История 12
погрузит читателя в тайный дневник Вики, полный сомнений, рассуждений и откровений. И возможно, читатель воскликнет вместе с ней: «Боже, прости меня, ибо не ведаю, что ведаю!»
Итак, ведьма Роза, тварь, способная превращаться в змею, сообщила мне, что я тоже якобы ведьма. Такая же, как она. Вот только почему я должна верить твари, которая дважды за день пыталась меня убить? Еще она сказала гадость про моего отца, что он мне не отец и убил мою маму, опять же ведьму, а я не сомневаюсь, что «папа» мой отец. Значит, она мне солгала, полностью подтвердив папину последнюю эсэмэску. С другой стороны, я бы не стала сразу отбрасывать версию своего «ведьминского происхождения». Потому что мой ученый (в прямом смысле) отец просто помешан на ведьмах и жизнь свою положил на то, чтобы доказать, что их не бывает.
Представляете? Дыма без огня не бывает, а ведьм – сколько угодно. Всегда они были, и он это прекрасно знает. Мои знания про ведьм почерпнуты не только из книг и Интернета, доступ к которому я получила не так уж давно, но и из бесед с отцом и Ма-Машей, которая у нас крупный специалист по псевдоведьмам. То есть по тем дамам, которые выдают себя за ведьм, чтобы на этом заработать. А обращаются к ним, как к настоящим ведьмам, за магической помощью вполне обычные люди, которые считают себя нормальными, многие из них атеисты, а некоторые очень даже верующие. Так что я, верящая в существование ведьм, – не сумасшедшая, а гораздо ближе к норме, чем мой папа с его манией их отрицания.
Почему я уверена, что он мой отец? Есть опыт. Давно, в детстве, когда мне еще не было и пяти лет, родаки пытались прогнать залепуху про то, что Маша – моя мама. Вернее, даже так. Лет до пяти я в это верила. Странно было, что она появилась в нашей жизни, когда мне уже было четыре, но они там что-то плели про экспедиции и тому подобное. К тому же мне очень хотелось в это верить вопреки всему. Себя я до трех лет не помню. Только как меня током долбануло, когда я в два года засунула заколку в розетку. А вот чья это была заколка? Фиг знает. Потом помню луга, речку, стрекоз, сметану вкусную. Это мы на хуторе жили в Эстонии. Мужик там был страшный – Арвид. И детей не было вообще. Змей и крыс тоже, кстати, не было. Так вот, я очень хотела верить, что Маша – моя мама, которую мы с папой снова обрели в душном, ветреном, грязном, но очень красивом Санкт-Петербурге. Хотела верить, но не могла. И даже не потому, что мои волосы черны, как крылья Кармы, а Маша рыжая. Папа-то вообще лысеющий блондин. А потому, что я знала: не мать она мне. В глаза ей смотрела и видела там любовь настоящую, но не материнскую. Объяснить не могу. Такие у меня глаза. И они мне всегда говорили только правду. Так что с отцовством меня не проведешь, Роза, и точка.
Когда я в двенадцать лет поняла, что могу видеть сущность людей, заглядывать в них и видеть там то, что они сами о себе не знают, у нас с папой произошел первый серьезный разговор про ведьм. Во-первых, он мне сказал, чтобы я своего дара не боялась. Что ничего страшного в этом нет, что я просто ребенок-индиго с определенными, но в основном бесполезными способностями. Вот искать его вечно пропадающие носки – просто нереально крутая и нужная способность, а видеть людей такими, какие они есть, – бесперспективно. Так и сказал: мол, ты видишь не плохие стороны людей, не какую-то нечисть, ты просто видишь людей такими, какие они есть. А это ложный дар. Совершенно бессмысленный. И уж точно я никакая не ведьма, чтобы я немедленно выбросила это из головы. Потому что все вокруг только в нашей голове, и ведьмы в том числе.
Ха, я уже тогда была достаточно начитанной девочкой. Читать в Ма-Машиной библиотеке мне ничего не запрещали. Поэтому у нас вышел небольшой диспут.
– Океюшки, папа, – сказала я, – вот вы с Ма вроде бы врачи? Я ничего не путаю?
– Терпеть не могу, когда ты ерничаешь, Вики! Что ты хочешь этим сказать?
