Книга: Остров везения
Назад: Глава 18
Дальше: Глава 20

Глава 19

Так как недавно в руководстве Российской империи было принято решение о том, что существование пути на остров Пасхи десятого века не следует держать в тайне от руководства Федерации, ко мне на прием был приглашен Никонов. И ему было сказано, что настало время предметно обсудить вопрос, неоднократно поднимаемый им в течение последних пяти месяцев. А именно – развитие отношений между нашей империей и КНР двадцать первого века.
До сих пор я не особо рвался рассеивать сомнения Петра Сергеевича и его начальства, без всякого преувеличения или, упаси господь, притворства мотивируя это нехваткой времени. Ведь не обсуждать же такую серьезную тему наспех! Но теперь постоянному представителю РФ в РИ было сказано, что время наконец появилось. А точнее, появилось место, где этого самого времени хоть жуй чем угодно, в том числе и тем, о чем подумал уважаемый Петр Сергеевич. В силу чего ему предлагается послезавтра утром явиться к запасному выезду из третьего дворцового гаража, будучи одетым по-походному. И имея при себе палатку, флягу, котелок, провизии на неделю жизни и вообще все, что ему может понадобиться при вылазке на природу. За исключением огнестрельного оружия, зато рыболовные принадлежности можно брать любые и в неограниченных количествах.
Когда я в назначенное время подошел к месту встречи, то увидел, что Петр Сергеевич уже стоит там, слегка пошатываясь под тяжестью огромного рюкзака, к которому снаружи были привязаны валенки. И вообще, постоянный представитель был одет весьма тепло – куда теплее, чем требовалось для середины ноября в Питере. Блин, ведь я вовсе не собирался издеваться над человеком, а просто забыл уточнить, что на острове Пасхи сейчас январь, то есть середина лета. И температура днем плюс двадцать пять градусов, а ночью плюс двадцать. Шикнув на хихикающую Настю и с трудом сдерживая раскаяние, я взял Петра Сергеевича под руку и проводил прямиком на берег бухты Анакена.
Никаких особых объяснений Никонову дано не было – я просто сказал, что он может устраиваться, имея в виду, что спешить некуда. Время стоит не только в двадцать первом, но и в двадцатом веке. Остальное пусть пока додумывает сам – в конце концов, зачем лишать человека возможности лишний раз напрячь мозги? Говорят, это полезно.
К вечеру постоянный представитель настолько пришел в себя, что поинтересовался, могу ли выделить ему время для основательной беседы. Но начал он ее почему-то не про Китай, а про наших агентов, разрешение на натурализацию которых мы недавно официально запросили. Вообще-то нам его уже дали – наверное, в качестве жеста доброй воли. И вот теперь Петр Сергеевич в порядке ответной любезности захотел услышать, какую именно пакость я задумал. У меня даже мелькнула мысль слегка обидеться – ведь всем известно, что канцлер добрейшей души человек, постоянно пекущийся о благе всего человечества и готовый почти на все для предотвращения хотя бы одной слезинки ребенка. Плюс регулярно подвергающийся нападкам за не лезущий ни в какие рамки гуманизм. Но мысль эта не получила должного развития, ибо в такой прекрасный вечер обижаться было лень. Хотелось просто выпить пива и послушать что-нибудь интересное, например, претензии Никонова. Который уже закончил с вступлением и начал потихоньку подбираться к сути:
– В принципе лично я не против этой вашей инициативы, но в верхах хотели бы узнать, чем именно она вызвана. Потому как есть подозрения – и, возможно, они в какой-то мере оправданны, – что конечной вашей целью является дестабилизация обстановки в Российской Федерации. Это, как я только что подчеркнул, всего лишь подозрения, причем довольно осторожные, но все же хотелось бы, чтобы вы их рассеяли.
Высказав это, Никонов уставился на меня с таким видом, что я сразу вспомнил давно прошедшие времена, когда Сашка, сосед по гаражам, одним почти таким же прекрасным вечером вдруг по пьяни вообразил, что я ему должен триста рублей. И мне пришлось точно так же, как в свое время соседа, разочаровать милейшего Петра Сергеевича.
