ГЛАВА 11

Вернувшись в Питер я несколько дней бесцельно бродил по городу и как-то вечером позвонил Вадьке.

– Андрюха! – заорал он, – старик! Дуй ко мне! Прикинь: фазер смотался из дому, и винный погреб в нашем распоряжении. Сейчас же вызываю двух тёлок, оттянемся по полной программе.

Через полчаса я был у него. На столе стояла бутылка «Бифитера», бутылка «Абсолюта», шампанское и что-то ещё из даров солнечной Грузии. На закуску твердокопчёная колбаса, какая-то красная рыба и маслины, до которых Вадька был охотник. Если не фанат.

– Дёрнем по одной, – сказал он, разливая по стопкам «Абсолют», – тёлки уже в дороге, шампанское для них. Хотя от водки, – он хохотнул, – тоже не отказываются. Да ты сам увидишь.

Когда девушки вошли в комнату, я вздрогнул: Дашка Милютина, подружка моих институтских лет, точнее, года, а если ещё точнее, то вообще одного семестра. С тех пор прошло немало времени, и её тогдашняя девичья привлекательность расцвела – передо мной была молодая и бесспорно прекрасная женщина, к тому же ещё женщина, хорошо осознающая свою красоту и даруемую этой красотой власть над мужчинами.

Она тоже сразу узнала меня и если удивилась, то по крайней мере этого не показала.

– Привет, Андрюша, – сказала она и подставила для поцелуя… губы.

– Так вы знакомы! – заорал Вадька, – тост «За знакомство» дал дуба. Значит, пьём «За любовь»!

И, опустошив рюмку, смачно чмокнул в губы вторую девушку, тоже, кстати, хорошенькую.

– Маша – представил он. Даша и Маша. Мы с Тамарой ходим парой. Андрюха, не тушуйся, водка остынет, то есть, я хотел сказать, согреется.

– Как институт? – спросил я, усаживаясь рядом с Дашей, – Заканчиваешь?

– Бросила, – сказала Даша, глядя на меня своими, всё ещё волнующими глазами. Когда отец погиб, пришлось пойти работать. Мама в жизни не работала, всегда жила за отцовской спиной. Секретарствую в Вадькиной фирме. Он, кстати, и пристроил.

– Ну и как, – сказал я, – дежурство на телефоне плюс секс?

– Слава Богу, нет – хотя и в этом случае, наверно, пошла бы. Есть-то надо. Моему патрону под семьдесят, – подагра, язва, короче, ему не до этого.

– Так вы с Вадькой, выходит, знакомы? – сказал я, – мы-то с ним одноклассники, а ты…

– У нас отцы служили вместе, правда, мой ушёл из системы, когда Вадькин ещё продолжал служить. А мой обиделся на нового министра, который начал увольнять старых работников и продвигать своих. И ушёл. Чем-то занялся, даже не знаю толком, чем, но деньги зарабатывал солидные.

– А как погиб? – спросил я и спохватился: извини.

– Да чего там… – сказала Даша, – убили какие-то подонки, по всему, мелкая шпана. Дали булыжником по голове, забрали деньги и часы, даже машину не тронули, так его и нашли – рядом с машиной.

«Господи, – мелькнуло у меня в голове, – только этого не хватало».

– Ладно, – сказал я, – давай помянем твоего отца. «Царство Небесное рабу…» – Алексею, – сказала Даша, и у меня отлегло от сердца. И мы, не чокаясь, выпили.

– Ага! – сказал Вадька. – Эти уже пьют сепаратно и шепчутся о своём. Хорош шептаться, давайте выпьем вместе. Потом шепчитесь хоть до утра, комната с двуспальным диваном свободна.

Так всё и получилось. Диван, действительно, оказался просторным, а Дашино тело, когда-то приводившее меня в восторг, оказалось ещё более волнующим, желанным и, добавлю, более умелым.

– А как твой козёл? – не удержался я, отдышавшись от первых ласк и закурив, – Алекс, ну, тот, в институте?

– Всё-то ты помнишь, чего не надо, – сказала она. – Дура была – запачкал мне мозги блестящими перспективами в банке отца – банкира. Который оказался дипломатом – не то в Анголе не то в Лаосе. Через год вышибли на пенсию, как брежневского кадра. А Сашка подсел на наркоту. Жив ли, нет – даже не знаю.

Рассуждая трезво, я, конечно, понимал, что моя Люда, как человек, куда лучше Дашки, но когда вечером слышал по телефону её чуть хрипловатый голос: «Андрюша? Что ты делаешь сегодня вечером?» – забывал обо всём, принимал душ, брился и мчался к ней, в её однокомнатную, тоже съёмную, квартирку. Иногда, проклиная себя, даже отменял свидания с Людой, что-нибудь наврав о якобы неотложных делах. Думаю, что, если б Люда меня видела в этот момент, сразу бы всё поняла, а по телефону мне ещё как-то удавалось выкрутиться.

Денег у меня было достаточно, нужда на работу не гнала, но чувство неопределённости время от времени вызывало беспокойство. Во время наших пьянок Вадька ещё пару раз говорил о «фазере», всякий раз подавая мне надежду. Фазер – гэбист, – объяснял Вадька, – понимаешь, в школе об этом нельзя было говорить. Сейчас он как бы в отставке, но, знаешь, у них ведь отставки нет. Гэбист – до смерти гэбист. Он теперь, что называется, в действующем резерве. Что это за резерв – я не знаю, но судя по тому, какие шишки к нему приходят, этот резерв не простой и не мелкий. Про тебя я ему сказал, он немного порасспрашивал и сказал: подберём что-нибудь для этого парня. А фазер у меня такой и сякой, иногда до смерти занудный, но если что пообещал – сделает. Так что сиди и не возникай. Пей лучше «Бифитер» с тоником – вещь! С Дашкой-то видишься?

– Вижусь, – сказал я.

– Жалко девку, – сказал Вадька. Как сыр в масле каталась, а как отца грохнули, пришлось хлебнуть жизни, как она есть. И в магазине поторговала, и в «сопровождении» поработала. Хорошо, что я её вовремя встретил, не знаю, что б с ней было.

– А что с отцом? – спросил я, – как это его…

– Никто не знает, – сказал Вадька, – по всей видимости, просто случайная шпана. У него в багажнике такая американская штучка лежала, любой с мозгами прибрал бы, а этим, видать, только деньги были нужны да часы, дорогущие. Не иначе как за десятку где-нибудь у ларька загнали.

Дашка в этот вечер была чем-то занята и к Вадьке не пришла, чему я был искренне рад. «Алексеевна – думал я, возвращаясь домой, – понятно: папа, как все чекисты, работал под псевдонимом, да и не под одним, надо думать. Потому и я у него стал из Андрея Кириллом. Выходит, что, сам того не зная, отомстил я неверной подружке по самому высокому счёту».

И, думая об этом, я в первый раз пожалел о том, что случилось несколько месяцев назад на заброшенном армейском стрельбище.