Глава 14

Если вчера я отправлялся на работу со скорбным настроением, вызванным гибелью Хорунжия, то сегодня по пути в концерн меня переполняла и рвалась наружу ярость. Устроенный этой ночью спектакль отнял у меня не меньше пяти лет жизни. Еще никогда меня не расстреливали. Хватит, поработал я тут, сколько можно рисковать своей шкурой неизвестно ради чего. Плевать я хотел на этот мафиозный концерн, в конце концов, он ничуть не лучше и не хуже многих других подобных организаций. Где ни копни, везде криминал, повсюду можно отыскать следы крови. Но эти ребята явно перегнули палку, сперва убили не согласившегося с ними сотрудничать чиновника, теперь, заподозрив в шпионаже, едва не прикончили и меня. Не прояви я выдержку, не ехать бы мне сейчас по запруженному шоссе в своем драндулете. Признайся бы я во всем, живым бы из той комнате без окон не выбрался.

Я вошел в здание концерна и, не заходя в свой кабинет, направился в приемную. Там у секретарши попросил листок бумаги и написал заявление об уходе. Ярость по-прежнему душила меня, затуманивала мозги. Я сознавал, что в таком состоянии не способен рассуждать здраво и уж тем более принимать ответственные решения, но и остановить себя тоже не мог. Мною руководило одно чувство, которое полностью захватило власть над моим сознанием.

– Мне надо срочно переговорить с Петром Олеговичем, – объявил я секретарше, написав заявление.

Та как-то странно посмотрела на меня.

– Я сейчас доложу, – сказала она и скрылась в кабинете.

Я взглянул на себя в зеркале и понял, чем был вызван этот странный взгляд секретарше. Вид у меня был весьма импозантный, волосы всколочены, глаза красные, как после долгого невысыпания, а лицо серое. Таким очень удобно только пугать расшалившихся детей, не надо звать бармалея.

Я пригладил волосы, но это мало помогло, ибо остальные компоненты моего ужасного вида остались без изменений.

– Петр Олегович приглашает вас, – сказала секретарша, выходя из кабинета.

Кириков не стал ждать, когда я пересеку все обширное пространство кабинета, а пошел мне на встречу.

– Леонид Валерьевич, что-то случилось, вы как-то странно выглядите?

– Вот, пожалуйста, – протянул я ему листок.

Кириков пробежал по нему глазами.

– Я не ошибся, в самом деле, что-то серьезное произошло. Расскажите.

– Мне кажется, вы знаете лучше меня, что случилось.

Кириков внимательно посмотрел мне в лицо.

– Вы правы, не стану лукавить, знаю, что случилось. Вас обидела устроенная вам проверка.

– Обидела! – взвился я. – Это совсем не то слово. Меня завезли в какую-то темную холодную комнату и там расстреливали. Вам никогда не доводилось переживать такое?

– Вы говорите, вас расстреливали?

– Именно так все и было. Завязали глаза повязкой и сказали, что сейчас убьют. И выстрелили. Я чувствовал, как пуля прошла рядом с виском.

– Честное слово, об этом ничего не знал, огорченно произнес Кириков и положил мне руку на плечо. – Вы верите мне?

Я молчал.

– Да, я понимаю ваш ответ. Поверить, наверное, не просто. Конечно, о предстоящей проверки мне было известно, но я в самом деле ничего не знал о том, что вас подвергли такой экзекуции. Но поймите и нас: когда мы обнаружили привязанный к антенне канат, а затем в кабинете у Михаила «жучек», то решили проверить всех, кто мог это сделать. Отобрали, кажется, двенадцать человек, с нашей точки зрения наиболее вероятных кандидатур. Среди них оказались и вы. Не потому, что мы в чем-то вас конкретно подозревали, а потому, что вы совсем недавно влились в наши, судя по всему, не слишком дружные ряды. Костомаров обещал устроить всем проверку. Что касается способов, то этот вопрос мы не обсуждали, отдали его на откуп ему. И, как теперь понимаю, напрасно. У меня и в мыслях не было, что он устроит такой жестокий спектакль. Я-то полагал, что, как у вас это принято, будет прослушивать телефонные разговоры, организует слежку. Согласен с вами, такие методы недопустимы. Но, дорогой Леонид Валерьевич, что прикажете нам делать в таких экстремальных обстоятельствах. Мы со всех сторон обложены конкурентами, а конкуренты в наших условиях – это на самом деле не конкуренты, а самые настоящие враги. Они только и ждут нашей оплошности, любого, самого ничтожного компромата, чтобы утопить нас с головой. Мне ли вам объяснять, вы сами на острие этой битвы. Вот и пришлось пойти на такие экстраординарные шаги. – Кириков замолчал, о чем-то задумавшись. – И все же мы признаем вину перед вами и готовы ее загладить. – Он подошел к письменному столу, что-то чиркнул на листе бумаги. Затем вернулся ко мне. – В качестве компенсации такая сумма вас устроит?

