Часть 2
БЕЛИНДА

Аш вернулся в Индию в конце лета 1871 года.

То был год, небезынтересный для многих миллионов людей. Франция увидела капитуляцию Парижа, услышала, как принца Уильяма Прусского торжественно объявляют императором Германии в Версале, и снова провозгласила себя республикой. В Англии парламент наконец легализовал профсоюзы и была упразднена давняя возмутительная система, позволявшая покупать чины в Британской армии лицам, предлагающим наивысшую цену, независимо от их заслуг. Но ни одно из перечисленных событий не представляло интереса для Аштона Хилари Акбара по сравнению с тем фактом, что после семи лет ссылки он возвращался в страну, где родился.

Он снова находился дома. Ему шел двадцатый год – и он был помолвлен…

До недавних пор Аш очень мало общался с девушками своего круга. После Лили Бриггс воспитанные и благонравные сестры и кузины его школьных товарищей казались до боли чопорными и бесцветными, и он старательно избегал их. У Лили были преемницы, но они не оставили яркого впечатления, и их имена и лица уже начинали стираться в памяти, ибо сердце Аша больше ни разу не трепетало. В бытность свою кадетом он приобрел совершенно не соответствующую истине репутацию женоненавистника, поскольку неизменно отказывался от приглашения на чаепития, пикники и танцы, высокомерно заявляя, что у него «нет времени на женщин». Но в долгом плавании из Лондона в Бомбей свободного времени было с избытком – часы, дни и недели. И мисс Белинда Харлоу была не просто юной леди, но самой хорошенькой девушкой на всем пароходе.

Белинду никак нельзя было назвать чопорной или бесцветной. Она была такая же бело-розово-золотистая, как романтизированный образ Лили, запечатленный в памяти Аша, такая же веселая и жизнерадостная, как Долли Девелейн из «Сисайд фоллиз», и имела такие же соблазнительные формы, как Айви Маркине, которая работала в шляпной мастерской в Кемберли и столь щедро дарила своими милостями. К тому же Белинда была мила, невинна и юна (двумя годами младше Аша) и помимо обворожительного своенравного личика, казавшегося еще краше в обрамлении пышных бледно-золотых локонов, была счастливой обладательницей изящного прямого носика, очаровательно морщившегося при смехе, огромных васильковых глаз, лучившихся радостью жизни, и прелестного пухлого рта с обольстительными ямочками в уголках.

Ни одно из этих достоинств не пробудило бы в Аше особых чувств (не считая естественного восхищения красивой девушкой), если бы он не узнал, что мисс Харлоу, тоже родившаяся в Индии, безмерно счастлива вернуться туда. Она сообщила об этом однажды вечером во время обеда, когда «Кентербери-Касл» находился в плавании уже почти десять дней и несколько пожилых леди, включая мать Белинды, горестно сетовали по поводу вынужденного возвращения на Восток. Они перечисляли разнообразные неудобства жизни в Индии: жара, пыль, болезни, чудовищное состояние дорог и тяготы путешествий по ним, – когда Белинда, вмешавшись в разговор, со смехом возразила:

– О нет, мама! Ну как ты можешь говорить такие вещи? Нет, Индия – прекрасная страна. Я хорошо помню наше чудесное прохладное бунгало с увитой лиловым плющом верандой и яркие пышные цветы в саду, похожие на пятнистые лилии, и еще такие высокие алые, на которых всегда сидели бабочки. Помню, как каталась на пони по усаженной деревьями аллее и видела караваны верблюдов; как меня несли в паланкине, когда мы переезжали в горы на лето… и громадные высокие сосны, и желтые дикие розы, что так дивно пахнут… и снега, бесконечные мили оснеженных гор. Ты просто не представляешь, каким уродливым показался мне после всего этого Нелбери и дом тети Лиззи. Тетушкины слуги вечно бранили меня, а не баловали, как айя, Абдул и мой саис. Мне не терпится поскорее вернуться обратно.

