Глава четвертая
– Тэм, подожди!
Петляю узкими переулками, ледяной ветер обжигает ноздри. Даже не понимаю, насколько быстро бегу, пока, обернувшись на голос, не вижу догоняющего меня на всех парах Юджина. Лечу дальше в надежде, что он отстанет, когда я заверну за угол.
На противоположной стороне улицы, позади просторной лужайки, освещенной полукругом фонарей, я замечаю силуэт флюгера, бешено вертящегося на самом высоком шпиле «Говарда». Говард-Хаус – одно из старейших зданий города и, безусловно, самое нарядное. Украшенное затейливой лепниной, словно красно-белой сахарной глазурью, оно напоминает пряничный домик на стероидах.
Я несусь по лужайке, Юджин силится догнать меня, рассекая по траве на своих коротких ножках. Добежав до края, ныряю в разрыв живой изгороди, обрамляющей дорожку, и спешу к разросшемуся саду. Ворота с кованым узором из переплетенных прутьев и ржавым замком заперты, но через них можно перелезть. Я уже не раз так делала.
После того как Ной получил аттестат, Митч уговорил его помогать на кровельных работах. Ной терпеть все это не мог – запах плавящегося на солнце битума, высота, – но деньги платили хорошие. А деньги были нужны для турне. Время от времени им перепадала работа на каких-нибудь нестандартных объектах, например, величественных летних резиденциях, принадлежащих богатым старинным семействам. Хозяева появлялись в них всего-то раза два в год. «Говард» был у Ноя самым любимым.
Как-то вечером он привел меня туда, чтобы сделать предложение. Мы пробрались на заднее крыльцо, поднялись на балкон и просидели там несколько часов. Ной прихватил с собой еду из китайского ресторанчика, но до ужина заставил меня съесть печенье с предсказанием. На одной стороне обертки поверх названия фабрики синей шариковой ручкой было написано: «Выйдешь за меня?» На другой виднелись китайские иероглифы, обозначающие «пельмень».
Мы вообще ни разу не говорили о том, чтобы пожениться. И Ной никогда не относился к импульсивным людям. Но группа готовилась к своему первому большому турне, а я собиралась только на первые концерты, на те, которые должны были состояться поблизости. Он хотел, чтобы я знала: я – его семья, сказал он. Хотел, чтобы я знала: он всегда будет возвращаться домой.
Когда в тот вечер он сделал мне предложение, я не плакала. Не орала и не верещала.
Я поцеловала его. Я сказала «да». Потому что, какой бы дикой ни была идея – пожениться до того, как мне исполнится восемнадцать, – я знала, что это обязательно произойдет. Знала, что хочу провести свою жизнь с Ноем. Так зачем ждать?
Поднимаю голову и смотрю на балкон, как будто там мы, только лучше, такие, какими были тогда, уверенные, что вместе обуздаем будущее. Уверенные, что это будущее у нас есть. Я взбираюсь на изогнутую арку ворот и перекидываю ногу через шипастый верх.
– Что ты делаешь? – спрашивает Юджин. Я чувствую, как меня дергают за щиколотку. – Тэм, спускайся.
Спрыгиваю на землю по другую сторону, у меня подворачивается нога, и колено пронзает острая и горячая боль.
– Я в порядке! – кричу ему. – Возвращайся, ладно? Все замечательно.
Молчание, потом какой-то шорох. Сначала я решаю, что он уходит, идет докладывать, что ничего поделать не смог. «У Тэм поехала крыша, – скажет он им. – Девица тронулась, окончательно и бесповоротно».
Но тут я вижу, как за верхушку ворот хватаются руки, а затем появляется нога в зашнурованном ботинке.
– Что это за место? – спрашивает Юджин, с глухим стуком спрыгивая вниз и отряхивая ладони.
Двор вылизан и украшен топиарием – причудливыми замершими фигурами, которые в темноте напоминают демонов. Я осторожно поднимаюсь на деревянное заднее крыльцо, просторное, сделанное в форме носа корабля. Мощные раскрашенные колонны увиты плющом, по дощатому полу змеей извивается шланг для полива. У сдвижной двери составлены перевернутые глиняные горшки. Встаю на один из них и заглядываю внутрь дома.
Прохожу мимо Юджина и дергаю спиральную латунную ручку. Дверь заперта, поэтому проверяю окна. Два кухонных тоже заперты, а вот одно маленькое со скрипом поддается. Пододвигаю к нему горшок и пытаюсь открыть окошко пошире. Но створка не двигается.
Я оглядываюсь на Юджина, который стоит, привалившись к колонне.
– Что? – спрашивает он.
