Да, еще со мной хочет познакомиться некая особа, весьма, по слухам, серьезная. Это какой-то Исай Павлов, юноша, как и мы, и с такими же порывами. Он прислал хозяину письмо, так как тот ему знаком, и наболтал, конечно, что-нибудь про меня, то вот он и, конечно, захотел частью, может быть, из благой цели, а частью из гордости, увидеть мои сочинения и узнать, кто из нас лучше пишет. Ну, да простит ему Егова эту детскую (немного похоже на мальчишество) выходку. А так как я настоящим не имею бумаги и вся моя чепуха (реникса) лежит после великой разрухи над моей корзиной кверху дном, то я, нижеподписавшийся, не могу удовлетворить его требования; но аще паки ему это не пондравится, то я дондеже не могу ему дать, пока не наведу (раймонт) надо всем. Он хочет показать их, с разрешения г-на Есенина, Яблоновскому.

Э! Ты не жди от синьорины Бальзамовой ответа. Я уже с ней прикончил чепуху. Право слово, впоследствии это для нее будет вредно, если она будет возжаться за мной. Письмами ее я славно истопил бы печку, но черт меня намекнул бросить их в клозет. И что же… Бумага, весом около пуда, все засорила, и, конечно, пришлось звать водопроводчика.

И с ними-то беда, а с ней бы еще хуже. Хорошо, все так кончилось. При встрече – слезы, при расставании – смех и гордость. Славно! Конец неначинающегося романа! Ну, что же? До свидания. Отвечай скорее.