Эта бесхитростная речь не понравилась некой миссис Чивертон, которая – по всей видимости, посчитав молодую мисс Харлоу развязной девчонкой, не имеющей права вмешиваться в разговор старших, – холодно заметила, что никто из переживших ужасы Восстания никогда больше не сможет доверять индийцам и что она завидует счастливому неведению милой Белинды относительно опасностей, с коими неизбежно сталкивается там любая чувствительная англичанка, которую обстоятельства и чувство долга вынуждают жить в варварской стране. В ответ Белинда, нимало не смущенная, рассмеялась и, окинув сияющим взглядом мужчин за длинным столом, промолвила милым голосом:

– Но вы только подумайте, как много у нас отважных защитников. Нам нечего бояться. К тому же я уверена, что ничего подобного не повторится. – Подавшись вперед, она обратилась к Ашу, который сидел напротив и с интересом прислушивался к разговору: – Вы со мной согласны, мистер Пелам-Мартин?

– Не знаю, – ответил безнадежно честный Аш. – Думаю, это зависит от нас.

– От нас? – повторила миссис Чивертон тоном, ясно свидетельствующим, что она находит предположение Аша абсолютно несуразным и положительно оскорбительным в устах младшего офицера.

Аш замялся, не желая оскорблять даму дальнейшими своими речами, но мисс Харлоу живо устремилась туда, куда не решался ступить молодой прапорщик.

– Он имеет в виду, что, если мы будем обращаться с ними справедливо, у них не будет причины восставать против нас. – Тут она снова повернулась к Ашу и добавила: – Вы ведь это хотели сказать?

Аш хотел сказать не совсем это, но именно с момента, когда из уст Белинды прозвучало слово «справедливо», он перестал видеть в ней только красивую девушку. И впоследствии, несмотря на строгий надзор за мисс Харлоу, великое множество увивавшихся вокруг нее поклонников и тесное скопление народа на борту парохода, почти исключавшие возможность побеседовать наедине, он пользовался каждым случаем поговорить с ней о стране, куда они возвращались, полные самых радужных надежд и счастливых предчувствий.

Мать Белинды, миссис Арчибальд Харлоу, была дородной, благожелательной, рассеянной в мыслях женщиной. В прошлом она была так же красива, как дочь, но климат и условия жизни в Индии, соединенные с недоверием к «туземцам» и страхом второго восстания, не пошли на пользу ни ее здоровью, ни характеру. От жары и постоянных беременностей ее некогда восхитительная фигура расплылась; ее муж, ныне старик без малого семидесяти лет, до сих пор ходил в звании майора и служил в полку индийской пехоты; трое из семи рожденных ею детей умерли в младенчестве; и год назад ей пришлось отвезти пятилетних двойняшек, Гарри и Тедди, на родину в Англию, чтобы оставить на попечение сестры Лиззи, ибо Индия по-прежнему считалась гиблым местом для малолетних детей: английские кладбища по всей стране были переполнены могилами малышей, умерших от холеры, теплового удара, тифа или змеиного укуса.

Больше всего на свете миссис Харлоу хотела бы остаться в Англии со своими любимыми мальчиками, но после обстоятельных дискуссий с сестрой и двумя знакомыми дамами согласилась, что ее прямой долг вернуться в Индию, – долг не только перед мужем, но и перед дочерью Белиндой, в свое время тоже порученной заботам Лиззи в семилетнем возрасте. С тех пор минуло десять лет, и у девочки практически не имелось шансов сделать выгодную партию в таком маленьком провинциальном городке, как Нелбери. Однако в Британской Индии подходящих женихов хоть пруд пруди, и казалось разумным дать Белинде возможность познакомиться и сочетаться браком с каким-нибудь приличным джентльменом, после чего ее мать сможет вернуться к своим драгоценным мальчикам и жить со своей дорогой Лиззи, покуда Арчи не станет командовать полком или не выйдет в отставку.

Никто (кроме, возможно, майора Харлоу) не нашел бы изъянов в таком плане, и уверенность миссис Харлоу в правильности принятого решения мгновенно подтвердилась, когда не менее одиннадцати джентльменов из двадцати девяти, взявших билет на «Кентербери-Касл», начали оказывать ее очаровательной дочери знаки внимания. Правда, в большинстве своем это были всего лишь мальчишки – бедные прапорщики и мелкие чиновники либо начинающие торговцы, – а остальные пять незамужних леди на борту не отличались привлекательностью. Но в число означенных джентльменов входили также пехотный капитан лет тридцати пяти, богатый вдовец среднего возраста, являвшийся главным компаньоном в фирме по экспорту джута, и молодой прапорщик Пелам-Мартин, который (по словам миссис Чивертон, главной сплетницы на пароходе) был не только племянником баронета, но еще и единственным наследником более чем приличного состояния, оставленного ему отцом, выдающимся ученым с мировым именем.