– А сам ты будто не знаешь, что слово «врач» родственно слову «колдун», потому что эти самые врачи-колдуны в древнее время занимались тем, что заговаривали людям болезни, врачевали их, пока католическая церковь не объявила любое колдовство и волшебство результатом сговора с дьяволом, который через них хочет погубить весь род людской. И началось всеобщее помешательство. Всех волшебников, магов, колдунов, врачей переквалифицировали в ведунов. Женщин со сверхъестественными, или, как сейчас говорят, экстрасенсорными, способностями объявили ведьмами и учинили по всей Европе их розыск, по-ихнему, латинскому – «инквизицию»! Разыскивали ведьм и ведунов с помощью доносов, наветов и пыток. Ну и разыскали, запытали и сожгли за семь веков сотни тысяч несчастных людей. И это только в Европе. В США тоже отличились, в городе Салеме уже в восемнадцатом веке – как пошли ведьм судить, так только и остановились, когда навет на жену мэра наклепали. Он эту истерию и прикрыл. А так бы там ни одной женщины не осталось бы. Зато теперь у них там на ведьмах весь туристический бизнес построен: памятные места, памятники замученным ведьмам, Музей ведьм, сувениры и даже экстренные курсы ведьм для всех желающих. В России ведьм тоже жгли, но не так старательно. Ленились. И во всем остальном мире ведьмы, естественно, жили, уничтожались и даже кое-где остались.
– Так-так-так, – сказал папа, видимо слегка пораженный моей продвинутостью в этом вопросе, – ты же сама себе противоречишь. Конечно, у древних племен были свои колдуны, врачи, шаманы, которые общались по-своему с силами природы, обожествляя и демонизируя все вокруг. И среди них, несомненно, были люди с большими экстрасенсорными способностями и великими знаниями, передаваемыми из поколения в поколение и скрываемыми от простых людей. Отсюда и слова «ведун» и «ведьма», «ведать» – значит «знать». В данном случае еще и скрывать свои знания от других. В нашей библиотеке, как ты знаешь, есть образцы таких знаний. И да, в темное Средневековье церковь выпустила наружу демона мракобесия, объявив всех ведунов нечистыми. Кстати, ты прекрасно понимаешь, что экстрасенсы все в основном спаслись, избежав пыток и костров, замаскировавшись под обычных людей либо сбежав из обезумевшей Европы. Так что пытали и жгли совершенно невинных людей. В основном несчастных оклеветанных женщин. Не жалели и детей. Даже черных кошек жгли вместе с хозяйками. И когда инквизиции не стало – продолжали жечь. И лютеране, реформировавшие церковь, продолжали пытать и жечь. Охотились на ведьм вплоть до девятнадцатого века. Из этих страшных времен и дошел до нас распространяемый мракобесами образ ведьм – страшных развратных уродин, поклоняющихся пускающему вонючие ветры козлу-диаволу, летающих на метлах благодаря мази, сваренной из убиенных младенцев. Ты таких ведьм видишь вокруг? Значит, ты ничем не лучше тех, кто писал доносы инквизиторам.
– Фу, папа, какой недостойный ученого аргумент. – Я почти обиделась. – Я не могу тебе объяснить, что конкретно я вижу и как это происходит, но я вижу ведьм в женщинах, которые о своей сути даже не подозревают. Просто знаю, что вот эта женщина способна вызвать бурю, смерч и ураган. А эта запросто может сглазить любого прохожего на всю жизнь, наделив его неизлечимыми болезнями. А еще многие из них способны оборачиваться животными.
– Отлично, Вики, – обрадовался папа. – Ты просто образец средневекового пуританина. Все, что мы не понимаем, вызывает у нас страх. Отсюда и появилась вера в пакостящих людям зловредных ведьм. Так вот, что не смогли сделать церковь и великие просветители – избавить мир от ведьм и суеверия в них, – сделала наука. Как только люди познали законы природы, как только стало ясно, как, почему и откуда приходят тучи, льют дожди и дуют ветры, как только люди увидели в микроскопы тех злодеев, что по-настоящему распространяют болезни, необходимость в ведьмах и ведунах отпала. Их перестали бояться. И они исчезли. Вернее, остались, но только в страшной истории Средневековья, в сказках и в больных головах. Такую типичную ведьму, сотканную из суеверий, предрассудков и собственного восхищения, а то и боязни любимой женщины, создал твой обожаемый Булгаков. Маргарита у него и договор с дьяволом заключает, и голая, мазью намазавшись, летает, и в крови купается, и в шабаше участвует. Налицо полный наборчик атрибутов классической ведьмы, легко тянущий на костер.
