, где мы с Людой провели несколько волшебных дней, которые я запивал превосходным чешским пивом, а Люда заедала (постоянно ахая: «Что будет с моей фигурой!») аппетитными и необыкновенно вкусными шпикачками. Набранные нами калории мы с большим успехом и удовольствием тратили ночью в четырехзвёздной гостинице, днём болтались по прекрасной Праге и вовсю наслаждались отдыхом.

Вернувшись из поездки в Питер, я задумался. Всё складывалось настолько удачно, что… начинало тревожить. В конце концов я не мог не осознать, что решительно всё в моей жизни, включая её саму, зависит от Михаила Петровича.

– Ну, хорошо, – рассуждал я, – сегодня я ему нужен. Скорее всего, буду нужен и завтра. Но кто поручится за то, что на него, как когда-то на Лёху, не найдётся свой Иван Васильевич или Пётр Степанович. В этом случае Михаил Петрович сдаст меня, как сдал Лёха, и скорее всего, куда быстрее. Принимать за меня муки он не станет. И к какому следующему руководителю я попаду – неизвестно. Не исключено, что к каким-нибудь «Папиным» друзьям. Значит, если я хочу сохранить свою независимость, с Михаилом Петровичем следовало распрощаться.

При этом я хорошо понимал, что подобное прощание означает одновременно прощание с жизнью. Или его или моей. Я полностью отдавал себе отчёт в том, что этот мой собственный «заказ» серьёзней всех предыдущих. Михаил Петрович был, судя по всему, волком битым, имевшим острый нюх, и потому очень опасным. Чтобы он ничего не заподозрил, я должен был быть предельно осторожным, в частности, ни в коем случае не проявлять инициативы. Помочь мне должен был случай, к которому, однако, я должен был быть заранее подготовленным. Этим я и занялся, не откладывая дела в долгий ящик.