Глава 14
Все не просто

К своему жилищу Дара возвращалась открыто через залитую яркими лучами Гаучо луговину. Нарочно, чтобы видно было издалека. Когда добралась до укрытия, Бероев уже вовсю кашеварил, явно поджидая её.

— Привет!

Парень выпрямился, окатив ее холодным взглядом с головы до ног, ответил тоже прохладно:

— Странная у тебя привычка, гулять по ночам.

— Ну-у. Я ведь дома тут, вот и позволяю себе некоторые вольности, — забавно смотреть на то, как он сердится. Да ещё говорит так, словно она как минимум непослушная сестренка, а как максимум — неверная жена.

— Мы беспокоились о тебе, даже искали. Куда ты подевалась? Ни Лука, ни Маруся не смогли пройти по следу. Сказали, что тебя хозяин свёл.

— Ну да, — спохватилась Дара и бросилась ковыряться в продуктах, так и оставшихся лежать там же, где и вчера.

— Что-то ищешь? — спросил парень.

— Варенья, мёда или ещё чего-нибудь сладкого.

— Брось, садись, поешь как следует. Я тут капитального кулеша наварил, — с костра был снят котелок и поставлен на траву. К нему и присели, зачерпывая ложками густое варево. — Я перебирал запасы продовольствия, пока тебя дожидался, но ничего такого, о чем ты упомянула, там нет.

Какая-то натянутость слышалась в его тоне, будто он знает за ней что-то, заслуживающее упрёка, но напрямую высказаться не решается. И теперь от него веет холодком.

Что же, никакой вины за собой Дара не чувствует и ни в чём оправдываться не собирается.

— А где Лука? Где Маруся?

— Домой он побёг, потому что, говорит, коли сам Хозяин тебя свёл, то уж тут ничего не поделать. А она полетела дядю Сидора разыскивать.

— Хозяин? Да, есть в этих краях такая легенда. Кстати, мне про этих существ рассказывали, когда я была совсем ребёнком, так что я мало что помню. А ты со здешним фольклором не знакомился, когда готовился меня искать?

— Нет, нас очень поспешно послали, даже инструктажа толком не провели. Напихали инфы в визоры и отправили ближайшим рейсовиком.

Никак разговор не ладится. Натянутый он какой-то, напряжённый.

— Так был с тобой ночью Хозяин, или не был? — наконец прорвало парня.

— Это допрос? — спросила как можно мягче, но тон Бероева ей точно не понравился.

— Просто интересуюсь, — скрипнул он зубами. — Так и будешь убегать неведомо куда по ночам?

— А ты как думаешь?

Снова напряжённое тягучее молчание.

— Ты, как я понимаю, здесь останешься жить? — вон как пробрало, и не смотрит на нее. Только Дара никак не может понять, в чем он её обвиняет.

— Останусь, — кивнула спокойно. — Не обязательно буквально на этом самом месте, но на Прерии — точно. Оказалось, что это мой дом.

— А если тебе предложат вернуться на Землю?

Мотнула головой, не понимая, куда он клонит.

— Даже, если вместе со мной?

В ответ на этот вопрос Дара испытующе посмотрела на юношу. Замуж, что ли зовёт? Или в постоянные подруги? Ох уж эти просвещённые земляне — поди, разбери, что у них на уме? Иное дело местные, тот же Лука! Живи хозяйкой, деток настрогаем, а когда потолстеешь — новое ружьё тебе справим. То есть на всю жизнь сговаривается. А этот красавец чего-то там у себя внутри думает, и в самом же в себе сомневается. Нет, раньше, в учебке, у неё от подобного предложения тихонько зазвучали бы струны в душе, а сама она вполне могла бы потерять голову и побежать на зов.

Но сейчас, дважды увидев, как подобные вопросы решают местные парни, она чувствует себя обманутой.

— Понимаешь, Вадик. Года через два-три я захочу деток рожать, и растить их лучше всего на этой планете. Так что отпущенный мне природой срок до этого момента посвящу тому, что совью гнездо, найду средства для пропитания и человека, на чью поддержку смогу твёрдо рассчитывать. Познакомлюсь и подружусь с соседями, узнаю, где какие школы. А если улечу на Землю — попаду в зависимость, хорошо, если только от тебя. А вдруг вляпаюсь в какую-нибудь засаду?

Она перевела дыхание — давно так обстоятельно не говорила о своей дальнейшей судьбе. А тут вдруг само — одно к одному сложилось. Говорила и понимала, что так оно и есть на самом деле.

— Это здесь я — хозяйка своей судьбы. Но не в мире городов и интересов больших людей. Не желаю быть марионеткой в руках слепого случая.

— У тебя последний молочный зуб выпал? — вдруг резко сменил тему парень.

— Ага.

— Вот по всему ты — сущий ребёнок. А разговариваешь, будто зрелая женщина.

Он вскочил, подхватил пустой котелок и пошел к берегу — мыть посуду.

А у нее слезы на глаза навернулись от резких слов.

