На празднестве в честь примирения ассамблейцев с федералами было шумно и весело. Взрослые с удовольствием предавались не только чревоугодию и бражничанию, но и танцевали, и песни вопили — случалось, что даже хором. Ребятишек же развлекали несколько затейников придумками вроде набрасывания колечек на стерженьки или бесплатными боями на игровых автоматах. Малышню занимали хороводами, разучиванием «два притопа, три прихлопа»… Скучно Федьке не было. Даже нравилось, чего совершенно не ожидал. Не напрасно так утюжил свою парадную одежду и начищал лакированные туфли. Тут вокруг все были нарядными и красивыми. На лицах улыбки, отовсюду слышались смех, гомон.

А ещё ему хотелось повстречать Ёжика, и казалось, паренек вполне может находиться где-то среди этой пестрой шумной толпы. Федьке он всерьез понравился, хотелось подружиться — ведь все приятели остались на Земле. А тут, на Прерии, как встретил этого паренька, сразу в душе шевельнулась надежда — а вдруг! Настоящего друга до этого как-то не случилось, даже думал, что это всё ерунда, только в книжках сочиняют про крепкую мужскую дружбу. Но этому мальчишке, сдержанному и деловитому, хотелось подражать и помогать. Однако сколько ни бегал, разглядывая группы гостей, а так знакомца своего и не нашел. Вихрастого белобрысого паренька с загорелым до черноты лицом нигде видно не было.

Впрочем, не грустить же от этого — набережная Белого Города с выходящими на неё верандами бесчисленных кафе заполнилась толчеёй, в которой царил настоящий буйный праздник. И еды много, самой разной, пирожных и мороженного — хоть объешься. И танцевать учили, и много симпатичных девчонок в нарядных платьицах. Фёдору раньше с девчонками не хотелось общаться, но посмотреть-то приятно. Особенно, на то, как танцуют. Некоторые неумело, дергано, а некоторые очень даже ничего. Вдруг потянуло и самому научиться.

Особенно, как увидел отца с Леночкой, которые неожиданно вышли в самый центр опустевшей после окончания последнего танца площадки, и церемонно раскланялись друг перед другом. Стало тревожно — умеют ли? Вдруг получится некрасиво — а они одни у всех на виду.

Но папка как-то залихватски тряхнул головой, мачеха грациозно изогнулась, и мальчик вдруг увидел их словно другими глазами. Отец — с отросшими за месяц кудрями, без обычной своей банданы, в белой аж светящейся в разноцветных огнях рубашке и черных брюках, гладко выбритый и загорелый — стал похож на хищника в броске. На его лице играла уверенная и насмешливая улыбка. Он казался собранным и одновременно расслабленным, и даже чуточку незнакомым. А Леночка в ярко-зеленом словно струящемся платье, ставшая выше ростом на высоких каблуках, с приподнимающей волосы прической, смотрелась на его фоне тоненькой, хрупкой, и в то же время невероятно гибкой. Федька удивился, как он раньше этого не замечал.

Папка кивнул музыкантам, продолжая небрежно обнимать за плечи молодую жену, и вдруг под первые же звуки музыки, резко крутанул её, так что та едва не врезалась ему в грудь и лишь в последний момент замерла, озорно улыбнулась и синхронно двинулась с ним по кругу в начинающемся танце. Федька в жизни бы не подумал, что отец такое умеет. Он удивленно смотрел на их то плавные, то резкие движения, забыв обо всем. «Танго», — как сквозь вату услышал знакомое слово и понял, что так и есть — они танцуют танго! Как-то он видел это в фильме, но даже там это не выглядело настолько красиво. Отец был просто великолепен! Он был красив и мрачен, ни улыбки, ни веселого блеска глаз, он так смотрел на Леночку, словно хотел схватить и… съесть? Нет, не то, но от сурового вида бати у мальчика внутри невольно ёкало. Леночка впрочем, ничуть его не боялась, отвечала достойно, и Фёдор поражался — не знал, что она может так меняться. То властная и неприступная, а в следующий миг легкая, дразнящая, парящая вокруг подхватившего её отца. А танец все не кончался, и жесткий будоражащий ритм оглушающей музыки проникал в каждую клеточку тела. Хотелось двигаться вместе с танцорами, такими родными и такими далекими, или стучать в барабан, чтобы звук стал еще сильней! Или оглянуться и крикнуть всей этой замершей в восхищении толпе, что это его отец так танцует! Пусть бы знали, какой у него папка! Но приходилось сидеть за столиком, присматривая за оставленными тут пистолетами в кобурах и папиным ножом — не больно-то с ними потанцуешь!

А батя с молодой женой продолжали удивлять своей уверенностью — словно оба точно знали, что сейчас сделает другой. То плавно закружатся, то отбивают каблуками четкий ритм в быстрых резких движениях, то замрут, то прижмутся и почти поцелуются, то крутанутся в разные стороны, каким-то чудом успевая схватиться друг за друга кончиками пальцев.

