Глава 14

На третий день культурная программа знакомства гостя из еще одной Франции с российскими реалиями была почти выполнена. Оставалось провести всего две встречи. Наиболее важной Настя полагала вторую – с шаманом острова Пасхи. Интересно, кем он посчитает француза? Но до нее наблюдателям почему-то потребовалась еще одна, причем внепланово, так что принцессе пришлось спешно проявлять инициативу. Впрочем, требования особой сложностью не отличались – Жана нужно было познакомить с каким-то человеком, который сам по себе ему неинтересен, а вызовет любопытство в силу каких-либо внешних причин. Подумав минут пять, Настя решила свести Дюваля со своим пажом и давнишним воздыхателем, Патриком О’Рурком. Для повышения интереса представив его как своего потенциального жениха, что в принципе имело под собой какие-то, пусть и не самые бесспорные, основания.

Несколько дней назад Мария Федоровна поинтересовалась у дочери, как она смотрит на этого молодого человека в смысле замужества. Так как Настя уже знала, о чем будет разговор, и имела время к нему подготовиться, то с невинным видом сказала, что если того однозначно требуют государственные интересы, то она, как понимающая свои обязанности принцесса, противиться не будет. И единственное, что ее в этом случае интересует, – кто возьмет на себя труд выразить жениху соболезнования в связи с предстоящим событием. Ибо поздравления, как ей, Насте, кажется, уже в ближайшем будущем можно рассматривать только в качестве изощренного издевательства.

Мария Федоровна улыбнулась и сказала, что если бы дело обстояло именно так, то о планируемом замужестве Насте объявил бы отец. А ее, как мать, интересует именно мнение дочери.

– Тогда совсем другое дело, – кивнула Настя и выложила перед матерью пачку листов.

– Что это?

– Краткий перечень того, что должен хотя бы в общих чертах изучить этот достойный юноша, прежде чем я начну задумываться о нем как о потенциальном женихе.

– Но почему так много?

– Наоборот, мало, всего семь листов с двумя приложениями. У меня только за последний год учебный план был вдвое объемней.

– Дочь, ты можешь объяснить, что, кроме врожденной вредности, усиленной воспитанием, более подходящим мальчику, толкает тебя предъявлять такие требования этому весьма достойному молодому человеку?

– Именно последствия воспитания и толкают. Иногда хочется ощутить себя слабой женщиной, а не героиней Некрасова, которая и в горящую избу войдет, и кабана пристрелит на полном скаку.

– Там, кажется, было про коня. И его требовалось не пристрелить, а всего лишь остановить.

– Тогда тем более. И где мне прикажешь искать такого мужчину, рядом с которым я смогу с полным на то основанием почувствовать себя маленькой и слабой? Такие, как папа, на каждом углу не встречаются. Тебе повезло, но мне вполне может и не повезти, коли буду хлопать ушами. А раз чего-то нет в готовом виде, то это надо по-быстрому сделать из того, что есть! Вот я и пытаюсь в меру возможностей. На всякий случай – вдруг пригодится?

– М-да, запросы у тебя… Надеюсь, сама ты вручать ему эти бумаги не собираешься?

– Нет, это я попрошу сделать тебя, раз уж ты так симпатизируешь Патрику.

О’Рурк был представлен Дювалю как Настин друг из Ирландии, в настоящее время гостящий в Петербурге. После чего принцесса сообщила, что у нее возникли дела по службе, но ненадолго, самое большее на полчаса. Действительно, ей надо было подвести шамана к французу, потому как знакомой в Петербурге он считал только Настю, а в присутствии незнакомых людей сильно смущался.

Перед тем как вместе с шаманом вернуться к подопечному, принцесса понаблюдала за его беседой со своим воздыхателем. И осталась в некотором недоумении – если Патрик действительно рассказывает Дювалю о Насте, то почему он делает это с такой траурной рожей, как будто повествует о величайшей трагедии в своей жизни. Разве так ведут себя порядочные влюбленные, расписывающие кому-то многочисленные достоинства объекта своих возвышенных чувств?

«Интересно, дадут ли мне послушать запись разговора?» – подумала Настя и представила молодым людям верховного шамана с острова Пасхи.

На следующее утро Дювалю было объявлено, что его желает видеть Георгий Андреевич Найденов. Причем в официальной обстановке, то есть в приемные часы и в своем кабинете.

– Не знаешь, с чем это связано? – поинтересовался Жан у Насти.

