История третья
Песочница

Над проспектом низко пролетел Злой и огласил окрестности диким зловещим хохотом.

Стало не по себе. Пробрало до косточек, так что захотелось выпить. Но сегодня нельзя, да к тому же рано еще для ежедневных возлияний. Вот вечером можно будет в «Зажигалку» заглянуть, да накатить по-маленькой, чтобы душа пела и смеялась. А то в последнее время в Большом Истоке тихо, как в могиле. Ни черта не происходит, даже Зеленый притих. Поговаривают, что пить забросил. Даже на свою любимую «Протоку № 3» больше не смотрит. Не иначе как осенняя хандра вступила ему в мозжечок. А тут еще и Ник Красавчег пропал. Наш шериф в последнее время зачастил к вдове Чернусь, которая, истосковавшись по сильному мужскому плечу, бросала в сторону Ника не двусмысленные взгляды. Вот он и осел у нее на квартире, лег, как говорится, на дно. Подбрось, да выбрось. А мне тут без него даже поговорить не с кем. Тоска зеленая.

Я дождался зеленого цвета светофора и перешел улицу. Навстречу мне двигался Дима Стекляшка – твердый и ни грамма не прозрачный. Стало быть трезвый, что с ним вообще-то редко случается. Есть у него такая особенность, как выпьет начинает терять свое тело. Постепенно становится прозрачным и превращается в полного невидимку. При этом невидимый, но продолжающий потреблять алкоголь Стекляшка зрелище не для слабонервных. Водка в пустоту льется, как в бездну. А уж когда с утра на Стекляшку похмелон нисходит, зрелище страшное и завораживающее. Он начинает мерцать. То исчезает, то проявляется из пустоты, при чем первым возникает лицо с гримасой отчаянья и вековых страданий. Довелось мне однажды видеть это воочию. Такое не забудешь.

Стекляшка к нам не сразу попал. Он первые двадцать пять лет от колыбели в рот ни капли спиртного не брал, а потом жена бросила, с работы выперли, вот и приложился. Тогда талант свой и открыл. Поговаривают, что его замели не потому что он свою непохожесть показывал, это как раз всем до одного места было, а вот полюбил он по-пьянке по чужим карманам наживу искать. То мелочишко какое прихватит (не жалко), то телефон чужой заграбастает (обидно, но терпимо), но однажды его бес попутал бумажник у большого человека умыкнуть. Тот обеспокоился, легавые завертелись, началось следствие. Тогда и всплыла инаковость Димы, и его под белы рученьки в Большой Исток и спровадили. Тут он запил не по-детски, а нам теперь мучайся.

– Приветствую, преподобного, как ваше самочувствие? Не изволите ли хворать? – учтиво поинтересовался Стекляшка, кланяясь.

Есть за ним такая особенность. Когда трезв до омерзения, становится язвительным и неприятным. Но деваться некуда. Улица узкая, сделать вид, что не заметил Диму не удастся.

– Спасибо. Все в порядке, – ответил я, намереваясь обойти его стороной.

– Мне надо посоветоваться с вами, преподобный. Есть одна проблема… не знаю, что и делать, – скорчил жалостливую физиономию Стекляшка.

– Приходи вечером, послушаю, что у тебя на душе наболело, – попытался я от него отделаться.

– Не могу я вечером. Совсем мне плохо. Может, и не доживу, не дотерплю, – сказал Стекляшка и всхлипнул.

Ну как тут не помочь. К тому же срочных дел в ближайшее время не наблюдалось. Можно и поговорить с человеком, зачем собрата мучить.

– Ладно. Уговорил. Пойдем, сядем куда-нибудь, да поболтаем, – предложил я.

Стекляшка тут же согласился и обрадовался, как ребенок, выпросивший нежданно дорогую игрушку у скупых родителей.

До ближайшего бара пара десятков шагов. Но показалось, что мы шли целую вечность. Дима еле ноги переставлял. Топлива ему для жизненного мотора явно не хватало. Я уже думал предложить ему долететь последние метры, да только побоялся говорить. Вдруг согласится, в воздух поднимется, да тут же об землю шмякнется. Сил ему не хватит. Что-то с мужиком творится нехорошее. Подбрось, да выбрось.

Бар «Зеленый фонарь» на углу 3-ей Морской и Песочного переулка пользовался дурной репутацией. По вечерам там любили собираться новички, которые только недавно появились на районе. Они всех боялись, поэтому старались держаться вместе. Пили много и вели себя довольно агрессивно. Они еще до конца не могли привыкнуть к тому, что Большой Исток теперь их дом, а окружающие их повсюду альтеры, которых в большом мире они привыкли ненавидеть, или по-крайней мере недолюбливать, добрые соседи. И от них никуда не деться, и их никуда не деть. Пройдет пара месяцев, а может и лет, новички пообвыкнутся, найдут себе работу и постепенно разбредутся по другим районам, а в «Зеленый фонарь» придут новые люди. Их будет не так много. За последние два года Большой Исток прирос всего на две улицы.

Но днем в «Зеленом фонаре» вполне спокойно. Можно и по душам поговорить и рюмочку пропустить, если уж очень захочется.

Стекляшка услужливо открыл передо мной двери, пропустил вперед себя. Из него мог бы выйти отличный швейцар, только у нас гостинец нету, да и рестораны, кабачки славятся своими вольностями.

Я вошел в уютное зеленое помещение, нашел глазами свободный столик в самом углу и направился к нему.

Наше появление не осталось незамеченным. Возле столика уже нарисовался невысокий пухлый мужчина в белом фартуке и черных брюках с довольной плотоядной улыбкой, выглядывающей из пышной бороды.

– Чего изволите, преподобный. Не часто вы нас балуете своим визитом.

– Так все некогда. Да и с вашими малышами встречаться особо не хочется. Нрава они у вас дикого. Подбрось, да выбрось.

– Что есть, то есть. Отрицать не буду. Вы покушать, или просто посидеть, чтобы не беспокоили?

– Правильно понимаешь, – оценил я.

– Тогда принесу пару кружек пива, – предложил хозяин.

А ведь я с ним знаком. Как же его зовут? Кажется, Леня Хвост. Причем Хвост это не прозвище, а фамилия. А может я что-то путаю.