Скрывшись в своём решётчатом убежище, Дара опустилась на циновку. Обида на Бероева за такие поспешные выводы еще не выветрилась, и теперь ей требовалось немедленно чем-то занять руки, чтобы рассудительно и без поспешности привести в порядок мысли. Подтянув к себе наспех уложенный вчера рюкзачок, принялась в нем рыться, машинально прикидывая, во что бы одеться. Вот не заботило её это совсем, даже вчера, а тут, хотя сейчас ей меньше всего хотелось ему нравиться, словно назло решила выглядеть лучше.

Гардеробчик у неё нынче скромный. Камуфляжная футболка и брюки, что получила от группы сопровождения ещё там, на Земле, в пронизанном солнцем южном городе, и сейчас на ней. Собственно — с тех пор, как прибыла на Прерию, ничего другого и не надевала. Серый костюм с круизного лайнера? Симпатичный, но обстановке совершенно не соответствует. Башмаки ещё детдомовские, надетые на первое задание из-за удобства и прочности. Другой обуви как не было, так и нет. Вот и все богатство. Невольно вспомнились яркие тряпки, купленные для создания имиджа, которые так и остались в отеле вместе с вместительным чемоданом на колёсиках. Перед глазами возникли, будто дразнясь, превосходные яркие купальники, изящное бельё, шляпка, халатик… а на ней единственные трусики и лифчик-маечка… А ведь хорошо бы все это выстирать, да и самой искупаться пора. Если бы не Вадим — проблемы бы не возникло, а как быть при нем? Даже учитывая, что под жаркими лучами Гаучо сохнет одежда от силы часа два, не ходить же перед парнем голышом. Слишком много чести!

Эх! Хорошо мохнатикам — на них всегда шерсть. Жаль, что практика у них заканчивается скоро, но ведь ещё не завершилась! То есть — они ещё здесь. Надо же, у них тут действительно, снайперский полигон — ведь не случайно именно такая винтовка была при этом парнишке.

Уложив все обратно в рюкзак, взяла мыло и вышла к Бероеву, лениво загорающему на берегу. Все еще дуется? Похоже на то. Ну, на обиженных воду возят.

— Эй, побудь тут, я ненадолго!

— Куда? — сразу встрепенулся он, приподнявшись на локтях и окидывая ее подозрительным взглядом.

— Купаться-стираться. И не ходи за мной, ясно?

— Очень надо, — хмыкнул он, снова откидывая голову на приспособленный вместо подушки вещмешок. — Осторожней только.

Она даже улыбнулась беспокойству, все же прозвучавшему в голосе парня. Отелло недоделанный, а ведь у них даже слова не сказано об этом, и обещаний друг другу никаких не давали…

Первым делом, устроила стирку. Сначала камуфляжку, в последнюю очередь нижнее белье. Быстренько все прополоскала, отжала и, встряхнув, разложила на нагретых камнях. Может и за час высохнет — солнце сегодня жарит немилосердно. Нырнула с большого камня рыбкой, наслаждаясь уже привычным за последние дни купанием. Кусты хорошо скрывают ее от Вадима. А вот отсюда, если отплыть немного, как на ладони видно берег перед ее бытовкой, где он расположился, — так что особо не сторожилась, хотя парень уже не валяется, а собирает хворост — видать готовить будет. Вот и хорошо, после купания она всегда чувствует зверский голод.

Вряд ли этот весь из себя серьёзный и грозный юнец пойдет за ней подглядывать. Гордый больно. Хотя, где-то в глубине души немножко жаль — ну неужто ему ни капельки не интересно?

Вода в озере тёплая, только слегка освежает. Зато смывает пот и грязь, да и волосы после неё не путаются. Дара накупалась вволю, позволив себе сегодня никуда не спешить, заодно давая время солнышку высушить одёжку. Погонялась за непугливым семейством уток, с любопытством косящих на нее блестящими глазами. Уплыли, но так и не взлетели. Вот, что значит — совсем не боятся людей. И опасности от нее не видят, хотя она крупнее их в несколько раз.

Откинувшись на спину, Дара долго рассматривала легкие пушистые облака, лениво шевеля руками-ногами. На душе постепенно становилось совсем спокойно и хорошо. Чтобы ни принес ей этот день — справиться, как всегда. Все у нее получится. Чуть не задремала под ласковую музыку близкого леса, даже воды немного хлебнула. Благо она тут чистая, как слеза. Не сравнить с тем безобразием, что в карьере возле их интерната.

Несколько раз окунулась с головой, и решив, что уже довольно, вымыла на берегу волосы, отполоскала пену, и немножко походила вдоль берега по мягкой траве, обсыхая.

