Глава 22

Считается, что одним из важнейших достижений цивилизации является реализация принципа разделения ветвей власти. Казалось бы, что может быть лучше, чем независимые друг от друга законодательная, исполнительная и судебная системы? Да плюс еще четвертая власть, она же вторая древнейшая профессия, то есть пресса, тоже будет не лишней. Для полной завершенности благостной картины сюда под пятым номером можно добавить и первую древнейшую, такие попытки делались уже неоднократно. И все станет просто замечательно! Неужели кто-то сомневается?

Увы, таковые есть. Например, некто Найденов Георгий Андреевич. С ним полностью солидарны Романов Георгий Александрович и Романова-Курильская Мария Александровна, да плюс еще не до конца сосчитанное, но очень немалое количество людей в чинах поменьше. Кстати, и в Российской Федерации сомневающихся тоже достаточно. Почему так? Да потому, что исходный тезис в корне неверен. Нет сейчас таких независимых ветвей власти нигде в мире двадцать первого века, к этому мы еще вернемся. Есть другие, но они не возникли в результате развития демократии и построения гражданского общества, а родились вместе с человечеством. И три их бывало только в не очень длительные переходные периоды, обычно же существуют всего две.

Итак, исторически первым типом человеческого общества была родовая община. Собственно, не только человеческого – у горилл и шимпанзе тоже есть нечто почти такое же. Затем появились племена, то есть объединения нескольких общин по принципу наличия общих предков и длительного проживания на соседних территориях. Эти общества были эгалитарными (вспомните, «либерте, эгалите, фратерните», добрый доктор Гильотен и все такое прочее). То есть люди были практически равны, почти никой власти не наблюдалось, а та, что все-таки была, базировалась на двух китах – уме и силе. Командовать мог либо самый накачанный обладатель самой здоровенной и суковатой дубины, либо хитромудрый старикашка с большим жизненным опытом, иногда способный спрогнозировать развитие ситуации аж на целый час вперед. Очень редко обе способности объединял в себе один человек. Чаще всего сила и разум имели каждый своего носителя, которые вынуждены были как-то сосуществовать друг с другом.

Потом появились вождества, то есть объединения уже нескольких племен. Как правило, такое становилось возможным только после освоения земледелия или скотоводства и, как следствие, появления излишков продовольствия, которые нельзя было сожрать в один присест, и, значит, их приходилось как-то хранить и распределять. В общем, вождества уже представляли собой зародыши государства. И вот тут к уму и силе добавилась религия – появились первые шаманы. То есть на какое-то время ветвей власти стало три. Однако долго никакой переходный период продолжаться не может, и на основе сплава ума, силы, а также с непременным добавлением жестокости, жадности, беспринципности и подлости сформировался институт наследственных вождей, олицетворяющих собой государственную власть. Как противовес ему выступала религия.

Этой паре суждена была долгая совместная жизнь – от первых шумерских городов-государств до конца Средневековья. Разумеется, каждая из ветвей власти не отказалась бы сжить конкурента со свету, но, как правило, они вынуждены были воздерживаться от особо резких движений, ибо ничем хорошим они не кончались.

Борьба всегда шла с переменным успехом: то какой-нибудь фараон вроде Эхнатона прищучит жрецов, но долго наслаждаться плодами победы у него не получится ввиду преждевременной смерти, не очень похожей на естественную, то служители культа, собравшись с силами, отодвинут монарха от власти и устроят теократию – например, такой процесс в концентрированном виде описан у Стругацких в «Трудно быть богом». Однако результат обычно получался неустойчивым – подобное государство быстро уничтожалось либо восставшим народом, либо более разумными соседями, у себя теократии не допустившими.

Вот только на свете нет ничего вечного, и Средневековье потихоньку подошло к концу. В процессе чего все более явно оформлялась победа государства над религиозными структурами, вплоть до полного их подчинения. Однако не успели всякие короли с императорами и прочими эмирами облегченно вздохнуть – мол, наконец-то покончено с засильем проклятых попов! – как на сцену вылезла только что появившаяся третья сила, именуемая мировой финансовой системой. Причем у нее изначально имелось серьезное преимущество перед любыми предыдущими – интернациональность и независимость от религиозных догм. Еврей-ростовщик, бухарский меняла и джентльмен-работорговец одинаково сильно стремились к прибыли, и в случае ее возможности могли прекрасно действовать заодно, не заморачиваясь вопросами веры, этики, национальности и тому подобными предрассудками.

