— Господин полковник! Нас догонят через пару часов. Самое большее, через два с половиной, три.

Усталый, с воспалёнными глазами человек в потёртом мундире махнул рукой.

— Значит, хватит убегать. Окапываться. Готовиться к бою.

Добавил про себя: «К последнему…» Козырнув, адъютант поспешил к голове колонны, чтобы передать распоряжение командира. Приказ быстро облетел ряды измученных солдат, и, остановившись, люди первые пять минут отдыхали, переводя дух, затем быстро принимались за работу, словно и не было изнурительного многосуточного марша. Звенела замёрзшая земля, гулко бухали кирки и ломы, подвезённые из обоза, откалывая глыбы земли. Завизжали пилы, когда в соседнем небольшом леске заработали кашевары. Распоряжение было чётким — больше продуктов не жалеть. Умереть, но перед боем солдаты должны поесть досыта. Ни слова, ни лишних разговоров. Только мрачная решительность усталых до смерти людей, собирающихся принять свой последний бой с врагами. Позади, почти полная дивизия сытых, прекрасно экипированных океанских солдат, вооружённых до зубов. Впереди — неизвестность, в которую уходит большой обоз беженцев из Русии, бескрайние северные просторы тундры. Они, Шестнадцатый полк Русийской Императорской Армии, верные присяге и долгу, примут свой бой, став заслоном на пути тех, кто хочет уничтожить их страну, их людей. Полковник Сван шёл вдоль быстро вырастающей линии окопов, солдаты при виде его бросали работу, вытягивались во фрунт, но офицер махал рукой, уж не приказывая, а прося выполнять работу. Все знали, что бой будет последним. Их — едва полторы тысячи измотанных непрерывными стычками и голодом бойцов. Позади — почти пять тысяч сытых, откормленных, а самое главное, беспощадных убийц, которые не станут брать пленных. Просто уничтожат всех, а раненых добьют после изуверских пыток для потехи. Командир остановился возле лёгкой батареи полевых пушек. Всего четыре орудия, к которым по десять снарядов.

— Берегите огнеприпасы. Взять их нам больше не откуда, ребята.

— Да нешто мы не понимаем, господин полковник?

Ответил старый фейерверкер, командующий расчётами. Офицеров среди артиллеристов не было. Когда их командующий предал Русию, многие из его бывших подчинённых оставили его. Поэтому и выжили. Остальных высадившиеся океанцы просто уничтожили… Так что за пушкарей Сван был спокоен полностью. Эти ребята будут драться до последнего. А когда кончаться снаряды, возьмутся за свои короткие карабины… Время летело с ужасающей быстротой, начал брезжить хмурый северный рассвет, когда по жиденькой линии укреплений пронеслось:

— Обед! Обед! Обед!

Кашевары умудрились успеть сготовить еду. Отдуваясь, тащили на руках большие котлы с дымящимся супом и кашей, горячей наквой, щедро оделяя всех работающих и несущих службу. Адъютант почтительно поставил на перевёрнутый ящик из-под патронов парящий котелок, вручил чисто вымытую в снегу ложку. Сван зачерпнул, жмурясь от удовольствия проглотил пахнущую мясом кашу. Спохватился:

— А где мясо взяли?

Штаб-хорунжий виновато опустил глаза:

— Лошадей порезали. Всё-равно тащить нечего больше.

Замер, ожидая разноса, потому что над конями полковник трясся больше, чем над людьми. Но тот, против ожидания, на миг замер, потом заработал челюстями снова.

— Правильно. Нечего трофеи оставлять. А люди хоть напоследок наедятся досыта…

Молоденький офицер военного времени облегчённо вздохнул. Правда, про себя. Пронесло. А полковник тщательно пережёвывал пищу, погрузившись в свои мысли и время от времени поглядывая по сторонам. Не нравилась ему позиция. Чистое поле, продуваемое всеми ветрами. Крошечный лесок позади, в полуверсте, начисто сведённый на костры и укрепление стен окопов. Даже ему на блиндаж не хватило. Ничего страшного. Будет со всеми, в первой линии. Всё-равно отступать некуда. За их спинами многотысячный обоз гражданских. Там все — мужчины, женщины, дети, старики. Аристократы и простолюдины, рабочие и крестьяне, среднее сословие и подлый люд. Но все они русийцы. Его сограждане, жители страны, которой он приносил присягу тридцать лет назад после окончания Военной Императорской Школы. И которой не изменял никогда. Менялись владыки государства, но полковник Сван Раттер честно исполнял свой долг, почему и не выслужил ни высоких чинов, ни больших и денежных должностей. Не любил лизать зады, не гнул спину, ни наушничал на друзей и сослуживцев… Отставил в сторону опустевший котелок, сделал из услужливо поданной ему молодым человеком кружки глоток ароматной наквы. Тепло прокатилось по жилам, тело, впервые получив достаточно топлива для организма за последний месяц, быстро разогревалось изнутри. Седлав ещё глоток, вытер ладонью седые усы, затем обратился к юному штаб-ротмистру:

