Глава 2
Заботы короля Генриха

Стоял тёплый и солнечный день золотой осени, какими английская земля не часто радует людей. А король Генрих, уединившись, предался размышлениям. Сегодня его потянуло на воспоминания. Но это была отнюдь не сентиментальная прихоть, нет. Его холодной расчётливой натуре не свойственны были такие слабости. Он привык трезво оценивать обстановку и находить разумные решения встающих перед ним проблем. А сейчас их, этих самых проблем, было больше, гораздо больше, чем ему бы хотелось. И, ещё раз оценив прошлое, следовало тщательно продумать действия, которые нужно предпринять, чтобы обеспечить своё будущее.

Прошло три года с той страшной битвы, в результате которой золотая корона Англии, о которой столько лет мечталось вдали от её берегов, оказалась, наконец, на его голове. Отчим, лорд Томас Стэнли, сдержал своё обещание и сделал его королём, водрузив отнятую у поверженного Ричарда корону на его голову прямо на поле боя. И это видели все, кто был с ним, и склонились перед новым монархом. В этот момент они все ликовали, потому что одержали победу над превосходящими силами противника и свалили-таки Белого Вепря. Хотя многие понимали, что, как на охоте, взяли сильного зверя не в открытой схватке один на один, а затравив огромной сворой разъярённых псов.

Ему никогда не забыть последних минут этой отчаянной схватки. Сам он притаился среди своих верных людей, из-за их спин наблюдая за ходом боя. Рисковать своей жизнью он не собирался. За него воевали любящий дядюшка Джаспер Тюдор, граф Пембрук, в замке которого он, Генрих, родился двадцать восемь лет назад, и долгие годы верный Ланкастерам Джон де Вер, граф Оксфорд, сильный воин и хороший стратег. Но всей их силы и умения не хватило бы, если бы Ричарда не предали те, кому он доверял. Генри Перси, граф Нортумберленд, за которым стояли немалые силы, так и остался наблюдателем, не сдвинув свои войска с места. Верный слову Говард, герцог Норфолк кинулся в схватку, но вскоре пал, когда на него насели с двух сторон. Один противник сумел выбить у него меч, кажется, вместе с рукой, а другой обрушил на его голову сокрушительный удар булавы. Это оружие, столь излюбленное в старые времена на континенте монахами-воинами, которым запрещено было проливать кровь, никогда не подводило. Герцог Норфолк рухнул, как подкошенный. Он, Генрих, возликовал – это был сильный противник.

Ричард, стоя на холме в окружении своих рыцарей, тоже видел это. Заметил он, разумеется, и то, что граф Нортумберленд не тронулся с места. И, несомненно, обратил внимание, что лорд Стэнли медлит со вступлением в схватку. Ну да, Стэнли выжидал. Ведь его сын был в заложниках у Ричарда. Да и преданность отчима ему, Генриху, была весьма относительной – лорда волновала в первую очередь собственная выгода. Это он, Генрих, будучи человеком умным и пройдя обучение при дворе французского короля Людовика ХI, непревзойденного мастера хитросплетений интриг и неожиданных для противника ходов, понимал отчётливо. И тогда Ричард сказал что-то окружавшим его рыцарям и надел шлем. А потом…

В памяти Генриха навсегда, сколько бы ни довелось ему прожить на этом свете, запечатлелась та страшная атака, которая была нацелена прямо на него. Одной мощной лавиной, остриём которой был сам Ричард, рыцари короля скатились с холма, круша всё на своём пути. Над ними реяли королевский штандарт и личное знамя Ричарда с Белым Вепрем. Казалось, остановить их не может уже ничто. Генрих замер, как кролик перед удавом. Он уже видел Ричарда прямо перед собой. Тот рубился, как одержимый, рвался к нему, Генриху, неся ему смерть. Вот пал, обливаясь кровью, Уильям Брэндон, и знамя с Красным Драконом выпало из его рук. Верный знаменосец успел закрыть собой своего господина. В сознании Генриха всё остановилось, картина замерла, как в сказке про злого волшебника, заколдовавшего королевство.

