Глава 24

После планерки, когда мы выходили из кабинета Кирикова, кто-то сзади взял меня за локоть. Я обернулся и увидел рядом с собой улыбающееся лицо Костомарова.

– Не загляните ли ко мне в кабинет, Леонид Валерьевич? Чайком попою.

– Против такого приглашения невозможно устоять, – попытался я ответить ему в тон. – И когда?

– Да хоть прямо сейчас. Зачем откладывать такие приятные вещи на потом. – Не отпуская моего локтя, словно боясь, что я ударюсь в бега, Костомаров повел меня к лифту.

Он отворил дверь своего кабинета и пропустил меня вперед. Я вошел, он сделал тоже самое следом за мной. Затем закрыл дверь на замок.

У меня вдруг возникла странная ассоциацию, что Костомаров закрыл не дверь своего кабинета, а дверь моей камеры.

– Присаживайтесь, – пригласил он. – Напоить вас чаем? А может быть, чем-нибудь покрепче, – подмигнул он мне.

Только не хватало, чтобы он меня еще и спаивал. Мне нужны кристально трезвые мозги, чтобы вести с ним поединок на равных.

– Спасибо, но рабочий день еще только начинается. Лучше все приятное оставить на его конец, а пока затратить все силы на плодотворный труд.

Костомаров рассмеялся и сел за свой канцелярский стол. Я отметил, что чай он так и не поставил. Значит, он, в самом деле, был бы не прочь меня напоить.

– Вот о чем я хотел с вами поговорить. Дело касается вашей сотрудницы Ольги Несмеяновой.

Я похолодел. Почему-то с этого фланга я совершенно не ждал удара.

– И что вы хотите сказать о ней?

– Нам удалось установить, что Ольгу Вячеславну и недавно исчезнувшего в неизвестном направлении вместе со своей семьей электрика Юрия Косова связывали дружеские отношения.

– Я об этом ничего не знаю, но не вижу в том ничего странного; они работают в одной организации, в одном здании. Причем, не один год.

– Да, конечно, но их отношения, так сказать, географически выходили за пределы этого здания. Нам удалось узнать, что они бывали друг у друга в гостях.

– Ну хорошо, предположим. И что из этого вытекает?

– А вы не понимаете? Даже странно. Из этого вытекает очень простая вещь: она может знать, где находится Косов?

У меня возникло ощущение, что с этого момента я начинаю двигаться по очень тонкому льду. Одно неверное движение и я провалюсь в студеную воду.

– Пожалуй, тут вы правы, это обстоятельство нельзя исключить. Но что вы хотите от меня?

Костомаров некоторое время молчал. Он задумчиво сидел за своим столом, при этом старался пальцами сломать карандаш. У него это не получалось, что вызывало легкое раздражение. Наконец ему это удалось, от бросил две карандашные половинки в урну, посмотрел на меня и улыбнулся. Почему-то от его улыбки у меня еще сильней похолодало внутри.

– Вы сейчас, Леонид Валерьевич, в фаворе. И мне было поставлено условие: все действия, направленные против вашей сотрудницы, согласовывать с вами.

Вот оно что, теперь многое в этом разговоре становилось понятным. Мне стало немного легче, у меня появился первый в нем козырь. Теперь только надо правильно поймать момент, когда следует с него ходить.

– И что вы намерены предпринять?

– Допросить ее. Для нас крайне важно выяснить, где скрывается этот негодяй.

– Я не дам на это разрешение, – твердо произнес я.

– Почему? – удивился Костомаров.

– Потому что я знаю, как вы будете ее допрашивать. А как руководитель подразделения считаю своим долгом защищать своих сотрудников от насилия.

– А если она знает, где он прячется?

– У вас есть основания так считать?

– Пока нет. Но это ничего не значит. На данный момент она единственная наша зацепка. Он как в воду канул. И если вам дороги интересы концерна, вы не можете нам не помочь. Простите, но иначе мне придется думать, что вам нет никакого дела до безопасности наших руководителей, которые предоставили вам весьма высокооплачиваемую работу. В нашем концерне от сотрудников требуют преданности ему.

Я ощутил себя в ловушке. Если стану и дальше сопротивляться, то навлеку еще большее на себя подозрение. Если же отдам Ольгу ему на растерзание, то погублю не только ее, но и себя. Она не выдержит пыток и расскажет все, что знает. Я-то еще могу успеть сбежать, а ее уж точно живой не выпустят. Что же делать?