– Эх, – вздохнул я, – мне вот тоже иногда хочется чего-нибудь этакого. Чтобы кто-нибудь чего-нибудь вот так прямо взял и задаром рассеял! Но, как правило, такие мечтания кончаются обломом. Я уже и расстраиваться перестал, чего и вам желаю. Так что оправдываться не буду, а просто раскрою свою истинную цель. Мы не собираемся ничего дестабилизировать. Наша цель – посмотреть, как это будут делать другие. Американцы, например. Да и ваши чиновники тоже, причем достаточно высокопоставленные. Кстати, тут у вас действительно есть чему поучиться. В девяносто восьмом году первый президент России, будучи, кажется, против обыкновения даже и не очень пьяным, заявил, что дефолта он ни за что не допустит. Помните, что произошло потом? Всего одно коротенькое выступление, но какой эффект! Прошло тринадцать лет, а народ помнит все так, как будто оно было вчера. Сейчас, например, в Федерации никаких предпосылок для дефолта нет. Но если вдруг президент или премьер вздумают во всеуслышание заявить об этом по зомбоящику, то население отреагирует мгновенно. Кто побогаче, даже не дослушав выступление до конца, побежит закупать валюту, автомобили и телевизоры. Кто победнее – соль, гречневую крупу и спички, а самые впечатлительные – веревки и мыло. В общем, очень поучительный опыт, который я тоже использовал, хоть и с обратным знаком. Рассказать? Ладно, слушайте.
Итак, сразу после победного завершения войны мной было сделано заявление, что не исключен дефолт по облигациям второго внутреннего займа. Разумеется, я, как и всегда, говорил чистую правду – не то две, не то три цифры в текущем отчете министерства финансов действительно выглядели слегка сомнительными. Если бы подобный вывод сделал специалист из ведомства ее величества Марии Первой, то возникли бы вполне оправданные сомнения в его квалификации, но я себя как финансиста вообще никогда не позиционировал и поэтому, будучи дилетантом, вполне мог несколько преувеличить серьезность ситуации. В общем, началось нечто вроде паники, и некоторые разорились. Впрочем, ее величество лично следила, чтобы это были люди из врученного ей списка – то есть те, в чьей лояльности имелись основания сомневаться. Понятное дело, кто-то слегка обеднел, а финансовый департамент ее величества смог выделить средства на послевоенное восстановление ирландской экономики.
Так вот, народ, как и у вас, тоже сделал определенные выводы. И когда в прошлом году действительно возникли трудности с третьим внутренним займом и мне стало известно об этом, я, как честный человек, не решился держать в тайне информацию, могущую коснуться каждого. И значит, во всеуслышание объявил о возможной опасности. Этого хватило, чтобы императрица-королева смогла легко и практически без потерь стабилизировать курс облигаций.
В общем, я вам вполне официально заявляю. Мы не собираемся ничего дестабилизировать, тем более в Российской Федерации. Мы хотим просто понаблюдать за развитием довольно интересных исторических тенденций. Возможно, со временем появится желание что-нибудь слегка стабилизировать. Но все это не у вас, а в одной сопредельной стране.
– В Китае? – спросил Никонов со сложноописуемым выражением на лице.
– Дался вам этот Китай, как будто у Федерации нет других соседей! Увы, есть, причем некоторые из них такие, что, ей-богу, лучше бы им быть не у ваших границ, а где-нибудь в Южной Америке. Причем с самого краю, поближе к Антарктиде. Я бы сказал, не только для вас лучше, но и для них тоже.
– Увы, мир сотворен таким, каков он есть, – с выражением на физиономии, которое я для себя определил как ханжеское, изрек постоянный представитель. Похоже, он надеялся, что я вступлю в полемику и он сможет понять, в какой же именно сопредельной стране ожидаются напасти, за которыми мы собираемся с любопытством наблюдать.
