ЗАРЯ осветила унылые, серые грозовые тучи над Манхэттеном. Город оживал, утренние пассажиры уже сражались за места в общественном транспорте, а это значило, что долгая ночь Сергея подходит к концу. Он крался по карнизу высоко над городом и чувствовал невероятное умиротворение и удовлетворение. Ночная деятельность успокоила его и ещё сильнее убедила в важности его миссии, его истинной жизненной цели.

«Мне удалось, – думал Сергей. – То, что я сегодня предпринял, то, что я сделал своими руками… теперь я действительно стал Зверем».

Враг Сергея, Паук, теперь лежал глубоко в тёмной могиле, поверженный рукой Сергея и умолкший навеки.

Сергей соскочил на более низкое здание в пяти футах в стороне. Сергей Кравинов – потомственный дворянин, настоящий аристократ, русский лев – сошёлся в бою с жутким, чёрным, прекрасным Зверем и заставил того повиноваться.

Он сделал это своими руками. Руками Охотника, каковым Сергей Кравинов считал себя с незапамятных времён. Теперь время Охотника ушло.

Он стал Зверем.

Сергей спрыгнул с крыши на соседний подоконник. Медленно, осторожно он открыл окно и проник внутрь, встав мокрыми ногами на мягкий малиновый ковёр. В тёмной и тёплой комнате было уютно. Сергей встал на четвереньки и на мгновение замер, чтобы дать просохнуть надетому на нём костюму страшного существа, которое он стёр с лица земли.

«Недостаточно просто уничтожить его, – напомнил себе Сергей. – Я должен доказать, что сильнее его, должен рассмеяться в лицо его призраку». Сергей почти слышал, как Паук трясётся и кричит от ярости. А может, отпускает привычные дурацкие шуточки. Какая разница. Теперь Сергей смотрел на мир глазами Паука и носил его шкуру. Он охотился в его угодьях и провоцировал Зверя, показывая своё превосходство.

– Теперь Паук – это я, – произнёс Сергей, благоговейно пропуская слова сквозь себя.

По-прежнему на четвереньках, не снимая трофейного одеяния своей последней добычи, Сергей Кравинов – более не Крэйвен-охотник, а Паук, отныне и навеки, направился в глубь своего тёмного жилища. На цыпочках и на кончиках пальцев он миновал свои прошлые трофеи, молчаливо, едва не задев головой хобот, прополз под бдительным взором великого африканского слона, чью голову он прибил над дверьми.

Спустившись по лестнице в святая святых своего убежища, Сергей отдёрнул занавес и вошёл в зал, где некогда хранились его ценнейшие трофеи, его самые опасные враги, поверженные и выставленные напоказ. Теперь зал пустовал, если не считать трёх постаментов с вычурными чашами, в которых курились благовония. Облачка дыма висели под потолком. Сергей остановился посреди зала, под алым облаком, и повернулся к восточной стене.

Прежде у этой стены стояли пантера, обезьяна и другие пережитки прошлой жизни Охотника. Теперь стена служила окном в самый ужасный кошмар Сергея. В стеклянных витринах отражалось лицо его врага. Сергей приблизился к прозрачной панели, за которой ползали, громоздясь друг на друга, тысячи пауков.

Сергей протянул руку (лапу) и прикоснулся к стеклу, после чего снял маску и приветственно оскалился (большими, острыми, как у лесного кота, зубами) на своих братьев и сестёр пауков. Они поползли к нему по тончайшим, тоньше шёлка нитям, перебирая всеми восемью лапками, и Сергей, вздрогнув, отпрянул.

«Что ты делаешь, – спросил он себя. – Ты же Паук! Почему бежишь? Ты доказал свою силу, ты надел его шкуру, вкусил его плоть. Ты Паук!»

На лбу Сергея выступила испарина. Он стянул костюм до пояса, оголив торс, и вновь повернулся к паукам. В своём отражении он увидел испуганные глаза, спутанные волосы (шерсть) – его облик был не более чем обликом человека (пойманной в капкан зверушки, добычи, а не хищника).

«Нет, – потряс он головой в смятении, чувствуя кожей неодобрение предков и насмешливый хохот невидимого, похороненного глубоко под землёй Зверя. – Нет, я не Паук».