С чисто финансовой точки зрения миссис Харлоу считала наиболее предпочтительной партией мистера Джозефа Тилбери, вдовца. Но несмотря на усиленные ухаживания за ее дочерью, он пока еще не сделал никаких признаний, а сама Белинда называла его и пехотного капитана «старыми чудаками». Поручики и молодые чиновники нравились девушке не в пример больше, и она беспечно флиртовала с ними и развлекалась от всей души, сталкивая поклонников лбами и упиваясь своей юностью, красотой и всеобщим восхищением.

Пьянящая атмосфера долгого плавания вскружила Белинде голову еще сильнее после одного романтического события – бракосочетания на море. По общему признанию, жених и невеста не отличались красотой и находились далеко не в расцвете юности, а поскольку оба путешествовали третьим классом, она ни разу не видела их прежде. Но капитан, поддавшись на уговоры осуществить полномочия, которыми он обладал в качестве хозяина океанского судна, обвенчал сержанта интендантских войск Альфреда Биггса, возвращавшегося из отпуска, и мисс Мейбл Тиммингс, ехавшую в Бомбей к своему брату, служащему Бомбейско-Бародской железной дороги. Венчание состоялось в салоне первого класса, в присутствии всех пассажиров, какие сумели туда набиться, а за ним последовали поздравительные речи и тосты за здоровье молодых под звон бокалов шампанского, пожертвованного капитаном по столь торжественному случаю. Позже все собрание танцевало на палубе, и не менее трех поклонников страстно умоляли Белинду последовать восхитительному примеру новобрачной и провести остаток плавания как медовый месяц.

С учетом всех обстоятельств едва ли приходится удивляться, что Белинда не замечала ни враждебности остальных молодых леди, ни нескрываемого неодобрения, с каким их матери относились к ней. Десять долгих лет она просидела взаперти в тетушкином доме, занимаясь уроками, вышивая бесконечные салфеточки и послушно отвечая «да, тетя Лиззи» или «нет, тетя Лиззи», и единственными молодыми людьми, которых она видела прежде (на приемах, где сопровождающие пожилые дамы ни на шаг не отходили от нее), были сыновья тетиных подруг – неуклюжие, глуповатые школяры, знавшие ее с детства и потому относившиеся к ней как к сестре. После той душной, сковывающей и отупляющей атмосферы упоительная свобода жизни на океанском лайнере и ухаживания дюжины восхищенных молодых джентльменов кружили голову пуще крепкого вина, и Белинда от души наслаждалась новыми впечатлениями и испытывала, наверное, всю полноту счастья, какую любой человек может надеяться познать в жизни. Единственная трудность заключалась в том, что поначалу она никак не могла решить, кому из своих многочисленных поклонников отдать предпочтение, но ко времени прибытия парохода в Александрию у нее уже не оставалось никаких сомнений.

Возможно, Аштон Пелам-Мартин был не таким красивым, как Джордж Гарфорт (пусть неловкий и утомительно застенчивый, но зато обладавший греческим профилем и байроновскими кудрями), не таким остроумным и забавным, как прапорщик Огастес Блейн, и не таким богатым, как мистер Джозеф Тилбери из «Тилбери, Патерсон энд компани». В действительности он был довольно молчаливым и замкнутым молодым человеком, который оживлялся, лишь когда говорил об Индии, к чему она поощряла его всякий раз, когда назойливые поклонники давали ей возможность побеседовать с ним наедине, ибо Индия в его представлении казалась такой же волшебной страной, как в ее детских воспоминаниях. При желании, как выяснилось, он мог быть очень милым, и в нем было что-то такое, что Белинда находила притягательным, что-то необычное и возбуждающее… и немного пугающее. Он отличался от всех остальных так же, как дикий сокол отличается от ручной птицы в клетке. Помимо всего прочего, молодой Пелам-Мартин, смуглый и узкоколицый, был бесспорно привлекателен и вдобавок окутан некой романтической тайной: ходили слухи о детстве, проведенном в индийском дворце, и заядлая сплетница миссис Чивертон несколько раз недоброжелательно намекала, что его смуглота и темный цвет волос и ресниц, возможно, свидетельствуют о смешанной крови. Впрочем, все знали, что миссис Чивертон – зловредная старуха, которая пришла бы в великий восторг, обрати он внимание на ее собственную чрезвычайно невзрачную дочь Эми.