Я обратил внимание, что при упоминании пива Стекляшка вздрогнул, словно его током дернуло. Если ему сейчас пива накатить, он же станет прозрачным, и как с ним разговаривать. Люди посторонние решат, что преподобный совсем остатки разума растерял, с пустотой задушевные беседы ведет.

– Обойдемся без пива, – сказал я. – Принеси нам лучше чайничек зеленого чаю с мелиссой.

– Будет исполнено.

Хвост удалился, а я расположился за столиком, наблюдая за своим спутником. Уж больно сильно он нервничал. Словно с родителями невесты решил познакомиться. А интересно есть ли у Стекляшки невеста.

– О чем ты хотел поговорить? – спросил я, устав ждать, когда Дима сам наберется смелости и начнет разговор.

– Я… это… пить больше не могу… – сказал осторожно Стекляшка.

– Подбрось и выбрось, – воскликнул я в сердцах, – и это все!

Нашел чем фокусника удивить. Несколько месяцев назад Ник Красавчег тоже завязал на время. В рот ни капли не брал из эгоистических соображений. Пытался вдову Чернусь охмурить, а она выпивающих мужчин, даже по большим праздникам, очень уж не любила. А от запаха «Протоки № 3» у нее случались обмороки. Может, поэтому у нее не сложилась любовь с Зеленым. Он к ней тоже стрелки подбивать пытался.

– Так, я правда больше не могу. Ну, совсем ни капли. В рот не лезет.

– И что такого трагического? Не можешь не пей. Можешь, пей. От меня-то тебе что надо?

– Так я вот подумал. Если я пить больше не могу, стало быть в невидимку обращаться больше не буду. Тогда получается я теперь совсем нормальный. Может, мне разрешат вернуться на Большую землю, – умоляюще попросил Стекляшка, словно от одного моего слова зависело вернут его на родину или нет.

– А чего это ты вдруг к обычникам запросился?

– Маму давно не видел. Хочу обнять напоследок.

– Никак ты помереть собрался, – удивился я.

– С чего бы? – возмутился Стекляшка. – Скажете тоже, преподобный. Ну, как вам не стыдно такие ужасы разговаривать. Мамаша у меня старенькая, того и гляди прикажет поминки справлять. Боюсь не успеть. В последний раз я ее лет десять назад видел. Хотелось бы напоследок…

– Так в чем проблема, не понимаю. Ты же имеешь право на ежегодный отпуск на Большой земле. Сходи к шерифу, он тебе пропуск выпишет. Успеешь и с матушкой своей попрощаться и мир посмотреть, – предложил я.

Пышнобородый принес большой чайник и две кружки, наполнил их и с достоинством удалился.

– Тут дело такое, тонкое. Мама моя не знает, что я альтер, – тихо произнес Стекляшка, так что я с трудом понял, о чем он говорит.

Ничего себе новость. Он что получается стесняется своей необычности. Такое редко встречается на улицах Большого Истока. Стекляшка у нас не просто пьяница беспробудный, он еще и чрезвычайно деликатный и стеснительный человек. Вот никогда бы не подумал.

– Подбрось да выбрось, как ты умудрился от матери это скрыть? – спросил я.

– Так она у меня давно с головой не дружит, с тех пор как портвейшком увлеклась. Обмануть ее труда не составило.

– И где ты тогда все эти десять лет пропадал? Что матери-то скажешь? Она небось тебя давно похоронила.

– Это как раз не проблема. Она считает, что я в лунной экспедиции, осваиваю наш недружелюбный спутник. Вместе с другими героями строю лунную базу. Об этом постоянно по новостям крутят. А я ей время от времени письма пишу и отправляю.

– Ну, ты даешь, – выдохнул я изумленно и сделал глоток чая, он показался мне очень терпким.

– А что мне оставалось делать. Мама с детства не любила выскочек. А тут я, весь такой из себя необычный. Совсем бы со мной разговаривать не стала. Прокляла бы, как есть, – возмутился Стекляшка.

Хлопнул в сердцах кулаком по столу, чуть весь чай не расплескал.

– Потише. Не буянь, – поспешил я его успокоить.

Стекляшка тяжело вздохнул, взял в руки чашку, отхлебнул чай, огорченно уставился на напиток и снова тяжело вздохнул. Да, это далеко не предел мечтаний старого пьяницы. Сейчас бы ему водочки немного, или крепленого пару бокалов. Я читал его настроение, словно открытую книгу. И, кажется, догадывался, почему Стекляшка вдруг пить бросил. Решил нормальненьким прикинуться. Может, все дело в тоске по умирающей матери (с чего я взял, что она умирает, Стекляшка известный врун), а может свободы мужику захотелось, погулять вволю. Но чем я мог ему помочь? Сколько он сможет продержаться? Год-два или пару месяцев, а потом сорвется и возьмется за старое. В лучшем случае его к нам назад запихнут, в худшем прикончат при аресте. Но все равно во всем обвинят меня, да шерифа. Мол, недоглядели, выпустили опасного необычника, а он на свободе вон чего натворил. Нельзя так. От таланта своего отречься не получится. Все равно природа верх возьмет.

– Скажи, что ты от меня-то хочешь? Может и помогу чем-нибудь, – спросил я.

– К нормальной жизни хочу вернуться. К обычникам, чтобы за своего приняли. Может, напишете за меня письмо, я комиссию, какую надо пройду, – с надеждой во взгляде спросил Стекляшка.

– Не могу я, Дим. Лучше и не проси. Так не бывает. Ты не можешь от своего таланта отказаться, – вкрадчиво, словно с неразумным малышом разговариваю, произнес я.

– Да что у меня за талант-то никчемный такой, никакого прока от него нет. Нажраться, да исчезнуть. Какой в этом смысл! – В сердцах воскликнул Стекляшка.

– Нам не дано понять замысел творца, который наделил нас теми или иными талантами, – тоном проповедника произнес я.

– Бросьте гнать пургу, преподобный. Какой творец? Если он и впрямь имеет к этому отношение, то у него ужасное чувство юмора, или он знатный извращенец, – зло произнес Стекляшка.

