Глава 28
Танец на лезвии
Откинувшись назад «Рыбоглазый» ухватился одной рукой за пряжку Федькиного ремня, сноровисто её расстегнул и запустил руку дальше, туда, где в ужасе сжалось в комочек «самое дорогое». Фёдор, напрочь позабыв что нельзя показывать врагу свой страх и совершенно потеряв голову от паники, начал сопротивляться, что не вызвало у его мучителя ничего, кроме смеха.
— Развлекаемся? — этот вопрос, заданный холодным, безэмоциональным голосом, и предупреждающее шипение: «атас, модера черти принесли!» — прозвучали практически одновременно. Давление на грудь и руки исчезло, Фёдор даже не поверил, что стал свободен.
— В ходе выполнения задачи захвачен пленный. Проводятся оперативные мероприятия по получению информации.
— Информации, говоришь? Хм! — в голосе вдруг прорезался целый букет эмоций, главной из которых была неприкрытая издевка, — что-то я никаких вопросов не слышала.
Любопытство, пробужденное услышанным диалогом, оказалось столь сильно, что растеребило даже вымотанную до предела Федькину душу. Собрав последние силы, он повернул голову чтобы взглянуть на новое лицо. Женщина. Удивление смыло даже боль и усталость. Действительно женщина, пожилая, где-то тридцати трех — тридцати пяти лет, не слишком высокого роста с широкими бедрами и приличного размера грудью. Лицо овальное, простоватое, с конопушками, волосы выгоревшие до платинового цвета. Одета почему-то в коричневый мешковатый комбинезон, непонятно как, но только подчеркивающий плавные изгибы фигуры. На голове танкистский шлемофон, через плечо автомат на ремне — хозяйка держит оружие очень привычно и даже немного властно.
И вообще — от вновьприбывшей волнами расходится ощущение силы. Но не жесткой и всеподчиняющей а, скорее, обтекающей и игривой. Будто струи воды под солнцем или морские волны. Впрочем, силы оттого не менее серьезной — вода она тоже может… обрушится на берег кипящим валом или пройтись сокрушающим всё на своем пути потоком. Но для этого ей нужны веские причины. И, судя по тому, как с опаской переглядываются и бледнеют отнюдь не робкого десятка мужики, эти причины имеются.
Всю эту «картинку» Фёдор схватил разом и воспринял скорее шкурой, чем осознал умом. Не до рассуждений было — всё его существо охватило понимание того, что в мире нет прекраснее этого голоса или широкой кисти, уверенно охватывающей цевье оружия пальчиками с поломанными ногтями и заусеницами. Он всей душой любил эту непонятно откуда взявшуюся женщину, уверено и бесстрашно стоящую в кольце матерых волков. Любил просто потому, что её появление означало передышку.
Поняв, что никто сейчас не рискнет сдвинутся с места, Фёдор перевернулся и, поскуливая как побитый щенок, прополз немного вперед, чтобы в конце этого трудного пути охватить руками тонкую щиколотку незнакомки. Какая там гордость! Так хорошо, как в тот момент, когда он потерся мокрой от слез щекой о голенище, не было очень давно. Наверное вечность.
— Объект необходимо сначала подготовить, склонить к сотрудничеству, — продолжал бубнить «Рыбоглазый», косясь на разыгрывающуюся у него под ногами драму. — А вопросы не задавались потому что…
— …Ценность данного объекта, как источника получения информации, нулевая, — ехидно перебила говорящего женщина.
— Что малыш, — ласковая рука осторожно погладила Федьку по голове и даже почесала за ухом, — небось не раз играл в разведчика? Хотел быть сильным и храбрым, представлял как идешь за линию фронта, чтобы взять языка. Но вряд ли думал о том, что этого языка надо еще и допрашивать… а потом, скорее всего, и убивать абсолютно беспомощного, сломленного пыткой человека, просто потому что так надо.
Федька не слышал, что ему говорят — было достаточно того счастья что давала рука, поглаживающая по голове, и звука голоса. Имелся бы хвост — вилял бы сейчас им изо всех сил, поскуливая от удовольствия.
Зато «Рыбоглазый» очень даже всё расслышал и пошел красными пятнами:
— Намерены вмешаться в игровой процесс? — холодно бросил он.
— Нет, — с сожалением ответила женщина. — Раз информации ноль, то просто заканчивайте — у вас еще задание не закрыто.
