Сражение началось красиво, прям как в рыцарских романах. Я бы даже сказал торжественно.

Где-то в расположении ирбренцев протрубил горн или еще какая дудка, этот сигнал подхватили прочие духовые инструменты, и почти сразу же вражеская армия сдвинулась с места. Поначалу мне показалось, что вся эта армада сунет на нас одной сплошной массой, но, приглядевшись, понял, что не совсем прав.

Конница осталась практически на месте, разве что немного сместилась в сторону, видимо, чтобы иметь больше пространства для маневра. Пехота же двигалась крайне неравномерно. Баталия, стоявшая против нашего левого фланга, наступала быстрым шагом, стремясь как можно скорее сблизиться с нашими копейщиками. «Волки», действовавшие в центре, шли вперед неспешно и как-то вальяжно, существенно отставая от своих коллег. С моего места было плохо видно, что творится на дальнем фланге, но, кажется, там ирбренцы и вовсе не сдвинулись с места. Это что такое получается? Косая атака? Сильный отряд конницы на ударном фланге (в лучших традициях Фридриха и Александра) отлично вписывается в эту схему…

Я как раз лихорадочно вспоминал все читанные когда-то книги по истории, стараясь предугадать дальнейший ход битвы и, соответственно, как-то спланировать свои действия, когда события резко ускорились. Сперва громко заявили о себе наши музыканты — горнисты исполнили довольно пронзительный сигнал, на который их оппоненты с противоположной стороны поля тут же ответили столь же противной композицией. Под этот аккомпанемент по рядам нашей коронной пехоты прокатилась волна какой-то деятельности. С тыловой позиции, на которой развернулись ополченцы, было проблематично разглядеть мелкие подробности поведения наступавшей на нас ирбренской пехоты, но полагаю, что у них происходило примерно то же самое.

Наши арбалетчики из задних рядов дали дружный залп навесом и почти одновременно с этим, отстав на какую-то секунду, вражеские болты пробарабанили свою злую дробь по доспехам коронной пехоты. Негромкий звон, глухой стук, несколько вскриков и сдержанный мат — вот и весь результат обстрела. И лишь затем в тыл потянулись раненые. Убитые остались лежать там, где их настигла смерть, живые быстро смыкали ряды, закрывая образовавшиеся бреши (впрочем, не слишком большие), баталия осталась стоять на своем месте, непоколебимая, как скала. Наша стрельба едва ли была более эффективна, наступавшие наемники даже не сбились с шага. В следующие несколько минут стороны обменялись еще парой залпов, а затем баталии столкнулись…

Никаких криков «Ура!» и прочих спецэффектов: две массы людей врезались друг в друга молча и деловито под треск дерева, звон стали и грохот сталкивающихся щитов. Некоторое время солдаты сосредоточенно кололи и рубили друг друга, а затем наши регуляры подались назад. Сначала совсем чуть-чуть и как бы нехотя, буквально на один шаг, потом еще на шаг, а затем отступление стало постоянным. Сцепившиеся баталии медленно накатывались на позицию ополченцев, не прекращая яростно крошить всё, что ни попадя.

Глядя на пятящихся регуляров, заволновались уже мои подчиненные. Я молча вытащил меч из ножен, покосился на Раска. Заместитель нервничал. Тянул шею, вставал на носки, разве что не подпрыгивал, стараясь получше рассмотреть сражение и полностью забив на окружающее. Не порядок.

— Не боись, камрад, прорвемся!

— А?

— Слушай, что говорю, повторять не буду.

— А! Ага. Я это…

— Ну да.

Будем считать, что стороны достигли понимания. Очень вовремя, так как в это время в бой как раз вступили «волки». Хоть дело и происходило несколько в стороне от нас, грохот на этот раз вышел еще более внушительным. Кажется, перед самым ударом ирбренцы перешли с шага если не на бег, то на некоторое подобие рыси. Хотя какие они нахрен ирбренцы? Наемники — они и есть наемники. С тем же успехом могли бы воевать и на нашей стороне, если б Этельгейр вовремя подсуетился. Зря он, кстати, этого не сделал. Жлоб светлейший. Теперь из-за его скупердяйства нам тут таких трендюлей выдадут — лопатой не разгребешь.

