Кильон порылся в докторской сумке здоровой рукой, нащупал бутылочку дезинфицирующего раствора и протянул ее Мероке:

– Открой-ка.

– А «пожалуйста»?

– Просто открой эту… хрень!

– Ничего себе! – потрясенно воскликнула Мерока. – У доктора, оказывается, нервы не железные.

Она отвинтила колпачок, вынула ватку и вернула пузырек Кильону. Недолго думая, тот полил пальцы раствором. Из ран до сих пор хлестала кровь, и дезинфицирующий раствор жег их, как жидкий огонь.

– Черт! – выругался Кильон, теперь злясь на боль, а не на Мероку.

Он снова полил раны раствором и на этот раз чуть не потерял сознание: химические зубы антисептика впились ему в плоть.

– Швы накладывать нужно? – спросила Мерока.

– Нет. – Кильон постарался ответить уверенно, хотя сам чуть не плакал. – Бинт мне отрежь. Он на дне сумки. Пожалуйста.

К чести Мероки, действовала она быстро и толково: подняла митральезу на плечи, отрезала кусок бинта и разделила его пополам. Одной частью они с Кильоном перевязали ему большой палец, другой – указательный и средний, чтобы правая рука не стала бесполезной.

– Булавки в верхнем отсеке, – сообщил Кильон.

Мерока закрепила повязки, потом сделала нечто для Кильона совершенно неожиданное – чуть ли не по-матерински потрепала его по плечу.

– Прости за нравоучения. Кажется, я требую слишком много.

– Пожалуй, да.

– Ты поправишься?

– Надеюсь. В нашей ситуации не умереть от этой раны будет несказанным везением.

– Следи за рукой. Гады-черепа специально не избавляются от мертвечины, застрявшей в зубах. Мясо гниет, и они каждым укусом отравляют людей.

– Почему-то прежде ты об этом не рассказывала.

– Ты же доктор. Я думала, ты понимаешь, что творишь. – Мерока достала из-под куртки пистолетик. – Вот, возьми. Похоже, ангельский пистолет выдохся окончательно, если, конечно, не засунуть его кому-то в пасть – пусть давятся.

– Спасибо! – Кильон неловко взял оружие перевязанной рукой.

Они двинулись дальше. Мерока на ходу перезарядила митральезу. Впереди показалась горящая повозка; дерево и ткань ее оболочки огонь уничтожил полностью, осталась лишь просевшая металлическая рама, которая понемногу плавилась. Кильон понял, что это одна из клеток, которые они видели в проезжающем караване. Жар от других повозок стал почти невыносим, но Кильон заслонил лицо перевязанной рукой, ангельский пистолет положил в карман, чтобы нести сумку, и приблизился, насколько смог. Мерока опередила его лишь немного. Одной рукой девушка прикрывала лицо, другой – держала митральезу.

– Пленные выбрались, – прокричала она сквозь вой и шипение пламени. – Дверь открыта.

– Считаешь, их выпустили?

– Возможно, если кому-то удалось не потерять сознание.

– Ты ведь не черепов имеешь в виду?

– Нет, не их. Может, все просто не разбежались. Когда рискуешь сгореть заживо, на что только не решишься.

Кильон кивнул, хотя, увидев, как прочны клетки, засомневался, что пленным хватило силы, пусть даже подпитанной адреналином. Скорее всего, помощь пришла со стороны, от местных жителей, обозленных на черепов.

– Надеюсь, они все выбрались.

Мерока прошла чуть дальше, толкая митральезу перед собой, и объявила:

– Эти двое точно не выбрались.

Повозка, которую имела в виду Мерока, угодила в придорожную канаву довольно далеко от основной части горящего каравана, что до последнего времени спасало ее от огня. Сейчас пламя достигло задних колес – уже охватило спицы и лизало шасси. Еще немного – и запылает вся повозка, тогда и клетке в задней ее части несдобровать. Пока же алые языки не добрались до клетки, и два ее узника не погибли.

Молодая женщина и ребенок. Кильон узнал родимое пятно у нее на затылке, и тут пленница обернулась. Да, это ее он видел накануне: то же рваное платье без рукавов, то же сочетание худобы и с трудом обретенной силы, та же бритая голова. Пленница смотрела на Кильона и прижимала к себе ребенка – не то мальчика, не то девочку. Кильон ждал каких-то слов, криков о помощи, но она молчала: глубоко посаженные глаза выражали апатию, стиснутые зубы – безысходность, словно женщина давно смирилась с мыслью, что из клетки ей не выбраться. Даже малышка – Кильон решил, что это девочка, – смотрела вызывающе, будто внимательно наблюдая за матерью, научилась не только прятать слабость, но и делать это так же демонстративно.

– Почему их никто не выпустил? – спросил Кильон, когда Мерока сбавила шаг, целясь из митральезы прямо в клетку.