Гаучо не подвело — одежда отлично высохла, так что, натянув ее неторопливо, ощутила себя другим человеком. Шнуруя ботинки, прислушивалась к тому, как большая полосатая древесная мышь на соседнем дереве подбирается к висящим на ветках орехам. А правее в траве ящерица роется в поисках поживы. И тут — вот сюрприз, заметила Вадима. Подглядывает, всё-таки, нечестивец! Как раз потерял ее из виду, крутит головой. Ну надо же, таким гордым и неприступным прикидывался, а сущий пацан! А она-то расхаживала, в чем мать родила! И долго он тут, интересно? Мысли промелькнули и умчались, а план, как проучить наглеца, уже готов. Не, ей-то не жалко, пусть бы и смотрел, вот только отомстить за такое поведение захотелось из чистой вредности.

Юркнула в камыш и, подчиняясь шелесту его острых листьев, заскользила к зарослям молодой поросли широколиственных деревьев. Заложила неширокую дугу и появилась за спиной этого красавца, схватив его за ухо. Да с вывертом.

— Нехорошо подглядывать…

Реакция тренированного «волкодава» оказалась стремительной — он мгновенным движением руки загрёб… воздух, одновременно ударом ноги пнул… пустоту. А Дара уже растворилась в мельтешении полуденных теней, успев запустить в парня подвернувшейся под руку шишкой. И засмеялась серебряным колокольчиком.

Да, она хозяйка здесь! Понимает и знает то, что творится вокруг: справа пёстрая птичка тонким кривым клювом что-то достаёт из-под коры, а… ой! Вчерашний полосатый амфицион смотрит на неё голодными глазами, готовясь к броску. Ух-х! И девушка стремительно взлетела вверх по гибкому стволу гигантской лещины. Насмешливо посмотрела на раздосадованного зверя.

— Вадим, лезь на дерево, — закричала, спохватившись. — Быстро! Тут хищник!

Уф, успел вскарабкаться и теперь выбирает, куда бы всадить пулю.

— Не стреляй, — предупредила, успокаиваясь, — он уйдёт через пару минут. На левом склоне пасутся козы, вот на них животинка и будет охотиться.

— Хм, — парень выгнул бровь, опуская оружие и насмешливо ее разглядывая. — Поверю на слово, русалочка!

Когда вернулась к своему убежищу, заметила, что Бероев что-то поспешно убрал в карман жилетки. Какой-то конверт, сложенный то ли пополам, то ли вчетверо. Похоже — невскрытый. От самого же парня веяло тревогой и неуверенностью. Показалось, что страхом, но это было нелогично — бояться тут нечего. Значит, неуверенностью.

Дара опять прислушалась к своим ощущениям, к восприятию окружающего, к новым впечатлениям. Тут, у костра, рядом с её постройкой и вблизи Вадима она уже не чувствовала себя частью текущего потока жизни. Видимо голова переключилась на «городской» режим. На цивилизованное общение.

А если специально прислушаться?

Попыталась — что-то вроде бы и есть, по крайней мере, теплится внутри какая-то надежда вовремя почуять опасность. Но винтовку лучше положить поближе.

Парень поглядывал на неё с задумчивым интересом:

— Ну и быстрая же ты, — сказал он с некоторой даже завистью. — Что это за техника? Я читал в книжках, будто такому можно научиться, но инструктор по рукопашному бою сказал, что всё это сплошная выдумка.

Улыбнулась в ответ, ну правда, не объяснишь же всего словами.

— Уха? — обрадовалась, принюхиваясь.

Хмурый взгляд тут же сменился добродушным:

— Ага, давай уже есть, пока не остыло.

Хлебали наперегонки, забыв на время обиды и недомолвки, закусывая ломтями черного душистого хлеба. Только за ушами трещало, как говориться. Что там Лука! На свежем воздухе никаких изысков не нужно, да и не так уж плохо Бероев готовит — стоит признать.

Лишь когда на дне котелка не осталось ни капли, вздохнули дружно и понимающе переглянулись.

— Спасибо, — с чувством сказала Дара. — А чаю не осталось?

— Не осталось, — вежливо ответил Вадим. — Но я сейчас кофе заварю, местный, сам не пробовал…

— А что у тебя за письмо? — спросила равнодушно, откинувшись на траву. Успела заметить затравленное выражение, прежде чем закрыть глаза.

— Приказ…

Она не ждала уже, что ответит. Но промолчала. Если захочет — сам скажет.

Минуты две слушала, как возиться с котелком, как наполняет водой и снова вешает над костром. Наконец проговорил:

— Насчет тебя.

— Прочти!

И все это, не открывая глаз, в обманчиво-расслабленной позе, чутко слушая окружающий мир.

— Не могу я!

Она даже села, во все глаза глядя на него. Такая мука прозвучала в голосе «волкодава».

— Читай! — приказала резко. — Если велено ликвидировать — сам понимаешь, мне даже фора не понадобится. Лишь бы сам ты случайно не травмировался.

В его глазах буря чувств, словно хочет впитать ею всю… перед чем?

— Читай же, — сказала устало, снова ложась на траву. Как же с ним нелегко! Дадут приказ — выполнит? Убьет её? Ну а что, в самом деле, кто она ему? В горле вдруг встал комок, когда послышалось шуршание бумаги. Опять в бега? И нету смыла злиться на несправедливую жизнь. Глупо.