– Не нам судить о делах творца, – миролюбиво заявил я, но все же не удержался. – Подбрось да выбрось, Дима, что ты разнылся. Возьми себя в руки. Ты и сам можешь не догадываться, какой важный у тебя талант. А если тебе так надо проведать мать, то наберись сил, чтобы показать ей себя таким, какой ты есть. Хватит играть спектакль, у тебя это плохо получается.

Я допил чай под жалобным и одновременно злым взглядом Стекляшки, поднялся из-за стола и сказал:

– Если ты не возражаешь, я пойду. Дел по горло.

Не дождавшись ответа, я вышел из «Зеленого фонаря». За выпитое заплатит Стекляшка, в конце концов, это он меня туда затащил, это ему совет нужен был. Хотя из меня сегодня плохой советчик. Тоска заедает, оттого я и не в настроении.

Оказавшись на улице, я не сразу сообразил, что вижу перед собой. Должно быть Пышнобородый мне что-то в чай подсыпал. Какую-то дикую заварку из галлюциногенов собственного изобретения.

Прямо передо мной лениво текла асфальтовая река, над ней клубился пар и чуть вдалеке медленно погружался на дно маленький желтый автомобиль, принадлежащий тетушки Пиу. Летать она от рождения не умела, вот и пользовалась колесами.

Я несколько раз моргнул глазами, в надежде, что видение рассосется, но ничего не получилось. Асфальтовая река текла, пар клубился, автомобиль тонул. И было в этом всем какая-то обыденность, обыкновенность, словно так и должно быть. Только вот я никак не мог понять, почему.

Мне нужно было перейти улицу, чтобы продолжить путь до «Зажигалки», где я надеялся отыскать Ника Красавчега, не мог же он целую вечность зависать у вдовы Чернусь. Но теперь эта задача казалась невыполнимой. Лодку мне что ли искать, или полетом воспользоваться. Скорее второе, лодка вероятно потонет или сгорит. Асфальт горячий, вон и автомобилю не повезло.

Я переступил с ноги на ногу, поднял руки вверх и медленно взмыл в голубое небо. Лучше бы я этого не делал. Вообще мне надо было сегодня дома остаться, подбрось и выбрось, выпить бутылку вина, почитать умную книгу, вздремнуть пару часов, посмотреть телевизор. Сделать все то, до чего у меня обычно руки не доходили.

Оказавшись выше домов, я взял курс на «Зажигалку», которая уже выглядывала в хитросплетении плавящихся улиц. До нее лететь – пара минут. Я поднажал, пошел на снижение и оказался возле бара «Зеленый фонарь». Почувствовав под ногами твердый тротуар, я огляделся по сторонам и убедился в том, что каким-то образом сделал круг и вернулся на прежнее место. Это было немыслимо. Но так случилось.

Асфальтовая река текла, пар клубился, автомобиль тонул.

Мир, кажется, сходил с ума.

Я вновь поднялся в воздух и взял курс на «Зажигалку». Только обратил внимание, что небо заволокли красные тучи. Откуда моли взяться тучи такой расцветки над нашим мирным и безмятежным районом. Происходящее начало меня пугать. И я совсем не удивился, когда опустился на тротуар перед «Зажигалкой», а оказался возле «Зеленого фонаря».

– Подбрось и выбрось! – выругался я в сердцах и погрозил кулаком желтому небу, словно кто-то в облаках пытался сделать яичницу.

Ничего себе небесная сковородка.

Похоже, попасть сегодня в «Зажигалку» мне не суждено, но я все же сделал третью безуспешную попытку и, немного полетав в салатном небе опустился перед «Зеленым фонарем».

Утерев со лба пот, выступивший толи от волнения, толи от физического напряжения, я решил вернуться в бар. Все-таки кто-то меня настойчиво толкает сделать это. «Зеленый фонарь» открыл двери передо мной, я уже подумал, что опять увижу обреченного Стекляшку и буду слушать его нытье весь день, пока мир вокруг не устаканится и не придет в нормальное состояние, но оказался внутри «Зажигалки», полной народу.

От удивления я не удержался и хлопнулся на задницу.

Тут же послышались отовсюду голоса.

– Преподобному плохо…

– … помогите кто-нибудь Крейну…

– … есть здесь врач?

Несколько альтеров протянули ко мне руки, чтобы помочь, но быстрее всех оказался Ник Красавчег, который протолкался ко мне и помог подняться. Из-за его спины выглядывал Цер Хаос, наш библиотекарь, и Рик Шепот.

– Ты чего это тут представление устроил? – заворчал Ник.

Я помотал головой, пытаясь понять, что происходит.

– Пойдем. Пойдем, – уговаривал он меня, придерживая.

Видно опасался, что я опять растянусь на полу.

Добравшись до столика, за которым Ник обедал, я сел на стул и расслабился. Можно было не опасаться, что мир вокруг опять начнет чудить.

– Что с тобой случилось, Крейн? – спросил Ник.

Вкратце я рассказал ему все, что со мной приключилось. Не забыл упомянуть про меняющееся над головой небо и терпящий бедствие автомобиль тетушки Пиу.

– Ты уже успел с утра что-то дернуть? – спросил Ник с тревогой в голосе.

– Ничего я не пил, подбрось да выбрось, кроме чая в «Зеленом фонаре», – не понравилось мне, что Красавчег мне не верит.

– Неужели Джек Окинава тебя опоил, – сурово насупившись, сказал Ник.

– Кто это?

– Хозяин «Фонаря». У него еще повышенная растительность на лице.

– А! Пышнобородый. Мне, казалось, его Лена Хвост зовут, – узнал я старого знакомца по описанию.

– Хвост давно помер. Его дело Джек купил. С тех пор и тащит на себе.

– Вряд ли он стал бы так рисковать своей репутацией, – задумчиво произнес я.

– Может, Стекляшка тебе чего сыпанул, пока ты отвернулся? – не унимался Ник.

– Я не отворачивался никуда. Все время на него смотрел. У Димона сегодня с головой непорядок. Решил в обычники заделаться, ищет лазейки. Вот и ко мне подкатился, подбрось и выбрось.

– Тогда я ничего не понимаю. Вероятно померещилось тебе. Переутомился. Совсем отдыха себе не даешь. Пошли я тебя чтоли домой провожу, – услужливо предложил Красавчег, делая такое обаятельное лицо, что ему трудно было отказать.

Но я все же смог.