– Я знаю почему, – заявила она, остановилась и посмотрела на Кильона.

– Скажешь мне?

Мерока подняла митральезу, целясь прямо в пленницу:

– Обернись!

Никакой реакции. Выражение лица женщины едва заметно изменилось: теперь на ее лице было написано надменное презрение.

– Я сказала, обернись, черт тебя дери! – Мерока слегка изменила прицел. – Шевелись, не то мелочь продырявлю!

Девочка не отреагировала на митральезу, нацеленную ей в голову. В чем тут дело – в глупости, невежестве или героическом мужестве?

– Палец от нетерпения дрожит, – не унималась Мерока.

Молодая пленница задумалась, потом медленно повернулась спиной к Кильону и Мероке. Теперь бритый затылок озаряли оранжевые всполохи пожара, и родимое пятно просматривалось куда лучше.

Только разве это родимое пятно? Ничего подобного Кильон не видал. Слишком четкое, геометрически правильное – естественные такими не бывают. Это же татуировка или клеймо, знак принадлежности или верности. Пятиконечная звезда с точками по краям лучей.

– Она ведьма – вот что это значит, – пояснила Мерока.

– Ведьм нет, – возразил Кильон не так уверенно, как хотелось бы.

– Ну, ведьм, может, и нет. А тектоманты есть. Одна из них перед нами.

– Ты уверена?

– Я видела этих тварей, Мясник. У нее звезда, так что мерзавка – одна из них.

Кильон не знал, что думать. Пока он жил на Клинке, собственного мнения о тектомантах у него просто-напросто не было, – какая разница, существуют они или нет? Для него тектоманты были кем-то на грани мифа и реальности: одни считали их суеверием, другие – диковиной, страшной, редкой и непонятной. Поразмыслив, Кильон решил бы, что верит в них, хотя веру эту сильно ослабляли серьезные сомнения в их силе и возможностях. Неразумно считать тектомантов сказкой, выдуманной, чтобы пугать детей и суеверных: не позволяет огромное количество сведений. Впрочем, в тех сведениях их способности многократно преувеличены, безбожно раздутые перепуганными свидетелями и возбужденными рассказчиками с чужих слов. Встречи с тектомантом Кильон не ждал. Вера в существование тектомантов и в их способности не отменяла их экзотичной редкости. По слухам, они рождались у обычных матерей, не отмеченных звездой с точками. Отдельные болезни проявляются, когда физиологически несовместимых людей угораздит встретиться и стать родителями, то есть причинный фактор скрыт в отце и матери; так и тектоманты, предположительно, рождаются благодаря генетическим особенностям, у предыдущих поколений не проявлявшихся. Однако тектомантия не болезнь. Тектоманты долго не живут, но отнюдь не из-за систематических проблем со здоровьем. Дело в обреченности на безвременную гибель. Тектомантов истребляют, зачастую сжигают на кострах и забрасывают камнями. Иными словами, их считают ведьмами.

И вот сейчас Кильон смотрел на одну из них.

– Ты в это веришь? – спросил он Мероку.

– Не важно, верю я или нет, Мясник. Важно, верят ли черепа и безмозглые инбриды, которые здесь живут. А у них сомнений нет. Эта женщина – ходячая дурная примета. Таких запирают в клетки и поджигают. Вот почему ее не выпустили. До смерти испугались последствий.

Молодая женщина медленно повернулась к ним лицом. Поистине королевской осанкой она ниспровергала все предположения Кильона. Казалось, развернулась модель на подиуме, продефилировав в потрясающе дорогом наряде от кутюр. Худющая, в лохмотьях, он была заперта в клетке, но ее сила ощущалась даже из-за прутьев.

– Но мы не боимся смерти, – проговорил Кильон, заметив, что с тех пор, как они пришли, огонь приблизился. – Мы можем их выпустить. Кто-то же должен.

– Или мы можем пойти дальше, потому что это не наше дело.

– По-моему, теперь это часть нашего дела.

– Вроде черепа, который едва руку тебе не откусил.

– Это другое. Тогда я ошибался, а сейчас прав.

Молодая женщина молча буравила их взглядом. Возможно, она не умела говорить, хотя Кильон чувствовал, что она за ними наблюдает, прислушивается к разговору, ничуть не сомневаясь в том, что случится дальше. Она заговорит, когда сочтет нужным, или ни слова не проронит.

– Послушай, Мясник, вокруг тектомантов полно суеверного дерьма. И моря они руками раздвигают, и по воде ходят, и немощных лечат. Но если хоть десятая часть дерьма – правда, плевать на такое нельзя.

– Значит, суеверное дерьмо все, за исключением правды?

– Не издевайся, Мясник. Я перевидала достаточно странного дерьма и в курсе, во что верить, во что нет, – выбирать не приходится. – Мерока остановилась и посмотрела направо.