И совсем неожиданным оказался результат — парень вдруг рассмеялся, но как-то безрадостно, даже зло. Его, словно подбросило.

— Что там?

— Идиотизм, — скривился он, комкая бумагу и швыряя ее в костер. Словно, завершая это отвергающее действие, вскочил, пошел к берегу, сунув руки в карманы. Вот и ладно, пока он был к ней спиной, Дара быстро пролистала в коммуникаторе то, что успела наснимать заблаговременно правильным образом сориентированная винтовка. Она сейчас хоть мало похожа на фотоаппарат, но все функции, включая удаленный спуск, при ней остались.

Невелик улов — всего двадцать семь кадров и только на пяти виден краешек бумаги. А рассмотреть и вовсе можно лишь пару верхних строчек. Но и их хватило.

— Скажешь?

Вадим обернулся, кусая губы, дернул плечом, зло пнул какой-то камень.

— Ничего особенного!

— И все же?

Нерешительный взгляд из-под ресниц. Вздох.

— Это тайна. Я же солдат.

Самой противно, как упорно его допрашивать, но очень хочется… Почему-то безумно важно узнать, что он ответит. Даже внутри все скрутилось тугим узлом от ожидания. И безумно трудно притворяться равнодушной.

— Да какая тайна. Бред один, а не приказ! Могли при инструктаже объяснить а не устраивать безумные гонки на вживание.

— Что?

— Предлагают поддерживать с тобою контакт! Ой, — он бросился к котелку, в котором варилась кофе, ругнулся, обжигаясь, засуетился, разливая в кружки. И не видел, как до боли она сжала кулаки, впиваясь в ладони ногтями. Не сказал! Ну что ж — его дело. И жутко интересно, как же он теперь собирается выполнять этот достаточно изуверский приказ? Прямо после кофе, или когда?

— Я на минутку, — предупредила она весело, — не ходи за мной.

— Давай, только не долго. Сахару класть?

— Две ложки, — крикнула Дара. Чуть подумала, и добавила: — Маленьких, но полных до краёв, — этого скрытного гада, определённо, необходимо мучить.

Прислонилась к дереву лбом, царапая ногтями кору, но не ощущая ничего из-за боли в душе. А перед глазами горит строчка его приказа:

«Поддерживать контакт. Постараться завести любовную связь и войти в доверие»

Блин, что за приказы дают военным?! Козлы! Отбила носок, саданув ботинком по дереву, но как-то ей от этого ни капельки не полегчало. Да ну их! Их всех! И ревнивого Бероева в том числе. Одна проживет! Не нужен ей никто… А пока… А пока подыграет ему. Если начнет выполнять.

Кстати…

— Ёжка! У вас ведь практика ещё не полностью закончилась? — обратилась Дара в пустое пространство. Подсказывало ей что-то, что приглядывают за ней мохнатики. Подождала ответа. Прислушалась к тому, что происходит вокруг. — Мохатики! Вы ведь тоже за мной присматриваете! — воскликнула негромко. — Почему?

— Не закончилась, — ответили справа. Но на глаза не показались.

— У вас тоже есть любовь? — и откуда, спрашивается, возник у Дары этот вопрос?!

— Ну, не знаю. Мы с вами очень разные… — в ответе не слышно уверенности.

— Но, что это для вас?

— Говорят, что, если родив одного ребёнка, второго заводишь от того же… — последовала пауза, — … самца, кажется, ты так нас воспринимаешь. Так вот это и есть любовь.

— Ёжка! Я вас воспринимаю, как сказку из детства. Ты уж не обижайся. А кто тебе ухо сломал?

Пауза. Тягучая и напряжённая.

— Неужели я?

Новая пауза.

— Прости пожалуйста, я даже не знала.

— И на каблуке крутнулась, — всхлипнул голос справа. — Ладно. Проехали. Вы вообще странные. Но на людей иногда бываете похожи.

Дара вдруг почувствовала, как из глаз её… из правого… катится крупная, с горошину, слеза. Мохнатики. Бероев. Отчего он так взвинтился? Она же — мудрая и опытная, должна сообразить. Спокойно. Ведь если подумать, видно, что ему самому несладко от такого приказа. Если бы он сказал всю правду, наверное, посмеялись бы вместе, может быть, даже спланировали, как его выполнять… ой! Как-то она к этому не готова. А он? Раз утаил от неё правду, значит… Не может быть, чтобы у него никого до неё не было. Так в чём же дело? Нет! Хватит уже.

Сначала нужно прийти в себя, а потом — всё остальное.

Снова вышла на берег уже успокоенная. Принятое решение дало новые силы. Дара подошла к Вадиму, так и ожидающему её около костра, взяла протянутую кружку, легко поблагодарила взглядом. Задумчиво отхлебнула, не чувствуя вкуса и глядя на дальний берег озера, на взлетающую крупную птицу, кем-то потревоженную. Точно, хорёк подкрадывался, но остался на этот раз без добычи.