Внезапно меня озарило. По крайней мере это единственный шанс.

– Я сам узнаю все, что нужно, – заявил я.

Костомаров внимательно посмотрел на меня.

– И каким же образом?

Я постарался усмехнуться как можно сальней.

– Вы не хуже меня знаете, что с людьми можно работать совершенно по-разному. Особенно это касается женщин. Особенно это касается одиноких женщин. Смею вас уверить, что Ольга доверяет мне. Более того, я давно заметил, что она испытывает по отношению ко мне определенные чувства. Я думаю, что мне понадобится совсем немного времени, чтобы раздобыть нужную вам информацию.

Костомаров взял из стакана карандаш и снова начал ломать его пальцами одной руки.

– Что ж, попробуйте, – не очень охотно произнес он. Его атака на карандаш оказалась неудачной, и он раздраженно вернул его на место. Я понимал, что он недоволен не только результатом разговора, но и внезапным укреплением моего влияния, мешающего делать ему то, чего он хочет.

Я вернулся в свой кабинет.

– Ольга, зайдите, – попросил я.

Она вошла в кабинет. Как у нас это повелось, я стал расспрашивать ее о текущих делах, а сам быстро строчить на бумаге:» Сегодня вам придется ночевать у меня».

Она прочла, и ее глаза тут же округлились.

«Так надо, объясню всю потом. А пока делайте все, что я вам говорю», – продолжил я письменный диалог.

Она кивнула головой.

– Ольга Вячеславна, – игривым тоном проговорил я, – а помните, мы с вами хотели как-то поужинать. Сегодня у меня как раз свободный вечер. Заодно и обсудим наши служебные дела, что за радость говорить о них на работе. – Я рассмеялся, одновременно демонстрируя лицом, чтобы она поддержала бы мой смех.

Я совсем забыл о том, что легче улыбнуться египетскому сфннксу, чем ей. Она честно попыталась изобразить смех, но у нее ничего не вышло. Поняв это, она вдруг беззвучно заплакала.

Честно говоря, при виде плачущей Ольги, я пережил небольшой шок, так подействовала на меня эта сцена. Мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вернуть себе самообладание.

– Я рад, что вы согласны, – сказал я, – вечером не уходите, вместе поедем в какое-нибудь уютное местечко.

Я сделал знак, чтобы она вытерла слезы. Ольга достала платок, провела им по щекам и удалилась. Я же решил, что настал один из тех моментов, когда следует крепко обо всем подумать.

В предстоящей игре нельзя было допустить ошибку, ее цена может оказаться слишком велика. А потому мне следует встать на место Костомарова и понять, как же он будет действовать в этой ситуации.

Ясно, как день, что он мне не доверяет. И на мой вариант согласился исключительно под воздействием внешних обстоятельств. Скорей всего от его наглых посягательств оградил меня Фрадков. Не исключено, что он сделал это для создания противовеса начальнику службы безопасности. Судя по вчерашним его высказываниям, он давно замыслил такой маневр. Но какими бы не руководился он мотивами, надо максимально воспользоваться представившимся шансом.

Раз Костомаров мне не доверяет, то сделает все возможное, дыбы проконтролировать мои действия. А коли главной сценой замасливаемого мною спектакля будет моя квартира, следовательно, он предпримет все необходимые действия, чтобы стать негласным свидетелем того, что там будет происходить.

И если я прав, то почему бы не подыграть ему. Более того, максимально облегчить его задачу. При этом он должен играть по моим правилам.

Я снял пиджак, повесил его на спинку кресла. Из кармана достал ключи. После чего попросил зайти в кабинет Потоцкого.

Я стал расспрашивать его, как идет подготовка к выступлению Поповичева, при этом рассеяно вращая на пальце связкой ключей. Она с грохотом упала на стол. Я покачал головой и положил ключи в карман пиджака.

Потоцкий завершил свой доклад, и я отпустил его. Затем включил диктофон с очень чувствительным микрофоном и поставил его в ящик письменного стола. Несколько минут я выжидал, затем встал и вышел к своим сотрудникам.