Из-за пелены дыма выбрался человек и заковылял меж горящими повозками, вытянув руки перед собой. Череп! Он брел без шлема и ствола. На лице зияли пустые окровавленные глазницы – глаза ему выкололи. Из носа текли сопли, изо рта – слюни. Мерока прицелилась и выстрелила из митральезы, оторвав черепу правую голень.

– Может, они способны сдвигать зоны, а может, и нет, – проговорила она, когда череп рухнул на землю. – По-моему, важны не способности тектомантов, а то, что им приписывают люди. Из-за дурной репутации тектоманты – магнит для неприятностей, которых нам лучше избегать. И все это, не считая их истинных способностей.

Мерока навела было митральезу на нечто, померещившееся ей в дымной завесе, вгляделась в неведомого призрака и снова прицелилась в клетку.

– По тектомантам я не специалист, – начал Кильон, перекрикивая стоны и завывания упавшего черепа, – только ведь клетка их силе не помеха.

– К чему это ты?

– Да к тому, что на свободе эта женщина не более опасна, чем в клетке. К тому, что нельзя изменять своим убеждениям. Нельзя бросать женщину с ребенком среди пожара, в котором они погибнут.

– Есть как минимум два других варианта. Вот первый. – Мерока подняла митральезу. – А второй наверняка найдется у тебя в сумке, если хорошенько поискать.

– Хочешь убить их?

– Да я им этим только одолжение сделаю.

Кильон не глядя сунул докторскую сумку Мероке. Сумка упала на землю.

– Я выпускаю их. Если ты против, застрели меня, и делу конец.

– Очень соблазнительно. – Мерока зло прищурилась, словно у нее руки чесались расстрелять Кильона. – Чем же ты намерен открыть клетку? Ногтями? Сарказмом?

Кильон выбрал удобное место и влез на повозку, стараясь держаться подальше от горящего конца. В огонь он не попал, но обжег ладони обшивкой. Металлические прутья клетки стремительно нагревались.

– Она права – я ведьма, – спокойно и уверенно проговорила молодая женщина, будто считала себя обязанной подтвердить опасения Мероки. – Я из тектомантов. У меня дар.

Клетка запиралась на защелку, с которой справился бы и младенец, если бы ее не блокировал висячий замок. Кильон понял, что Мерока знает об этом.

– Можешь взломать замок? – спросил он ее. – Только не ври!

Мерока поморщилась, словно сам ответ причинял ей боль.

– Быстро не сумею, а нужно быстро.

– Прислушайся к ее словам, – не унималась пленница. – Сила во мне выше твоего разумения. Выпустишь меня – все изменится.

– Это ты так думаешь, – буркнул Кильон.

– А ты нет? – спросила пленница. По тембру ее голос больше напоминал мужской, а непоколебимое спокойствие начинало действовать на Кильона.

– Если ты тектомант, клетка твоим способностям не помеха.

– Ты что-то о нас знаешь?

– Достаточно, чтобы понимать: будь я тектомантом, не спешил бы убедить в этом окружающих. – Кильон вытащил из кармана револьвер Мероки, не без труда обхватив рукоять перевязанными пальцами. На меткость при стрельбе левой рукой он не полагался. – Пожалуйста, отойди от дверцы. Я постараюсь отстрелить замок.

Сначала пленница не двигалась, потом отступила на пару шагов, скорее даже ее оттащила дочь, потянув за платье. В ее волевом лице угадывались черты матери – те же широкие скулы и выступающий подбородок, хотя исхудавшей девочка не казалась. Кильон удовлетворенно кивнул и прицелился в замок, держа оружие на расстоянии нескольких пальцев от него. Так слишком близко или недостаточно близко? Он понятия не имел. Как и о том, реально ли, в принципе, отстрелить висячий замок. Свободной рукой он прикрыл глаза и выжал спуск. Ничего не произошло. Кильон догадался, что не взвел курок, исправил ошибку и снова прицелился.

Раздался выстрел, и в то же мгновение – по крайней мере, так показалось Кильону – пуля со звоном срикошетила от металла. Кильон посмотрел на дверь, надеясь увидеть разбитый замок, а увидел щербинку на корпусе. Он снова спустил курок, но револьвер не выстрелил.

– Отойди, – велела Мерока.

Кильон даже не слышал, как девушка залезла в повозку, но вот она тут как тут, пожалуйста, с митральезой на изготовку.

– Раз такое дело, – начала она, направляя стволы на висячий замок, – я по-прежнему считаю свой вариант дельным.

– Она не ведьма, – уперся Кильон. – Раба иллюзий – возможно, но не ведьма.

Митральеза выстрелила. Навесной замок не сломался – его просто снесло вместе с большим куском защелки. Мерока отшвырнула почерневшие ржавые обломки. Клетка открылась.

Мерока прицелилась в узниц:

– Это наш добрый поступок дня. Теперь убирайтесь.