– Если ты со мной, то мог бы хотя бы помочь. – Я спрыгиваю на пол.
Юджин оглядывается по сторонам. Вздыхая, осторожно встает на горшок, протягивает руку и без малейшего труда открывает створку. Затем снимает москитную сетку и аккуратно прислоняет ее к стене.
Я отпихиваю его, подтягиваюсь на локтях, залезаю внутрь и вижу, что это маленькая гостевая ванная. Окно расположено прямо над унитазом. Ногой опускаю крышку и спрыгиваю на плиточный пол. Наткнувшись на деревянный комод, в темноте добираюсь до кухни. Лунный свет пыльными потоками падает на глубокую металлическую мойку. Я нащупываю щеколду на входной двери и отодвигаю ее, но дверь не открываю.
Крадусь по кухне к длинному коридору, который ведет в холл. Я слышу, как Юджин медленно ступает за мной. В конце коридора расположена лестница, и под ней есть маленькая дверца. Открываю ее, и в нос мне ударяет знакомый острый запах хлорки.
Когда Ной рассказывал мне о бассейне, я ему не верила. Хотя это типично для летних резиденций на острове: с одной стороны, хозяева одержимы историей и стремятся сохранить растрескавшиеся фасады сказочных домиков, с другой же – они хотят, чтобы внутри особняк был со всеми современными удобствами.
Я шарю по стене в поисках выключателей. Плавательный бассейн подсвечивается голубым неоновым светом, между двумя дорожками покачиваются буйки. Рядом с бассейном оживает, пуская пузыри, маленькая овальная джакузи.
– Офигеть, – говорит Юджин. – Как ты узнала, что он тут есть?
– Да какая разница, – отвечаю я, скидывая ботинки.
Воздух в комнате влажный и липкий. Я снимаю куртку, потом рубашку, быстро расстегиваю джинсы. Кучей сваливаю одежду возле металлической лестницы. Оставшись в лифчике и трусиках, я замираю на краю, глядя в неподвижную воду. А потом ныряю. Прохладная вода бодрит.
Я не выныриваю как можно дольше. Открываю глаза и вижу расплывающиеся зигзаги света на скользких стенках бассейна, украшенных волнами из белой и голубой плитки. Слышу резкий свист, а затем мерный гул воды в ушах прерывается встревоженным голосом Юджина. Чувствую, как в груди нарастает давление, почти боль. Жду до тех пор, пока боль не становится невыносимой, пока не начинают гореть глаза и пока не появляется ощущение, что уши вот-вот лопнут, и только после этого выныриваю.
Слышится всплеск, и мои ноги касаются Юджина. Он выныривает позади меня, черные пряди облепили лицо.
– Какого черта? – Он сплевывает, с ресниц капает вода, голубые глаза широко раскрыты, взгляд бешеный. – Думал, ты утонула.
Подплываю к бортику и, опершись на него локтями, судорожно глотаю воздух. Юджин кое-как догоняет меня, неистово молотя руками по воде. Он в одежде, и вокруг него пузырится тяжелое шерстяное пальто.
– Господи, Тэм, – говорит он. – Зачем все это?
– В каком смысле? – спрашиваю я. Откидываю голову и улыбаюсь дельфинам и русалкам, нарисованным на потолке. – Ты не любишь плавать?
– Я люблю плавать, – отвечает он. – Но не люблю вламываться в чужие дома, нырять в одежде в чужие бассейны и, похоже, вытаскивать тебя из суицидального ступора.
– Я тебя с собой не звала, – говорю я. Юджин хватается руками за бортик.
– Знаю. – Он пожимает плечами. – Просто… я хотел сказать… прости. Я знаю, как это хреново, когда берут кого-то новенького, но…
Я набираю в грудь воздуха и опять ныряю в голубизну. Отталкиваюсь от стенки и скольжу к другому краю узкого бассейна. Глаза закрыты, и я жду, когда вытянутые вперед руки коснутся под водой шершавой стенки. Однако вместо стенки под пальцами невесомое ничто, и я жалею, что так не может продолжаться вечно.
Раздается глухой грохот, и, вынырнув, я вижу, как по стенам пляшут лучи. В первое мгновение мне кажется, что дело во мне. Что я слишком долго пробыла под водой, и мир изменился. Стал волшебным. И далеким.
Но сердитые голоса вполне реальны, и Юджин, пытающийся поймать свое пальто, которое плывет рядом с ним, хватает меня за руку и тащит к бортику.
– Отлично, – шепчет он.
У входной двери светят фонариками два толстых копа. Один из них щелкает выключателем. Джакузи замирает, а все помещение погружается в холодную и неумолимую тишину.
– Вечеринка окончена, – говорит коп.