И когда музыка смолкла, разочарование было очень сильным, правда не долгим. Новое чувство захватило Федьку — теперь он внезапно понял почему родители выглядели так странно. Сейчас они так взбудоражено и бесшабашно друг на друга глядели, что мальчишка смутился — как же они так, при всех?! Насмотрелся за медовый месяц, в какие моменты они такими становились… Но тут грянули бурные аплодисменты, и Федька тоже очнулся и так хлопал, что руки заболели. И Фагор, о котором он забыл на время, залился тоненьким радостным лаем, словно понимал, что происходит что-то очень хорошее.

Мальчик с обожанием смотрел, как отец с победной улыбкой и смеющимися глазами и раскрасневшаяся Леночка раскланивались, взявшись за руки, а потом быстро нырнули в толпу, ловко пробираясь в противоположную от Федьки сторону, куда-то на дальний край пляжа. Понял, не дурак… и решение научиться танцевать танго оформилось окончательно.

Когда предки вернулись за столик и набросились на еду, Федька отправился к другому, длинному столу, где симпатичная девушка сразу сунула ему в руки холодный стаканчик с лимонадом. И как догадалась? Опустошая уже второй, краем глаза следил за продолжившимися танцами. Другие пары тоже прекрасно двигались, но исполняли уже не танго и не по отдельности, а все вместе. И смотреть на это оказалось уже не так интересно. Может потому, что ни отца, ни Леночки среди танцующих не было.

И он пошел к мальчишкам постарше, которые резались у автоматов в виртуальную стрелялку. Там как раз шла командная игра и, хотя Федька был младше всех года на два, а рядом хотели играть и более высокие мальчики из группы поддержки, их с Фагором неожиданно приняли. То есть щенок-то просто рядом крутился, а Федька очень даже лихо мочил более взрослых «врагов», не ожидавших от него, мелкого, такой прыти. Он даже умудрился оторваться от игры и заметить, как отец с Леночкой снова вышли на танцпол — спустя полчаса — и даже кивнул им и вернулся, чтобы снова начать присматривать за оставленным на стульях оружием.

А потом в городе громыхнуло, игру у парней сразу как отрубило, а по всей веселящейся набережной мигнул свет и начался такой бедлам, что Фагора пришлось немедленно брать на поводок и уводить в сторонку — как бы не затоптали несмышлёную псинку.

— Оставайся здесь и держись рядом с кем-то из полицейских, — на бегу прокричала ему Лена, хватая со стула оставленные там пистолеты и ножи, мешавшие им с отцом танцевать. — Мне надо в больницу, а папа уже собирает группу прочёсывания, — она на секунду остановилась. — Держи вот второй магазин, — это она уже из сумочки достала.

Ошарашенный и занятый попытками успокоить мечущегося щенка, Федька больше ничего не успел спросить. Леночка убежала, на ходу застегивая ремень с кобурой прямо поверх своего роскошного вечернего платья.

Что делать в снесённой взрывом больнице и зачем сейчас что-то прочёсывать, Федька не понял. Но, приказ, есть приказ. Отыскал фигуру местного полицейского, одетого в салатовые шорты и завязанную на животе форменным узлом цветастую рубаху, и пошел держаться рядом.

Люди куда-то мчались, часто в непонятных направлениях, только служители кафе стремительно фасовали неизрасходованную еду в контейнеры и запихивали всякую всячину в пластиковые пакеты. Голос администратора призывал сохранять спокойствие, что звучало гласом, вопиющим в пустыне — всем было не до того. С набережной доносились отрывистые команды, слышались всхлипы и причитания, урчало двигателем какое-то авто. Едва выглянул, чтобы поинтересоваться, куда это двинулся полицейский, рядом с которым ему приказали держаться, как услышал обращение к себе:

— Ты трезвый?

— Ага, — ответил машинально.

— Дяха! Бери парня, — прокричал незнакомец.

— Как звать тебя, парнище? — спросил Федьку подошедший мужчина и, не слушая ответа, продолжил: — Готовимся к проводке пешей колонны на север вдоль берега. Мы — фланговая застава. Бахром, Илья! Двигаем.

Бахром оказался даже младше и его двустволка выглядела игрушечной. Особенно — из-за пробок, затыкающих стволы, чтобы в них не попал мусор. Илья — тот самый полисмен, указанный мачехой, напротив, был кряжистым дедком, вооружённым помповкой. Дяха взвалил на плечо классический слонобой, после чего группа отправилась в путь. Сзади, со стороны залива, тянуло гарью, фонари набережной закончились и под ноги легла грунтовка. Здесь и постояли несколько минут, давая глазам привыкнуть к темноте. Подтянулись ещё несколько групп — головное охранение и фланговые заставы готовящейся колонны.

Оказалось, что люди вокруг знают друг друга, и сейчас обмениваются скупыми фразами, обсуждая ближайшие планы. Фагор наконец-то утихомирился и перестал натягивать поводок.

— Свои, свои, — повторял ему мальчик, опасаясь, как бы щенок не начал проявлять прорезающийся в нём от природы строгий нрав.