Женщина шагнула к ней, волоча за собой дочь.

– Ты меня боишься, – заявила она, обращаясь к Мероке.

– Ага, вроде того, но огромная пушка-подружка у меня, а с ней и куча снарядов. В общем, на твоем месте я бы не упиралась.

Мерока спрыгнула на землю, по-прежнему целясь в клетку и в ее бывших узниц. Женщина потянулась к двери и застыла на пороге, словно раздумывая, стоит ли выходить. И у нее, и у девочки ноги были босыми и грязными.

– Они здесь, – объявила девочка, с опаской посмотрев вверх.

– Что это за звук? – Кильон лишь сейчас уловил жужжание.

Доносилось оно сверху, из-под раздутого полога озаренных пламенем облаков.

– Черепа, – ответила Мерока.

– Они теперь в воздухе?

– Корабли у них есть. Так близко к Клинку они, как правило, не летают, но, чувствую, правила теперь изменились.

– Здесь был зональный сдвиг, – проговорила женщина, глядя на Кильона.

– Да. – Во рту у него пересохло, причем сильнее, чем можно было бы объяснить жаром пламени. – Ужасный сдвиг. Сильный тектоморфный сдвиг. Те, кто захватил вас, из-за него заболели. А ты сама недомогание чувствуешь?

– Я кажусь тебе больной?

– Послушай, я врач. У меня есть препараты – лекарства, которые помогут тебе и твоей… Полагаю, это твоя дочь?

– Нам твои лекарства не нужны. – Женщина говорила внятно, но чувствовалось, что язык Клинка ей не родной.

– Значит, у вас потрясающая зональная выносливость, – сделал вывод Кильон.

– Твоя городская заумь для меня пустой звук. Я сильная, потому что родилась такой.

– Да-да, ведьмой, примем пока этот вариант. Хотел лишь сказать, что если тебе нужна помощь… – Он осекся, чувствуя, что Мерока злится и ждет малейшего повода, чтобы выстрелить.

– Мясник, нам пора в путь.

– Ты поступил правильно, – сказала женщина. Она подхватила на руки дочь – мышцы на руках превратились в стальную проволоку, – и вышла с нею из повозки. – Ты проявил отвагу и заслужил нашу благодарность. А теперь выбрось нас из головы.

– После всего случившегося мы не можем просто оставить вас.

– Мы пальнуть можем, – напомнила Мерока.

– Твоя подруга не ошиблась. – Женщина оглядела Мероку с надменным презрением. – Я и впрямь приношу несчастье. Поэтому мы странствуем одни. И поэтому вы нас больше не увидите.

– Не слушай Мероку. Говоришь, сдвиг на тебя не подействовал, но как насчет скрытых повреждений, которые сразу незаметны? Человеку не пережить такой бури без вреда для здоровья. Пожалуйста, не утверждай, что ты другая. Разреши мне хоть девочку осмотреть.

– На это у нас нет времени, – заявила Мерока.

– Тогда в путь. Давайте вместе, вчетвером.

– Нет, – отрезала женщина. – Мы странствуем одни. Твоя подруга права. Вам пора.

Молодая женщина отвернулась, и Кильон разглядел знак на затылке. Там, где красовалась звезда с точками, кожа покраснела.

– Дай мне взглянуть, – попросил Кильон.

Его тон подействовал, потому что женщина не отстранилась, позволив коснуться своего затылка и легонько обвести знак.

– Тебе известен знак тектомантов? – проговорила она.

– Да, известен, – чтобы поддержать разговор, отозвался Кильон. – Только это не знак. Это… Трудно сказать. Неумелая татуировка, поверхностный ожог, возможно химический. Скорее, татуировка. Вижу следы уколов, где вводили чернила под кожу. Это не пигментация.

– И что? – спросила Мерока.

– То, что налицо фальшь, – ответил Кильон. – Эту женщину сделали похожей на ведьму. Ее побрили, поставили знак на затылок, чтобы сделать похожей на тектоманта.

– Ты ничего не знаешь, – проговорила женщина. – Знак тектомантов меняется от сезона к сезону – он то больше, то меньше.

Кильон сжал ей запястье. Ему показалось, что он держит туго натянутый стальной трос, словно звенящий от напряжения.

– Кто-то с тобой это сделал, – настойчиво проговорил он. – Возможно, черепа хотели придать тебе такой образ, чтобы при случае продать суеверным идиотам. Только это ложь. Что бы тебе ни говорили, что бы ни внушали, ты не ведьма. Ты – женщина, мать, обладательница поразительной зональной выносливости. Но не ведьма. И мы не боимся тебя, верно, Мерока?

– Если она не ведьма, почему так старательно втирает нам очки? – спросила та.

– Не знаю, – ответил Кильон, выпуская руку женщины.

– Она небось с приветом, вот и все.