И, мягко освободив сапог, сделала два шага назад. Но глядела она все это время не на «Рыбоглазого», а на «сочувствующего», причем с жалостью и тревогой. «Сочувствующий» от этого взгляда вздрогнул, как от удара бичом, но поиграв желваками на скулах, шагнул вперед вынимая из ножен на поясе финку.
Фёдор смотрел на него улыбаясь — ему действительно было хорошо. И было совершенно не важно, что сейчас закончится — игра или жизнь.
— Вот только один момент, — модератор слегка притормозила его врага и щелкнула пальцами.
Федька тут же для себя решил что эта тетка точно фея — после её щелчка его будто живой водой омыли — сразу пропала вся боль в истерзанном теле, да и само тело как бы сжалось? Любопытство опять оказалось сильнее всего — подняв руку к глазам Федька с удивлением увидел свою обычную мальчишескую кисть и тонкое предплечье, весьма далекое от той перевитой мышцами конечности что была у него ещё миг назад.
Облегчено вздохнул — боль больше не мешала вдыхать полной грудью — и попробовал сесть — не хотелось умирать лежа, даже в игре. Но тут вновь обретенное тело подвело, и Федька, просто посмотрел в глаза замершему с ножом в руке «Сочувствующему».
Мужик выглядел плохо. Костяшки на руке, сжимавшей оружие, побелели, у него заметно дергалась щека, а глаза были совершенно сумасшедшими:
— На жалость давишь, с-сука!
«Какие же красивые у неё ресницы! Особенно когда она их прикрывает, пряча жалость во взгляде».
— Эх, разведчик! Не догадался. Или не хотел догадываться?
«Сочувствующий» дернул щекой, сплюнул и крутанувшись на каблуках побрел сквозь кольцо расступившихся товарищей. Модераторша облегченно вздохнула, подмигнула обалдевшему Федьке и вдруг оранжевый «ярлычок» над её головой сменил цвет на темно-синий. Тут, хотелось сказать: «все дружно ахнули», но это не соответствовало действительности — компания собравшихся закономерно умела держать себя в руках. Однако, по вытянувшимся лицам и тому, как резко стало вокруг пустовато, (только «Рыбоглазый» остался на своем месте, но тоже внутренне натянулся как тетива на арбалете), Федька понял, что происходит что-то неординарное.
— А куда это Вы собрались? Я бы попросила Вас, молодой человек, остаться и прояснить пару спорных моментов лично и неофициально, — такой недавно милый голос теперь был полон ледяной вежливости. Убийственной вежливости.
«Сочувствующий» втянул голову в плечи, будто на него с неба упал пыльный мешок, но нашел в себе силы кивнуть, не оборачиваясь. Дескать — «согласен на лично и неофициально». И резко повернулся, отправляя в полет сразу несколько стальных рыбок.
И тут до Федьки дошло что всё таки он в игре. Потому что в не в игре самая тренированная женщина всё же уступает в силе и ловкости мужчине, а летящий нож невозможно отбить голой ладонью. Да ещё с таким звуком будто сталь столкнулась минимум с костью. Но, тем не менее, отраженное лезвие воткнулось прямо перед ногой, а когда мальчик отвёл от него глаза, оба «поединьщика» уже не двигались.
«Модер» стояла спиной, отведя в сторону кисть, а на её кулачке висел «Сочувствующий», сложившись пополам и выпучив глаза… Мозг привычно дорисовал картинку — шагнув в сторону женщина оставила на месте кулачок, на котором и повис крепкий, да ещё и наряженный в броник мужик — легкий тычок женской руки «на раз» погасил всю энергию его броска. Такое возможно только в игровой динамике, когда сходятся очень различающиеся по уровню игроки.
В реальности для такого фокуса «барышня» должна была весить килограмм триста и иметь габариты если не гигантопетака, то сумоиста. Тут модерша, прервав Федькины размышлизмы, убрала кулачок и «Сочувствующий» прилег в травку, свернувшись в позу эмбриона.
— Вот только не надо мне тут провинциального театра, — насмешливо сказала женщина, быстро отступая от поверженного противника. — «Не верю» что не умеешь блокировать боль и в реале, а уж в виртуальном мире…
Тут скорчившаяся фигура резко прыгнула вперед, а Федька чуть не отбил себе грудь отпавшей челюстью — горизонтальный бросок-полет больше чем на пять метров из положения лежа! Да такое показывают только в дешевых китайских боевиках.