А потом всё пришло в движение. Ричарду не дали дотянуться до него. Лорд Стэнли, оценив обстановку и отбросив колебания, ударил в спину отряду короля. Генрих видел как один за другим падали рыцари Ричарда. Вот упал, как подкошенный, его знаменосец со стягом Белого Вепря. Ему отрубили обе ноги, но он, упрямый, лёжа на животе и заливая землю алой кровью, всё поднимал над головой знамя Ричарда, не давая ему упасть в грязь. Что это – простое упрямство или несгибаемая верность? Похоже, рыцари Ричарда тоже прониклись его девизом, который прокричал отчаявшийся король, кидаясь в свою последнюю схватку, – «Верность обязывает меня». Обидно, конечно, но эту верность он видел своими глазами. Положение отряда Ричарда было безнадёжным. Но каждый из его рыцарей бился отчаянно, до конца, дорого продавая свою жизнь.

Сам Ричард, окружённый валлийскими воинами Генриха, был похож на могучего зверя, атакуемого сворой разъярённых собак. Он отбивался яростно, нанося разящие удары своего меча направо и налево. Но окруживших его врагов было слишком много. И это были не рыцари, а простые воины, которым кровь ударила в голову от сознания, что они могут свалить самого короля. Они наседали со всех сторон. Вот уже убит конь под Ричардом. Его самого стащили на землю и принялись наносить удар за ударом тяжёлыми алебардами. Солдаты, войдя в раж, искромсали бы его на куски. Но Генрих поднял руку, останавливая избиение павшего и уже неживого противника. Его тело нужно было сохранить узнаваемым, чтобы предъявить англичанам поверженного монарха. По приказу победителя с Ричарда стянули доспехи, а потом взвалили его тело на лошадь, как мешок с мукой, и отправили в Лестер. Никаких почестей он, разумеется, не получит. Потому что и мёртвый он угрожает ему, Генриху. И несущийся прямо на него неустрашимый Ричард, рыцарь до мозга костей, стал его ночным кошмаром на много лет.

А сейчас здесь, на Босуортском поле отчим торжественно водрузил на его голову корону Англии. Всё! Дело сделано. Победа! Victoria!!! Но почему же так тяжело, так неспокойно на душе?

После этой победы, радостной, но оставившей после себя привкус горечи, нужно было немедленно действовать, развивая своё преимущество. Да, он стал королём на поле боя по праву победителя. Совершил вторжение, как когда-то, четыре столетия назад Вильгельм Завоеватель, и победил. Сравнение себя с Великим Вильгельмом, могучим воином и сильным правителем, больно царапнуло душу. Чего-чего, а здравого смысла ему, Генриху, хватало, и он давно научился реально и беспристрастно оценивать и себя, и других.

Да, он взял корону по праву силы, поскольку имел на неё весьма призрачные права. А если быть полностью честным с собой, то никаких прав. Ведь Бофоры, поднявшиеся достаточно высоко, вели свой род от Джона Гонта, герцога Ланкастера, третьего сына короля Эдуарда III Плантагенета, но по бастардной линии. Благородный отец добился для своих детей признания законности их рождения, однако подписавший указ Ричард II, сидевший тогда на троне Англии, сделал приписку: «без права наследования трона». Все дети Джона Гонта от любимой им Кэтрин Суинфорд обладали титулами и землями и играли заметную роль в жизни страны. Но никто из них не решался даже заговаривать о правах на корону.