– А какой бы ты была, если бы черепа захватили тебя, заклеймили ведьмой и заперли в клетку? Плюс к тому постоянные мысли о том, что тебя сожгут заживо. Еще чуть-чуть психотропных – и кого угодно можно из колеи выбить.

– Это твое мнение, Мясник. Я считаю, лучше нам сейчас попрощаться и разойтись.

– Твоя подруга очень мудра, – заявила женщина, кивая с серьезным видом. – Прислушайся к ее советам.

– Если бы я прислушивался к ее советам, ты сейчас сидела бы в клетке.

– С этим не поспоришь, – мрачно подтвердила Мерока, настороженно оглядываясь.

– Позволь мне хоть девочку осмотреть, – снова попросил Кильон. – Только не здесь. Если уйдем чуть дальше и выберем место для привала, первичный осмотр я проведу.

– В темноте? – удивилась Мерока.

– Значит, дождемся рассвета. – Кильон снова повернулся к женщине. – Вы обе босые. Идти сможете? Наши кони, к сожалению, погибли накануне ночью.

Кильон чувствовал, что женщина взвешивает и тщательно просчитывает имеющиеся возможности. Даже если ее сбили с толку – полной уверенности в этом у него не было, – сообразительностью ее природа не обделила. В ее глазах читался острый безжалостной ум – у Кильона даже мурашки по коже побежали. Взгляд удивлял пронзительностью и вниманием, обезоруживал сосредоточенностью.

Кильон гадал, известна ли ей его истинная сущность.

– Мы пойдем с тобой, – объявила наконец женщина. – Захочешь – осмотришь девочку. Потом мы попрощаемся.

– Меня зовут Кильон, я – доктор из города. Мерока – мой… – Кильон замялся, подбирая слова, – мой проводник. Она ориентируется во Внешней Зоне. Этой дорогой мы шли на встречу с ее друзьями, которые помогут мне попасть в Гнездо Удачи.

Женщина взглянула на Кильона. Интереса у нее в глазах поубавилось.

– Так вы едете с Богоскреба?

– Да.

– Надеюсь, вы со всеми попрощались. Город мертв. – Женщина выдержала паузу и добавила: – Меня зовут Калис, мою дочь – Нимча, больше вам знать не нужно.

По изрезанной колеями обочине Калис с Нимчей двинулись прочь от горящего каравана.

– Чудо-собеседница! – съязвила Мерока, шагая рядом с Кильоном, но достаточно далеко от матери с дочерью, чтобы они не подслушали. – Море обаяния и общительности!

– Кто бы говорил!

– У меня это от нервов.

– Насколько нам известно, это у Калис от нервов. Ей нужно время, чтобы решить, можно нам доверять или нет.

– Ты спас ее, Мясник. Чего еще она хочет?

– По-моему, тут дело очевидное. Калис доверяла людям и дорого за это заплатила. Разве не стоит простить ей сомнения? Пусть убедится, что мы не желаем ей зла.

– Сколько времени ей надо? Недели? Месяцы?

– Если они останутся до утра, я осмотрю девочку. И мать, если она позволит. Понадобятся лекарства – я постараюсь помочь. Дальше пусть идут своей дорогой.

Мерока покачала головой:

– Чувствую, это тоже наверняка добром не кончится.

Врачебная этика, забота о женщине с ребенком – все это хорошо, но Кильон понимал: если не передохнет, к рассвету выбьется из сил. Тогда полноценный осмотр он точно не проведет: не разглядит неуловимых признаков латентного зонального недомогания. В сумке у него имелись составы, способные взбодрить на несколько часов, но даже в нормальных условиях «химическая» встряска даром не проходит. Кильон принимал антизональные, а сочетание лекарств запросто могло привести к летальному исходу. Оставалось лишь положиться на запасы собственной выносливости.

Мерока, наоборот, усталости, похоже, не испытывала. Она была в своей стихии и делала то, что умела лучше всего, – выживала, а заодно и немного мстила. Вот она заметила черепа, лежащего на земле у охваченной пламенем самоходной повозки. Мерока сошла с обочины и зашагала к нему. До сих пор череп не шевелился, но, увидав девушку, попытался уползти, цепляясь за землю и волоча безвольные ноги, не то раздавленные, не то парализованные. Кильон оказался у Мероки за спиной и видел, как она распахнула куртку и залезла в свой личный арсенал. Раздался сухой треск, череп дернулся и замер. Мерока вернулась к Кильону, спрятав неведомое оружие в тайник куртки.

– По-прежнему считаешь ее фальшивкой? – беспечно спросила она, словно отлучалась сигарету выкурить. – У нее ведь точно не все дома. Рядом с ней у меня мороз по коже.

– Знала бы ты, как сама на людей действуешь!

– Только не говори, что ничего не чувствуешь.