Словно подтверждая мою последнюю мысль «ирбренцы» весело задудели в трубы, и бездействовавшая до сих пор кавалерия пришла в движение. «Волки» к этому времени уже во всю теснили наш центр, угрожая прорвать его вовсе, отступление левого фланга также ускорилось. Если так пойдет и дальше, то эдак и до нас скоро доберутся…

Видимо барон Ланнуа ле Рок считал примерно так же. Повинуясь его приказам, толпа ополченцев подалась ближе к лесу и развернулась лицом к открытому флангу. Не возьмусь утверждать наверняка, но подозреваю, что коннетабль просто решил дать герцогской коннице чуть больше пространства для маневра. Ведь, в конце концов, нашим славным кавалеристам предстояло как-то сдерживать почти вдвое превосходящего по численности противника. Единственным, что могло позволить избежать немедленного разгрома при таком раскладе, было умелое маневрирование с уклонением от решительной сшибки. К сожалению, противник понимал это ничуть не хуже меня.

Ирбренская конница атаковала рысью, лишь перед самым ударом перейдя на легкий галоп. Вроде бы и не быстро, зато кавалеристы противника сумели сохранить практически идеальный строй, и эта ставка окупилась. Дворянчики Этельгейра ринулись им навстречу с места в карьер, набрав максимальный разгон для первого сокрушительного удара, но их нестройный клин буквально размазался об монолитную стену вражеских эскадронов. На несколько минут сотни людей и лошадей смешались в вихре жестокой рубки, а затем волна герцогской конницы отхлынула, распавшись на несколько потоков. Ирбренцы тоже разделились на два примерно равных отряда, первый из которых стал разворачиваться, намереваясь атаковать с тыла нашу откатывающуюся пехоту, а второй, наддав ходу, устремился вдогонку за улепетывающей конницей. Вот тут-то и пробил звездный час ополчения.

Отряд ирбренской конницы, трусливо преследуя наших доблестно бегущих кавалеристов, развернулся широкой лавой. То ли вражеские командиры на сей раз не совсем точно рассчитали свой маневр, то ли рядовые исполнители слишком разошлись, а может просто не посчитали толпу ополченцев достойным внимания препятствием… Как бы то ни было, правофланговый эскадрон наемников, двигаясь в общем строю, напоролся на край нашей фаланги. Это был, пожалуй, первый случай неудачного маневрирования противника с начала боя.

Ополченцы, правда, этому факту совсем не обрадовались, скорее наоборот. Не могу их в этом винить, так как сам особого душевного подъема тоже не испытал. Моя сотня в соответствии со своим номером находилась почти посредине фаланги, то есть несколько в стороне от эпицентра событий, но даже отсюда зрелище накатывающейся конной лавы выглядело… впечатляюще. Меня, например, проняло. Что уж говорить о сотнях, оказавшихся прямо на пути у прущих напролом ирбренцев?

Я, наивный человек, еще ждал какой-нибудь команды от коннетабля (ведь не для красоты же он выстраивал наше воинство, в конце-то концов!), а первая и вторая сотни уже побежали. Почти одновременно с ними поворотил к лесу и сам барон ле Рок со своими прихлебателями. В отличие от меня, местные абсолютно точно знали: сражаться — удел регуляров. Задача ополченцев — носить и копать. И сматываться, если на них напали. Всё просто. Но тут был маленький нюанс. Если опытный коннетабль на своей кобыле имел очень неплохие шансы удрать от кого угодно, то у пеших ополченцев перспективы были исключительно мрачные. Наверное, именно это соображение помешало мне бросить щит и устроить рекордный забег до леса в тот самый момент, когда я увидал бегство начальства. Ну и, может быть, моя иномирность — я же не впитал с молоком матери сокровенное знание о том, что мужики с копьями никогда не остановят атаку регулярной конницы…

Подняв меч над головой, я заорал что есть силы:

— Разворот вправо! К бою! Держать строй!

Спасла нас, как это ни странно, инерция мышления. Все произошло слишком быстро. Правое крыло нашей фаланги, подвергшись спонтанному нападению, улепетывало во все лопатки, а центр, к которому относилась и четвертая сотня, еще толком не понял, что случилось. Вот эту вот паузу я и заполнил своими командами. И у нас получилось! Конечно, в процессе разворота сотня утратила строй и сбилась в плотную кучу, но это было не так важно. Главное — никто из моих солдат не побежал! Вбитая за последнее время привычка повиноваться оказалась сильнее векового страха перед профессиональными вояками.