– То есть ты хочешь сказать, что никаких ведьм, колдуний, ведуний сейчас нет? – возмутилась я.
– Они есть настолько, насколько ты хочешь, чтобы они были, и насколько сама в это веришь. «В мире, естественно, ведьм не счесть, раз в голове твоей сонмы их есть!» – так писал смелый противник охоты на ведьм в Средние, уже просвещенные века. И это про тебя, коза-дереза. – Папа даже попытался погладить меня по голове. – У тебя определенно есть дар, и ты что-то видишь в людях. Но понять, что именно, ты пока не можешь, и твое сознание вкупе с интеллектом подтягивает то, что ты видишь, к тому, что ты знаешь, подстраивает под то, что ты способна понять. Понимаешь? Ты читала много сказок и фэнтези, и вот результат. Вот посмотри мне в глаза. Что ты там видишь?
– Только любовь, – честно сказала ему я.
– Вот, – довольно сказал папа, – ты видишь в человеке то, что ты сама к нему чувствуешь. Если тетка, идущая тебе навстречу, тебе чем-то не нравится, ты видишь в ней ведьму. Только и всего. А то развела разговоры. И врачей приплела, и ведунов с ведуньями. Ведьм нет. Есть люди с паранормальными способностями, и точка. Найди-ка лучше мои очки в черепашьей оправе. Машка опять их куда-то зашпандорила.
Да уж. Превращаться в змею и превращать детей в кукол – это просто паранормальные способности? И ведь я ему в тот раз почти поверила. Нельзя верить врачам, заговаривающим тебе зубы. Даже если врач – твой собственный отец. И ведьмам верить нельзя. Ма-Маша рыжая. Ее в Средние века даже в суд не пустили бы свидетельские показания давать. А ведь я вам так верила, родители! «Никогда не верь ведьмам», – может быть, папа прислал эту эсэмэску про себя и Машу? И это типа было издевательское извинение за то, что мне придется узнать от гражданки Розы «Д'Альвадорес»? Блин! Мысли благодаря кофе ускорились и стали путаться гораздо сильнее, чем обычно. Беспутные мысли путаются друг с другом без всякой любви. А у меня есть любовь, у меня есть Федди. Он сидит на столе и смотрит на меня прекрасными пустыми голубыми глазками. И если, чтобы расколдовать его, мне нужно стать ведьмой, я готова. Только никаких убиенных младенцев и пукающих козлов. Прости, Федди.
Отвлеклась от ведьм. Итак, в сухом остатке получается следующее. Есть ведьмы настоящие и есть ведьмы придуманные, чтобы пугать ими детишек и грешников. Настоящие – это потомки тех самых служителей первобытных культов, которых вытеснили мировые монотеистические религии. Да, я, кстати, еще и не так могу формулировать мысли после литра бразильского кофе. Так вот, я вполне могу быть настоящей ведьмой, потомком какой-нибудь ведуньи Гадюки и ведуна Василиска, и мои ненужные суперспособности кричат мне об этом со страшной силой. То, что мой папа всячески отрицает при этом существование ведьм, только подтверждает такую теорию. Он просто бережет меня от моего дремучего прошлого. А вот что папа мог убить мою маму-ведьму, я не верю. И не поверю. Не дождешься, Розочка.
Ой, а Розу-то, наверное, Фил сожрал. Ужас какой. Филин мой до сих пор где-то летает. Из-за него я полночи сижу в Ма-Машиной шубе на кухне с открытым окном, ведь люк наверху плотно задраен. Уже семь утра, а за окном темным-темно, вот она, петербургская осень, унылая пора. Ну, ничего-ничего, скоро Ваня с Цоем придут, и мы обязательно придумаем, как всех спасти. Правда, Феденька? У тебя-то глаза и без кофе не слипаются, куколка моя. Что-то я устала писать. Все равно ни в чем не разобралась. Только еще больше запуталась. Ладно, потом расшифрую этот бред.
«Сны всегда кончались чем-то странным. То прогуливался он по зеленой траве; перед ним возвышались два цветка, дивными красками; но лишь только вдруг взвивалась черная, черная змея касался он стебля, желая сорвать их, и обливала цветки ядом».
В. П. Титов