– Я пойду на улицу куплю сигареты, – объявил я. – Если кто-нибудь меня будет спрашивать, вернусь через полчаса. А вас, Ольга Вячеславна, я попрошу, пока меня не будет, сходить в библиотеку. Вчера в газете про нас опубликовали большую, не слишком лестную статью. Скопируйте ее, нам надо подумать, как достойно ответить на этот выпад.

Я в самом деле спустился вниз. Рядом с нашим зданием располагался табачный киоск. Я купил сигареты. Но возвращаться решил не торопиться. Я закурил, мысленно пытаясь представить, что же происходит у меня в кабинете. Сработает ли приманка? А вдруг я неправильно все рассчитал.

Докурив сигарету, я вернулся в здание концерна. Заглянул в бар, выпил чашечку кофе. Посмотрел на часы. Теперь можно и возвращаться.

Я вошел в отдел и оглядел диспозицию. Ольги все еще не было на месте, зато Потоцкий что-то печатал на компьютере. При виде меня он прервал свое занятие.

– Купили сигареты? – спросил он.

– А то как же. Звонков не было.

– Ни одного.

– Вот и замечательно.

Я прошел в кабинет. Все внимательно осмотрел, сунул руку в карман пиджака и нащупал ключи. Потом достал из ящика стола диктофон. Отмотав назад пленку, стал внимательно прослушивать ее.

Сперва ничего не было слышно, но затем я различил металлическое позвякивание моих ключей. Я удовлетворенно хмыкнул; вот что значит влезть в шкуру другого человека, становятся понятными не только его намерения, но и то, как он их будет осуществлять.

Я мог бы быть вполне собой довольным, если бы не тревога о том, как будут развиваться события дальше. Все ли я предусмотрел? Полной уверенности у меня не было.

С работы с Ольгой мы вышли вместе. Я даже слегка приобнял ее за плечи. В первое мгновение они даже вздрогнули, но затем успокоились, как бы смирясь с неизбежным. Таковы были правила игры, и Ольга, хотя пока не представляла, в чем они заключаются, но уже действовала по ним.

Мы сели в машину. Перед тем, как отворить дверцы, я тщательно обследовал ее на предмет того, не пытался ли кто-либо забраться в нее. Но все метки были на месте.

Мы отъехали довольно далеко прежде чем я начал объяснять Ольги в чем дело.

– Костомарову стало известно о том, что вы уже давно водите дружбу с Косовым.

– Но как они узнали? – удивилась Ольга.

– Про это мне неизвестно. Но их очень интересует, где прячется он с семьей. И хотят выйти на него через тебя.

– Но я же тоже не знаю, где он.

– Они-то этого не знают. Но очень желают узнать. И будут применять к тебе такие методы дознания, что ты расскажешь им не только все, что тебе известно, но и многое из того, что неизвестно. Поверь, я кое-что понимаю в таких вещах.

– Вы имеете в виду пытку?

– Пытку, – вздохнул я.

Ольга насупилась и несколько секунд молчала.

– Я им все равно ничего бы не сказала. Я их слишком сильно ненавижу.

– Никто не может быть уверен, устоит ли он под пыткой. Когда начинают истязать, сдаются самые стойкие.

– Я бы все равно ни в чем не призналась, – упрямо повторила она.

– Давайте пока не будет об этом. Я пообещал Костомарову, что вы расскажете все, что вам известно, и без пытки.

– Каким образом?

Я покосился на нее.

– Я – привлекательный мужчина, вы – молодая незамужняя женщина, почему бы вам в меня не влюбиться. И не переспать со мной как раз сегодня ночью. А в такой ситуации дамы, как известно, становятся особенно податливыми, откровенными. Вот вам и предстоит выложить мне все, что вам известно о Косове. Но только в интерпретации, которая устроила бы нас.

Несколько мгновений Ольга переваривала полученную информацию.

– Вы хотите сказать, что мы этой ночью должны заниматься любовью. – Ее голос прозвучал как-то надтреснуто.

– По крайней мере, мы должны изображать это. Я предполагаю, что в моей квартире будут установлены микрофоны. И те, кто будут нас слушать, должны быть уверены, что мы занимаемся именно этим, а не чем-то другими, например, игрой в шахматы. Вам придется разыгрывать женщину, млеющую от страсти. Сумеете?

Ольга изумленно взглянула на меня. Она явно не ожидала такого поворота событий.

– И что я должна буду делать?