Гораздо больше прав, и Генрих вполне отдавал себе в этом отчёт, было у оставшихся в живых наследников Йорков, и эти люди были ему опасны. Сын герцога Кларенса Эдуард Плантагенет, граф Уорвик и племянник Ричарда, сын его старшей сестры, Джон де Ла Поль, граф Линкольн были прямыми наследниками короля Ричарда, и их, разумеется, следовало опасаться. Пугал даже бастард Ричарда Джон Глостер, хотя никакими правами этот молодой дворянин не располагал, и на корону претендовать не мог. И всё же его нужно будет убрать со своего пути. Первых двух он уже убрал. Граф Уорвик пожизненно заперт за мощными стенами Тауэра, и ему не выбраться оттуда никогда. А граф Линкольн пал в недавней битве при Стоук-Филде, его тело нашли и опознали. Очень жаль, что не удалось так же опознать тело виконта Фрэнсиса Ловелла. Этот человек был на удивление предан всю жизнь Ричарду и остался верен ему и после смерти. Говорили, что в той битве на берегу Трента виконт был ранен и попытался сохранить свою жизнь, бросившись в воды реки. А вот переплыл ли он широкий Трент и сумел ли спастись, не знает никто. И это тревожит. Потому что, если неугомонный виконт остался жив, можно ожидать всяческих неприятностей. Ему, Генриху, уже довелось пережить одно покушение на свою жизнь. Тогда подосланный убийца умер слишком быстро, и так и не удалось узнать, кто организовал это преступление. Он, конечно, принял меры, и теперь его королевскую особу охраняют специально набранные воины, хорошо знающие, за что они несут службу. Но покоя на душе всё равно нет. Враги хитры и коварны.

Тогда, сразу после Босуорта он сделал очень разумный и дальновидный, можно сказать, гениальный шаг – не зря же проходил обучение под крылом хитрого и мудрого Людовика Валуа. Он объявил датой своего воцарения 21 августа, то есть день накануне решающей битвы. Это позволило ему назвать всех, сражавшихся на стороне Ричарда, изменниками и государственными преступниками. И он на законных основаниях казнил сразу нескольких дворян, конфисковав их владения и имущество. А деньги нужны были до крайности. Следовало расплатиться с наёмниками, которых он привёз с собой с континента, вознаградить тех, кто сражался на его стороне, и обеспечить, наконец, достойную жизнь себе. Ведь сколько лет провёл он в бедности на чужой земле, живя подачками от бретонского герцога и французского короля. Всё, достаточно! Пора начать жить так, как надлежит монарху сильной державы. А ненавистный Ричард, разрази его гром, сумел-таки укрепить королевство даже за те короткие два года, что был у власти. Самого Ричарда, которого он называл исключительно герцогом Глостером и никогда королём, он велел объявить узурпатором, а документ, подтверждающий его права на трон, изъять и уничтожить.

Да, он поступил, несомненно, мудро, поскольку этот документ делал бастардом женщину, на которой он клятвенно обещал и намеревался жениться, – Элизабет Йорк, старшую дочь короля Эдуарда IV. А ему нужна была законная принцесса, чтобы укрепить свои позиции на троне. Правда, в этом была и тёмная сторона, ужасно невыгодная – братья Элизабет принцы Эдуард и Ричард, заключённые в Тауэр ещё при последнем Йорке, становились, таким образом, законными наследниками престола. Но с этой проблемой он справился очень аккуратно, объявив принцев пропавшими и бросив тень их убийства на свергнутого Ричарда. И это не единственное обвинение, которое падает на голову проклятого Йорка. Достопочтенный архиепископ Кентерберийский Джон Мортон, в прошлом епископ Илийский, верный соратник в борьбе за трон, люто ненавидящий Ричарда Глостера, усердно трудится сейчас над хроникой Англии последних лет. Нет сомнения, в описании Джона Мортона Ричард предстанет таким монстром, что им можно будет пугать детей. Вот и славно. А сейчас есть дела поважней.