— Вы откуда родом, Алей?

Парнишка, которому едва исполнилось семнадцать лет, смутился:

— Из Ырова, ваша честь. Это…

— Знаю. На Востоке Русии. Небольшой город.

— Так точно, ваша честь. А вам откуда известно?

Полковник едва заметно усмехнулся:

— Офицер обязан знать свою страну не хуже, чем вероятный театр военных действий.

Парень опустил глаза. А полковник снова сделал большой глоток, прислушался к ощущениям, затем отставил чашку.

— Начинается.

…С треском лопнула ракета где-то далеко. Затем, спустя долгую минуту донёсся еле слышимый звук выстрела.

— Это?..

— Дозор подаёт сигнал, хорунжий. Нам пора.

Командир полка чуть нагнулся, забирая стоящую рядом с импровизированным столом обычную пехотную винтовку Гота, стандартного оружия русийской армии. Штаб-хорунжий с сожалением взглянул на недопитую накву, но раз полковник говорит, что пора — значит, пора. Двинулся следом за широкоплечей фигурой, идущей к большому, необычной формы, полевому укреплению. Выдолбленный в грунте круглый окоп, в котором установлена стереотруба. Несколько солдат в касках и с короткими карабинами, массивный неуклюжий пулемёт на большом колёсном лафете. При появлении офицеров, сидящие на обрубках брёвен и дымящие самокрутками солдаты вскочили, но полковник быстро произнёс:

— Вольно. Разрешаю курить.

Взглянул на старшего унтера, с которым был знаком с самого начала Большой Войны.

— Что там, Вольга?

— Дозор пытался уйти, господин полковник. Но не смог. Перехватили их. Ракета была белой. Значит, пехота с бронеходами. Видно, кавалерия в обход пошла. А может, отстала. Так что дело плохо, господин полковник.

Острый взгляд из-под неуклюжего мехового колпака в ответ:

— Думаешь, в обход пошли? На перехват обоза?

Унтер кивнул. Говорить плохое перед боем он считал плохой приметой.

— Скорее всего, они, всё-таки, отстали. Дорог тут нет, единственный путь тот, что пробили мы. Справа — скалы. Слева — сам видишь. Обзор на десятки вёрст. Океанцы далеко не глупы, и зря гнать лошадей по целине, расходуя драгоценный корм не станут.

— Тоже верно, ваша честь. Но кто знает, что им в голову взбредёт?

— Правильно. Но пусть две смотрят по сторонам, и если заметят что подозрительное…

Унтер снова кивнул, скороговоркой назначив двух бойцов ответственных за наблюдение над указанными командиром секторами.

— Идут!