– Разумеется, знаю. С тем, что ты хочешь вернуться в свой мир. Вот отец и намерен выяснить, какая от тебя может быть помощь в этом деле. Потому как совсем без нее открытие портала туда окажется скорее всего невозможным.

С немалым волнением молодой француз вошел в кабинет, в котором, как он недавно узнал, успели побывать почти все хоть сколько-нибудь значительные люди двадцатого века, в том числе даже король Англии Эдуард Седьмой, не говоря уж о руководстве всех трех Франций.

Канцлер встретил гостя у дверей кабинета, сразу предложив заходить и чувствовать себя как дома. Был он в парадном мундире, зеркальных очках и очень напоминал свой официальный портрет в журнале «Нива».

– Чего желаете – кофе или пива? – спросил Найденов, садясь напротив Жана.

Так как молодой француз уже имел возможность попробовать здешнего кофе, то он отважно попросил пива. Тут же в кабинете непонятно откуда материализовался человек, которого Жан только что видел в секретариате на первом этаже, и поставил на стол четыре бутылки и блюдо с местной сушеной рыбой. Дюваль вспомнил, как она называется – vobla. Практически так же звучало до недавнего времени неизвестное молодому французу русское словосочетание, которым канцлер, как правило, выражал глубокое недоумение пополам с неодобрением.

В начале беседы Найденов захотел уточнить некоторые моменты из истории того мира, откуда Дюваль прибыл на остров Пасхи десятого века.

– Значит, вы утверждаете, что Вторая мировая война закончилась в результате применения Америкой ядерного оружия?

– Да, об этом у нас все знают.

– В том-то и дело. Мне дочь рассказала еще об одном так называемом общеизвестном факте, с которым вы ее познакомили. Не откажетесь посвятить в тайну еще и меня – какое сражение переломило ход Второй мировой войны?

– Великая победа на атолле Мидуэй.

– А что в это время происходило в Сталинграде, вы не в курсе?

– Там был какой-то локальный конфликт русских с немцами.

– Да? Очень интересно. Но вернемся к первому использованию ядерного оружия. По каким целям у вас были применены бомбы?

– Они были сброшены на Киото и Иокогаму.

– Вы уверены? Прошу прощения, если невольно вас обижаю, но ваше предыдущее утверждение – оно, как бы это помягче сказать…

– Я понимаю, что вы имеете в виду. В нашем мире тоже некоторые считают, что решающий вклад в победное завершение Второй мировой войны внес Советский Союз, разгромив основные сухопутные силы Германии. Но это все же вопрос пропаганды, то есть факты можно интерпретировать так, а можно иначе. Однако самим их отменить не получится. Независимо от того, где произошло решающее сражение, победа союзников в войне – это бесспорный факт. И точно таким же является то, то бомбардировке были подвергнуты именно Иокогама и Киото. А вовсе не Токио и не какой-нибудь Нагасаки.

Тут канцлер озвучил название сушеной рыбы, но было совершенно ясно, что он подразумевает вовсе не ее. А потом пробурчал что-то, из чего немного знающий русский язык Дюваль смог понять, что некие неведомые пиндосы совсем озверели. Впрочем, насчет последнего слова Дюваль не был уверен – вполне возможно, что Найденов произнес не его, а какое-то созвучное.

Помолчав, канцлер сменил тему:

– Дочь говорила мне, что вы хорошо рисуете. Это правда?

– Смею надеяться, что да. И если портреты у меня получаются все же несколько хуже, чем у Анастасии – она умеет всего несколькими штрихами передать сходство, – то пейзаж я, говорю это без ложной скромности, смогу нарисовать лучше ее. Особенно если не надо будет никуда торопиться.

– Ну что вы, торопить вас никто не собирается. Просто для вашего возвращения домой необходимы как можно более тщательно написанные пейзажи того места, откуда вас перенесло в десятый век. Составьте список всего, что вам для этого понадобится, – ну там кисти, карандаши, холсты всякие…

– Э… я, конечно, умею рисовать и классическими методами, но вообще-то предпочитаю создавать свои полотна на компьютере. Но раз уж их у вас нет…

– Почему? Очень даже есть. В ваше распоряжение будет предоставлен ноутбук со всем необходимым железом и софтом для данной цели. У нас, знаете ли, королева-императрица тоже любит рисовать именно таким способом.