После победоносного сражения, сделавшего его королём Англии, Генрих щедро наградил тех, кто бился на его стороне и принёс ему победу. Лорд Томас Стэнли стал графом Дерби сразу после битвы. Джаспер Тюдор, граф Пембрук получил титул герцога Бедфорда. Джон де Вер, граф Оксфорд назначен наследственным главным Чемберленом Англии. Не забыл Генрих и других своих сторонников. Он приблизил к себе Уильяма Стэнли, сделав его служителем Двора. Гилберт Тальбот из Шропшира был посвящён в рыцари и получил земли лишённых прав йоркистов. Валлиец Рис ап Томас из Кармартеншира назначен Королевским управителем Брекнона и Чемберленом Кармартена и Кардигана. Роджер Токотс назначен шерифом Уилтшира. Сэр Роберт Уиллоугби из Девона получил бенефиции герцогства Корнуольского и стал смотрителем всех шахт в Девоншире и Корнуолле. Александра Брюса он сделал Камердинером Королевского Двора. И много, много других, всех и не упомнить. Ему нужны были верные люди. Хотя, будучи человеком в высшей степени подозрительным, и не доверяя полностью никому, он велел присматривать за ними всеми. Разве что дядюшке Тюдору и Джону де Веру можно верить – они с ним уже много лет.

Хорошо разобрался Генрих и со всеми, кто воевал на стороне Ричарда и остался жив. Сразу казнил Уильяма Кэтсби, верного соратника павшего короля, Вильяма Брэйчера и сэра Джона Бака из Йоркшира. Эти были опасны, оставлять их в живых было бы неразумно. Но и проявлять себя кровожадным зверем не хотелось, всё же надо позаботиться о создании образа доброго, справедливого короля. Поэтому Томаса Говарда, графа Суррея, брата павшего в битве герцога Норфолка он заключил в тюрьму. Равно как и Генри Перси, графа Нортумберленда, хотя этого довольно быстро освободил, он будет ещё полезен. Кое-кого из сторонников Ричарда он простил, а некоторых даже возвысил в надежде на их верную службу. Уильяма Бэркли, графа Ноттингтона произвёл в маркизы. А это дорогого стоит. Лорда Ричарда Фицхая назначил главным лейтенантом Севера. Можно не сомневаться, что он выложится полностью, стремясь угодить новому королю. Сэра Томаса Маркенфилда он назначил шерифом Йорка, а сэра Кристофера Морсби – шерифом Камберленда, и уверен, что это теперь его верные люди, хотя за ними, конечно, тщательно присматривают. А вот тех, кого он лишил прав с конфискацией имущества, набралось довольно много. И теперь пора проверить, насколько они и их наследники лояльны по отношению к королевской власти. Надо будет дать распоряжение верному Грегори Майлсу, незаметному, но незаменимому человеку, заняться этим прямо сейчас. И пора подумать о тех, кто не встал на его сторону, избежав открытого проявления своей позиции. Среди них может тоже выявиться немало скрытых врагов. И в первую очередь следует заняться семейством барона Стэнхема, дядюшки казнённого им мальчишки графа Бэкхема. И ещё…

Но тут размышления короля были неожиданно прерваны голосом супруги. Ну вот, опять она появляется, когда её никто не ждёт.

– Да, дорогая, я здесь, – отозвался он, – и рад вас видеть.

«Принесло же её, как всегда, не во время», – подумал с раздражением, однако заставил себя улыбнуться, хотя глаза оставались, как обычно, холодными и подозрительными. Жена никогда не вызывала у него добрых чувств. Что ни говори, а она была Йорк, и никогда не будет ни Тюдор, ни Бофор. Матушка считает, что йоркистское зло у неё в крови. А уж вряд ли найдётся человек в Англии, ненавидящий Йорков сильнее, чем мать короля Маргарет Бофор.

– Я вас искала, Генрих, чтобы поделиться новостью. Наш сын сказал сегодня свою первую фразу, – залепетала королева, – мне Энни только что поведала. Рановато, конечно, но он у нас вообще необычный ребёнок. Замечательный мальчик!

Лицо женщины сияло счастьем и любовью. А сердце Генриха тотчас смягчилось. Сын был его радостью, его гордостью и его надеждой на создание прочной династии Тюдоров на троне Англии. Династии, связанной глубокими корнями с древним легендарным Камелотом и королём Артуром, в честь которого мальчик и был назван. Не напрасно ведь он перевёл двор в Винчестер, древнюю столицу королевства Уэссекс, когда королеве пришло время рожать. Весь мир должен был уразуметь незримую связь, которая существует между наследником престола и королём древних бриттов, что лишний раз подтверждает законность новой династии.