Девятнадцатый век стал веком зарождения общемировой финансовой олигархии, двадцатый – веком успешной ее борьбы за подчинение государственных институтов, а в начале века двадцать первого победа так называемого «большого бизнеса» над всеми правительствами Земли окончательно закрепилась и законодательно оформилась. Сомневающиеся могут почитать конституцию своей страны, наверняка там найдется пассаж о приоритете международных норм над национальными. Где именно эти самые «международные» пишутся, я думаю, понимают уже все. Исключение – США – на самом деле таковым не является, ибо это государство – место дислокации руководящих органов мировой финансовой олигархии. Какие еще, к чертям, могут быть приоритетные нормы в державе, где живут столь уважаемые люди? Никаких, кроме тех, что они сами установили для этой страны и всего остального мира.

Так вот, исходя из вышеперечисленного, я время от времени впадал в глубокие раздумья. Дело в том, что как раз олигархов-то у нас, считай, и вовсе не было! А ведь совсем недавно были, но вот только…

Кто-то был уничтожен чисто физически. Прочие, в достатке наделенные разумной осторожностью и обостренной чувствительностью пятой точки, пока только морально, то есть перед любым хоть сколько-нибудь значительным действием консультировались либо в финансовом департаменте ее величества, либо в моем комиссариате. А вообще-то народ в олигархи уже не очень-то и стремился. Иными словами, люди с деньгами в политику не лезли, отлично представляя, чем это чревато. Имеющим же власть и представлять ничего не надо было – за незаконное или даже не совсем законное обогащение меньше червонца с конфискацией чиновнику или депутату не могло светить почти ни при каких условиях.

Правда, имелось еще двое, несколько выпадающих из общего ряда, – мы с Машей. Да, мы тоже иногда консультировались в означенных структурах, но немного не так, как прочие. А и денег, и власти у каждого из нас было вполне достаточно. Если же вдруг Маше для чего-то не хватало власти или мне – денег, то мы обращались с просьбами друг к другу и, как правило, не отказывали коллеге в такой малости.

Все так, но королева-императрица – она в первую очередь именно императрица. Во вторую – патриотка России, в третью – Гошина жена, в четвертую – моя племянница, в пятую – курильская королева и только в какую-нибудь энную – олигархиня. Учитывая же, что в эн плюс первую очередь она президент Израиля, волноваться вообще не о чем.

У меня стольких отмазок не было, но ведь с проблемами-то разбираться предстояло именно мне, а сам с собой я как-нибудь разберусь без привлечения дополнительных теорий.

То есть никакой своей финансовой олигархии в России не имелось. На остатки мировой, ныне сохранившиеся только в Штатах, да и то в заметно уменьшившихся количествах, нашей стране в принципе было глубоко начхать. И значит, потихоньку оформлялась ситуация, при которой государственная власть совсем не имеет каких-либо конкурентов. Что не есть хорошо, ибо давно известно, что монополизм в большинстве случаев ведет к загниванию.

Вообще-то Гоша озаботился этой проблемой сразу после окончания мировой войны и придумал теорию, согласно которой место финансовой олигархии займут органы народовластия, но только они будут не конкурентами государственной власти, а ее партнерами. Насчет этого у меня сразу возникли сомнения, коими я не преминул поделиться с его величеством. Дело в том, что партнер может быть либо активным, либо пассивным. Но кто бы кого и в какой позе ни поимел в данном тандеме, все равно получится нехорошо.

– У тебя просто удивительный талант опошлить что угодно, – вздохнул император. – Неужели ты не можешь представить себе нормального партнерства?

– Еще как могу!

Мне тут же вспомнился незабвенный Леня Голубков.

– Такого, который не халявщик, а партнер. По-моему, это еще хуже. Разведем, а куда их потом девать-то? Мне и так уже жаловались, что Вилюй не резиновый и там скоро мест хватать не будет.

Гоша сказал, что он постарается подумать и конкретизировать свою теорию, но пока ни к каким результатам его раздумья не привели. Что в общем-то понятно, ибо проблема весьма непроста.

Дело в том, что так называемое народовластие, более известное под псевдонимом «демократия», с моей точки зрения, толком не работает вообще нигде. Во всяком случае, мне такие места, где с этим делом полный порядок, просто неизвестны.

Ладно, не будем рассматривать Федерацию, обратим внимание на западные страны. Пусть где-то есть такая, где выборы абсолютно честные, вероятность победы кандидата зависит не от толщины кошелька его спонсоров, а исключительно от предложенной им программы и личных качеств. Не надо крутить пальцем у виска, это я всего лишь мечтаю! Но даже в мечтах не получается привести такую схему к идеалу, ибо народный избранник до избрания и после него – это совершенно разные люди. И дело тут в основном не в их моральных качествах, хотя, разумеется, таковые тоже, как правило, далеки от кристальной чистоты. Просто бытие – оно, как известно, определяет сознание. И у кандидата на какую-нибудь выборную должность бытие одно, а стоит ему только избраться, как бытие резко меняется. В результате народ только горестно вздыхает, вспоминая, сколь много, горячо и искренне обещал кандидат, и глядя, чего он наворотил, только дорвавшись до власти. А чего же вы хотели? Даже в идеальном случае демократия обеспечивает путь к власти не самым компетентным, а тем, кто умет убедительно и красочно обещать.