— Вот мой контакт, — Вадим протянул ей карточку с записанном на ней номером. — Сетка здесь есть, так что ты сможешь изредка проверять сообщения, которые я стану для тебя оставлять. Как я понимаю, визитёров, что могут появиться здесь про твою душу, ты не опасаешься, — что-то вроде уважения светилось в его глазах. Или благоговения. — Возможно, ещё увидимся, если… — как-то странно он не договорил — …если получится. А мне лучше вернуться в Ново-Плесецк.

Итак — парень её мечты решил сделать ноги. Надо же, как трогательно! Пока не получил приказ её охмурить — подглядывал за ней и кормил вкуснятиной. А тут вдруг разом сделался холодный и весь из себя деловой. Даже решил сбежать, как это делают дети, встретившись с серьёзным затруднением. Н-да! Не напрасно она не доверяла властям предержащим. Даже здесь, в глуши несусветной, они дотянулись до неё своей загребущей дланью и всё испортили. Ну уж дудки! С этого момента она переходит на сторону оппозиции и принимается бороться за свои права… за Бероева, определённо.

— Коптер вызовешь? — спросила, вроде как из вежливости.

— Ждать неохота, — ответил, будто с ленцой. — Пройдусь.

Ага-ага. Пройдется он. Ладно, когда они втроём, прикрывая друг друга лазили неведомо где. Нет, он, конечно, тренированный боец, но топать полторы сотни километров по здешним лесам! А ногу сотрёт! Или еда закончится! Почему-то Даре стало тревожно.

— До Йориковки тебя провожу, а там каботажник иногда бывает. На нём доберёшься, — сказала она нейтральным тоном. — И не спорь. Тропа тут удобная, а коли не поленишься бежать — к вечеру будем на месте.

Посмотрела, как он укладывает рюкзак, чуть ухмыльнувшись про себя — а ведь уже хорошо за полдень. Ладно, поспешить действительно стоит. Она ведь не сказала Вадиму, вечером какого дня они доберутся до посёлка… хи-хи. И что ночь вдвоём им определённо предстоит провести в весьма уединённом месте. Она хорошо помнит, где расположена первая ночлежка, поставленная на тропе местными. Бортничают они здесь, оказывается.

А хорошо парень держится. Почти не пыхтит даже. Уверенно принял предложенный темп бега — лёгкий, ненапряжённый, танцующий стиль, что показал ей вчера Медвежонок. Дара отлично видит и слышит то, что происходит в округе — они сегодня никому не мешают, скользя по твёрдо утоптанной поверхности тропы. А вот сейчас лучше перейти на шаг — стадо оленей впереди. Не хочется пугать рогатых. Тем более, на них кто-то охотится. Ага, стая мегакотиков короткой дугой отделилась от леса и погнала будущих жертв вправо от дороги. Можно продолжать движение.

Наконец, показался навес с решетчатыми стенами. И как раз смеркается. Пора устраиваться на ночлег.

— Ты же говорила, что к вечеру будем на месте, — в голосе Бероева звучит не недовольство, а какое-то разочарование.

— Так завтра же, тут полсотни километров, как-никак. — Дара даже не думает оправдываться, её сейчас больше интересует ложе, которое ей впервые предстоит разделить с мужчиной. Интересно даже, осмелится ли он? Или она сама? Ой, мамочки! Страшно-то как! Сухая трава брошена поверх широких нар… облом. Тут не сразу ещё и отыщешь друг друга.

Перекусили галетами, запивая их кофе из Бероевского термоса, и завалились спать. Вот, лежит рядом бревно бесчувственное. Притиснулась к нему, занырнула под руку, а он только дышит сзади в затылок, и даже не делает никаких попыток что-нибудь предпринять.

— Вадим! У тебя раньше была девушка?

Молчит. Сопит и притворяется спящим. А может, она ему не глянулась? Ну, когда подсматривал?

Ночная тень неясно обозначилась в скудном свете спутника, проникающем сквозь листву. Крупный зверь мягко прошествовал мимо, остановившись на мгновение, чтобы издалека поглядеть в сторону людей. Вадим напрягся, и мышца его руки разом сделалась твердой — явно направляет на хищника ружьё. Тихонько его погладила, успокаивая. Неужели он не чувствует, какое умиротворение и сытость исходят от этой крупной кошки с огромными клыками?

Что может быть прекрасней ночи, звенящей от лунного света? Только светящиеся теплым светом глаза будящей тебя женщины.

— Вставай, Буш, ночь сегодня уж больно хороша. Побегаем? — и исчезла.

Пришлось вскакивать и нестись следом, пытаясь нагнать упущенные на растерянность мгновения. Мелькающий далеко впереди и струящийся между лунных струн-лучей силуэт явственно говорил, что «догоняй» — не пустая формальность, и отставших никто дожидаться не будет. Если не поторопится, так и отправится бегать без него.

Напрягая силы, Бушмейстер рванул следом. Запах убегающей женщины не просто пьянил — бил в голову полупудовым молотом на каждом скачке, заставляя кровь стучаться даже в пятках и возбуждая массу фантазий.