– Я немедленно отправлюсь посмотреть на своего наследника, мадам, и надеюсь, вы окажете мне честь сопроводить меня, – повернулся он к жене.

Королева Элизабет мягко улыбнулась, двинувшись следом за супругом. Она давно знала цену его вежливым словам. Генрих всегда был безукоризненно корректен с ней на глазах у окружающих, но когда они оставались наедине, ничего кроме холода она не видела. Он регулярно приходил к ней в постель, но лучше бы он этого не делал. То, что он давал ей, не могло удовлетворить горячую женщину, дочь несравненной Элизабет Вудвилл, сумевшей покорить и подчинить себе короля Англии Эдуарда Йорка. Жизнь Элизабет-младшей рядом с холодным, не знающим чувств Генрихом и подозрительной, всё видящей и всё знающей матерью короля Маргарет Бофор была сродни заключению. Но она знала свой долг и добросовестно его исполняла, хоть сердце часто ныло от желания другой, настоящей жизни. Оставалось только потихоньку завидовать матери, с которой она сейчас была разлучена. Элизабет Вудвилл была горячо любима супругом-королём и могла позволить себе вмешиваться в дела государства. Она же и рта раскрыть лишний раз не смеет и должна следить за каждым своим словом. Как же она ненавидела эту зависимость от чужой воли!

Малыш Артур, юный герцог Корнуольский, был очаровательным ребёнком. Он радостно заулыбался и проговорил что-то не совсем понятное, увидев отца. Глаза Генриха потеплели, что случалось с ним очень редко. Ребёнок рос и развивался совершенно нормально, хотя родился на месяц раньше срока, и многие опасались, что он будет слаб и хил, если вообще выживет. Его крестили на четвёртый день после рождения, и это было впечатляющее зрелище. В Винчестерском соборе собрались наиболее доверенные подданные короля. Сам Генрих сиял непривычной для глаза окружающих улыбкой и роскошными одеждами. Крёстными младенца стали самые доверенные лица – Томас Стэнли, граф Дерби, Джон де Вер, граф Оксфорд и Уильям Фицалан, граф Арундел. А женскую половину представляли вдовствующая королева Элизабет Вудвилл и принцесса дома Йорков Сесилия. Событие было необыкновенно торжественным. Звонили колокола. Пел чудный хор. Правда, уже вскоре после этого события Генрих отправил ставшую неугодной тёщу в монастырь Бермондси, откуда ей уже не выйти. Своевольная Элизабет Вудвилл, исконный враг Ричарда Глостера, стала утверждать, что не верит, будто прежний король приказал убить её мальчиков в Тауэре. Официальной причиной для заточения за высокие стены Бермондси с его строгим режимом было, разумеется, утверждение, что вдовствующая королева поддержала самозванца Ламберта Симнела в его притязаниях на трон. А Элизабет-младшая получила наглядный урок того, что ожидает любого человека, какое бы положение он не занимал, в случае, если он не угодит королю. Встать поперёк дороги тихому и спокойному обычно Генриху было смертельно опасно.

Элизабет смотрела на мужа и сына. Как она любила своего мальчика! Но его отец никогда не вызывал в ней тёплых чувств. Она не хотела замуж за этого сухого, недоброго человека. Но разве её кто-нибудь спрашивал? Матушка говорила, что надо любым путём свалить ненавистного Ричарда, только-только взошедшего на трон. Он принёс им много горя. Разве не он велел казнить Ричарда Грея, младшего из сыновей Элизабет Вудвилл от первого брака? Разве не от него пряталась она с детьми в Вестминстерском аббатстве? Он не дал взойти на престол её старшему сыну от короля, который должен был стать Эдуардом У. Это была надежда на безоблачную жизнь и полную власть в стране. Но Ричард не дал этому свершиться. Её имя опорочили и втоптали в грязь, назвав незаконной женой короля. А Эдуард? Её ласковый и любящий Эдуард оставил ей после смерти такой подарочек, что трудно прийти в себя. Ух, так бы и удушила его, жеребца ненасытного, за эту Элеонор Батлер. И теперь неизвестно, были ли у неё дети. И если… Дальше матушка мысль не развивала, но в глазах её загорелся тот особый огонёк, который Элизабет-младшая видела не один раз. Такой блеск глаз красавицы Элизабет Вудвилл грозил большими неприятностями человеку, о котором она в этот момент думала.

