Глава 34

С большим трудом могу вспомнить события после того, как открылась дверь, потому что я буквально онемела от ужаса. Знаю только, что либо Министр слез с меня, либо я спихнула его. Помню, как плакала и спрашивала его, видел ли он Председателя в дверном проеме. Я не могла понять выражения лица Председателя. Когда мы испытываем боль, нам кажется, что даже деревья, покачиваясь от ветра, сочувствуют нам. Поэтому, увидев Председателя, я подумала, что и он сочувствовал моей боли.

Было бы несправедливо сказать, что я испытала только беспокойство и чувство страха. Я также почувствовала возбуждение, ощущение, что моя жизнь становится похожей на реку, в которой прибывает вода. Никогда раньше я не предпринимала таких решительных шагов для изменения своего будущего. Я напоминала ребенка, идущего на цыпочках вдоль обрыва над морем и не представляющего, что может накатить гигантская волна и унести его в море.

Когда буря эмоций утихла и я пришла в сознание, надо мной склонилась Мамеха. Она отвела меня в мою комнату, где стояла Тыква и смотрела на меня как змея, обнаружившая мышь.

— Тыква, я ведь просила тебя привести Нобу, а не Председателя. Не понимаю...

— Тебе, Саюри, очень трудно понять, что в жизни не все идеально.

— Идеально? Случилось худшее из всего, что могло случиться... Ты не поняла, о чем я тебя просила?

— Ты действительно считаешь меня полной дурой? Какое-то время я стояла молча, не зная, что ответить.

— Я считала тебя своей подругой, — наконец сказала я.

— Я тоже когда-то считала тебя своей подругой. Но это было очень давно.

— Ты так говоришь, Тыква, будто я сделала для тебя что-то плохое, но...

— Ты никогда не делала ничего подобного тому, что сделала я? Конечно, нет, Совершенная Госпожа Нитта Саюри! То, что ты заняла мое место, став дочерью окейи, для тебя ничего не значит. Ты помнишь это, Саюри? После того как я рисковала ради тебя, вернув тебе Доктора, не помню как его звали. После того как я подставляла себя Хацумомо, чтобы помочь тебе! После этого ты забыла обо всем и отняла то, что должно было по праву принадлежать мне. Все эти месяцы я задавалась вопросом, почему ты втянула меня в разборки с этим Министром. Я очень сожалею, что на этот раз тебе не удалось попользоваться мной...

— Но, Тыква, — перебила я ее, — неужели ты не могла отказаться помочь мне? Почему ты позвала Председателя? Она встала и выпрямилась во весь рост.

— Я прекрасно знаю, как ты к нему относишься, — сказала она. — На вечеринках ты не отрывала от него глаз.

Она так злилась, что искусала себе губы и испачкала зубы помадой. Тыква сознательно хотела причинить мне боль худшим из всех возможных способов.

— Много лет назад ты что-то у меня взяла, Саюри. Где оно теперь? — Ее ноздри расширились, а лицо исказил гнев. Казалось, дух Хацумомо жил в ней все эти годы и, наконец, вырвался наружу.

До позднего вечера я постоянно перебирала веер происшедших событий. Когда все вокруг пили и смеялись, я только изображала смех. Я села как можно дальше от Председателя, чтобы наши глаза не могли случайно встретиться. И в течение вечера мне это удавалось. Но позже, проходя через зал, я все-таки столкнулась с ним. Мне было до такой степени стыдно, что я поклонилась ему и быстро пробежала мимо.

Я очень хорошо помню все, что делала тем мучительным для меня вечером. Когда все заснули, я выбежала из здания и пошла в темноту к прибрежным скалам, и море грохотало подо мной. Рев океана напоминал горький плач. Мне казалось, что деревья, ветер и даже скалы, на которых я стояла, — все в сговоре со старым врагом моей юности, Хацумомо. Порывистый ветер и раскачивающиеся деревья, все насмехаются надо мной. Могло ли случиться, что поток моей жизни с этих пор разделился? Я достала из рукава носовой платок Председателя. В тот вечер я взяла его с собой в постель, чтобы успокоиться. Я вытерла им слезы и, вытянув руку, подставила его ветру. Я уже была готова выбросить его в темноту, как вдруг вспомнила о маленьких погребальных дощечках, присланных мне господином Танака много лет назад. Эти знаки траура в окейе — единственное, что осталось от моего детства. Платок Председателя был тем, что останется от всей моей последующей жизни.