— Отстегни поводок, — вдруг присоветовал Бахром. — А то он тебя дерганёт не вовремя.

— А если потеряется?

— Значит совсем дурной. Такой за городом не выживет.

— Тогда мы лучше вернёмся, — терять четвероногого питомца Федьке безумно жалко. Они ведь уже крепко подружились.

— Ты чего, парень? Не понял, почему все уходят из города? — послышался из темноты незнакомый взрослый голос. — Нас атаковали с орбиты правительственные войска. Видимо, чтобы подавить восстание, которого так и не случилось. Так что надо срочно уносить ноги всем без разбору. И подальше. И поскорее.

Все меня слышат? — некоторое время подошедшие к началу грунтовки группы стягивались поплотнее. — Так вот, колонна беженцев начнёт движение с рассветом. Наша задача — прикрыть их от нападений хищников. Народ-то, в основном, городской, в лесу не сильно толковый. К тому же, через одного, обожравшийся водовки. Так что, думаю, удаление от дороги держать будем метров сто или чуток меньше. Все знают, где занять место? Выдвигаемся.

Дяха повёл свою четвёрку влево в лес, причём Федьке назначил сектор обзора вправо, в сторону сопровождаемой колонны. Как раз забрезжил рассвет и стало видно, куда ступать. Смотреть, в основном, приходилось под ноги и без конца отвлекаться на Фагора, носящегося вокруг кругами. Идущий следом Илья пару раз помог выпутаться из колючек, но с попрёками не совался и даже никак не комментировал неловкости «городского».

Впрочем, скоро дело пошло на лад. Щенок быстро утомился и теперь вяло переставлял лапы, следуя за хозяином. А, как только внимание перестало рассеиваться, идти стало легче. Справа проследовали какие-то машины, потом послышались голоса идущих людей. Они не молчали. Кто-то бранился, кто-то причитал, плакал ребёнок. Фланговый дозор двигался значительно медленней, чем основная группа, и ещё до полудня хвост колонны опередил своё охранение.

Вышли на дорогу. Старшой обменялся парой фраз с командиром арьергарда, после чего бодрой рысью побежали обгонять несуразную толпу празднично одетого народа, растянувшуюся примерно на километр. Духота, пыль, жаркие лучи Гаучо и проделанные в лесных дебрях километры разом навалились на Федьку, сделав мышцы вялыми, а голову — звенящей от утомления. Фагор еле переставлял заплетающиеся лапы — его несли по очереди, но больше всех — Илья. Ведь щенки этой породы — увесистые создания. Федька, казалось, сейчас просто рухнет от усталости. Пробежка изгнала из его организма последние капли бодрости.

Догнав головной дозор, опять ушли влево и удалились на положенное расстояние. Бедный парнишка держался на ногах из последних сил, когда в его секторе обзора что-то затрещало в зарослях. Вскинув автомат, мальчик вскрикнул, предупреждая остальных. Группа остановилась, причём Бахром явно прикрывал спины.

— Лось, что ли, ломится? — Дяха с надеждой посмотрел на помпу Ильи, а сам поудобней перехватил своего слонобоя.

— Хорошо бы, если лось. Они сейчас смирные. А вот, если, не приведи Господи, носорог, то лучше сразу пулей стрелять. Жаканом эту гору не пронять.

Словно в насмешку над высказанными версиями из-за ветвей показалась клыкастая кабанья морда.

— Слоносвин, — выдохнул командир дозора. — Ты, Илья, не поминай, если что лихом!

— И ты, Дяха, прости, коли чем обидел. Пацаны, быстро уходите, — дедок вскинул свою помпу к плечу, поджидая, когда появившаяся из леса тварь приблизится на удобное для открытия огня расстояние.

Бахром схватил Федьку за руку:

— Плавно, но быстро, уходим.

Не тут-то было. Это «недоразумение», висевшее на плече мальчика, не было никем оценено — его приняли за пистолет-пулемёт незнакомой конструкции. Теперь же автомат должен был сказать своё веское слово. Положив ствол в развилку дерева, Федька тщательно прицелился — полтораста метров, это нормально, если не дёргаться:

— Ду-дук, — послал он «двойку» прямо в голову. — Ду-дук, ду-дук, ду-дук.

Более чем двухметровой высоты груда мышц продолжала разгон в направлении людей.

— Ду-дук, ду-дук, ду-дук… и так — до смены магазина. Целя, исключительно в левый глаз. А потом — снова. Но, недолго. Слоносвин рухнул, не добежав до готовых встретить его выстрелами мужиков метров пятьдесят.

— Кто тебя учил стрелять, городской? — кажется вся группа перевела дух синхронно.

— Ёжик учил, — почему-то именно этот мальчишка вспомнился вдруг.

— Жили были четыре поросёнка, — сказал Дяха. — Про трёх знают все, а четвёртого звали Нах-Нах. Его даже волки обходили стороной. Так как, ты говоришь, тебя зовут-то?