– Не делай из меня идиота. Я и сам могу это сделать. На районе опять неспокойно. Разве ты это не понимаешь?

– Пока что кроме тебя, никто не жаловался, – развел руками Ник.

В это время двери «Зажигалки» открылись, и на пороге показался Сэм Доходяга. Длинный и худой, в чем только душа держится. Взглянешь на него и никогда не скажешь, что это один из самых опасных альтеров у нас на районе. Если его разозлить, он начинает в живых чувство страха вселять, от которого они тут же потеют и весь сбрасывают. Если Доходягу вовремя не остановить, то похудеют они до гробовой доски, как в одной известной книжке. Ее тоже кстати альтер написал. Опасный талант, только вот одно радует, разозлить Доходягу практически невозможно. За то время что он находится на Большом Истоке ни у кого еще не получилось, а то у нас маленький апокалипсис наступил бы.

– Народ, люди, там конец света происходит! – закричал Сэм с порога, вызвав своей новостью нешуточный переполох. – Дракончик по стенам ходит и слезать отказывается.

Альтеры почему-то ему поверили и поспешили на улицу, увидеть все собственными глазами.

Крэг Шу по прозвищу Дракончик, младший брат троицы братьев Шу, известных на весь Большой Исток, сидел в удобном плетеном кресле на стене отделения банка «Рубин». Заложив ногу на ногу, он дымил толстой кубинской сигарой, и восторженно разглядывал сиреневое небо.

– Кажется, за Дракончиком раньше не водилось умение разгуливать по чужим стенам, – с сомнением в голосе произнес Ник Красавчег и скорчил озадаченную рожу.

– И не говори. Сегодня как-то странно… все идет на перекосяк. Подбрось и выбрось, если я понимаю, что все это значит, – произнес я, разглядывая наслаждающегося одиночеством Крэга Шу.

– Эй, Дракончик, – окликнул его Ник, – ты как там оказался?!

Крэг обернулся и посмотрел вниз.

– А, шериф, приветствую вас. Смотрю и преподобный тут. Доброго вам здоровья, преподобный. Чего вы там все столпились, поднимайтесь ко мне, смотрите какое прекрасное сегодня небо.

В голосе Дракончика плескался восторг и злорадство.

– Обкурился он там что ли, – произнес Ник.

– И пивка с собой прихватите, а то я как-то не подумал сначала, – добавил Крэг.

– Так как ты туда забрался? – повторил вопрос Красавчег.

– Прогуливался, смотрю стул на стене стоит. Удивился. И сам не заметил, как оказался возле него. Теперь вот сижу, курю, никого не трогаю.

– Я же тебе говорил, сегодня на районе творится черте знает что, подбрось и выбрось, – сказал я, направляясь к стене дома.

Подняться на нее оказалось проще простого. Ничего не случилось, я шел по вертикальной стене, словно по тротуару, законы природы будто изменились. Оказавшись возле Дракончика, я похлопал его по плечу и сказал:

– Ладно. Посидел и слезай. Пора домой. Народ чего зря пугаешь.

– Не портите мне картину, преподобный. В законе нет запрета на сидение на стене, – возмутился Дракончик.

– Ты что муха что ли, на стене сидеть. Пойдем. Пойдем. А то смотри, появится кто-нибудь с мухобойкой и прихлопнет тебя. Или чего хуже, аномалия эта исчезнет, и ты грохнешься. А с третьего этажа на асфальт весьма неприятно получится.

Я пытался уговорить Дракончика спуститься, но он слушать меня не хотел.

– Чего вы лезете ко мне, преподобный, я ничего дурного не совершал. Сижу, никого не трогаю. А шмякнусь, так шмякнусь. Мое это дело.

– Посмотри, сколько народу собралось. Ты всех пугаешь.

Я взглянул вниз. Смотреть было непривычно и неудобно. Обвел взглядом собравшуюся на перекрестке толпу. Человек десять-пятнадцать, в основном все посетители «Зажигалки», но были и просто прохожие. Вон мамаша какая-то с детьми стоит: девочку держит за руку, мальчик крутится рядом и озорно смотрит на стену. Ему дай волю сам будет по стенам прогуливаться. Рядом какие-то чумазые мужики, дорожные рабочие, вероятно успевшие искупаться в асфальтовой реке. Кажется, на углу Каштановой улицы и 24-ого октября намечались дорожные работы. Здесь всего-то пять минут прогулочным шагом.

– Я их не просил глазеть. Сижу никого не трогаю. Вот пива только не хватает.

– Дракончик, ты с огнем играешь. Я сейчас Красавчега позову, и он тебя за нарушение общественного порядка арестует.

– Ну, чего я нарушал? Чего я тут нарушить успел? Даже пепел на стену стряхиваю, на тротуар ничего не падает. Чего к человеку прикопались, дайте дышать вольно.

Уговорить Дракончика оказалось очень трудно. Он ни в какую не соглашался спускаться со стены. Когда еще так повезет, что можно будет безнаказанно по стенам разгуливать. Пришлось Красавчегу подниматься наверх, надевать на Крэга Шу наручники и под конвоем спускать вниз. Других слов он не понимал.

Я чувствовал, что на сегодня мне приключений хватит. Поэтому после того, как Дракончика отправили под конвоем кентавров в отделение, а возле стены банка «Рубин» выставили оцепление, я попросил Красавчега проводить меня домой. Одному путешествовать по Большому Истоку было боязно. Вдруг, нелегкая в другое место занесет. Только перед тем, как отправиться домой, я попробовал войти на другую стену и ничего не получилось. Только по банковской стене можно было разгуливать безбоязненно.

Оказавшись дома, я добрался до бара и наполнил себе стакан виски.

– Будешь? – спросил.

– Не откажусь, – ответил Ник. – Сегодня дурдом какой-то, боюсь голову потерять.

– Не переживай, я сам чувствую себя огородным пугалом на выставке вороньего фермерства.

Протянув Красавчегу стакан, я вышел на крыльцо и сел в плетеное кресло.

Погода начала уже портиться, подбирался осенний промозглый холод. Скоро зима. Но на крыльце все еще приятно посидеть, дымя в небо и попивая горячительное. Вечером, после трудового дня. Только сегодня вечерний ритуал для меня начался слишком рано.

Ник сел рядом, закинул ногу на ногу, отпил из стакана.