Вернувшись в Киото, следующие несколько дней я активно занималась привычными для себя делами. Как обычно, делала макияж и посещала чайные дома, будто в мире ничего не изменилось. Я вспомнила, как Мамеха однажды сказала мне, что работа помогает справиться с разочарованием. Но моя работа совершенно не помогала мне. Каждый раз, по дороге в чайный дом Ичирики, я вспоминала, что в один прекрасный день Нобу известит меня о заключенной сделке. Учитывая его исключительную занятость в последние несколько месяцев, я надеялась, что, по крайней мере, неделю или две не увижу его. Но утром в среду, через три дня после нашего возвращения из Амами, я получила приглашение в чайный дом Ичирики от «Ивамура Электрик».

Я надела желтое шелковое кимоно с темно-синим поясом, прошитым золотыми нитями, Анти сказала, что я замечательно выгляжу, но на меня из зеркала смотрела побежденная женщина. Конечно, и раньше случались моменты, когда я бывала недовольна своей внешностью перед выходом из окейи. Чаще всего мне удавалось найти какой-нибудь плюс в своем внешнем виде. Например, когда я надевала голубое кимоно, мои глаза казались голубыми, а не серыми, независимо от того, как я себя чувствовала. Но в тот вечер мое лицо казалось мне впадиной между скулами, хотя я и сделала, как обычно, западный макияж. Даже прическа казалась мне неаккуратной. Но я была не в силах что-либо делать со своей внешностью и лишь попросила мистера Бэкку завязать мой пояс повыше.

Первое приглашение я получила от американского полковника, который хотел поприветствовать нового мэра Киото. Это мероприятие проводилось в бывшей усадьбе семьи Сумитомо, являвшейся штаб-квартирой седьмой американской дивизии. Меня удивило, что многие красивые камни в саду выкрасили в белый цвет, а к деревьям прикрепили картонки с непонятным для меня текстом на английском языке. Когда это мероприятие закончилось, я пошла в Ичирики, и слуга проводил меня в небольшую комнатку, где мы уже однажды встречались с Нобу. Вполне понятно его желание объявить мне о том, что он станет моим данной, именно в этой комнате. Я подсела к столу так, чтобы Нобу мог сесть напротив ниши и ему было бы удобно наливать сакэ себе и мне. Для Нобу это должна быть прекрасная ночь, я сделаю все, чтобы не испортить ее.

Приглушенный свет и красноватый цвет стен в комнате создавали очень приятную атмосферу. Я опять вспомнила тот особый запах — смесь пыли и масла, использовавшегося для полировки мебели, присущий этой комнате. И все подробности вечера, проведенного здесь с Нобу, опять всплыли в моей памяти. Тогда у него на обоих носках были дырки, и сквозь одну из них виднелся большой палец с аккуратно подстриженным ногтем. Неужели с того вечера прошло только пять с половиной лет? Мне казалось, что прошла целая эпоха, уже столько людей, живших тогда, умерло. Мамеха однажды сказала мне, что мы становимся гейшами не для того, чтобы сделать нашу жизнь счастливой, а потому, что у нас попросту нет выбора. Если бы моя мама была жива, я бы смогла стать женой и матерью, жить где-нибудь на побережье и думать о Киото, как о далеком месте, где торгуют рыбой. Была бы моя жизнь хуже? Сложно сказать. Нобу однажды сказал мне: «Я очень простой человек, Саюри. Я не люблю окружать себя тем, что не могу иметь». Возможно, со мной происходило то же самое. Всю свою жизнь в Джионе я представляла Председателя рядом с собой, а сейчас не могла быть с ним.