Однако потом мнение матушки почему-то изменилось. Спорить не приходится, король Ричард не преследовал их, не лишил достойной жизни. Они были приняты при дворе и чувствовали себя вполне спокойно. А братья… Да, они были в Тауэре, но матушка была уверена, что мальчики живы. И надеялась, что придёт время, и она обнимет их вновь. Потом в глазах бывшей королевы появились неуверенность и тревога. Она как-то сказала дочери, что не желает уже её брака с Тюдором, человеком сомнительного происхождения и не совсем тех качеств, какие хотелось бы ей видеть в муже дочери. Позднее, когда умерла Анна Невилл, и были пущены слухи, что король намерен жениться на своей племяннице, то есть на ней, Элизабет, матушка говорила иное. Она знала, что Ричард, как бы ни любил он свою Анну, вынужден будет жениться для продолжения рода и династии. Ведь сын его тоже умер за год до этого. И взоры Ричарда, как она знала, обратились на далёкую Португалию, где нашлась для него подходящая принцесса. А для Элизабет – для пресечения нежелательных действий со стороны противников – он присмотрел португальского принца. Говорили, что молодой человек хорош собой и приятен в общении. Наверное, был бы куда лучшим мужем, чем этот, холодный и закрытый на все замки мужчина. Но спорить с судьбой не приходилось. И потом Элизабет выросла с пониманием своего долга и необходимости подчиняться.

Она, как могла, укрепила своё положение королевы при человеке, которого в глубине души считала узурпатором. Но что делать? Ей повезло родить сразу и при этом наследника. Это существенно укрепляло её позиции. Элизабет улыбалась про себя, когда все вокруг удивлялись, что родившийся восьмимесячным ребёнок так крепок и здоров, и развивается, как и положено. Ха! Им-то неведомо, что более чем за месяц до свадьбы Генрих явился к ней и потребовал разделить с ним ложе.

– День нашего бракосочетания уже определён, – заявил он. – Сразу после праздников, 18 января мы предстанем перед алтарём. Но время дорого. Мне нужен наследник как можно скорее. Поэтому, мадам, вы сделаете то, чего я желаю.

И она сделала, подчинившись. Но он желал вовсе не её, а только наследника. Тогда впервые она узнала, как ведёт себя в постели мужчина, выполняющий работу. И с этим ей придётся жить всю жизнь. Такова её доля.

Потом была торжественная свадьба. И только через полтора года, когда наследник родился и доказал, что вполне жизнеспособен, её короновали. Опять всё делалось по чужой воле.

Как только она понесла, Генрих перестал посещать её опочивальню. Это не огорчало, напротив, было приятно. Его визиты в её постель радости не приносили никогда, ни ей, ни, как она понимала, ему. Однако он был мужчина, молодой, в самом расцвете. И ей стало любопытно, с кем удовлетворяет он свои мужские потребности. Она внимательно оглядывала своих фрейлин, но не находила признаков, которые помогли бы ей узнать истину. Правда раскрылась случайно, и была совсем неприглядной. Оказывается, Генрих посещал время от времени немолодую и не отличающуюся приятной внешностью женщину, занимавшую при дворе весьма скромное положение. Фи! Променял её на старуху. Впрочем, какое ей до этого дело. Сейчас он регулярно посещает её постель, добросовестно трудясь над зачатием следующего ребёнка. Наследников король Генрих Тюдор желает иметь много.