– Как думаешь, что тут происходит? – спросил он.

– Пока ничего страшного. Люди не гибнут. Но такое ощущение, что реальность взбесилась.

– И это все? Может, нам не стоит тогда нервничать?

– Боюсь, что на этом приключения не закончатся. Мы пока только увидели верхушку айсберга, как бы не наступил наш Титаник. Боюсь, что это сейчас жертв нет. Но они могут появиться, – сказал я и как в воду глядел.

Ну, кто же знал, что в течение двух следующих дней, Большой Исток превратится в огромный сошедший с ума муравейник. Я бы точно не мог это предсказать. Альтеры, конечно, люди импульсивные, с богатым воображением, но превратить наш район в дикий хаос не в их силах. Хотя если они очень постараются…

Все эти два дня я просидел дома, получая информацию от кентавров и шерифа.

Ник Красавчег приходил ко мне по несколько раз на дню, пил чай и сообщал последние новости. А тут было о чем поговорить. Тем более ни он, ни я не понимали, что происходит и как с этим бороться.

Все началось с прорастающих неизвестно откуда деревьев. Они просто заполонили район. Пробивались сквозь асфальт, который к утру вернулся в прежнее твердое состояние, выходили сквозь пол в жилых домах, возникали на крышах зданий. Сотни деревьев буквально заполонили город. Они бурно росли, распространяя вокруг себя ветви и зеленые лианы, которые оплетали все, до чего могли дотянуться. В течение каких-то двух часов Большой Исток превратился в джунгли, не хватало только диких обезьян, безумных охотников и табунов диких животных, в безумии носящихся туда-сюда.

Первым делом люди подумали, что это Рома Пузырь развлекается. Есть у него такой талант, иллюзии выплетать. Прежде чем Красавчег вмешался, народ нашел Пузыря и основательно его поколошматил, не обращая внимание на то, что он всех уверял, что никакого отношения к джунглям не имеет. Криком кричал, божился и клялся. Только когда шериф при помощи пожарных шлангов и отряда кентавров разогнал толпу, удалось точно установить, что Пузырь к этому никакого отношения не имеет. От боли и обиды он готов был на все, чтобы доказать соседям свою невиновность. Но деревья никуда не пропали. Росли и росли, словно им дела нет до всяких человечков, страдающих у их стволов.

Все так заигрались в джунгли, что совершенно не замеченным прошло появление танка на Дремучей улице. Он появился из ниоткуда, протаранил дерево, которое с громким треском рухнуло на крышу жилого дома, никто не пострадал, крыша выстояла, на пламенной скорости пронесся по улице и свернул в стену кинотеатра, но исчез до того, как врезался в нее. Это событие видели трое мужиков, которые раздавливали бутылку водки в сквере возле кинотеатра. После этого им расхотелось пить, и они вылили остатки на газон.

Джунгли исчезли из города к вечеру следующего дня, но появилась новая беда. Семь человек сгорели заживо у себя в домах после того, как решили принять ванну. Каким-то немыслимым образом на них из душа хлынула жидкая лава. Откуда она там взялась, никто не мог понять. Очевидцы (а таких нашлось двое, муж и жена жертв, присутствовавшие во время купания в ванной комнате) утверждали, что ручка душа была холодной, как обычно, и ничто не предвещало катастрофы.

На всякий случай Ник Красавчег выступил по телевидению и призвал горожан поостеречься принимать ванну, пользоваться душем и вообще открывать воду. Лучше всего воспользоваться запасами воды, или купить бутылки с жидкостью в магазине, пока следствие не установит, как городской водопровод оказался соединен с преисподней.

Выступление шерифа привело к тому, что в считанные часы все магазины и супермаркеты Большого Истока оказались разгромлены. Бутылки и канистры с питьевой водой, минеральной водой и просто с вином и пивом были раскуплены. И вскоре в магазинах не осталось ничего, что могло бы литься и переливаться. Даже весь жидкий стиральный порошок оказался распродан.

Я тоже не смог удержаться и забежал в магазин «Огурчиков», откуда вскоре вышел с четырьмя пятилитровыми канистрами воды. Паника вещь заразительная. Мне с трудом удалось отвоевать воду у соседей. Чуть до драки не дошло.

Когда я вернулся домой, Ник Красавчег сидел у меня на крыльце и вид у него был очень и очень потрепанный.

– Привет, Крейн. Скажи, что тут творится? Я вот что-то совсем ничего не понимаю.

– Если бы я что-то понимал, – сказал я, опуская канистры на крыльцо и садясь в кресло.

– Скажи, разве все что произошло с нами за последние дни, это нормально?

– Никогда такого за Большим Истоком не замечалось. У нас ведь люди необычные, альтернативного так сказать развития, но законы природы для всех одни. Подбрось и выбрось. Так что ничего нормального я не вижу.

– Вот и я ничего не понимаю. Семь человек сгорело у себя в ванной. Ты когда-нибудь мог подумать, что можно сгореть под душем? Если уж собственному душу нельзя доверять, то чему тогда верить?

Красавчег выглядел потерянным.

– Что делать намерен? – спросил я.

– Сегодня точно напьюсь. Надеюсь ночью ничего не произойдет.

– На твоем месте я бы не был так уверен, – огорчил я Ника.

– Ты что-нибудь понимаешь, преподобный? Что происходит вокруг?

– Я много об этом думал, но в голову ничего не идет, – развел я руками.

– На Большой земле нами заинтересовались, высылают специальную комиссию, чтобы решить, кто во всем виноват и чем это все закончится. Так что жди беды.

– Подбрось да выбрось, – выругался я. – Это нам совсем не в масть.

– Вот и я говорю, что не в кассу. Но кто меня станет слушать.

– Они не поверят, что альтеры не имеют к этому отношения. И только больше испугаются нас и перепугают всех обычников.

– Жди беды, – согласился с моими выводами Ник.

– Когда комиссия прибудет к нам?

– Дня три у нас есть, чтобы все уладить.

– Мало конечно, но иного у нас нет и не будет. Так что подбрось и выбрось, нам за эти три дня надо поймать того шутника, который все это учинил.

– Ты что считаешь, что за этим стоит кто-то из альтеров? – удивился Ник.