В это же время и в этом же Гатчинском дворце, но только в противоположном крыле, в другом начальственном кабинете принцессу тоже расспрашивали насчет ее художественных способностей. Директриса ДОМа, а заодно и СИБа Татьяна Викторовна Князева предложила девушке:

– Набросай, пожалуйста, портрет этого француза, но такой, каким он, по твоему мнению, станет ближе к старости.

В отличие от Дюваля, Насте для этого потребовалось совсем немного времени, и уже через пять минут директриса рассматривала карандашный рисунок. Причем внимательно, потому как уже имела возможность убедиться, что Настя действительно умеет довольно точно предугадывать изменения человеческого лица с возрастом. Потом, отложив рисунок, она достала из папки другой и положила его перед принцессой.

– А вот таким, как ты думаешь, он стать не сможет?

– Разве что в результате пластической операции. Здесь действительно изображен в молодости немного напоминавший Дюваля человек, но это совершенно точно не он. Кстати, этот тип похож не только на Жана. Если присмотреться повнимательнее, то можно заметить, что разрез глаз у него мой. Неужели не видно? Пожалуй, если бы я вдруг совсем рехнулась и вышла замуж за Дюваля, то так лет в шестьдесят мог бы выглядеть наш сын. И… где-то я его нос видела. А, вспомнила – очень похожие шнобели у статуй на острове Пасхи.

– Примем к сведению, – вздохнула Князева.

Однако Насте показалось, что ее начальница с трудом удержалась от того, чтобы тут же не доложить кому-то об услышанном. А кому она могла докладывать, кроме отца?

Принцессе ни о чем не говорил второй рисунок. Но канцлер, например, два месяца назад сразу узнал на нем человека, в свое время приезжавшего к его гаражу на скутере – китайской копии «Кимко Кобры».

Вечером принцесса была приглашена на ужин к канцлеру, в его рабочий кабинет. Она была несколько этим обескуражена и сразу взяла быка за рога:

– Пап, ведь у вас уже есть давняя традиция – вы ужинаете с императором. А когда, как сегодня, он не может, то ты ешь в кругу семьи. У тебя уже не тот возраст, чтобы без последствий для здоровья сочетать служебные дела с приемом пищи.

– Охренеть, мне тут еще родная дочь будет про возраст что-то вякать. Не бери пример с матери, которая этим давно занимается. Ей можно, у нее первый муж умер в расцвете сил, вот и образовалось нечто вроде безобидной фобии. И вообще, госпожа старший ликтор, где вы тут видите ужин? Сейчас вас поставят в известность о грядущем задании. Только потом нам принесут пожрать, и мы начнем употреблять пищу. В молчании, чтобы некоторые, как в детстве, себе платье соусами не облили и мордашку котлетами не испачкали. Затем всякие малолетние нахалки отправятся спать, а вопросы, если они вдруг появятся, можно будет задать утром.

В этот вечер император действительно был занят и не мог приехать к канцлеру, но назавтра, как уже почти двадцать лет, они ужинали вместе.

– Значит, решил отправить в еще один двадцать первый век свою дочь, – полувопросительно-полуутвердительно заметил Георгий.

– Разумеется, не тебя же туда посылать? И уж тем более не Владимира. Но вот на Пасху десятого века ему с нами сходить не помешает. Из тех соображений, что если с Настей случится какая-нибудь неприятность, связанная с потерей сознания, ее было кому оттуда вытащить.

– Это понятно, но Вовка туда не пойдет. Хотя бы потому, что аварийный портал если и придется открывать, то это будет внезапно и наверняка в незнакомое место. Вы же с ним открывали всего два раза. А мы с тобой – давно сработавшаяся пара, в свое время ухитрялись открывать даже в космос.

– Но, разумеется, это не основная причина, – усмехнулся канцлер.

– Основная, не основная, какая разница? Главное, что она вполне оправдана теми соображениями, которые я уже высказал. И ты, как мне кажется, с пониманием отнесешься к желанию буквально чахнущего на работе императора посетить прекрасный остров посреди океана. А то ведь я уже пятнадцать лет нигде не был, кроме Питера, Москвы и Крыма!

– Нет, не пятнадцать, ты же еще в двенадцатом году в Смоленске награждал ветеранов.

– Ага, не выходя из поезда. И от кого я это слышу? От человека, постоянно мотающегося в Ирландию, на Канары, Гавайи, в Израиль и еще черт знает куда. Эгоист! В общем, решено – с вами иду я. На сколько времени мне собираться?

– Настя по плану там пробудет двое суток, так что у нас пройдет около четырех.