– То, что делает женщина, когда занимается любовью с мужчиной, – едва сдержал я улыбку. – Произносить ласковые слова, стонать, даже кричать. Все зависит от вашего темперамента.

– Но я не смогу! Я не знаю, как это делать!

– Послушайте, Ольга, вы что никогда не занимались любовью, ваши отношения с Евгением были исключительно платоническими?

Я увидел, как лицо Ольги мгновенно стало пурпурным.

– Мы были любовниками. Правда совсем недолго, в самое последнее время, – поспешно добавила она. – Но тогда все происходило естественно, я даже не задумывалась об этом.

– А теперь должно все происходить даже еще более естественно. Если наши слушатели заподозрят обман, нам обоим не сдобровать. Речь идет о вашей и моей жизни. Вам придется сыграть эту роль. Ничего в ней такого уж сложного и нет. Порепетируйте.

– Прямо сейчас? – испуганно спросила она.

Я не смог удержаться от улыбки.

– У нас в запасе самое меньшее часа четыре или пять. Я вас отвезу сейчас домой, там и сделайте генеральный прогон этой пьесы. И приезжайте ко мне в часиков двенадцать. Поужинаем, я должен за вами поухаживать, соблазнить. А когда вы окажетесь готовы, начнем изображать страсть. Вот такой у нас с вами сценарий на предстоящую ночь.

Мы проехали несколько километров, прежде чем Ольга заговорила вновь.

– Хорошо, я постараюсь. Но только ради него.

Я понял, что она имела в виду своего погибшего жениха.

– А вот и ваш дом. – Я остановился. – Жду вас.

Я решил, что хотя любовь будет не настоящая, но ужин должен быть настоящим. Это поможет ей лучше войти в роль. Поэтому в расположенном неподалеку от моего дома универсаме купил целую корзину деликатесов, выбрал изысканное, хотя и жутко дорогое, вино. Но когда речь идет о жизни двух неплохих человек и одна из них – твоя – глупо экономить.

Я проверил дверь и убедился, что пока меня не было, в квартире побывали непрошенные гости. Конечно, факт не самый приятный, зато пока все идет по плану.

Я даже не стал искать, куда они запрятали микрофоны. Это можно будет сделать потом. Пока же я пошел принимать ванну. Хотя любовь будет бутофорская, но лучше быть чистым при любых обстоятельствах.

Я ждал Ольгу, а думал о Царегородцевой. Как был бы я счастлив, если бы она вошла в мою дверь, села за этот стол, потом бы мы занялись не имитацией, а настоящей любовью. А вместо этого придется изображать из себя влюбленного, не испытывая на самом деле никаких чувств. Что может быть скучней и не интересней этого?

Ольга пришла в точно назначенное время. Я впустил ее. Подумал: поцеловать ли в щеку, но решил не делать этого.

– Я ждал вас с нетерпением, – сказал я с небольшим придыханием. – Проходите.

Ольга посмотрела на меня и прошла в комнату, где стоял накрытый стол.

– Нас ждет ужин при свечах. Вам нравится, когда горят свечи?

– Очень. Спасибо, я не ожидала такого приема.

– Я считаю, что вы стоите гораздо большего. Садитесь. – Я показал ей место, куда сесть.

– Позвольте налить вам вина, – предложил я, когда мы расположились за столом. – Вам нравится такое вино?

– Да, очень. Только я мало пью.

– Но сегодня такой вечер, когда можно позволить себе выпить больше обычного. Мы с вами впервые вместе одни. Я давно об этом мечтал. Надеюсь, что и вы – тоже.

Ольга немного странно посмотрела на меня.

– Да, я тоже хотела, чтобы это однажды случилось.

– И этот счастливый миг наступил. За него предлагаю и выпить. На брудершафт. Вам не кажется, что самое время перейти на ты.

– Кажется.

Как бы ей дать знать, чтобы она вела себя более эмоционально? Так с человеком, с которым собираешься лечь в постель, не разговаривают. Может быть, вино поможет?

Мы выпили на брудершафт. Я решил, что на этот раз поцеловаться все же нужно, пусть запишутся на пленку звуки поцелуя.

Мое намерение удивило Ольгу, но возражать она не посмела. Я впервые ощутил ее мягкие губы. Когда я сел на место и посмотрел на нее, то обнаружил, что она вся зарделась. Не слишком ли она застенчива для нашего беззастенчивого времени?