– Из альтеров или обычников. Но явно что кто-то из людей. Пока что Большой Исток не был замечен в сумасшедшем поведении. Значит, это кто-то из людей старается произвести на горожан впечатление.

Как же я в тот момент был близок к истине и в то же время ошибался.

Утро следующего дня началось с появление Ника Красавчега, который выглядел плохо. Сказывалась бессонная ночь, стресс предыдущих дней и бутылочка виски, которую мы раздавили на двоих накануне. Он сообщил, что в городе на Песочной улице появилась невидимая паутина и в нее уже угодили трое горожан. Он предложил мне прокатиться до места происшествия.

Выходить из дома очень не хотелось. На улице подморозило, даже иней сковал лужи, что для ранней осени в наших краях нехарактерно, но асфальтовые реки затвердели. И в целом ситуация снаружи была стабильная, если не брать в расчет паутину и ее жертв. Так что пришлось соглашаться.

Наскоро выпив чашку кофе, я оделся и пошел за Красавчегом. В воздух мы не стали подниматься. Что называется, крыльев жалко, можно и отморозить. Поэтому возле моего дома нас дожидался автомобиль шерифа с работающим мотором. Ник взгромоздился за руль, дождался пока я устроюсь поудобнее на соседнем кресле и вырулил на дорогу.

– Рассказывай, кто у нас пострадал? И что сделали, чтобы не допустить повторов? – спросил я.

– Паутину разглядеть нельзя. Она стало быть невидимая. Растянута в переулке между двумя домами. Там как раз продуктовый магазин находится. И живущие по-соседству любят туда утром за свежим хлебом ходить. Вот парочку таких гурманов в паутину и вляпались, вместе с теплыми булками в авоськах. Одного может быть ты знаешь Жак Клетчатый, чемпион Большого Истока по шахматам. Вот уже какой год.

– Феноменальный альтер, подбрось и выбрось, – оценил я.

Красавчег неожиданно чихнул, утер нос тыльной стороной ладони и сказал:

– Точно говоришь. Второй Карл Рубидий. Он у нас недавно, года два как…

– Не помню такого. В чем его талант?

– Что-то с металлами делает. Если хочешь уточню…

– Не стоит. Но ты говорил, что жертв три?

– Правильно. Третий это Коля Лихой. Он проходил мимо. Куда уж шел не знаю, но если судить по его биографии, то явно не за хлебом с булкой. Увидел увязших в паутине страдальцев, и решил толи помочь, толи воспользоваться беспомощностью. Он-то паутину никакую не видел. Только двух замерших в неестественной позе людей. Вот и полез к ним. Так и застрял на полпути к карману Рубидия.

– Надеюсь все дороги к переулку перекрыты?

– Обижаешь, преподобный. Наши кентавры бдят на боевом. Даже муха не пролетит безнаказанно.

– Вот и хорошо.

Через несколько минут мы приехали. Ник припарковал свое авто напротив переулка, и я выбрался на свежий воздух. Поежился от холода, надел кожаные перчатки и направился к месту происшествия.

За всю мою жизнь в Большом Истоке такого я еще не видел. Три мужика, застывшие в неестественных позах прямо по центру пешеходной улицы. Лица у всех красные и жалобные. Видно сразу не по своей воле они из себя живые скульптуры изображают. В нескольких шагах от них, перекрыв подступы к переулку, окруженные небольшой толпой человек в десять зевак, стояли трое сердитых кентавров, похожих на нахохлившихся сонных какаду.

Инстинктивно они подались ко мне навстречу, чтобы предупредить, но, узнав меня, отступили. Преподобный не просто так по улицам разгуливает, а за делом приехал. Вон и шериф позади него виднеется, так что лучше подальше от начальства держаться. Целее будешь. Чего-чего а с соображалкой у кентавров всегда было хорошо, как и с инстинктом самосохранения.

Я остановился в нескольких шагах от страдальцев и нахмурился. Налицо беда, только вот что с этим делать прикажете, непонятно.

Красавчег встал рядом со мной.

– Что думаешь? – спросил он.

– Подбрось да выбрось, – не смог сдержаться я.

– Это, конечно, правильно. Но все же?

– Разбираться с тем, что тут произошло, будем потом. Главное сейчас выяснить, как нам людей спасти. Хотя может им нравится в паутине висеть… – задумчиво произнес я, наблюдая за реакцией страдальцев.

По их мгновенно скисшим лицам я понял, что версию с их причастностью к появлению паутины можно смело отбросить в сторону. А то вдруг это какой-то неудачный эксперимент, и экспериментатор сам пострадал. Или того хуже желание получить славу на ровном месте. Были у нас такие прецеденты.

– А с чего ты, кстати, взял, что это паутина? – спросил я.

Красавчег поморщился, скривился и выдал.

– Так может и не паутина, а какое-то сгустившееся пространство. Это мы так для удобства понимания термин придумали.

– Ясно. Есть у нас кто-нибудь, кто мог бы своим талантом ребят из паутины вытащить? – спросил я сам себя.

Красавчег задумался.

Перебрав в уме всех альтеров, я нашел только одну кандидатуру.

– А что если нам Гошу Скорохода попросить. Может он будет настолько быстр, что сможет выхватить ребят из паутины?

– Почему бы не попробовать, – обрадовался Красавчег.

Он подозвал одного из кентавров и потребовал срочно отыскать ему Скорохода.

– Чтобы через пять минут был тут. Он обычно в это время дома сидит.

Ник продиктовал адрес и еще пару мест, где можно было найти Гошу. Кентавр аккуратно записал адреса в блокнотик и убежал выполнять.

– Как думаешь, эта паутина с происшествиями последних дней как-то связана?

– Безусловно. Сомнений нет. Это все корень одного явления. Только вот какого.

– Есть мысли? – кисло спросил Красавчег.

Судя по его тону, как раз с ними у него было туго.

– Даже и не знаю, что сказать, – произнес я, разглядывая страдальцев в переулке. – Что может быть общего у всех этих событий?

– Кроме того, что мы присутствовали почти везде, ничего общего, – тут же ответил Красавчег.

– А если подумать, – настаивал я.

– Да тут и думать нечего. Люди пострадали все разные. Места в городе разные. Да и свидетели событий тоже разные.