А меня вдруг осенило. Значит, мир создан? И, между прочим, из хаоса, об этом написано во многих первоисточниках. Надо же, как интересно…

 

Пожалуй, для лучшего понимания того, с чего это я вдруг задумался о столь высоких материях, не помешает небольшое отступление. Давно замечено, что наилучшим способом разрешения конфликтных ситуаций является игра за обе стороны сразу – ну вроде как Настя с Рексом в шахматы. Это поняли даже в РФ, чем, насколько я был в курсе, и объяснялись недавно объявленные там первые положительные результаты в борьбе с коррупцией. Ее просто поручили людям, благосостояние которых… э-э-э… как бы это помягче сказать… в общем, оно не очень коррелировало с их должностными окладами. Настолько, что даже у самых отъявленных сторонников власти нет-нет да и появлялись абстрактные вопросы: – а вот какой, например, срок обеспечивает более качественное перевоспитание – десять лет или все же двадцать пять? На всякий случай сообщаю, что лично я являюсь убежденным сторонником первой цифры. Просто потому, что до конца двадцатипятилетнего срока на моей памяти пока еще никто не дожил и, значит, говорить о его воспитательной эффективности преждевременно.
Или взять наш пример с Рексом. Разумеется, от Насти в этом случае требовались гораздо большие усилия, чем при обычной игре, но результат оправдывал все затраты умственной энергии. Никонов, например, до сих пор не может отойти от шока и в тех редких случаях, когда ему приходится общаться с Рексом, обращается к нему на «вы» и никогда не забывает перед именем вставить слово «уважаемый».
Так вот, в преддверии грядущего украинского кризиса мы, естественно, готовили агентов для обеих сторон сразу. И те, которые должны были идеологически обеспечить должный уровень свидомости, но так, чтобы при желании их достижения было нетрудно обнулить, сейчас пребывали в творческом поиске. Потому как то, что было придумано аборигенами, особого впечатления не производило. Ну, к примеру, якобы выкопали древние укры Черное море – и что? Мелко это как-то и не очень потрясает воображение. Была поставлена задача придумать какое-то более эпохальное достижение, и вот сейчас, кажется, я случайно набрел на вариант ее решения.
Итак, Бог создал мир из хаоса. Это греческое слово, и на русский оно наиболее достоверно переводится как «бардак». Но любой, не понаслышке знакомый с данным явлением, точно знает, что бардак никогда не возникает сам собой. У него всегда есть творцы. Так, может, в незапамятные времена он был создан какими-то титанами, например, теми же самыми древними украми, а уж только потом туда набежали всякие и начали из него творить мир?

 

– Вы даже сами не представляете, насколько мне сейчас помогли, – с чувством сообщил я Никонову. – Настолько, что, пожалуй, в благодарность можно сделать пару небольших намеков относительно того, что за страна нас так заинтересовала. Итак, намек номер раз: ее название начинается на букву «У». Второй намек – это не Уругвай, не Узбекистан и даже не Уганда. Хотя с ней, пожалуй, во многом просматривается определенное сходство.
Естественно, столь «тонкий» намек Никонов понял сразу.
– Вы считаете, что там возможно?..
– Еще как, – подтвердил я. – Но не сейчас, а чуть попозже, когда провалятся протестные акции, которые уже практически подготовлены у вас.
– Кем подготовлены? – офонарел Никонов.
– А вы не знаете?
– Даже неудобно в этом признаться, но даю вам честное слово – нет.
– Хм… тогда, пожалуй, могу рассказать вам анекдот. Почему в США невозможна оранжевая революция? Да потому, что в Вашингтоне нет американского посольства.
Некоторое время мы молчали, а потом я решил более четко обозначить свою позицию.
– Если бы эти акции должны были увенчаться успехом, то мы, разумеется, уже передали бы вам все материалы на тему «кто, где, когда». Но, похоже, вы хоть и с трудом, но справитесь сами, поэтому я в самом крайнем случае могу обойтись только намеками. Ну и, разумеется, пояснить свое личное видение ситуации.
– Само собой, ваши намеки для меня лично достаточно ценны.
– Ох, чувствую, доведет меня когда-нибудь доброта даже не знаю до чего… В общем, есть у вас там такой… да как же его… Кажется, треугольный. Или овальный? Короче, достаточно нахальный индивидуум.
– Но ведь это же, насколько я в курсе, наш проект!