Раздался голос приникшего к обзорной трубе солдата. Тот торопливо подался назад, освобождая место. Сван прильнул к тёплому, согретому лицом солдата окуляру, чуть подправил резкость по своим глазам. Да. Это противник. Голубые с жёлтым мундиры, широкие плоские каски, длинные штыки, мрачные лица. Хороший трофей. Гонведской работы. Сколько он уже с ним? Отвлечённая мысль скользнула и исчезла без следа, когда океанцы начали быстро и ловко разворачиваться в цепи. Как же их много… Внезапно сильный удар больно долбанул по ушам. Сван оторвавшись от линз, успел заметить, как справа опадает высокий фонтан разрыва. Артиллерия. Значит, точно конец. Сейчас солдаты подойдут на линию прямого выстрела, пока пушкари будут давить все попытки ответного огня. Дальнобойность оружия врага больше, чем у нас. Они просто не дадут стрелкам высунуться из окопов, и, подойдя в упор, закидают нас ручными бомбами. Кто уцелеет, вырежут. Что же придумать? С сожалением окинул взглядом чернеющую линию окопов, протянувшуюся влево и вправо. Снова грохнуло. На этот раз почти накрытие. Первый пристрелочный снаряд ударил саженей за сто до укреплений. А теперь — на фронте это можно считать и накрытием, потому что окаймлённые жирной копотью воронки оказались буквально в метре от окопов. Повезло, что никого там не было. Впрочем, противник давно доказал, что умеет воевать. В отличие от армии Русии, заокеанские правители денег на войну никогда не жалели… Спустя минуту на окопы обороняющихся обрушился настоящий град снарядов. От того, что это были полевые пушки, легче не стало. Даже они разваливали наспех выдолбленные в промёрзшей земле траншеи, ранили и убивали людей. Снарядов враги не жалели. Под прикрытием сплошной стены огня пехотные цепи, прикрываясь штурмовыми щитами от собственных осколков, медленно продвигались вперёд. Время от времени самые смелые высовывались на мгновение, стреляли, тут же ныряя вниз и перебегая на другое место. Но ни результатов, ни того, впустую ли пропал их отчаянный порыв, никто из смельчаков не видел. Сван видел, как земля буквально кипит под градом пуль океанской пехоты. Впрочем, На Большой Войне бывало и хуже. Это только кажется, что все погибли. Опытные солдаты спокойно ждут, когда стихнут орудия, вжавшись в крысиные норы, выдолбленные в стенках окопов, обращённых к врагу. И как только наступит тишина — покажут, на что способны…

— Ваша честь, что за нечистая сила?

Унтер тронул полковника за рукав, указывая на затянутое серыми облаками небо.

— Что там?

— А вон, гляньте.

Утре-офицер вытянул руку, указывая пальцем направление. Сван проследил взглядом и несколько мгновений разглядывал чёрную чёрточку, парящую в небе.

— Птица?

— Нет, ваша честь. Обратите внимание, она на месте стоит. Не летит никуда. Ни одна птица так не может.

— Тогда не знаю. Даже в мыслях ничего нет…

Между тем вражеская артиллерия резко прекратила огонь, полковник высунулся из-за бруствера и похолодел — линия щитов была буквально в одном броске от их окопов. Но русийцы не дремали и не рассусоливали понапрасну. Буквально через считанные секунды окопы опоясались стволами винтовок, и грянули первые выстрелы, буквально вынесшие стену дырчатых металлических пластин, обагрив снег первой кровью. Но океанцы в очередной раз доказали, что не зря считаются хорошими солдатами. Ответный их залп был силён и точен, а превосходство в живой силе едва не поставило точку над обороной русийских солдат. Если бы не чудо… С низким гулом из нависших над полем боя облаков вынырнуло нечто. Огромные разлапистые механизмы скользнули к земле с высот, подкравшись за сплошной пеленой облаков. В их брюхах грязно серого цвета раскрылись двери, из которых к земле устремились непонятные предметы, и через миг, едва первые из сброшенных устройств коснулись поверхности, земля вспыхнула жирным пламенем. Грунт под ногами полковника заходил ходуном, барабанные перепонки едва выдержали дикую боль, внезапно надавившую на них. Одного из солдат буквально швырнуло на землю порывом воздуха. С воем пропели осколки, а плотные ряды нападающих исчезли в грязном чадном пламени.