И почему-то сейчас ей вспомнилась та красивая несчастная девушка, Джейн Вудвилл, которая приходила к ней в надежде получить помощь. Она тогда сослалась на бывшую королеву, которая якобы передала дочери устное послание. Верная и преданная Алиса Грей, дальняя родственница матери, одна из немногих, кому можно было доверять, привела девушку к ней. Приблизившись, та упала на колени и умоляющим голосом тихо попросила выслушать её без посторонних. Она согласилась, полагая, что получит весточку от матери. Но когда они остались в относительном уединении вдали от придворных дам, девушка назвала королеве своё имя и попросила защиты. Элизабет не выразила удовольствия, но согласилась выслушать её историю.

– Мой отец, Ваше Величество, был в дальнем родстве с вашей матушкой, – начала девушка. – Он всегда держал сторону Йорков в этой нескончаемой войне и погиб в последнем сражении при Босуорте, когда пал ваш дядюшка король Ричард. Я осталась на попечении его жены, баронессы Отилии, которая всегда ненавидела мою мать, бывшую в связи с моим отцом, но не ставшую его женой, поскольку не имела богатого приданого. Отцу нужно было поддерживать своё поместье, для этого ему требовались деньги, и он нашёл их в семействе богатого купца, дочь которого вошла хозяйкой в его дом. Моя мать была из рода де Гранвилей, хорошего происхождения, но бедна. Отец очень любил её, и признал меня, когда я родилась. Признал и дал мне своё имя. С этим не могла смириться новая баронесса. Через два года после замужества она отравила мою мать, не стерпев любви к ней отца, о которой проведала. Меня забрали в поместье, и там я росла.

Джейн не смогла сдержать слёз, когда подошла к последней части своего повествования. Она честно рассказала обо всех тяжёлых события своей жизни, как её безуспешно домогался сводный брат, а потом отдала на поругание дворне мачеха, чтобы сломить её сопротивление. Пришлось бежать, спасая свою жизнь.

– Я ничего не утаила от вас, моя повелительница. Рассказала всё, как на исповеди. Мне неоткуда больше ждать помощи, и я прошу у вас приюта и защиты. Я готова выполнять любую работу, какую вы сочтёте нужным мне доверить. Только спасите меня, умоляю, – глаза девушки смотрели с надеждой.

Сердце Элизабет сжалось. Перед ней была молодая девушка, её дальняя родственница, попавшая в беду. И она просила помощи. Но что может сделать для неё та, что сама заключена в золочёной клетке без всяких прав? Глаза её, наверное, выдали сострадание. Но слова пришлось сказать жёсткие, и они ошеломили просительницу.

– Я сочувствую вам, моя милая, – говорили её губы, – однако не могу марать своё имя присутствием среди моих приближённых женщины дворянского происхождения, побывавшей в руках простолюдинов. Это унижает моё королевское достоинство. Супруга короля должна быть безупречна во всём. И её окружение тоже. Единственно чем я могу помочь вам – это дать вам возможность уйти из дворца, не передав вас в руки правосудия. Вы нарушили закон, восстав против своей покровительницы. Она имеет право использовать вас так, как считает нужным. Тем более что вы незаконнорожденная. У вас же нет никаких прав, вы в её власти. По закону, ваш бунт должен быть наказан. Но я не стану вас преследовать. Ступайте.

И она отвернулась, давая понять, что аудиенция окончена. Девушка, поникшая и растерянная, побрела прочь, а на душе у Элизабет стало совсем скверно. На глаза навернулись слёзы, но она не позволила им пролиться. Нельзя даже вида показать, что её тронула история несчастной девушки. Она королева, пусть бесправная пока что и не способная защитить своих подданных. Но возможно когда-нибудь, когда минёт время власти всесильной свекрови, всё изменится. Возможно…

А промелькнувшая в мыслях невестки Маргарет Бофор внимательно наблюдала издалека за этой встречей, непредвиденной и незапланированной. И о чём, интересно знать, беседовала эта клуша Элизабет с той красивой заплаканной девушкой? Надо бы узнать, кто она. Однако девушка исчезла из глаз сразу же, как только покинула дворец, как будто растворилась в воздухе. А из этой упрямой Алисы и слова не вытянешь. У-у! Вудвилловское отродье.