Вот тут-то и проявляется главный и обычными методами неискоренимый дефект классической демократии.

Для примера рассмотрим, например, токаря. Или слесаря, или даже разнорабочего. Бывает так, что он уходит в запой? Увы, да, и не так уж редко. Могут его за это уволить? Вполне.

Возможна ли ситуация, когда на заводе установили новые станки и не все токари смогли на них переучиться? Да. И что происходит с теми, кто не смог? Их в лучшем случае переводят в подсобники, а то и вовсе сокращают.

Фантастична ли ситуация, когда выясняется, что подсобный рабочий настолько туп, что не может даже нормально таскать кирпичи? Нет, случается и такое. И никого не удивляет, когда такого дебила выгоняют.

А теперь попытайтесь припомнить хоть один случай прекращения кем-либо депутатских полномочий по причине выдающейся профессиональной некомпетентности – когда избранник вообще не умеет ничего, кроме как болтать не по делу и пилить бюджет, да к тому же еще пьет и прогуливает заседания. Могу сказать, что ничего у вас не выйдет. Если кого-то и лишают депутатства, то исключительно за то, что он потерял страх и начал хапать так, что это стало заметно не только его коллегам по законотворчеству (они-то, как правило, все знают, но молчат), но даже простым избирателям. Так вот, если этот субъект еще и не делился или, тем более, позволял себе идти против интересов тех, кто пропихнул его наверх, то тогда и только тогда он может вновь стать простым гражданином или даже вовсе зэком. Причем с депутатами на фоне президентов дела обстоят еще более или менее терпимо. Но может кто-нибудь привести пример импичмента первого лица по мотивам профессиональной непригодности или просто запойного злоупотребления? Вот то-то и оно. Хотя, с моей точки зрения, подобное куда хуже для государства, чем мелкие недостатки типа оральной невоздержанности или каких-то там уотергейтов.

В результате, проскочив избирательную кампанию, народные избранники потом чувствуют себя спокойно аж до следующих выборов. За это время они, как правило, успевают или наворотить, или наворовать более чем достаточно. Или и то и другое, если есть избыток энергии.

В общем, по моему скромному мнению, ни на роль государственной власти, ни на роль ее конкурента демократия ни в каком виде не годилась совершенно. Самое большее, что можно ей позволить, – делать перед глупыми избирателями вид, что это именно она тут всем управляет, а заодно и является оппозицией самой себе. Ну и веселить подобным образом действий тех, кто поумнее.

Разумеется, совсем без какого-либо участия народа в государственных делах не обойдешься. Я это понимал и всемерно поощрял в том самом народе стремление к эпистолярному способу поддержания справедливости, то есть по мере сил развивал культуру доноса. И, хотя тут были достигнуты определенные успехи, на роль конкурента государственной власти это общественно-политическое явление не тянуло. Максимум, с чем его можно сравнить, – это с прыщом на заднице, создающим определенные неудобства при возлежании на лаврах.

Однако когда я более или менее вник в проблему, меня посетила мысль. Ведь чему нас учит марксизм-кисинизм и, кажется, еще и Гегель до кучи? Тому, что развитие идет по спирали. И значит, общество периодически возвращается к тому, что оно уже когда-то проходило, но только теперь уже на более высоком уровне. Поэтому не пора ли вернуться к религии? Или даже религиям, каши маслом не испортишь. Разумеется, не пуская их возникновение и развитие на самотек, как это было в темном прошлом. Ведь сейчас у нас есть прекрасные примеры четкой работы выпускников духовного факультета высшей спецшколы ДОМа. Одна только секта Свидетелей Второго Пришествия, за последние пять лет очень неплохо развернувшаяся в Штатах, чего стоит! Нет, не зря в свое время ее основатель, ныне известный под именем отец Плутоний, первым получил красный диплом.

Правда, пока все наши религиозные новации шли на экспорт, ибо, как известно, опыты надо ставить на мышах, а в крайнем случае – на обезьянах. Но, кажется, пора переходить к следующей стадии.

Я нажал кнопку связи с дежурным секретарем.

– Алеша? Будьте добры, узнайте, когда защита диплома у студента вечернего отделения духовного факультета спецшколы Григория Ефимовича Распутина.