Белинда стала дарить прапорщика Пелам-Мартина лучезарными улыбками, и тот в конечном счете отчаянно и безнадежно влюбился и к последнему дню плавания собрался с духом, чтобы подойти к миссис Харлоу и попросить у нее разрешения сделать предложение ее дочери.

Аш боялся получить отказ на том основании, что он слишком молод и недостоин такой чести, и не мог поверить своему счастью, когда мать Белинды заверила, что нисколько не возражает против его намерений и не сомневается, что папа милой Беллы согласился бы с ней, ведь он тоже приветствует ранние браки. Последнее заявление не имело ничего общего с правдой. Майор Харлоу, как и большинство старых армейских служак, решительно не одобрял молодых офицеров, губивших свою карьеру и снижавших свою полезность полку из-за слишком ранней женитьбы на девушках, которые непременно станут отвлекать их от работы и загружать мелкими домашними делами во вред людям, находящимся у них под командованием.

Сам майор к моменту женитьбы был вдвое старше своей избранницы: ему было скорее под сорок, нежели за тридцать. Но хотя миссис Харлоу знала о взглядах своего мужа, она без колебаний поручилась за его согласие, убедив себя в том, что Арчи, безусловно, желает столь выгодной партии для своей единственной дочери. В конце концов, молодым людям не придется жить на жалованье прапорщика: Аштон получает весьма солидное содержание, а через два года с малым он достигнет совершеннолетия и вступит во владение всем состоянием отца. Поэтому, конечно же, Арчи должен согласиться. Пусть Аштону нет еще и двадцати, но любой видит, что он взрослый не по годам. Такой тихий, благовоспитанный молодой человек. Такой любящий и в высшей степени подходящий.

Расчувствовавшись, миссис Харлоу проронила несколько слезинок, и часом позже, когда солнце садилось, а пассажиры переодевались к обеду, в укромном уголке в носовой части палубы Аш сделал Белинде предложение и получил согласие.

Помолвку собирались держать в секрете, но каким-то образом новость просочилась. Обед еще не закончился, а Аш уже начал принимать завистливые поздравления соперников и ловить на себе ледяные взгляды дам, которые в большинстве своем уже давно объявили мисс Харлоу ужасной кокеткой и теперь пришли к заключению, что ее мать, производившая впечатление женщины далеко не глупой, но добродушной, на самом деле всего лишь бесстыдная и коварная старая чертовка, охомутавшая младенца.

Мистер Тилбери и пехотный капитан держались особенно холодно, но один только Джордж Гарфорт выразил активный протест.

Джордж стал белее мела и после попытки утопить горькое разочарование в вине решил вызвать удачливого поклонника на дуэль, но, к счастью для всех заинтересованных лиц, не успел осуществить свое намерение по причине постыдного приступа дурноты. Белинда удалилась рано, а после того, как Джорджа унесли в каюту, Аш поднялся на пустынную палубу и всю ночь пролежал там в шезлонге под звездами, пьяный от шампанского и счастья.

Ночь была чудесная, и, глядя в небо, на знакомые созвездия своего детства, Аш думал, что, сколько бы времени ни прошло, он никогда не забудет эту ночь – и никогда уже не будет так счастлив. Его первый роман закончился плачевно, и ему понадобилось целых шесть месяцев, чтобы осознать, что Лили Бриггс была вовсе не прекрасной богиней, чудесным образом влюбившейся в него, а просто-напросто безнравственной потаскушкой, развлечения ради соблазнившей школьника. Однако она была его первой женщиной, и Аш знал, что никогда не забудет ее совершенно. Все последующие женщины были для него не более чем короткими грязными сексуальными приключениями, и вскоре он даже не мог припомнить их имен и только сожалел о своем знакомстве с любой из них. Эти связи представлялись теперь своего рода изменой Белинде, но она никогда не узнает о них, и у Аша есть для нее много других историй: вся фантастическая история его детства, все тайны, горести и чудеса тех лет.