Но вся прыть пропала даром. Модерша легко отбила один удар и уклонилась от другого. Некоторое время они танцевали, и этим вихрем стоило полюбоваться — разведчик работал сразу двумя ножами умело комбинируя режущие удары с колющими, женщина легко уклонялась или отбивала высверки лезвий голыми руками. И каждый раз раздавался тот самый костяной стук.
Кажется, она специально издевалась над противником, показывая всю бесполезность его попыток, а тот прекрасно это понимал и «вёл» свою партнершу в определенную точку пространства. Федька даже понял куда именно, но только успел открыть рот для предупреждения, как стоявший до того столбом «Рыбоглазый» буквально взорвался движением, атаковав сбоку.
Дальнейшее глаз зафиксировать просто не успел… или мозг не смог поверить в увиденное. Но Федьке показалось, что на ноге модерши возник лишний сустав… или это колено умело сгибаться в направлении, непредусмотренном природой?
В любом случае «ответ» получился настолько быстрым, что глаз за ним не успел — будто конь лягнул. И чрезвычайно тяжело… будто конь лягнул. «Рыбоглазого» буквально унесло с места на несколько метров и уронило на грунт уже поломанной куклой (оба ножа и ботинки при этом упали в траву там, где он стоял в момент удара).
— А вот нефиг! — задумчиво прокомментировала модерша произошедшее. Тело неудачника-нападавшего содрогнулось, выплеснуло изо рта немного крови и растаяло. Выгоревшие брови на женском лице нахмурились, сойдясь на переносице:
— Ладно, с этим потом разберемся… — прокомментировала взятый фраг, и обернулась к прежнему противнику. Тот всеми силами пытался наколоть её глаз на остриё, но никак не мог сдвинуть его на два оставшихся сантиметра. И это несмотря на то, что женщина держала перехваченное лезвие всего двумя пальцами (указательным и средним) будто палочку в китайском ресторане.
— А чего это я собственно не в свое дело лезу? — поинтересовалась она риторически, ломая лезвие возле гарды теми же двумя пальцами. — Тут и так есть кому показать, где раки зимуют.
— Эй малыш! — Модерша беспечно повернулась боком к переводящему дух противнику и накинула себе на голову капюшон. У Федьки тут же зашевелились волосы на затылке — под тканью отчетливо зажглись два огонька в тех местах, где положено было быть глазам, — Вставай да и покажи, что легко обижать только связанного.
Огоньки вдруг замигали, а потом начали менять темп — правый все больше замедлялся, а левый — частил, сама темнота под клобуком тоже подернулась рябью и пошла кругами как вода. «Вокруг только тени», — всплыло в голове, и Фёдор поднялся с земли, попутно выдернув из земли воткнувшийся туда метательный нож.
Еще минуту назад непослушное тело обрело… нет, не силу — откуда она у тринадцатилетнего пацана? А какую-то гуттаперчевую гибкость. Он был совершенно уверен, что сможет изогнуться назад так, что голова пройдет между колен. Или пролезть в любую дырку, куда едва проходит голова. Спокойно вышел и встал напротив противника, хотя не так — партнера. Ведь что может угрожать резиновому человеку в пластилиновом мире? Ничего. А без ожидания боли любой бой превращается… в танец.
«Потанцуем?» — сами собой шепнули губы и, скривились от досады, заметил ужас в глазах напротив — «ну зачем же так, переживать? Это сковывает…». Первый шаг, второй, поворот — ничего сложного. Для того чтобы понять где будут руки — достаточно видеть положение ног. Ну и слушать музыку рассекаемого клинком воздуха.
Партнер был хорош, но зря он пытается вести — Фёдору от этого значительно проще держатся там, где нет его оружия: пропустить выпад мимо себя, поднырнуть, изогнутся или чуть подправить мах. Пытающийся навязать свою волю и ритм, тратит больше сил — гораздо проще подстроится под чужое движение. Но всё равно он хорош — продуманные и отточенные комбинации, немалый опыт, которого у Фёдора просто нет, и вот уже лезвие щекоча скользит по коже — это даже не больно, каучук — он плотный, его сложно даже поцарапать, не то что прорезать. Впрочем, не стоит подставляться под уколы, да это и несложно — не приспособлена анатомия человека под подобное движение: оно заранее видно по положению тела. Так что, и уклонится легко.