Прошло десять минут, и я стала сомневаться, придет ли Нобу. Зная, что не должна бы этого делать, я все же положила голову на стол, чтобы отдохнуть, потому что мало спала несколько ночей подряд. Я не уснула, но погрузилась на некоторое время в состояние жалости к себе. Мне привиделся особенный сон, в котором я услышала барабанную дробь на расстоянии и шум воды, вытекающей из крана, а потом почувствовала, что кто-то дотронулся до моего плеча. Когда подняла голову от стола, то увидела, что рядом со мной стоит Председатель. Барабанной дробью отливались его шаги, шум воды напоминал скрип двери. А сейчас он стоял рядом со служанкой за моей спиной. Я поклонилась и извинилась, что уснула, потому что я подумала, что меня действительно разбудили, но на самом деле это был не сон. Председатель сидел на той самой подушке, на которой должен был сидеть Нобу. Пока служанка ставила на стол сакэ, в моей голове появлялись ужасные мысли. Может, Председатель пришел сообщить мне, что с Нобу что-нибудь случилось. Иначе ведь он бы пришел сам. Я уже собралась спросить Председателя о Нобу, но в этот момент в комнату вошла хозяйка чайного дома.

— О, Председатель, мы не видели вас несколько недель!

Хозяйка была всегда вежлива с гостями, но по ее натянутому голосу я поняла, что ее что-то волнует. Возможно, как и меня, ее интересовало, что случилось с Нобу. Когда я наливала сакэ Председателю, хозяйка подошла и села за стол. Она взяла его за руку, прежде чем он поднес сакэ к губам, и наклонилась к нему.

— Я не понимаю, почему вы предпочитаете этот сакэ другим. Мы сегодня открыли лучший сакэ из всех, какие у нас были за эти годы. Уверена, что когда Нобу-сан придет, он оценит его.

— Я уверен, Нобу оценит этот сакэ, он любит качественные вещи. Но сегодня он не придет.

Меня очень встревожили эти слова, но я старалась не отрывать глаз от стола. А по тому, как хозяйка быстро поменяла тему разговора, я поняла, что и она очень удивилась.

— Не кажется ли вам, Председатель, что Саюри сегодня очень хорошо выглядит?

— Скажите, хозяйка, а когда Саюри выглядела плохо?.. Да, кстати, вы напомнили мне... я тут кое-что принес.

Председатель положил на стол небольшой сверток, завернутый в голубой шелк. Я не заметила его, когда он вошел в комнату. Он развязал его, достал оттуда короткий плотный свиток и начал его разворачивать. Свиток потрескался от времени и содержал много миниатюрных сцен, изображающих императорский двор. Если вы видели подобные свитки, то, наверное, знаете, что их можно развернуть во всю комнату и увидеть комплекс императорского двора, начиная от ворот с одной стороны и заканчивая концом дворца с другой стороны. Председатель начал разворачивать свиток, переходя от одной сцены к другой. Разворачивались сцены с вечеринками, аристократами, играющими в мяч... Он остановился на сцене с молодой девушкой, склонившейся на коленях в роскошном многослойном платье на деревянном полу перед императорскими покоями.

— Что вы думаете об этом? — спросил Председатель.

— Интересный свиток, — сказала хозяйка. — Где Председатель его нашел?

— О, я купил его много лет назад. Но посмотрите на женщину, изображенную здесь. Из-за нее я и купил этот свиток. Вы ничего не замечаете?

Хозяйка стала пристально изучать рисунок, а Председатель придвинул свиток ко мне. Изображение женщины было не больше монеты, и сначала я ничего не заметила. Но вдруг поняла... У нее были бледные глаза, а когда я наклонилась поближе, то увидела, что они серо-голубые. Я сразу вспомнила работы Учида, рисовавшего меня. Я покраснела и пробормотала что-то о том, какой красивый свиток. Хозяйке он тоже очень понравился. Спустя какое-то время она поднялась и сказала:

— Ладно, я оставлю вас вдвоем и пойду принесу вам сакэ, о котором я говорила. Или, может, оставить его до следующего раза, когда придет Нобу?

— Не волнуйтесь, — сказал Председатель. — Мы обойдемся тем сакэ, какой у нас есть.

— А с Нобу-сан все нормально?