– Ладно, согласен, Калис чем-то обескураживает. Не утверждаю, что она нормальная, что в голове у нее нет странных мыслей. Однако сверхъестественных способностей я пока не заметил.

– Меня и девчонка пугает. Видал, как таращится?

– Она хлебнула лиха вместе с матерью.

– У нее мозги набекрень, – проговорила Мерока.

Кильон пожал плечами:

– Значит, мы все прекрасно поладим.

Они добрались до головы горящего каравана. Впереди ждали мрак и пустая дорога, стрелой вытянувшаяся навстречу ночи. Калис и Нимча шагали уверенно, словно не чувствовали ни ухабов под ногами, ни холода. Две серые фигурки в лохмотьях, движущиеся посередине дороги. На затылке у Калис четко просматривалась звезда с точками, ветер трепал грязные вихры Нимчи. Тем временем облака уплотнились и поплыли быстрее, в прорехах виднелось усыпанное звездами небо. Жужжание не стихло, напротив, усилилось, став похожим на визжание костепилки.

Внезапно Калис остановилась, Нимча тоже замерла. Обе застыли, как каменные часовые на дороге. Кильон автоматически сбавил шаг, гадая, что там впереди.

– Они что-то увидели, – проговорила Мерока. – Мясник, дай мне револьвер.

– Зачем?

– Ну, перезарядить его не мешает.

Кильон вытащил из кармана револьвер и передал Мероке:

– Держи у себя, ладно? Я левой рукой стреляю плохо.

– А ты старайся. Если нарвемся на боргов, я не собираюсь прикрывать всех одна. Вот, подержи. – Мерока вручила Кильону митральезу, а сама легко и непринужденно стала перезаряжать револьвер, словно занималась этим с рождения.

Она брела вслед за Кильоном вперед – каждый шаг звучал невыносимо громко, – пока они не поравнялись с Калис и Нимчей. Мать и дочь смотрели на дорогу.

Мерока хотела вернуть револьвер Кильону, когда слева от дороги из мрака раздался хриплый крик:

– Эй! Э-ге-гей! Я тут попутчиков нашел. – Неизвестный грубо захохотал. – И ночка в самый раз. Эй, вы, стойте, давайте познакомимся!

Череп! Он выступил из сумрака, целясь в Кильона и Мероку из длинного ружья наподобие мушкета. Его тяжелые доспехи состояли из металлических пластин и всякого хлама, покрытого острыми пластинами и колючими скобами из костей. Металлический шлем закрывал бо́льшую часть лица, по бокам он расширялся, спускаясь к плечам. Для пущего эффекта к корпусу прикрепили обломки черепа и костей – получились до нелепого большие глазницы, в которых едва виднелись глаза. Под доспехами была кольчуга до колен, на ногах – сапоги с шипами.

Мерока вскинула револьвер, и Кильон решил, что она выстрелит. Но вот девушка опустила оружие и не потому, что сочла черепа безобидным, а потому, что он был не один. Во мраке угадывались еще как минимум пятеро, все вооруженные до зубов.

– Похоже, мы вляпались, – тихо проговорила Мерока таким тоном, словно в игре с низкими ставками ей раздали плохие карты.

Кильон так и держал митральезу, их единственное спасение, но понятия не имел, как из нее стрелять. Мерока сжимала дамский револьвер: ничего серьезнее вытащить не удалось.

– Мы вас не обидим. – Кильон постарался сдержать дрожь в голосе.

Череп заржал – Кильон рассчитывал на другую реакцию – и повернулся к спутникам:

– Эй, ребята, этот тип нас не обидит! Здорово, правда? А мы-то от ужаса в штаны наложили!

Другим черепам, одетым кто во что горазд, но, очевидно, из той же группировки, ситуация показалась уморительной. Среди них была и женщина, гоготавшая так, словно ее рассудок повредился давно и непоправимо.

– Мы просто мимо проходили, – пояснил Кильон. – Не стойте у нас на пути, тогда больше о нас не услышите.

– Просто мимо проходили? – переспросил череп с таким живым участием, будто его всерьез это интересовало.

– Мы попали в сдвиг, остались без лошадей и сейчас направляемся в безопасное место.

– Без лошадок остались? Все четверо? И оборванки тоже?

Мерока молчала. Кильон не знал, потеряла ли она дар речи от шока или решила, что с этими молодчиками договариваться бессмысленно.

– Это наши друзья, – ответил Кильон.

– Не вы, случаем, выпустили этих друзей из нашей клетки? Мы ведь слышали о них. Собирались забрать ваших друзей у наших, а тут, бац, шторм, и все изменилось. – Череп коснулся накладки на челюсти, и во рту мелькнули кривые желтые зубы. – Это ведь не ваших рук дело?

– Она не ведьма, – заявил Кильон, чувствуя, как участился пульс.

– А ты спец по ведьмам, да?