– Вот и разберитесь, чей он там на самом деле проект, пока поздно не стало. Или нате вам еще пример, его именем даже улица на Юго-Западе названа. Кстати, если вдруг соберетесь переименовывать, то я, как одно время на ней живший, предлагаю Нестора Ивановича Махно. Мне он почему-то импонирует. Очень достойный деятель, что у вас, что у нас.
– Интересно, однако у вас я про него ничего не слышал.
– Так серьезными же делами человек занимается, про которые не принято трезвонить на каждом углу.
Действительно, Махно недавно был отозван с последнего места службы, Канады, и вместе с совсем еще молодым Сидором Ковпаком приступил к изучению обстановки на Украине двадцать первого века. Мы же с Петром Сергеевичем пребывали в веке десятом, и мне пора было переходить к следующему пункту повестки дня, то есть обратить внимание руководства Федерации на некоторые только-только начавшие проявляться тенденции. Скорее всего, они и сами в курсе, но повторение в данном случае не помешает, подумал я и выдал заранее заготовленную речь:
– Если вглядеться повнимательней, то окажется, что фактом своего существования Российская Федерация обязана недомыслию, нетерпеливости и снобизму Запада.
– С чего это такие выводы?
– А вы вспомните конец девяностых. Тогда перед правящей элитой встал выбор – как жить дальше? Имелось два пути. Первый – все, включая саму Россию, продать на тот самый Запад, причем можно и частями, а потом самим туда сбежать с деньгами. Второй – построить такую страну, в которой элите было бы жить более комфортно, чем в Европах или Америках. Разумеется, теоретически имелся и третий путь – солидарный, то есть исходящий не из интересов так называемой элиты, а всего народа и страны, но его малочисленные сторонники были слишком слабы. Основная борьба разыгралась между первыми двумя группами – условно назовем их «космополитами»…
– Безродными, – вставил постоянный представитель.
– Совершенно верно, эта национальность среди них доминировала. Да, а вторые пусть будут «державниками». Запад, разумеется, ставил на космополитов. Но он же своими руками и привел их к проигрышу. Поторопился дать понять, что настоящей элитой на новом месте не будут не только они, но даже их дети. Например, купил какой-то наш олигарх виллу на Лазурном Берегу и огородил примыкающий к ней участок пляжа, как будто где-нибудь в Краснодарском крае. А что – это же его земля! Он за нее деньги заплатил. Почему же теперь нельзя почувствовать себя барином?
Однако французские власти повели себя просто безобразно. Оказалось, что по какому-то там ихнему закону такого делать нельзя. Мало того что бедного толстосума заставили снести забор, так еще и возложили на него судебные издержки! Ну неужели трудно было пойти навстречу человеку, захотевшему почувствовать себя барином? И лишь после окончательной победы над Россией припомнить ему все грехи разом и впаять срок, а имущество с молотка продать нужным людям. Вот только французы поторопились, а наши начали потихоньку делать выводы.
Потом пошло еще хуже. Абрамовича – вы только подумайте, самого Абрамовича! – не пустили в ВИП-ложу на стадионе, потому что он был без галстука и вообще не во фраке, а в драной футболке. Опять же в какой-то там элитный клуб его не приняли под надуманным предлогом недостаточной древности рода. И ведь, главное, люди представляли себе, насколько может им осложнить жизнь воспрянувшая и осознавшая свои интересы Россия, но решили – а, ладно, и так сойдет. Хотя, если по уму, то королева, узнав про такое безобразие, должна была немедленно примчаться на стадион и целовать там Роме ручку, приговаривая: не обращайте внимания, ошибочка вышла, с кем не бывает. Можете вообще штаны снять вместе с трусами, если вам так покажется удобнее. Вот так, а уж потом, в свое время, на суде, заодно приплести подсудимому еще и оскорбление величества, чтобы подольше сидел, гад. А уж про Меченого я вообще молчу. Человек буквально за копейки продал Родину, оказал неоценимые услуги в реализации проекта на триллионы долларов и после этого вынужден рекламировать пиццу! Как говорится, его пример другим наука.
Про незавидную судьбу Березовского я рассказывать Никонову не стал. Ибо свершилась она пока только в мире Жана, а в том, где я когда-то родился, он еще вовсю здравствовал. Мало ли, вдруг до него дойдет информация, он тогда из ванной все полотенца уберет или вообще мыться перестанет. Нет уж, раз доктор сказал в морг, значит, в морг.