— Не волнуйтесь, все в порядке.

Я обрадовалась, услышав это, но, с другой стороны, испытывала ужасный стыд. Если Председатель пришел не затем, чтобы сообщить мне какую-нибудь информацию о Нобу, значит, он пришел... может быть, отчитать меня за мой поступок. Я старалась не представлять себе, что мог увидеть Председатель: Министр без штанов и я с голыми ногами, торчащими из смятого кимоно...

Когда хозяйка вышла из комнаты, дверь за ней закрылась так, будто кто-то вынул меч из ножен.

— Можно я скажу, Председатель? — начала я, насколько могла твердо. — Мое поведение в Амами...

— Я знаю, о чем ты думаешь, Саюри. Но я пришел не для того, чтобы ты передо мной извинялась. Послушай меня. Я хочу рассказать тебе о том, что произошло много лет назад.

— Председатель, мне так неудобно, — я опять попыталась его перебить, — простите меня, но...

— Прошу тебя, послушай меня. Скоро ты поймешь, для чего я тебе все это пытаюсь рассказать. Помнишь ли ресторан Цумио? Его закрыли в конце Депрессии, но... ладно, ничего... ты была очень молода тогда. Тем не менее однажды, сколько-то лет назад, а если быть точным, восемнадцать лет назад, я пошел в этот ресторан с коллегами. С нами была гейша по имени Изуко из района Понточчо. В то время она была самой известной гейшей, — продолжал Председатель. — Мы закончили обедать несколько раньше, поэтому по дороге в театр я предложил немного прогуляться.

В это время я достала из-за пояса платок Председателя, положила его на стол и разгладила для того, чтобы была ясно видна монограмма Председателя. За долгие годы платок испачкался в углу, лен пожелтел, но мне показалось, что Председатель сразу узнал его. Он замолк и взял в руки платок.

— Где ты его взяла?

— Председатель, все эти годы меня интересовало, знали ли вы, что я была той маленькой девочкой, с которой вы однажды встретились. В тот вечер, по дороге в театр, вы поговорили со мной, подарили носовой платок и дали монетку...

— Ты хочешь сказать, что, даже будучи начинающей гейшей, ты знала, что именно со мной тогда разговаривала?

— Я узнала Председателя как только его увидела в следующий раз. Честно говоря, я потрясена, что Председатель помнит меня.

— Тебе стоит иногда смотреть на себя в зеркало, Саюри. Особенно, когда твои глаза влажны от слез. Потому что они становятся... я не могу это выразить. Я чувствую, что начинаю видеть сквозь них. Ты знаешь, я очень много времени провожу сидя напротив мужчин, которые практически никогда не говорят мне правду, и передо мной возникает девочка, которая меня никогда не видела раньше, но очень хочет, чтобы я заглянул в нее...

Тут Председатель на мгновение замолчал.

— Ты никогда не задумывалась, почему Мамеха стала твоей старшей сестрой?

— Мамеха? — спросила я. — Не понимаю, при чем здесь Мамеха.

— Ты действительно не знаешь?

— Не знаю чего?

— Саюри, я попросил Мамеху позаботиться о тебе. Я рассказал ей о красивой девушке с потрясающими серыми глазами, которую случайно встретил, и попросил ее, чтобы она обязательно, если найдет тебя в Джионе, помогла тебе. Я обещал ей покрыть все расходы. И через несколько месяцев ей удалось найти тебя. Из того, что она мне рассказала спустя много лет, я понял, что без ее помощи ты бы никогда не стала гейшей.

Я не могу описать, какое впечатление произвели на меня слова Председателя. Я всегда считала, что это личная заслуга Мамехи — избавить себя и весь Джион от Хацумомо. Теперь же я поняла истинные мотивы ее поведения... Мне захотелось вернуться назад и вспомнить все, что она говорила мне, и понять, что стояло за ее словами. Но не только Мамеха в мгновение изменилась, но и я сама себе показалась другой. Когда я бросила взгляд на свои руки, лежащие на коленях, я восприняла их как руки, созданные Председателем. Я почувствовала радость, страх и благодарность одновременно. Я отодвинулась от стола, чтобы поклониться и выразить ему свою благодарность, но, прежде чем сделать это, я должна была сказать:

— Председатель, простите меня, пожалуйста, но если бы вы мне сказали это хотя бы несколько лет назад... Я не могу передать, как много бы это значило для меня.