Вот только для их реализаций надо было сначала хотя бы догнать, а с этим наметились явные проблемы. Пока что все силы уходили только на то, чтобы не отстать. И с каждой следующей секундой становилось тем более не до фантазий — воздух начал проникать в не раз простреленные легкие с явно слышимым хрипом, а язык наоборот стремился вывалиться наружу, в попытке охладить перегревающееся тело.

Но хуже всего было с ногами, хотя на боль в недавно порванных перепонках ног он не обращал внимания с самого начала. Ничего там серьезного, все хорошо срослось и не разойдется от нагрузок. Но следом мучительно заныли сухожилия, посеченные десяток лет назад осколками мины. Затем, вслед за ногами, напомнили о себе все остальные мышцы. Волны напряжения гуляли по телу, отдаваясь болью там, где когда-то шкуру рвал металл или когти.

Права Яна, десять раз права, с таким организмом только за девушками бегать. Но сдаваться он не собирался! Опустившись «на пятки», то есть — встав на четыре конечности, пошёл длинными прыжками. Стиснув зубы и наплевав на терзающую при каждом распрямлении нижних кистей боль. Она скорее придавала сил — все же он выше и сильнее, и каждый прыжок приближал его к столь соблазнительно танцующей перед глазами цели. Что ни говорите, а с этого ракурса любые женщины кажутся прекрасными, здесь же определенно имелось, на что полюбоваться — и формы и пластика, все при ней…

Словно услышав эти мысли (не могла ведь, ветер от нее — и такое направление наверняка выбрано специально!), Яна обернулась и, насмешливо фыркнув, прянула в сторону под прямым углом от начального вектора движения. А ведь он уже представлял, что сейчас наконец сможет сделать последний бросок, силы для которого копил весь забег, и ухватить строптивую цель зубами за шкирку… Не грубо конечно, хотя кровь била в голову и туманила разум, а просто показывая, что догнал.

Вместо этого соблазнительный силуэт исчез, а на его месте, в качестве точки финиша, возникли колючие кусты, куда он на полной скорости и влетел кубарем, взрывая почву когтями, но не в силах погасить инерцию.

Яна, насмешливо вывалив язык и игриво «подрагивая» всеми четырьмя лапами, наблюдала, как он выбирается наружу. От такого зрелища Буш и вовсе потерял голову, и опять рванул к ней уже без всяких политесов, всерьез рассчитывая подмять под себя… и опять вполне закономерно пролетел мимо, загребая полные горсти земли и вырванной травы, когда женщина ловко отпрыгнула в сторону. Сила и масса теперь играли против него.

Взрывая когтями траву, они зигзагом пронеслись по большой лесной поляне. И каждая попытка настичь увертливую цель заканчивалась промахом, а то и в обрамляющих поляну кустах. Самое время было подключить голову, но кипящая кровь не дала вовремя остановиться. Даже когда женщине резко надоели их догонялки, и она остановилась, выгибая дугой спину, он думал только о том, что цель теперь близка и не заметил начавших разгораться на дне расширенных зрачков огоньков.

Расплата последовала незамедлительно, едва смог остановиться, рассматривая замершие перед глазами выпущенные когти. Это было серьезно — такой удар когтями, прямой тычковый от себя — как копьем, не является проявлением сознательной агрессии, в отличие от полосующего. Он наносится инстинктивно, при отражении внезапного нападения, или при попытке вторжения в личное пространство, как проявление неприязни.

«Держи дистанцию», — так сказать. Самое время было одуматься, но упоение собственной мощью не дало трезво оценить ситуацию. Он же больше и сильнее! Продолжая «бег», попробовал напрыгнуть сбоку и, толкнув плечом в плечо, полу-игриво опрокинуть строптивицу на спину, как последовал встречный бросок и удар плечом, от которого тело, не имеющее опоры в прыжке, закрутило, переворачиваясь кверху брюхом. Падение на спину выбило воздух из легких, но обращать внимание на такие мелочи некогда — резко оттолкнувшись нижними кистями от поверхности, попытался увести брюхо от когтей и клыков разъярённой женщины.

Это удалось, и Буш даже успел встать на четыре точки, прежде чем его опять сбили с ног отнюдь не игриво прокусив ухо насквозь. Но тут опора под ногами все же была, потому он прянул назад, пожертвовав целостью уха, но зато получая возможность развернуться, чтобы драпануть подальше от объекта ухаживаний, сменившей милость на гнев. Вот только не смог сразу набрать нужную скорость и часть пониже спины украсилась тремя глубокими бороздами от когтей.

Теперь настала уже его очередь убегать, уклоняясь от попытки свести слишком тесное знакомство. Не слишком удачно — каждый зигзаг по поляне, как правило, заканчивался получением новых, не столько болезненных, сколько обидных дырок от тычков когтями. Но не дать даме пустить в ход зубы пока удавалось. Полянка постепенно приобретала вид поля боя…

Остановиться и перевести дух Буш смог только перед стеной леса, поняв, наконец, что его больше не преследуют. Медленно, чтобы не спровоцировать новое нападение, повернулся к замершей в центре Яне. Зрелище предстало неутешительное — вставшая дыбом шерсть и горящие яростью глаза. Давая выход кипящему внутри бешенству, она гребла когтями землю, но пока не двигалась с места, ожидая его реакции.