– Она притворщица. Знак у нее на затылке не то что взрослого, ребенка не одурачит.

– Ну вот, спецом обзавелись, – проговорил череп.

Он вплотную приблизился к Кильону, словно ничуть не боялся митральезы. Изо рта у него воняло помоями. Череп ткнул стволом в докторскую сумку:

– В ней что-то драгоценное, раз ты так ее стиснул?

– Только лекарства, – с безысходностью сказал Кильон. – Я доктор. Вожу с собой лекарства.

– Лекарства! – с издевкой повторил череп, будто одно слово скрывало целый мир никчемных знаний, с которыми он не желал иметь ничего общего. – Чудо из чудес, да, ребята? Тем более те лекарства кое-кому очень пригодятся.

– По-моему, вы себя чувствуете неплохо, – заметил Кильон.

– Ну, пока нам есть к кому обратиться, но тот источник не резиновый.

– В моей сумке запасы тоже не резиновые.

– Да, но нам они продержаться помогут.

– Ты ошибаешься, мудила, крупно ошибаешься, – наконец подала голос Мерока.

К ней подошел другой череп, Кильон решил, что это женщина, гогот которой он уже слышал, хотя под доспехами не разглядишь.

– Не захлопнешь пасть, пока большая беда не пришла?

– По-моему, беда уже пришла и разувается, разве нет?

Череп отвесил Мероке пощечину, вырвал револьвер у нее из рук, перехватил и прижал ствол ей ко лбу, словно штамп для тиснения кожи.

Мерока не отстранилась. Наоборот, лишь сильнее прижалась лбом к револьверу.

– Не стреляй, – предупредил вожак. – Только мозги ей взбаламутишь. Знаешь ведь, они это не любят.

Другой череп щелкнул языком и спрятал револьвер. От дула на лбу у Мероки осталась круглая отметина.

– Они? – спросил Кильон, хотя чувствовал, что ответ уже знает.

Вожак отнял у него митральезу и уставился на свою добычу.

– Ты мог застрелить нас, – проговорил он чуть ли не с удивлением. – Штуковина-то мерзкая. Так что шансов выжить у нас не осталось бы.

– Не хотелось сразу портить впечатление, – проговорил Кильон.

За это его несильно ткнули в живот ружьем – не с тем, чтобы обидеть или ранить. Всех четверых – Кильона, Мероку, Калис и Нимчу – погнали прочь с дороги, предварительно связав им веревкой руки за спиной. Просторную куртку Мероки никто не проверил. Казалось, черепов она не волнует.

Несколько сот шагов по бездорожью – и они подошли к грузовой платформе с паровым двигателем, высокими бортами и высокими же, как у трактора, колесами. Огромный чугунный маховик медленно вращался, из клапанов с шипением валил пар. На платформе, между передней частью грузовика и пузатым черным бойлером, ждали два черепа. Освещенный фонарями грузовик был готов к отправлению.

– Загружаемся, ребята! – скомандовал вожак. – Пора навестить наших клыкастых друзей!

Один из черепов соскочил с платформы и опустил откидной борт – получился пандус, ведущий в открытый загон, который устроили на платформе. Пленников завели в загон, череп поднял борт и забрался на пост управления. Другие парами влезли на подножку, тянущуюся вдоль платформы, и схватились за поручни. Грузовая платформа – подвеска у нее, похоже, отсутствовала – с сипением и хрипом двинулась с места. Она тряслась и виляла по холодной разбитой земле, пока не оказалась на относительно гладкой и ровной дороге. Черепа ехали в ту же сторону, куда Кильон со спутницами брели до пленения. Свободы их лишили, но иллюзия того, что путь продолжается, осталась.

– Извини, – сказал Кильон Мероке. – Зря я не попросил научить меня пользоваться митральезой. Глядишь, выкрутились бы.

– Не убивайся, Мясник. Даже будь митральеза у меня, нас сцапали бы.

У Мероки внезапный приступ доброты или она без прикрас описывает их незавидное положение?

– Нет, я все равно должен был что-то предпринять.

– Может, тебе следует говорить не со мной.

Кильон кивнул и повернулся к Калис, ожидая, что та отрешилась от реальности и смотрит в темную даль. И вздрогнул, перехватив ее тяжелый взгляд.

– Все будет хорошо, – пообещала женщина.

Девочка, Нимча, разумеется, слушала. Она молчала, но это не означало, что она ничего не понимает. Калис, как любая мать в такой ситуации, защищала дитя от мучительно горькой правды. Хорошо, все точно не будет, но зачем девочке об этом знать?

– Наверное, лучше бы я оставил вас в клетке, – проговорил Кильон. – Нет, не погибать, а дожидаться другого спасителя. Тогда вы не оказались бы в таком положении.

– Ты поступил правильно. Это только к лучшему.

– К лучшему?

– Все наладится, – с дикой самоуверенностью проговорила Калис. – Не вздумай сражаться с этими людьми, тебе их не одолеть.