– Тебе нравится мое гнездышко? – спросил я.

– Да, у вас, у тебя, – быстро поправилась она, – уютное гнездо.

– А его хозяин нравится?

Во взгляде Ольги появилось нечто отдаленно напоминающее вызов.

– Нравится.

– Мне кажется, мы могли бы стать неплохой парой.

– Может быть.

– Ты мне сразу понравилась, как только я тебя увидел. В тебе есть очарование застенчивости. Это очень возбуждает.

– Я никогда не думала о себе ничего подобного.

– Я тебе говорю об этом, как мужчина.

– Ты мне тоже сразу понравился, – вдруг с какой-то непривычной решительной интонацией произнесла Ольга. – Когда я тебя впервые увидела, что сказала себе: если он меня пригласит, я не стану отказываться.

– Как жаль, что не умею читать мысли. Я бы пригласил тебя в тот же день.

– В тот день я бы, наверное, не согласилась. Иначе что бы осталось от моего очарования застенчивостью. Я бы тебе быстро бы наскучила.

А она начинает входить в роль, отметил я. Это хорошо.

– Черт возьми, а ведь в этом есть свой резон. Всегда, в конце концов, убеждаюсь, что в науке любви женщины превосходят мужчин. Они сразу понимают такие вещи, о которых мы догадываемся в лучшем случае только в конце.

– А как бы тогда мы защищались против мужской агрессии. Вы хотите, чтобы женщина отдалась бы вам уже через пять минут после знакомства.

– Ты полагаешь, что через целых пять минут. Это очень лестное о нас мнение. Очень многие мужчины хотели бы овладеть женщиной, даже не знакомясь с ней, прямо в тот же момент, как только увидели.

– Льщу себя надеждой, что ты не из их числа.

– Нет, хотя всякое случается. Но я рад, что мы начинаем сближаться только сейчас.

– Почему?

– Это делает наши отношения насыщенней. В них появляются новые грани. Мы уже кое-что узнали друг о друге, это позволяет нам вести себя по-другому. Предлагаю выпить за то, чтобы конец оказался столь же приятным, как и начало.

Я разлил вино по рюмкам. Мы чокнулись и выпили. Жестом я показал Ольги, что пора завершать наш торжественный ужин и приступать к главной мизансцене. Она кивком головы подтвердила свое согласие.

– Ты мне сразу понравилась, – сказал я. – Почему бы нам не переспать. Я уверен, мы оба получим массу удовольствия.

– Я согласна, – произнесла Ольга, при этом лицо у нее приняло страдательское выражение. Я понял, что эта сцена вызывает у нее сильную негативную реакцию. Но сейчас нам было не до сантиментов.

– Мне хочется тебя раздеть. Я очень люблю раздевать женщин. – Это было, кстати, абсолютной правдой, я всегда принимал самое активное участие в процессе избавления женщины от одежды.

– А мне нравится раздевать мужчин.

Я стал шелестеть одеждой, дабы у тех, кто нас сейчас так внимательно слушает, возникла бы полная иллюзия, что мы раздеваемся. Ольга, посмотрев на меня, принялась делать тоже самое. Со стороны это зрелище, наверное, выглядело весьма уморительным, но нам с ней было не смеха. Мы оба хотели, чтобы все это завершилось как можно скорей. Впрочем, в немалой степени это зависело от нас.

Я начал, громко причмокивая, целовать свою руку.

– Какая у тебя хорошая кожа, я хочу покрыть твое тело поцелуями с ног до головы, – изображая страсть, простонал я.

– Ты такой нежный и такой страстный. Целуй меня всю.

Я стал целовать ее «всю, обсасывая со всех сторон свою руку. Периодически я прерывал это дело на краткие реплики типа: «Я хочу тебя поцеловать сюда, о, какая у тебя шея и грудь».

Ольга отвечала мне восклицаниями: «Какой ты сильный, какой мужественный, я тебя захотела, как только увидела». При этом мы по-прежнему располагались за столом, и иногда я даже что-то успевал отправлять себе в рот. Ольга не ела и не пила, она сидела почти отрешенно и лишь на несколько мгновений сбрасывала с себя оцепенение, дабы подать очередную реплику. Правда, иногда для этого мне приходилось толкать ее в плечо.