– Не торопись. Делаешь поспешные выводы… Подбрось, да выбрось, что-то в голове вертится, но я никак сообразить не могу.

Мне казалось, что я что-то выпускаю из виду, какую-то маленькую деталь, которая играет важную роль в картине последних событий. Но как я не напрягался, сообразить никак не мог.

Вернулся кентавр в сопровождении заспанного и кое-как одетого наспех Глеба Скорохода. Выглядел он потрепанно и несвежо. Лохматая грива нечесаных седых волос, костлявая нескладная фигура, которая при разгоне распрямлялась, преображалась, становилась гармоничной. Его талант – скорость, ничего тут удивительного.

Разъяснив Скороходу задачу и все опасности с ней связанные, мы отошли в сторону, чтобы не мешать специалисту. Тут было два варианта развития событий. Либо он тоже окажется в паутине, либо вытащит наших мучеников. Если тоже в паутине застрянет, то будем искать другие пути. Если же вытащит, то честь ему и хвала. Так мы ему все перспективы и обрисовали. И он согласился помочь.

Минут десять Скороход потратил на разминку. Поприседал, ноги помассировал в синих обтягивающих джинсах. Не подходящая для спорта одежда, но кентавр ему не объяснил, когда из кровати выдергивал, что на беговые задания везет. Закончив с разминкой, Гоша встал в стойку, глянул на застрявших страдальцев, дернулся и исчез. В следующую секунду из паутины пропал Коля Лихой. Еще через мгновение, оба они появились в конце переулка.

– Подбрось и выбрось, получилось, – сказал я радостно и тут же обратился к Красавчегу. – Вези меня домой, здесь нам больше делать нечего. А для умственных упражнений нет ничего лучше, чем чашечка кофе с капелькой коньяка.

– Гурман, – оценил Ник.

– Итак, что нам известно, – сказал я, развалившись в кресле на веранде своего дома, укутавшись в теплый плед, чашка с горячим кофе, разбавленным коньяком, стояла передо мной на столе.

– Да, в сущности, почти ничего, – ответил Красавчег.

Он сидел рядом со мной в соседнем кресле и грел в руках большую черную чашку с кофе.

– Это и огорчает. А если нам ничего не известно, жди беды. Подбрось и выбрось. Не привык я штаны просиживать в пустопорожнем ожидании. Что-то надо делать.

– А что ты тут будешь делать? Мы не знаем, что происходит и кто в этом виноват.

– Надо определить события последних дней это явления естественного порядка, или за этим кто-то стоит, – сказал я.

– Ясно что стоит. С чего бы нашей вселенной бунт устраивать, – ответил Красавчег.

– Это, конечно, логично. Но кто может устроить все это и остаться в тени. Я знаю всех на Большом Истоке. Никто из наших на такое не способн. Да и в чем смысл всех этих явлений. За любым действием стоит какая-то цель. Какую цель преследует наш субъект?

– Если бы я знал, я бы не сидел с тобой на веранде и не потягивал кофе, – раздраженно сказал Красавчег, состроив рожу.

И что у него за странный талант. Когда кривляется, становится просто очаровательным, любую красотку с ума сведет, заставит плясать под свою дудку. В нормальной же жизни скорее отпугнет кого угодно. Не урод, конечно, но и не красавец.

– Что самое печальное. Все события являют собой просто хаотическую бессмыслицу, подбрось и выбрось. И мы ничего с этим не можем сделать. Как найти то, что мы и сами не знаем, как выглядит.

Некоторое время мы сидели молча.

Я пытался вернуться к той неясной мысли, которую нащупал, стоя напротив переулка с паутиной. Но она ускользала от меня, и пряталась в хаосе бессвязных обрывков посторонних размышлений. Все-таки за последние несколько дней на меня, как и на весь район, слишком много всего свалилось.

– А что если это кто-то с нами играет? – неожиданно предложил версию Красавчег.

Теперь я услышал ту мысль, которую пытался сам так долго и безуспешно сформулировать.

– Кто-то шалит, дразнит нас, разыгрывает, – продолжал рассуждать Ник.

– Ты прав. В этом что-то есть, – сказал я.

Но развить мысль мне не удалось.

В кармане Красавчега запиликал сотовый телефон. Он выгнулся дугой, чтобы, сидя, достать трубку из кармана джинс. Наконец у него все получилось, он принял вызов. Несколько минут общался, после чего оборвал связь и с мрачным видом сообщил мне:

– Кажется, у нас появилось еще одно происшествие.

– Что случилось?

– На площади Звезды в центре Большого Истока выросло колесо обозрения.

– Подбрось и выбрось, это неожиданно.

– Не то слово. Оно постоянно вращается, и кабинки кем-то заняты.

– Кем? – заинтересовался я.

– Очевидцы не могут рассмотреть. Кабинки затянуты туманом, но там явно кто-то есть.

– С чего ты взял?

– Так говорят.

– Интересно, подбрось и выбрось. Поедем, посмотрим, – предложил я.

И хоть покидать уютное кресло и расставаться с теплым пледом совсем не хотелось, я все же совершил усилие над собой. Когда еще на моем районе будут происходить такие чудеса. И чтобы я такое пропустил, нет уж – увольте.

Бьюик Роадмастер 1954-ого года выпуска доставил нас на место за пятнадцать минут.

Огромное десятиметровое колесо обозрения возвышалось над близстоящими домами. Оно встало аккурат между рестораном «Сто священных коров», кинотеатром «Дженезис» и сквером, в котором до явления чуда играли дети. Теперь они стояли и глазели на медленно вращающегося исполина с открытыми от удивления ртами. Никогда еще в своей жизни они не видели ничего подобного.

Я перевел взгляд на колесо. Огромное. Вот что можно было сказать о нем. А по сравнению с маленькими уютными домиками нашего района, оно выглядело словно Гулливер, забравшийся по-пьяни в деревню к лилипутам. Разноцветные кабины на двух человек были окутаны густым туманом, постоянно находящемся в движении. Складывалось впечатление, что туман живой, только какая-то неведомая сила не выпускает его из кабинок, заставляет концентрироваться возле них. Что прячет в себе туман? Вот что взволновало меня больше всего. Нет ли там внутри чего-то ужасного, представляющего для жителей Большого Истока опасность.