– Ты знаешь, куда нас везут? – спросил Кильон.

– Да, – ответила Калис, – знаю. Но в любом случае все наладится.

«Она таки безумна!» – подумал Кильон. Даже сейчас, когда гибель становится неизбежной, Калис цеплялась за свои иллюзии. Что, если она сама нанесла этот знак себе на затылок? Неужели это часть самообмана, паутиной которого окружила себя Калис? Если так, это безумие, чистейшее в своем трагизме. При иных обстоятельствах Кильон пожалел бы Калис, а еще больше – Нимчу, обреченную познавать жизнь через искаженное мировосприятие матери.

Грузовая платформа свернула с дороги, и опять затрясло. Фонари раскачивались, выхватывая из мрака безликую, подмерзшую местность. Лишь редкие валуны и булыжники позволяли судить о пройденном расстоянии. Могло показаться, что водитель едет наобум, но пересекающиеся колеи давали понять, что этим маршрутом платформа движется не впервые.

Около лиги проехали на скорости чуть больше пешеходной, и водитель остановил фырчащую платформу. Ничего особенного вокруг не было, но переплетающиеся колеи дружно заворачивали и тянулись в обратную сторону.

Вожак спрыгнул на землю и подошел к хвосту платформы. Он то и дело оглядывался через плечо на что-то далекое. Вопреки устрашающим доспехам и маске, в нем чувствовалась нервозность. Он быстро опустил пандус и махнул пленникам ружьем.

– Странно, что, когда мы прижали вас, вы не попробовали сбежать, отстреливаясь.

– Напрасные действия не в моем стиле, – проговорил Кильон. – А ведь попытки сбежать были бы напрасны, да?

– В общем, да.

– Ну вот, значит, мы не потратили силы понапрасну.

– Слышь, раз ты доктор и все такое, может, ты нужнее нам живым, чем мертвым.

– Если обидите моих друзей, от меня ничего не добьетесь. – Рядом с Нимчей Кильон старался не говорить об убийстве.

Он надеялся, что смерть девочки будет быстрой и безболезненной. Сообщать ей о таком заранее совершенно ни к чему.

– Ну, мы всегда получим, что хотим, – отозвался вожак.

– Очень в этом сомневаюсь.

– Решил, что у тебя завидная сила воли?

– Не завиднее, чем у других. Только доверитесь ли вы доктору, которому дали повод для ненависти? Невеждам препараты у меня в сумке покажутся совершенно одинаковыми. Вдруг под видом лекарства я подсуну вам яд?

– Ты нас невеждами считаешь?

– Попросту говоря, я считаю вас тупыми как пробки.

– Вообще-то, я редко соглашаюсь с Мясником, но тут он прав, – вставила Мерока.

– Ну, это ваше мнение. – Череп замолк.

Потом легким движением саданул прикладом Кильона по лицу.

Удар пришелся на нос; по ощущениям Кильона, что-то сломалось. Очки хрустнули: треснула линза. Кильон упал на спину, врезавшись в борт платформы. Мерока хотела подхватить его, но со связанными руками ничего не получилось. Кильон осел на платформу, голову пронзила боль, стремительная, слепящая, как поздняя электричка.

– Они прибыли, – сказал другой череп.

Мероку, Нимчу и Калис вывели с платформы. Кильон наблюдал за ними через пелену боли. Сперва руки развязали им, потом ему. Под дулом ружья Мероку заставили снять рюкзак и куртку. Главарь черепов просиял при виде ее зловещих сокровищ. Кильона схватили за шиворот, рывком подняли на ноги, треснувшие очки стащили с разбитой переносицы. Он потянулся за ними, но слишком медленно: нога в ботинке превратила очки в искореженные проводки и сверкающие голубые осколки.

– Твоя очередь, городской мальчик!

Разбитый морально и физически, Кильон не мог ответить, даже если бы нашел что сказать. Из носа в рот текла кровь. Он мог только подчиниться людям с ружьями и позволить им тычками согнать себя вниз по пандусу к трем пленницам.

– Марш вперед! – приказал вожак.

Вдали что-то виднелось, едва озаряемое неровным светом раскачивающихся фонарей. Сначала Кильон подумал, что среди пустоты маячит рощица серебристых деревьев, потом сообразил, что это стальные фигуры, числом около дюжины. Часть фигур стояла, часть лежала на земле. Буквально на миг появилась надежда: Кильон решил, что это люди в доспехах, другой отряд, который заберет их у молодых головорезов с ружьями. Не факт, что это к лучшему, зато сулит отсрочку приговора. Но вот черепа подогнали их ближе, фонари лучше осветили группу в стальных доспехах, и Кильон увидел то, чего боялся.

Их ожидали не люди. По сути, даже не живые существа.

– Борги, – проговорила Мерока.