– Плюс мне потом не помешает немного отдохнуть после четырехсуточного бдения, итого неделя. Как там под водой, кораллы есть, не обращал внимания?

– Насчет кораллов не знаю, а вот акулы точно есть. Сожрут-с, ваше величество.

– Ничего, они, насколько я в курсе, очень редко нападают на дайверов. Кроме того, со мной на острове будет большой специалист по обеспечению безопасности царственных особ, ему и карты в руки.

На компьютерное рисование у Жана ушла неделя, а потом канцлер с удовольствием рассматривал результат его трудов – панораму небольшой бухточки неподалеку от Ханга-Роа.

– Да, – резюмировал Найденов, – не перевелись еще, оказывается, настоящие художники. Это вам не какой-нибудь Пикассо или Дали! Если бы точно не знал, что передо мной рисунок, обязательно принял бы за фотографию. Молодцом, теперь ваше скорое возвращение домой обретает черты реальности.

Дюваль слегка покраснел, услышав заслуженную похвалу.

– Если у вас нет других пожеланий, то послезавтра отправляемся, – продолжил канцлер.

– Что вы, конечно нет. Как говорится, в гостях хорошо, тем более у столь гостеприимных хозяев, но дома лучше. Вот только… я вообще не знаю, стоит ли об этом говорить…

И Дюваль, впрочем, довольно бессвязно, рассказал, что ему кажется, будто он перенесся на остров Пасхи десятого века не сразу. Сначала он попал в какое-то очень похожее, но все же иное место. Там тоже был почти такой же лес и почти такая же гора, но лес выглядел мельче и реже, а гора – больше. И главное, он там себя как-то очень странно чувствовал…

– Мне сначала показалось, что умер и попал в рай, – задумчиво поведал молодой француз. – Но потом я испугался, запаниковал, метнулся куда-то и оказался там, где следующим утром меня нашла ваша дочь.

– Возможно, вам померещилось, а на самом деле это просто была реакция на внезапный переход в иной мир, – без особого интереса предположил Найденов. Канцлер давно уже отучился от какого-либо неконтролируемого проявления эмоций, особенно в беседах с людьми, от которых еще неизвестно, чего можно ожидать.

Отправление на остров Пасхи десятого века произошло из подвала Гатчинского дворца и довольно большой командой – канцлер, император, принцесса, полувзвод морской пехоты и отделение боевых пловцов. И, разумеется, Дюваль. Переход был открыт в то же место, откуда не так давно покинули остров Настя, Александр и Жан.

– Сегодня разбиваем лагерь здесь, – распорядился канцлер, – а завтра с утра выдвигаемся в ту бухточку – оттуда, пожалуй, открывать переход в мир Жана будет удобнее. Дочь, показывай, где тут у вас что. Ведь ты здесь по сравнению с нами старожил.

Следующий день начался с восьмикилометрового перехода по редкому лесу, и, наконец, около той самой бухточки канцлер начал разворачивать какую-то переносную аппаратуру. Что-то сказал дочери, она подошла к нему, и вдруг примерно в метре от земли на фоне здешней зелени появился светлый круг сантиметров пятнадцати в диаметре. Жан, оцепенев, увидел по ту сторону океан, а на берегу – маленький кустик, точно такой, как на его рисунке. Только в круге ветки ощутимо раскачивались на ветру.

Найденов поднес к дыре в будущее какой-то прибор, потом кивнул Насте, и окно захлопнулось.

– Не волнуйся, – обернулась принцесса к Дювалю, – все идет штатно. Просто, как говорит папа, сначала лучше открыть небольшой переходик, чтобы уточнить некоторые параметры. Ну а минут через десять откроется полноразмерный.

Действительно, канцлер собирался сначала кое-что уточнить. А именно – скорость протекания времени в том мире, когда там нет никого из известных открывателей. Для чего через мини-портал был заброшен хронометр с передатчиком.

– Не передумала идти со мной? – шепотом спросил принцессу Дюваль.

– Нет, что ты. Это же такое приключение! Минутку, меня снова отец зовет.

И вот наконец открылся полноразмерный портал.

– Ноль, – облегченно сказал канцлер, глянув на пульт. Это означало, что время в том мире стояло с прошлого открытия, то есть никаких открывателей в нем не имелось. – Дочь, работай.

– Жан, ну что же ты стоишь? Пошли! Или тебе не хочется назад в свой мир? Я так просто сгораю от нетерпения.