Между тем ирбренские всадники снова разделились. Большая часть продолжила преследование нашей конницы, а напоровшийся на ополченцев эскадрон принялся увлеченно крошить драпающих мужиков. При этом наемники вконец утратили строй, разбившись на небольшие группки, чтобы удобней было рубить и топтать бегущих. Когда одна такая кучка головорезов с окровавленными палашами наголо вылетела прямиком на нас, мои «орлы» чуть было не задали стрекоча. Плотная толпа людей качнулась назад в каком-то едином порыве…

— Стоять! Держать строй! Зарублю первого, кто побежит!

Поднятый меч навис над шеями стоящих передо мной пикинеров, заставив их вжать головы в плечи и покрепче упереться ногами в землю, словно в ожидании удара. Ополченцы застыли на месте боясь пошевелиться, и тут первые рейтары навалились на наш импровизированный строй…

Вот чему я своих оболтусов научил, так это держать пики строго по уставу. В каждого из подскакавших ирбренцев уперлось не менее пяти кованых четырехгранных наконечников. Двое вылетели из седел сразу, еще один завалился вместе с лошадью, получившей копьем в брюхо. Следующее звено всадников успело немного притормозить и попыталось прорубиться через плотную копейную щетину.

— Бей!

Ополченцы делают шаг вперед, заученно тыкая перед собой тяжеленой пикой. Двое наемников отскакивают, третий ловко уклоняется от направленных в него копий, четвертый отбивает два зазубренных острия, но при этом пропускает удар в бок. Панцирь выдержал, наконечник бессильно скользнул по вороненой стали, заставив всадника опасно покачнуться, остальное довершает лошадь — раненый в шею конь становится на дыбы, выбрасывая наездника из седла…

После этого фиаско еще несколько таких же мелких отрядов придерживают коней или просто проносятся мимо, предпочитая не связываться со столь зубастой добычей. Рейтары выглядят не менее удивленными, чем мои ополченцы — ситуация уж больно непривычная. Но опытные вояки разберутся с непонятками быстрее — к гадалке не ходи.

Наше левое крыло смято, центр отходит к вагенбургу. Этельгейр или тот, кто за него командует, кажется, успел двинуть в дело конницу с правого фланга и прикрыл отход пехоты, не дав вражеским рейтарам ударить в тыл отступающим, но на этом герцогские успехи заканчиваются. Остатки ополчения уже во всю драпают к лесу, только четвертая сотня, сгрудившись вокруг значка и ощетинившись копьями, продолжает торчать посреди поля в гордом одиночестве под присмотром нескольких дюжин ирбренских кавалеристов, которые вновь собираются в некое подобие строя. Того и гляди нами заинтересуется еще кто-нибудь… Вывод? Пора валить, хватит с меня подвигов на сегодня!

Путь к вагенбургу перекрывают основные силы вражеской конницы, местность открытая — не пробьемся, да, честно говоря, не очень-то и хочется. До леса — всего-ничего, зря я, что ли, еще до битвы к нему приглядывался? К тому же там все наши во главе с коннетаблем, так что не будем отрываться от коллектива.

— Отходим к лесу! Медленно! Держать строй! Пики к бою!

Некоторые мужики недоверчиво оглядываются, я указываю мечом, который всё еще сжимаю в руке, на стену деревьев:

— Отходим. Медленно.

Заметив движение, рейтары вновь пытаются атаковать, видимо приняв его за начало бегства.

— Стой! К бою! Держать строй!

Конница останавливается, некоторое время топчется поблизости, а затем нехотя разворачивается и направляется на соединение с основными силами.

— Отходим. Шагом. Выше знамя, Раск!

Так мы и пятимся с высоко поднятым значком и выпученными от страха глазами. Вроде бы на нас махнули рукой, ирбренцев сейчас куда больше интересуют главные силы Этельгейра, но береженого — Эйбрен бережет. Не будем рисковать, этот день и так был богат неприятными неожиданностями.