Я посмотрел на написанные цифры. Такая сумму могла бы устроить почти любого. Но я размышлял, стоит ли соглашаться.

– А что будет с Костомаровым?

– Он будет наказан. Но не более. Он нужен нам. Как и вы. Каждый в своем качестве. Я вам обещаю, что никогда более он не будет проводить на вас подобные эксперименты. Я уж не говорю о том, что он извинится перед вами. Прошу вас, примите наше раскаяние в содеянном. – Кириков виновато улыбнулся. – Ну что, рвем ваше заявление?

Я все еще колебался. Внезапно ко мне пришла простая мысль: из данной ситуации я выжал максимум. И не стоит больше пытаться получить еще дивидендов. Все должно быть в меру.

– Хорошо, рвите.

Я было сделал движение к выходу, но Кириков остановил меня, совсем по-дружески положив мне руку на плечо. Не скрою, меня даже немного тронул этот жест.

– Да вот еще, Леонид Валерьевич, можете это считать тоже компенсацией, вскоре делегация нашего концерна поедет в одну прекрасную восточную страну. Там у нас намечается хороший бизнес. В состав делегации включены и вы.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– А теперь за работу, будем считать, что инцидент улажен.

Я спустился в свой кабинет. Я не был до конца уверен, что правильно поступил, поддавшись уговорам этого хитреца. Я не полностью поверил ему, что он ничего не знал о том способе, которым меня проверяли. Но теперь жалеть о своем поступке было уже поздно.

Внезапно дверь моего кабинета отворилась, и на пороге собственной персоной предстал Костомаров. Было бы большим преувеличением с моей стороны утверждать, что он выглядел смущенным, но впервые я заметил, что он держит себя не столь самоуверенно, как обычно.

Не спрашивая разрешения, он сел на стул.

– Леонид Валерьевич, я пришел попросить у вас прощение за события сегодняшней ночи. Надеюсь, вы понимаете, что наши действия были вызваны возникшей чрезвычайной ситуацией.

Еще там, в комнате без окон у меня возникло страстное желание врезать ему кулаком. И теперь оно внезапно вспыхнуло с новой силой. И мне стоило большого труда обуздать его.

– Я понимаю, – стараясь по возможности не смотреть на него, произнес я. – Петр Олегович мне все разъяснил.

– Надеюсь, вы на мены не в обиде. Вы держались великолепно. Видели бы вы, как противно вели некоторые. – Он внезапно оборвал себя, понимая, что сболтнул лишнее. – Что делать: на войне как на войне.

В самом деле, пожалуй, этот лозунг стоит взять как руководство к действиям.

– Так я могу считать, что инцидент исчерпан?

– Да, можете, – заставил сказать я себя.

Он протянул мне руку, и мне пришлось ее пожать.

Костомаров, явно повеселев, встал. Он справился с неприятным делом и теперь можно вернуться к прежнему состоянию.

– Скоро нам с вами предстоит весьма увлекательное путешествие к океану. Будем сочетать приятное с полезным.

Я чертыхнулся про себя. И почему Кириков не сказал мне, что Костомаров тоже летит. Еще неизвестно, как бы я тогда поступил, может быть, и не позволил разорвать заявление.

Костомаров наклонился ко мне и подмигнул.

– Говорят, местные красотки делают потрясающий эротический массаж. И при том очень дешево. Надо непременно попробовать.

– Да, – согласился я, – такое пропустить было бы непростительно.

Начальник службы безопасности заговорщески улыбнулся мне и вышел из кабинета.