Пора было приближаться к финалу. Я снова сделал жест Ольги, она кивнула головой в знак того, что поняла. Она задышала чаще и громче.

– Я хочу тебя, войди в меня поскорее! – закричала она и даже привстала. На миг ее лицо вдруг так необычно преобразилось, что у меня возникло полное впечатление, что она, в самом деле, охвачена неистовым желанием. Но это длилось лишь пару мгновений, внезапно она вся поникла и без сил рухнула на стул.

Я тоже что-то исступленно замычал, а так как Ольга по какой-то причине вышла из роли, мне пришлось отдуваться за двоих. Я кричал так громко, что не исключено, что у тех, кто слушал нас, могли лопнуть барабанные перепонки. Впрочем, даже если это действительно бы случилось, не могу сказать, что у меня заболела бы совесть. Так им и надо, пусть не подслушивают. Санкцию на это прокурор им явно не давал.

Так как мы бурно финишировали, то теперь честно заработали небольшую паузу. Поэтому сидели и молчали. Но долго тянуть ее было тоже нельзя. Правда жизни не должна была вступать в противоречие с правдой искусства.

– Тебе было хорошо? – поинтересовался я.

– Очень, милый. Ты изумительный мужчина. У меня таких еще не было.

– А у меня таких женщин еще не было, – ответил я, вкладывая в эти слова не совсем тот смысл, который должен был дойти до наших незримых слушателей.

Теперь предстоял самый ответственный этап всей этой инсценировки, надо было перевести разговор на Косова так, чтобы это не выглядело уж очень неестественно.

– Знаешь, Оля, когда ты ко мне пришла, у меня возникло ощущение, что тебя что-то тревожит, – сказал я. – Ты не поделишься со мной?

– Ты прав, меня действительно кое-что тревожит. Мне вчера звонил один человек. Может быть, та даже его знаешь, он работает электриком в концерне на семнадцатом этаже. Раньше у нас были довольно дружеские отношения, хотя в последнее время мы виделись редко. Так вот он сказал, что его кто-то преследует, и он вместе с семьей вынужден скрываться.

– Преследуют? – изобразил я удивление. – Он не сказал, кто?

– Нет, ничего не сказал, хотя я и спросила. Он лишь сказал, что это очень страшная сила.

– А где он скрывается, тоже не сообщил?

– Нет, сказал лишь, что в соседней области.

– Не понятно тогда, зачем он звонил?

– Но мы же все-таки друзья, он полагал, что я беспокоюсь и-за его исчезновения. А я, честно говоря, пока он не позвонил, ничего и не слышала. А вот теперь волнуюсь. Тебе неизвестно, что могло произойти? Я ничего не понимаю. Насколько я знаю, он никогда ни в чем таком не участвовал.

– Я тоже ничего не знаю. Бывает, что человек что-то узнает случайно. По крайней мере, я не думаю, чтобы это было бы как-то связано с его работой. Иногда кто-то берет взаймы большую сумму денег, а отдать не может. Приходиться скрываться. Как у него с материальным положением?

– Вроде бы терпимо. По крайней мере, что они не голодали – это уж точно.

– Думаю, гадать можно сколько угодно. А у меня сейчас возникло совсем другое желание. Ты можешь поцеловать меня вот сюда?

Я изобразил прежним способом поцелуй и громко застонал, изображая наслаждение. Хотя скорей всего после этого нашего диалога о Косове они сняли прослушку, но на всякий случай надо было еще раз показать им что мы занимаемся любовью, действуя по принципу: кашу маслом не испортишь.

Мы снова прогнали наш номер. Причем, на мой взгляд, во второй раз он даже оказался более удачным, чем в первый. Вот что значит опыт. Я видел, что моя партнерша устала. По окончанию она откинулась на стул и закрыла глаза.

Я подошел к тахте, разобрал ее, затем постелил постель. Дотронувшись до плеча Ольги, показал ей на нее и предложил занять здесь место.

Ольга энергично замотала головой, но я не менее энергично показал ей, чтобы она перестала бы упрямиться и легла бы спать. Сам же я вышел на кухню.

Пробыл я там минут пятнадцать. Когда же вернулся в комнату, то Ольга лежала одетой на тахте и спала. Я сел рядом в кресло и подумал, что в эту необычную ночь моя кровать будет здесь.