Вместо этого я подождал, пока Никонов допьет свое пиво, открыл ему новую бутылку и продолжил:
– Таким образом, Запад не стал сюсюкаться с русским нуворишами, а сразу дал понять, что считает их хоть и разбогатевшим, но все же быдлом. И они, естественно, начали чесать в затылках. Мол, стоит ли надрываться, распродавая Россию оптом и в розницу, если на вожделенном Западе им все равно светит судьба людей второго сорта? Подобные настроения ослабили космополитов и усилили державников, которые в конце концов победили. Правда, еще не окончательно.
– Почему вы так считаете?
– Потому что для комфортного и, главное, безопасного существования в своей стране элите нужно сильное и процветающее государство, с которым считается весь мир. И она вдруг с большим душевным беспокойством обнаружила, что без участия народа эта задача невыполнима. Кстати, вывод совершенно правильный, это я вам могу сказать на основе своего немалого опыта. А народ не встанет, как один, за новые шубохранилища, дачи и квартиры из десятков комнат для избранных! За Родину – может, за русский мир – может, за правду и справедливость – тоже. Но вот чтобы всяким толстомордым назначенцам удобнее воровалось – нет! И ваша власть, кажется, после десяти лет проб и ошибок начала понимать, что без патриотов ей не обойтись, хоть они и не самые удобные для нее люди. Все попытки приучить патриотов к воровству и распилу провалились. Если человек начинал грести под себя, то почему-то быстро переставал быть патриотом, причем настолько, что это становилось видно даже народу. А те, которые патриотами оставались, по каким-то таинственным причинам напрочь отказывались воровать. Насколько я в курсе, в верхах пока еще не приняли однозначного решения, как вести себя в такой ситуации. Именно поэтому победа державников не является окончательной.
– Однако даже если допустить, что все вами перечисленное имеет отношение к истине, вы же не станете утверждать, что власти Федерации ничего не предпринимают для повышения уровня жизни народа?
– Не стану, я наблюдаю за действиями эрэфовских властей с неослабевающим интересом. Мне эти ваши усилия напоминают попытки составить слово «процветание» из букв «о», «п», «ж» и «а». И меня не оставляет робкая надежда – а вдруг у вас получится? Ну а если серьезно, то такая задача, по-моему, не имеет решения без привлечения во властные структуры новых людей, не запятнавших себя неоправданным обогащением. Заметьте, я не сказал «незаконным», ибо законы писали те самые обогащавшиеся.
– Простите, но мне трудно поверить, что вы предлагаете допустить до власти всяких идеалистов.
– Так ведь не до всякой же власти! Скажем, идеалист на посту главы ФСБ будет просто катастрофой, а в качестве его первого зама может оказаться в самый раз. Во главе же Минздрава он просто необходим.
– Между прочим, мне, да и не только мне, вы иногда таки кажетесь именно идеалистом. Однако ваши властные полномочия куда шире, чем у нашего главы ФСБ.
– Вы просто были не очень внимательны, вот вам что-то и кажется. На самом деле все очень просто – мой душевный настрой меняется в зависимости от времени суток. Просыпаюсь я оголтелым реалистом, прямо-таки иногда даже циником. Поэтому если надо подписать какой-нибудь приговор, то это только до обеда, ибо потом может проснуться совесть. Это еще ничего, но ближе к вечеру начинают проявляться идеалы, так что после ужина я вообще стараюсь решений не принимать, а только составляю мнение по тому или иному вопросу. Которое утром скорее всего сам же признаю ошибочным.
– И как же вы выходите из положения?
– Выкладываю оба мнения его величеству, а он сам соображает, какое из них более соответствует текущей обстановке. Довольно часто это происходит методом подбрасывания монеты. Орел – правильным признается утреннее мнение. Решка – вечернее. Если монета встанет на ребро, то надо посоветоваться с общественностью. А если зависнет в воздухе – с юристами на предмет наиболее полного соответствия законодательству.
Назад: Глава 18
Дальше: Глава 20