Аш рассказал бы обо всем и раньше, но постоянное присутствие ревнивых соперников, наперебой старавшихся обратить на себя внимание Белинды, не давало такой возможности, и он не раз чувствовал острое желание убить Гаса Блейна или напыщенного старого болвана мистера Тилбери – или всех ее поклонников, коли на то пошло. Однако, имея столь большой выбор, она – невероятное дело! – выбрала его. Он счастливейший мужчина на свете, и завтра – нет, сегодня, ведь уже далеко за полночь, – он наконец вернется в свою страну. Скоро он снова переправится через реку Рави и увидит горы и Зарина…

Зарин…

Внезапно Аш с легким беспокойством подумал о том, сильно ли изменился Зарин за минувшие годы и сумеет ли он вообще узнать старого друга при встрече. В тех высокопарных цветистых письмах, что приходили так редко и содержали так мало сведений, не было ни следа от прежнего Зарина. Аш знал, что Зарин теперь дафадар и отец троих детей, – но и только. В остальном содержание писем сводилось к сухому, краткому изложению последних событий в полку, и он уже ничего не знал о мыслях и чувствах Зарина. Сумеют ли они продолжить старую дружбу, прервавшуюся семь лет назад?

Раньше Ашу никогда не приходило в голову, что, возможно, не сумеют, но сейчас в его душу совершенно неожиданно закралось сомнение. Он вспомнил, что теперь они с Зарином поменяются местами. Он возвращается в качестве британского офицера, а Зарин-хан, «старший брат», всегда вызывавший у него восхищение, зависть и желание подражать во всем, будет находиться у него в подчинении. Как это скажется на их отношениях? Никак, покуда это зависит от него лично, но многое определяется обстоятельствами, от него не зависящими, – такими вещами, как полковые традиции и этикет. И помимо всего прочего, там будут другие офицеры и даже Белинда… хотя нет: Белинда любит его и отнесется к делу с пониманием. Но на первых порах, наверное, и ей и Зарину придется трудно.

Сейчас он думал, что хорошо было бы встретиться с Зарином где-нибудь на нейтральной территории, а не в сугубо армейской обстановке Мардана, под пристальными взглядами людей, которые кое-что знают о его прошлом и станут внимательно следить за тем, как он поведет себя. Однако уже слишком поздно беспокоиться на этот счет: нужно просто действовать осмотрительно и не совершать опрометчивых поступков (что, по мнению и Кода Дада, и дяди Мэтью, было самым серьезным его недостатком). А пока предстояло долгое путешествие на север страны и печальное расставание с Ала Яром и Махду – единственное темное облачко на горизонте светлого будущего.

Вспомнив о своих спутниках, Аш испытал острые угрызения совести. Поглощенный общением с Белиндой, он совсем забросил обоих в последнее время и почти не виделся с ними, если не считать редких прогулок по палубе с одним из них ранним утром, когда пассажиры еще спали, да коротких разговоров, происходивших каждый день, когда Ала Яр заглядывал к нему в каюту, чтобы подать свежее белье или вставить запонки в манжеты рубашки. А теперь у него уже не осталось времени, чтобы загладить свою вину, ведь завтра – то есть сегодня – Ала Яр и Махду навсегда распрощаются с ним. Они трое пойдут каждый своим путем, и Аш знал, что будет скучать по обоим невыразимо. Они были связующим звеном между далекими годами его детства и новой жизнью, которая начнется с восходом солнца – очень скоро, ибо звезды уже постепенно угасали и небо на востоке стало бледно-зеленым в преддверии рассвета.

Бомбей все еще оставался за горизонтом, но предрассветный ветер уносил запах города далеко в море, и Аш слышал смешанный дух пыли и сточных вод, запруженных народом базарных площадей и гниющих фруктов, а также слабый аромат цветов – красного жасмина, ноготков и цветущего апельсина. Запах родины.