В материале партнера Федька не уверен, поэтому свои движения завершает проводя по телу обушком, а не лезвием. Но, тем не менее, «Сочувствующий» вздрагивает каждый раз так, будто его действительно режут. И потом движется скомкано, словно в ожидании боли — «не бойся, этот мир не настоящий. Тут ничто не в силах тебе повредить. Кроме тебя самого», — шепчут губы, но партнер не слышит, он — будто далеко-далеко.
И двигается уже гораздо медленней. Устал? Как можно устать в пластилиновом мире…? Бери его и мни, как тебе хочется. Почувствовав себя всемогущим, Федька смеётся и, отбросив бесполезный нож, начинает просто танцевать, словно мотылек вокруг лампы — не давая огоньку лезвия коснутся крыльев, но и не удаляясь — тут ведь так весело!
Жаль, конечно, что только ему… Он начинает двигаться быстрее, пытаясь показать как надо. Это ведь так легко! Не слышит… он скован собственной выучкой с раз и навсегда забитой программой и уже не в силах ничего изменить. Заключён тюрьму своего тела в момент, когда надо отринуть старые законы и навязать этому миру свои. Он ведь пластилиновый, он поддастся… Не слышит… грустно.
Грустно становится не только Федьке. «Сочувствующий» убирает нож и опускается на колени. По его щекам текут слезы, и мальчик останавливается, не зная, что ему делать — ведь было так хорошо как же кому-то может быть плохо? Такая несправедливость рушит всю картину мира, и крылья за спиной пропадают. Он просто стоит и сморит, как женщина обнимает рыдающего мужчину, будто ребенка и прижимает его лицо к своей груди. И даже чувствует странный укол — неужели это ревность? Впрочем, может и зависть…
Дальнейшее занимает немного времени — взмах рукой и, рядом с обнявшимися появляется пульсирующая радугой арка. Модератор спокойно нагибается и поднимает вцепившегося в нее проигравшего на руки, словно он трехлетний малыш, а не взрослый мужчина. Шаг сквозь радужную пленку, и арка исчезает, оставив Фёдора в непонимании — а дальше-то что делать?
Впрочем, пребывал он в одиночестве недолго — люди кругом. И этим людям тоже хотелось выговориться и как-то сообщить всем остальным своё мнение о произошедшем. На Фёдора обрушился вал внимания, сопровождаемый выкриками с мест и похлопываниями по разным частям тела. Особенно доставалось плечам и волосам. Последние норовил взъерошить каждый встречный. «Ну, даешь, пацан!», «.. как держался то…», «ты ещё свое испытание вспомни — смех…», «да уж, не до смеха было…», «орел, с таким можно и в разведку…», «ага, пусть подрастет тока…», «… а то в разведку можно, а по бабам нельзя!» — и дружное ржание.
Фёдор, стоял посреди этого тайфуна слов и не мог понять, что происходит. Ведь вокруг были враги, для которых он стал своим? В руки сунули кружку, — «на вон, хлебни должно отпустить…», а уверенный голос сообщил, — «а ну отвалили от мальца. Дайте мужику спокойно вздохнуть». Благодарно кивнув, мелкими глоточками выпил содержимое кружки, не чувствуя вкуса.
На последнем глотке понял, что вокруг стоит гробовая тишина. Отодвинул закрывающую обзор кружку и полюбовался на вытянувшиеся лица присутствующих. «Полкружки спиртяги глоточками…», — ошалело присвистнули сбоку, «надо модера звать, это серьезно…» — прошептали сзади.
— А с чего вы взяли, будто он знает, что такое спирт и как его пьют? — поинтересовался низкий грудной голос, от которого Федька вздрогнул от счастья, а за спиной снова трепыхнулись крылья. А вот лица новых знакомцев сделались донельзя виноватыми.
— Идем малыш, нам надо о многом поговорить, — на плечо легла мягкая рука и ласково но уверенно развернула его в сторону переливающегося пленкой прохода.
— Эй малец! — негромко окликнули в спину, заставив оглянутся, — мы это… тут тебе по крупному задолжали. Так что если что — обращайся, как к своим.
Кивнув, что предложение понято и принято, Федька шагнул в радужный пузырь. И только одна мысль кольнула тревогой — очень уж сочувственными были взгляды у парней, оставшихся с другой стороны портала….