— Есть причина, Саюри, по которой я не мог тебе об этом сказать. И настаивал, чтобы Мамеха тоже тебе ничего не говорила. Это связано с Нобу.

Когда я услышала имя Нобу, все мои эмоции испарились. Я поняла, куда клонил Председатель и для чего он затеял этот разговор.

— Председатель, — сказала я, — я недостойна вашей доброты. В прошлые выходные, когда я...

— Признаюсь, Саюри, — перебил он меня, — то, что произошло на Амами, не дает мне покоя.

Я чувствовала, что Председатель смотрит на меня, но сама не могла поднять глаза, чтобы посмотреть на него.

— Есть один вопрос, который я хотел бы обсудить с тобой, — продолжил он. — Я целый день думал, как лучше начать этот разговор. Я продолжаю думать о том, что произошло много лет назад. Я уверен, что существует лучший способ выразить себя, но... Я думаю, ты понимаешь, что я пытаюсь сказать.

Он снял свой пиджак и положил на циновку за собой. Я почувствовала запах крахмала от его рубашки, который напомнил мне пропахшую глажкой комнату генерала в Суруйе.

— Когда «Ивамура Электрик» была еще молодой компанией, — начал Председатель, — я узнал человека по имени Икеда, работавшего на одного из наших поставщиков. Он гениально решал сетевые проблемы. Иногда, когда у нас были проблемы с оборудованием, мы заключали с ним договор на один день, и он легко все налаживал. Однажды вечером, когда я спешил с работы домой, то столкнулся с ним в аптеке. Он сказал, что чувствует себя очень раскрепощенно, потому что уволился с работы. Когда я спросил его, почему он это сделал, он ответил: «Пришло время уйти, я и ушел». Спустя несколько недель я опять спросил его: «Почему ты все-таки бросил свою работу?» Он сказал: «Господин Ивамура, я годами хотел перейти работать в вашу компанию. Но вы никогда мне этого не предлагали. Вы всегда звали меня, чтобы решить какую-нибудь проблему, но никогда не предлагали работать у вас. Однажды я понял, что вы никогда не предложите мне работу, потому что вам неудобно переманивать меня от одного из ваших поставщиков и портить ваши деловые отношения. Только если я первым оставлю свою работу, у меня появится шанс быть приглашенным. Поэтому я и ушел».

Я знаю, Председатель ждал от меня ответа, но не решилась что-либо сказать.

— И я подумал, что, возможно, твоя встреча с Министром имела ту же цель, что и поступок Икеды. Я объясню, почему подумал об этом. Я был очень зол на Тыкву, когда мы возвращались от театра, и спросил, для чего она это сделала. После этого она сказала мне кое-что, что на первый взгляд не имело абсолютно никакого смысла. Она сказала, что ты просила привести Нобу.

— Председатель, пожалуйста, не надо, я допустила такую ошибку...

— Прежде чем ты продолжишь, мне хотелось бы узнать, для чего ты это сделала. Возможно, ты чувствовала, что делаешь приятное для «Ивамура Электрик»... Не знаю. Или, может, ты чем-то обязана Министру, а я об этом не знаю.

Я слегка покачала головой, потому что Председатель перестал говорить.

— Мне ужасно неудобно, Председатель, — прошептала я, — но... у меня были сугубо личные мотивы.

Выдержав паузу, он вздохнул и взял в руки чашку. Я налила ему сакэ с таким ощущением, будто у меня чужие руки. Он опрокинул сакэ в рот, подержал его во рту и затем проглотил. Когда я увидела его с наполненным ртом, я подумала о себе как о пустом сосуде, увеличивающемся от стыда.