– Я – Крэйвен, – хрипло сказал он, обращаясь разве что к любопытным паукам за стеклянной витриной. – Я – Крэйвен-охотник!

Он нагнулся и прижался лицом к стеклу, уставившись на пауков. Его лицо побагровело от ярости и поднявшегося давления, но он всё сильнее и сильнее прижимался к тому, чего больше всего страшился.

Пошатываясь, Сергей отступил. Его пробрала дрожь. Он вернулся на середину зала, где его дожидалась простая чаша с мерцающей жидкостью. Сергей понимал, что должен соединить Охотника и Паука (зачем?), стать единым целым с одновременно богомерзкой и святой сущностью Зверя (да зачем?) и найти упокоение в жутком и величественном паучьем естестве (зачем я это делаю?).

Он вновь опустился на четвереньки перед чашей и стал лакать зелье из трав и кореньев, фруктов и цветов, которые были способны уничтожить Охотника и позволить Пауку завладеть его телом. Он пил жадно, желая насытиться соком и ядом. Внезапно его внутренности свело, в голове кольнуло – снадобье начало действовать. Боль пронзила тело Сергея и выплеснулась наружу первобытным, животным воем.

Изо всех сил стараясь, чтобы его не вырвало, Сергей чувствовал, что его мысли разделяются, словно колосья в молотилке, рвутся на части и разносятся вихрем. Ради чего всё это? Ради чести (больно!)? Или ради достоинства (боже, как больно)? Ради всего того, что завещал ему отец в этой незнакомой чужой стране?

Нет. Отец Сергея, русский дворянин, некогда влиятельный, но впоследствии изгнанный и вынужденный жить в бедности в Америке, был напыщенным болваном. Он был чересчур привязан к прошлому, одержим тем, что было, а не тем, что есть.

Сергей отдышался. Зелье постепенно растекалось по венам. Организм понемногу привыкал к внезапному, неожиданному расширению сознания. Когда боль стихла, Сергей постарался привести свои беспорядочные, рассеянные мысли в порядок.

Отец. Отец Сергея умер молодым, вскоре после прибытия в Америку из Санкт-Петербурга. После смерти отца Сергея разлучили с матерью, и ему пришлось учиться выживать самостоятельно. Он проникал на корабли, идущие в дальние страны, и путешествовал по миру. В Африке у него обнаружился талант выслеживать диких зверей, и этот навык он оттачивал всю свою жизнь, став в итоге великим охотником. В его жизни появилась цель, а снадобье, повышающее скорость, силу и ловкость, помогло ему в её достижении. Его репутация неуклонно росла, и он нажил богатство и почёт – всё то, чего лишился когда-то его отец.

Отец, этот последний осколок мира, где правили воспитанность, честность и порядочность, был для Сергея сродни богу. Отец так и не смог вернуть тот мир, а мать оказалась перемолота челюстями Америки и того великого Зверя, который жил здесь.

Тот мир поглотил Паук.

В ярости Сергей вскочил и рванулся к стене, за которой роились пауки. Зелье придало ему сил, и он разбил стекло одним ударом кулака. Восьмилапые паразиты посыпались ему на спину, на руки, но Сергей ревел и молотил по стеклу, пока не расколотил его вдребезги.

– Это всё вы! Вы всё разрушили! – кричал он на непонимающих человеческую речь пауков.

Россия была примером новой, лучшей цивилизации, но Паук разрушил её, ровно как уничтожил его родителей («и моё сердце», – кричал он, подчиняясь буйству крови и адреналина).

Паук – этот мифический обманщик, неуловимый выдумщик, князь лжи. Он мог принять облик Ленина, Троцкого, Гитлера, Рейгана или Горбачёва – всех этих людей в зловещих масках.

Сергей не различал лиц. Паук полз, раскалывая мир на отдельные бесполезные части и повергая человечество в бездну.

Сергей стоял посреди своего затянутого алой дымкой убежища, на ковре, усыпанном осколками и злобными чёрными пауками. Сергей расставил ноги, сжал кулаки, готовясь к бою. Он изрыгал проклятия, обращаясь к разбитому стеклу, а древние враги его рода постепенно заполоняли всю комнату.

– Слышишь? – кричал он. – Слышишь меня, Паук?! Выходи и сразись со мной! Я – Кравинов, человек! Я – Крэйвен-охотник! Я…

– Паук!