Глубоко вздохнув — полученная взбучка позволила, наконец, подключить к процессу голову — Буш поднялся на задние лапы и двинулся, обходя поляну, по кругу, старясь следить за объектом ухаживаний только краем глаза, чтобы не спровоцировать нападения, но и не рискуя выпускать ее из поля зрения. Древний как мир танец — «бой с тенью», цель которого показать симпатию. Надо отбросить усталость и боль, представить себя легким и беззаботным котенком, гоняющимся за падающими с дерева листьями.

Воздух пел под когтями, и одна отточенная связка сменяла другую. Вот он бежит домой, неся к её ногам добычу. Вот они охотятся вместе, и он, свалив жертву, позволяет своей женщине нанести последний удар. А вот, свернувшись клубком рядом с ложем, охраняет ее сон…

Ярость в глазах у Яны начала пригасать, опустилась торчавшая дыбом шерсть, агрессия уступала место… насмешке? Через десяток томительных ударов сердца женщина тоже поднялась на задние лапы и начала ответный танец, двигаясь по внутреннему кругу. И сразу все стало ясно.

«Перед соплячками хвались, какой ты сильный, быстрый и ловкий, — говорило каждое движение ее перетекающего из одной точки в другую тела, — в их восторженном возрасте это, может, и кажется привлекательным. А вот чем ты можешь привлечь женщину? Кроме этих сомнительных достоинств, тем более, что ты уже далеко не так быстр и ловок, да и силен…»

Закончив танец высоким прыжком, Яна приземлилась на четыре точки и замерла в вызывающей позе, выгнув вниз поясницу и отставив в сторону левую заднюю. Увы — головой к нему, а не наоборот…

Бушмейстер встряхнулся и начал новый танец. Сдаваться просто так он не собирался. И из его движений начали проглядывать совсем иные картины. Вот отец, осторожно поддерживая головку первый раз берет на руки новорожденного, вот укачивает малыша на животе, гладя по шерстке на спинке, носит в зубах и играет, подбрасывая в воздух маленькое тельце.

Буш сам увлекся, проживая воображаемую жизнь, но еще краем глаза отмечал, как в глазах напротив потихоньку разгорается искра интереса. Вот отец играет с подросшим котенком и учит всему, что умеет сам, вот они гуляют вместе, держась за руки, вот взрослый выводит ребенка на первую охоту…

И уже прыгая на спину воображаемой жертве, Буш понял, что слишком увлекся, потерял связь с реальностью. Но исправить уже ничего было нельзя — тело находилось в воздухе, когда справа к нему метнулась стремительная тень.

Только и успел чуть довернуть корпус — и удар плечом пришелся в центр груди, и ухажёр рухнул на спину, мучительно понимая, что живот и горло открыты, но поделать уже ничего нельзя. К счастью Яна лишь игриво прикусила кожу на шее, отчего все тело выгнуло дугой от удовольствия, да отпрыгнула в сторону. Вскакивая после конфуза, вдруг увидел ее в давешней позе с выгнутой спиной, но теперь уже повернувшуюся к нему отнюдь не зубами.

Кровь опять ударила в голову и, не подумав, Буш прыгнул, стараясь как можно быстрее достичь такой привлекательной и желанной. И тут же понял ошибку, когда в повернувшихся на его движение глазах вспыхнул гнев. Яна резко оттолкнувшись, упала на спину и поприветствовала ухажёра нижними конечностями. Но увы, совсем не разведенными в стороны…

Наблюдая во всей красе выпущенные впечатляющей длинны коготки, все ближе приближающиеся к сведенным от ужаса мышцам живота, Буш только успел подумать, что это не поломанное ухо, и ему придется навестить орбитальный лазарет.

К счастью инстинктивно выпущенные когти втянулись назад в подушки стоп, а сами ножки сексуально согнулись в коленях… чтобы через миг, выпрямившись, выбить из него дух и отправить в короткий перелет в сторону весьма колючих кустов.

Выпутываться из колючек честное слово не хотелось, ведь его на полянке поджидали явно для разговора по душам. Но делать было нечего, если взрослый позволяет себе эгоизм и несдержанность ребенка, то пусть будет готов отвечать за свои действия — получить трепку в данном конкретном случае.

Приблизительно так размышляя, Буш с самым смиренным видом выбрался из колючего плена и улегся на живот, положив голову на лапы. Было тоскливо от понимания, что он сам все испортил.

Осмотрев его позу и обнюхав, Яна сменила гнев на милость и, насмешливо фыркнув, удалилась с полянки в сторону озера, гордо покачивая бедрами.