— Мать Богов…

Зачарованно протянул унтер-офицер, не в силах оторваться от разворачивающейся перед ним картины. Там, откуда били батареи врага тоже бушевало всепожирающее яростное пламя. Чёрный дым слился с облаками, и одновременно полковник услышал низкий непонятный гул, переходящий в свист. Но самое страшное, что шум раздавался сзади линии обороны. Сван резко развернулся и винтовка бессильно выпала из внезапно ослабевших рук на землю — с тыла к линии укреплений неслось нечто. Широкие приплюснутые бронеходы, окрашенные в белый цвет, шевеля стволами невиданного калибра, огромного даже отсюда, с дистанции в версту, не останавливаясь ни на миг, изрыгали из своих орудий языки пламени. Высоченные столбы мёрзлой земли и пламени взлетали ввысь, разбрасывая вокруг себя куски тел, обломки техники, ошмётки непонятного происхождения. Океанцы, кто уцелел и не потерял присутствия духа, пытались сопротивляться, ведя по механизмам огонь из своих винтовок, но бронеходы даже не замечали их жалких попыток. С лязгом и режущим уши свистом, не останавливаясь, с ходу чудовищной величины машины перемахнули через окопы, словно не замечая их, и ринулись дальше. К грому пушек прибавился ужасающей частоты треск пулемётов, установленных на обтекаемых надстройках машин. Причём, что успел заметить полковник, рубчатые стволы шевелились и выбирали себе цели совершенно без участия людей, само по себе. Неизвестные символы на башнях, знаки, непонятно что обозначающие. Кто это? Или что?! Ясно одно — это враги Океании. А значит, враг моего врага — мой друг? Поговорка не всегда верна. Иногда враг моего врага и мой враг… Неизвестный механизм широкий, на куда более узких гусеницах, и издающий совсем другой звук, чем промчавшиеся через линию обороны бронеходы, качнувшись, замер позади их командного пункта. Адъютант смело шагнул вперёд, прикрывая собой Свана, но полковник отстранил юношу в сторону, и прыжком выбрался из окопа. Остановился перед острым носом. Даже на глаз была видна ужасающая мощь этой машины. Небольшая круглая башенка, переходящая в конус, из которой торчала короткоствольная пушка, превосходящая даже полевые пушки Русии с пулемётом сбоку. Через узкие бойницы выглядывали кончики стволов винтовок с непривычными взгляду большими набалдашниками. Звук двигателя, а ничем иным гул, издаваемый бронеходом быть не мог, резко стих, перейдя в плавное ровное урчание. Послышалось короткое шипение, и сзади вдруг показалась небольшая металлическая створка с непривычной формы рукояткой, из-за которой вышел… Сван затаил дыхание — неизвестный был одет в совершенно незнакомую форму, поверх которой наброшен короткий жилет. На голове — простая меховая шапка-ушанка, украшенная неизвестным символом. Вопреки принятому в Русии и других странах обычаю, знаки различия были на широком отложном воротнике и матерчатых полосах, расположенных на плечах неизвестного. Пронзительные глаза зелёного цвета, приятные черты волевого лица, широкие, даже очень, плечи. Но самое главное — рост. Чужак был выше Свана, да и любого другого руса, минимум на полторы головы. На боку — явно кобура, из которой торчала рукоятка пистоля, а не револьвера. И тоже непривычной формы, словно облитая совершенно непонятным на вид материалом. Неизвестный сделал какой-то жест, приложив раскрытую ладонь с сомкнутыми пальцами к виску, затем произнёс с непонятным жестковатым акцентом:

— Лейтенант армии Нуварры Вовк Зван. С кем имею честь?

— Полковник Сван Раттер. Командир Шестнадцатого Сводного Полка Русии. Командую теми, кто остался верен долгу и присяге.

Никаких эмоций не было. Просто облегчение от того, его люди останутся живы, и сожаление о том, что его никчёмная жизнь всё ещё продолжается. Нуварра… Никогда не слышал…

— А что это такое, Нуварра? Ни разу не слыхал, лейтенант? И ваше звание… Ваши машины…

Короткая усмешка на лице, затем чёткий ответ:

— Полковник, Нуварра с недавнего времени является союзником Империи Русия, и наши части прибыли в вашу страну для наведения порядка, освобождения от вторгшихся захватчиков, ну и, естественно, для возвращения власти в стране законному представителю Династии Ургов.

— Слова. Всего лишь слова…

— Я понимаю ваше недоверие, полковник. Но надеюсь, императрице Аллии вы поверите?

Сван вскинул голову:

— А разве она жива?! Ведь было объявлено, что все представители царствующего рода уничтожены Советом Спасения Русии!

Снова короткая усмешка:

— В нашей стране был великий писатель, который как то раз сказал — Слухи о моей смерти сильно преувеличены, полковник Раттер. Так что я могу со всей ответственностью заявить, что Императрица Аллия, как и её дочери, жива и здорова. Сейчас она находится на территории Новой Руси, которую вы знаете под именем Нуварра. Ну а теперь, господин полковник, прошу…

Лейтенант, вот же непонятное звание, сделал жест в сторону своей машины.

— Нам надо побеседовать. И лучше это сделать в тепле. Сейчас подойдут тыловики, позаботятся о ваших людях.

— А беженцы?

Нуваррец махнул рукой, затем произнёс наполовину непонятную фразу:

— Вертолёты уже перебросили туда спасателей, так что о них найдётся кому позаботиться…