Медленно, неуверенно пауки собрались в единую текучую массу блестящих чёрных тел. Сергей потряс головой и заморгал, желая прогнать неприятное видение – то ли кошмар, то ли вызванную ядовитым зельем галлюцинацию. На его глазах существа соединялись в фигуру огромного, зловещего Паука. Чёрно-красный монстр навис над Сергеем и пополз к нему. Вытаращив глаза от ужаса, неспособный даже пошевелиться от страха, Сергей мог лишь смотреть и ждать нападения жуткого арахнида.

«Какое-то безумие», – подумал Сергей. Тень перед ним никак не могла быть настоящей, это лишь мираж, рождённый его помутнённым сознанием. Бояться нечего (Беги!). Он ведь Крэйвен-охотник (Кравинов, человек). Несмотря на лихорадочные обвинения в том, что Паук преследовал его и разрушил его семью (беги, пока цел!), никакого Паука, никакого сверхъестественного создания, вселяющегося в души людей и сводящего их с ума, на самом деле не было. Был лишь Человек-паук – чудак в костюме, который в течение нескольких лет по чистой случайности умудрялся побеждать Сергея. Он вытер глаза и попытался выдавить улыбку в надежде притормозить действие зелья и прогнать из своей святая святых несуществующего Паука.

Однако Паук никуда не делся.

«Разумеется», – подумал Сергей, уворачиваясь от его огромных жвал.

Победа Сергея имела смысл только в том случае, если ему удастся не просто победить Человека-паука, а занять его место. Галлюцинация не проходила,

потому что Сергею было необходимо создать этого демона, этого Паука. Всю жизнь он провёл в охоте. Представить врага таким образом – не человеком, а животным, хищником, на которого можно охотиться, – было ему удобно. Затем, используя все свои навыки, Сергей мог уничтожить врага раз и навсегда, тем самым доказав своё превосходство. Сжавшись в клубок в углу, пытаясь выбраться из-под миллионов пауков, Сергей чувствовал, как сердце колотится в груди, эхом отражаясь в барабанных перепонках. Испуганный и униженный, он заставил себя встать.

– Сразись с ним, – проревел он, потрясая кулаками. – Ты же Кравинов, человек! Сразись с врагом и повергни его на колени.

– Я – Крэйвен! – крикнул он существу. – Я – бесстрашный охотник!

Сергей бросился на спину чудовища и ударил в шею, расплющив сотни пауков. Погружаясь в бурлящую массу, скреплённую паутиной и силой воли, Сергей молотил кулаками, пробиваясь к самому чреву кошмара, к самому его сердцу.

– Я – Крэйвен, – кричал он, и его голос возносился до небес, слышный богам и чудовищам. – Я отвернулся от погрязшего в пороке мира, от этой сточной канавы, зовущей себя цивилизацией, и нашёл смысл жизни в первобытных, незапятнанных джунглях!

Пауки перегруппировались и вцепились в левую руку Сергея, пытаясь повалить. Оскалившийся, растрёпанный, Сергей нанёс новый удар, желая послать всех пауков в их паучью Вальгаллу.

Он нашёл честь и достоинство в том, что большинство людей считают нецивилизованным, варварским и чем никогда бы не стал заниматься его собственный отец, – в охоте. Но Сергей был не таким, как все, его не страшили ни звери, ни люди, ни осуждение тех, кто был ниже его достоинства.

– Я – Крэйвен! – продолжал обращаться он к водовороту кусачих арахнидов, постепенно погребающих его под своей массой. – Я – Крэйвен, и я ничего не боюсь!

Пауки – настоящие или воображаемые – обвили лапками руки Сергея и повалили его на пол. Они расползлись по его волосам, забрались в нос и уши.

– Я – Крэйвен, – воззвал он к богам, – и я вспомнил, зачем я это делаю! Я знаю… чтобы стать Человеком-пауком, я должен поглотить сущность Человека-паука. Я должен впустить Паука в себя, должен подчиниться ему.

Пауки заполнили его рот, обволокли язык и стали пробираться глубже. Сергей хотел закричать, но потерял дар речи и мог лишь мысленно испускать вопли ужаса. Наконец чёрные блестящие волны полностью скрыли его.

«Я – Крэйвен», – думал он.

И наступила тьма.