Пристыжённый Бушмейстер потрусил следом — душевные переживания и разочарования это одно, но защищать самку, пусть и отвергшую его, требовал даже не долг, а безусловный инстинкт. Так что, догнав, сначала потрусил сбоку, принюхиваясь к ночи, а потом — поняв, что Яна направляется к одному из его самых любимых мест, повел сам, выискивая притаившуюся по кустам опасность.

Скорее воображаемую — их игры наверняка перебудили всю округу, и даже самые крупные и несговорчивые предпочли поискать другое место, поспокойнее. Охота и соперничество за территорию — это одно, но связываться с потерявшей во время гона голову парочкой — дураков нет. Вытряхнут ведь из шкуры только так, просто ради доказательства собственных достоинств и подарка «прекрасной даме» — кому оно надо?

Присев на обрыв берега, Буш невольно залюбовался красотой игры лунного света на водной глади. Ночь по-прежнему звучала и пела, жаль только в эту музыку и ароматы приплелись минорные ноты и миндальная горечь проигрыша.

Но это все равно была музыка, и он запел, просто рассказывая свою жизнь, все ее стремления и разочарования. Чуть позже к нему присоединился другой голос, рассказывая о своем сокровенном, а по уху и царапинам на голове прошелся теплый и ласковый язык. Ничего эротического в этой ласке не было, скорее так мать утешает ребенка, зализывая очередную ссадину. Но и это наполняло окружающую ночь тихим счастьем.

— Не расстраивайся, герой, не все дается в жизни легко и с первого раза, — дохнуло в шею горячее дыхание, — ну не догнал… так хоть согрелся!

И уже серьезно:

— Мне понравилось с тобой бегать. Думаю, мы все повторим еще не раз.

Смотрящего четвертый сон Мишутку разбудила возня под боком. Еще не просыпаясь, он попробовал прижать к себе поудобнее разбушевавшуюся Ёжку, но не тут-то было — сон как рукой сняло, от того, что девочку била крупная дрожь.

— Ёжка, ты чего? Испугалась чего-то? — прижимая ее к себе крепче, взволновано спросил ничего не понимающий подросток. Но в ответ та только отрицательно мотнула головой и, засунув нос в подмышку, втянула воздух через зубы. Крупная дрожь перешла в мелкую. Их теперь вдвоем трусило как на отбойном молотке.

— Да скажи ты, что с тобой?! Отравилась что ли? — испуганно прошептал Мишутка, еще сильнее прижимая к себе тело, по которому побежали волны мышечных сокращений. Его охватывала паника — он не понимал хвататься за аптечку или выходить на связь с орбитой. Но тут тело под руками резко расслабилось, и Ёжка медленно втянула воздух, прижимаясь при этом еще сильнее, но уже не судорожно, а ласково, как бы обволакивая.

— Мишутка-а-а, какой ты хороший. Спа-а-а-асибо-о-о-о… — странно растягивая слова, девочка прижалась к груди и внезапно потянула губами за сосок. От такого перехода тот резко дернулся, но вырваться из цепких лапок не смог и замер в полном ступоре.

— Разве тебе не нравится?! — мурлыкнули рядом, и губы переместились ниже, только теперь второй сосок прихватили остренькие зубки. Не больно, но аж в ушах зазвенело.

— Да что ж такое с тобой! — уже в настоящей панике парнишка попытался шарахнуться в сторону края ложа из веток, там где-то должна была быть аптечка с полевым диагностом. Но вырваться опять не удалась, Ёжка прекратила свои странные действия и виновато всхлипнула, пряча лицо в его подмышке, но держалась крепче клеща-пухоеда.

— Зато будет теперь знать, как за старшими подглядывать. — Раздался от входа в шалаш насмешливый голос Колышка, третьего из их «подростковой» группы.

Вновь прибывший втянул ртом воздух и скорее восхищенно, чем недовольно, буркнув: «Ёжка, ты что творишь? Совсем мозги потеряла? И нас заодно без них оставишь!» — вытащил из поклажи и разбрызгал в воздухе содержимое спецбаллончика для маскировки запахов, после чего бросил его Ёжке.

Девушка только виновато прижала ушки, и попыталась еще больше спрятаться в подмышке начавшего приподниматься защитника.

— Хороший он у тебя — береги его. — Непонятно, но с душой сказал Колышек, и тут же вернулся к своему обычному спокойному тону: — Но все же, о чем ты думала?

— Ну-у-у, — виновато протянула девушка, пряча глаза, — что они «это»… А они, они… — тут самообладание ей изменило, и она поспешила спрятаться за спину Мишутки, охватив его сразу четырьмя лапами.

— Хорошая она у тебя, береги ее, — подмигнул нахал, совершенно обалдевшему от такого поворота Мишутке, — а «Это» в приличном обществе называется «коитус».

И став задумчивым, добавил:

— А вот то, что сотворили наши старшие, намного серьезнее обычного «перепиха». Это называется «брачный танец»: так очень и очень давно наши предки чувства проясняли. Я специально реконструкцию одного академика смотрел, все позы один в один, вот только не ожидал, что тут окажутся такие знатоки дописьменных обычаев… Или им это подсказали духи предков?