— Хорошо, Саюри, — сказал он, — я объясню тебе, что я имею в виду. Тебе будет непонятно, почему я пришел сюда сегодня или почему я опекал тебя все эти годы, если я не опишу тебе суть моих отношений с Нобу. Поверь мне, я лучше, чем кто-либо знаю, каким невыносимым он может быть. Но он гений, и я ценю его больше, чем всю команду вместе взятую.

Я не знала, что делать или говорить, поэтому трясущимися руками взяла бутылочку и налила Председателю еще немного сакэ и восприняла как дурной знак то, что он не взял чашку.

— Однажды, когда мы с тобой были совсем немного знакомы, — продолжал он. — Нобу принес тебе в подарок гребень и подарил его тебе в присутствии всех. До этого момента я не представлял себе, как трепетно он к тебе относился. Я уверен, что и раньше были какие-то моменты, по которым об этом можно было догадаться, но как-то не обращал на них внимания. А когда я понял, что он чувствует, когда обратил внимание на то, как он смотрел на тебя в тот вечер... то понял, что не могу лишить его того, чего он так страстно желал. На самом деле, спустя годы мне стало мучительно трудно слушать Нобу, когда он говорил о тебе.

Здесь Председатель сделал паузу и сказал:

— Саюри, ты меня слушаешь?

— Да, Председатель, конечно.

— Может быть, ты не должна этого знать, но я перед Нобу в большом долгу. Я действительно основатель компании и его босс. Но когда «Ивамура Электрик» была молодой компанией, у нас возникли большие проблемы с наличностью, и мы практически теряли наш бизнес. Я не хотел терять контроль над компанией и не послушал Нобу, настаивавшего на том, чтобы пригласить инвесторов. В конце концов он оказался прав, несмотря на то, что это на какое-то время внесло разлад в наши отношения. Но он оказался безусловно прав, а я ошибся. Без него я бы потерял компанию. Как бы ты отплатила человеку за это? Ты знаешь, почему я называюсь Председателем, а не Президентом? Потому что я дал этот титул Нобу, несмотря на все его отказы. Вот почему когда я увидел его восхищение тобой, то постарался скрыть свое отношение к тебе. Но жизнь оказалась жестока по отношению к нему. Он не очень добрый человек.

За все эти годы я и подумать не могла, что Председатель испытывает ко мне хоть какие-нибудь чувства. И теперь, когда я узнала, что он уступил меня Нобу...

— Я никогда не предполагал, что не смогу уделять тебе внимание. Но ты понимаешь, что если бы он заметил мое чувство к тебе, то тут же оставил бы тебя.

Все эти годы я мечтала о том, что однажды Председатель скажет, что он заботится обо мне, и тем не менее я никогда вполне не верила, что это возможно. Я не могла вообразить, что он может сказать мне то, что я хотела услышать, а также, что Нобу — моя судьба. Возможно, я не достигну своей цели, но в тот момент казалось свыше моих сил сидеть в одной комнате с Председателем и не сказать ему, какие чувства я к нему испытываю.

— Простите меня за то, что я собираюсь вам сейчас сказать, — наконец с трудом произнесла я.

Я попыталась продолжить, но комок подступил к горлу, и какое-то время ушло на то, чтобы сглотнуть.

— Я очень признательна Нобу, но на Амами... То, что я сделала на Амами, я сделала из-за моих чувств к вам, Председатель. Каждый шаг в моей жизни с тех пор, как я девочкой в Джионе увидела вас, я совершала, чтобы стать ближе к вам.

Когда я произнесла эти слова, кровь прилила к лицу. Мне казалось, я должна взлететь в воздух как зола из костра, прежде чем смогу сконцентрироваться на чем-нибудь в комнате.

— Посмотри на меня, Саюри.

Я хотела сделать то, о чем просил Председатель, но не смогла.

— Как странно, — начал он спокойно, как будто говорит сам с собой, — что та женщина, которая смотрела так искренне в мои глаза, будучи девочкой, сейчас не может сделать то же самое.

В этой просьбе не было ничего сложного, но тем не менее я нервничала так, словно меня попросили выйти на сцену перед целым Киото. Мы сидели на углу стола так близко друг к другу, что когда я подняла свои глаза, чтобы посмотреть в его, то увидела темные круги вокруг его радужной оболочки. Я думала, что, возможно, не должна смотреть на него, а мне лучше поклониться и предложить ему чашечку сакэ... Но никакое движение уже не могло остановить нашего притяжения друг к другу. Пока я думала об этом, Председатель взялся за воротник моего платья и привлек меня к себе. Какой-то момент наши лица находились так близко, что я чувствовала тепло его дыхания. Я пыталась понять, что происходит со мной и что я должна была делать или говорить. И тут Председатель притянул меня к себе еще ближе и поцеловал.

Вас может удивить, но впервые в моей жизни кто-то по-настоящему поцеловал меня. Генерал Тоттори несколько раз прижимался к моим губам, когда был моим данной, но делал это абсолютно бесстрастно. Даже Яшуда Акира, который купил мне кимоно и которого я соблазнила однажды в чайном доме Тотемацу, десятки раз целовал мои лицо и шею, но ни разу не дотронулся до моих губ. Можете представить, что этот поцелуй, первый настоящий поцелуй в моей жизни, показался мне более интимным, чем все, что случалось раньше. У меня появилось чувство, что я брала что-то у Председателя, и это было что-то гораздо более интимное, чем все, что мне до этого давали. Я ощутила потрясающий вкус фруктов и сладостей, и мои плечи прогнулись, а живот расслабился, потому что в памяти, не знаю почему, воскресли десятки разных сцен, когда Председатель притянул меня опять к себе, одной рукой обнимая меня за шею. Он был так близко ко мне, что я могла видеть влагу на его губах и чувствовать вкус поцелуя, который мы только что завершили.

— Председатель, — сказала я, — почему?

— Что почему?

— Почему... все? Почему вы поцеловали меня? Вы же только что говорили обо мне как о подарке Нобу-сан.

— Нобу отказался от тебя, Саюри. Я ничего у него не отнимал.

В сумятице чувств я не могла понять, что он имеет в виду.

— Когда я увидел тебя с Министром, у тебя был такой же взгляд, как и тогда, много лет назад, когда я увидел тебя около Ширакава, — сказал он мне. — Я увидел в твоем взгляде такое отчаяние, что мне показалось, будто ты утопишься, если кто-нибудь не спасет тебя. Когда Тыква сказала мне, что эта встреча предназначалась для глаз Нобу, я решил рассказать ему о том, что я видел. А после того, как злобно он отреагировал... в общем, я понял, что если он не в состоянии простить тебе то, что ты сделала, значит, он не твоя судьба.

Однажды, когда я была еще ребенком и жила в Йоридо, маленький мальчик по имени Гизуке залез на дерево, чтобы прыгнуть в пруд. Он забрался гораздо выше, чем было безопасно, потому что пруд был мелкий. Но когда мы сказали, чтобы он не прыгал, он побоялся спускаться вниз, потому что под деревом были скалы. Я побежала в деревню за его отцом, мистером Ямашита. Он же так медленно спускался с горы, как будто не представлял, в какой опасности находится его сын. Он подошел к дереву, когда у мальчика разжались руки, и он упал. Мистер Ямашита поймал его так легко, как берут мешок в руки. Мы все закричали от радости и стали прыгать на берегу, а Гизуке стоял, моргая глазами, и редкие слезы удивления проступили на его ресницах.

Теперь мне хорошо понятно, что чувствовал Гизуке. Я падала на скалы, а Председатель сделал шаг и поймал меня. Я была так исполнена благодарности, что даже не вытирала слезы, которые собирались в уголках глаз. Его силуэт размылся перед глазами, он приближался ближе и ближе, а в какой-то момент схватил меня в охапку, как одеяло. Его губы коснулись шеи, затем я почувствовала его дыхание на спине. Он любил меня так жадно, что я невольно вспомнила один эпизод, который произошел много лет назад, когда я зашла на кухню в окейе и увидела одну из служанок, которая склонилась над раковиной, откусывая спелую грушу, сок которой стекал по лицу на шею. Она сказала, что не могла устоять, чтобы не съесть ее, и умоляла меня не говорить ничего Маме.