– Что ты об этом думаешь, преподобный? – спросил Ник, скривившись, точно раскусил капсулу с рыбьим жиром.

Никогда не пробовал, но мерзость вероятно страшная.

– Подбрось и выбрось, я ничего не понимаю. Откуда эта дура здесь взялась?

– Сам бы дорого заплатил, чтобы узнать, – ответил мне шериф.

– И давно она тут глаза мозолит? – спросил я.

Ник подозвал одного из кентавров и подробно расспросил.

Получается, нарисовалось колесо обозрение где-то с полчаса назад, парализовав жизнь улицы. Тут же со всех окрестностей стянулись зеваки. Они в основном стояли в стороне и смотрели. Но нашлись два смельчака, подошедшие к колесу поближе. Один из них, Цер Хаос библиотекарь, попытался забраться в кабинку, но был отброшен в сторону со страшной силой.

– Очень интересно. Не находишь, – сказал задумчиво Красавчег.

В этот момент из клубов тумана кабинки, достигшей самой земли, выплыл мутный налитый кровью глаз, размером с человека. Он медленно осмотрел окрестности, оглядел столпившихся, охваченных ужасом людей, и растворился в тумане.

– Кто-то за нами наблюдает, преподобный? – спросил растерянный кентавр.

Я не знал, что ему ответить на это. Я и сам не понимал, что здесь происходит, и откуда взялось это чертово колесо, и кому принадлежит этот кровавый глаз.

У Красавчега зазвонил телефон. Он принял вызов и пару минут разговаривал, после чего доложил мне.

– У нас еще одна проблема.

– Может на сегодня хватит? – страдальчески спросил я.

– Кажется, кто-то считает иначе.

– Что стряслось на этот раз? Русские горки на кладбище нарисовались? И на них катаются зомби?

– Если бы… – Красавчег хмыкнул, цыкнул зубом, собираясь с мыслями и сказал: – Улица Вязов провалилась.

– Как это? – не понял я.

– Просто. Под землю.

– А подробнее?

– Это что-то типа зыбучих песков. Улица превратилась в зыбучие пески. Два автомобиля увязли, и около шестерых альтеров. Люди погибли. Машины еще засасывает. В полицию позвонил один из очевидцев. Он живет на улице Вязов. Пока что эффект зыбучих песков затронул только проезжую часть, но уже покачнулся первый дом и погружается на дно. Гражданин обеспокоен и просит его спасти немедленно.

– Не было печали, черти накачали. Не иначе как, – сказал я огорченно.

И что прикажете теперь делать? Как с зыбучими песками бороться? Это вам не асфальтовая река. Та течет по руслу, из берегов не выходит. А что если эта зараза опасная и начнет распространяться за пределы улицы Вязов? Как ее остановить? Она же может сожрать весь Большой Исток.

– Поехали, посмотрим. Здесь нам явно делать нечего, – предложил я. – Колесо не опасно. Ни на кого не кидается. Есть не просит. Так что обойдется и без нас.

Красавчег со мной согласился.

Весь оставшийся день мы промотались по объектам, и следующий день потратили на это никчемное занятие.

Мы наблюдали зыбучие пески, в которые обратилась благополучная тихая улочка. За несколько часов под землю провалилось полностью или частично двадцать домов. Жителей удалось заблаговременно эвакуировать. Погибли только первые шесть прохожих и двое водителей, которых так и не удалось вытащить из машин.

Следующим и пожалуй самым странным объектом, что нам удалось лицезреть, было огромное размером с автомобильный фургон бычье сердце, зависшее прямо в воздухе над Лебяжьим прудом возле городского парка. Налитое кровью, оно учащенно пульсировало и оглушительно стучало. Оно распугало не только лебедей, плававших в пруду, но и всех уличных кошек и собак, бегавших поблизости. Мы их подкармливаем, и они никого не боятся. Но вид, висящего в воздухе, огромного сердца изрядно их напугал. Они разбежались кто куда, потом их несколько месяцев никто не видел на улицах города.

Зевак это представление собрало предостаточно.

Мы вызвали Рому Пузыря, мастера иллюзий, для того, чтобы он дал экспертное заключение, что это за явление и как с ним бороться. Пузырь поколдовал вокруг бычьего сердца и авторитетно заявил, что иллюзиями тут не пахнет, мол что хотите то с ним и делайте. Но подумайте основательно, сердце бьется, стало быть существует, дает кому-то жизнь. Кому? А что если попытаться его уничтожить, не разрушим ли мы этим что-то большое и очень ценное. Рома Пузырь посоветовал проявить деликатность в обращении с бычьим сердцем, и на этом откланялся.

Через несколько часов бычье сердце растворилось в воздухе, не оставив и следа.

Следующим явлением, которое нам довелось лицезреть было стадо диких лошадей, пасущихся перед зданием городской управы. Откуда лошади тут взялись, никто сказать не мог. Еще секунду назад не было, и вдруг появились. Не ветром же их занесло. Все бы ничего, но лошади были ярко-красного, ядовито-желтого, и болотно-зеленого окраса. В наших краях подобной палитры у животных не наблюдалось. Что делать с этой живностью никто не знал. Выдвигались разные предложение, но все они казались абсурдными.

После этого мы прокатились до отделения полиции, где Джек Браун ознакомил нас с тремя десятками заявлений от граждан, поступивших к нему за последние три часа. Часть их них были сделаны по телефону, но некоторые поступили лично. Люди жаловались на пропажу вещей: от банальных кошельков, до надгробий на кладбищах у родных и матрацев из домов. Первое можно было списать на карманников, второе на вандалов, но кому могли потребоваться старые продавленные матрацы? Вот в чем вопрос.

В списке пропавших вещей так же значились:

– велосипед детский – 3 штуки,

– кровать железная солдатская – 1 штука,

– часы напольные с кукушкой – 1 штука,

– палатка туристическая старая – 1 штука,

– банковский сейф с ружьем охотничьим внутри – 1 штука,

– двигатель от автомобиля – 4 штуки (сняли прямо с машин),

– фотоаппараты – 12 штук,

– очиститель для водопроводной воды – 6 штук,

– Библия – все что было в городе, точное число не известно.

И так, кое-что еще по мелочи.

– Либо у нас на районе завелся маньяк клептоман, либо я ничего не понимаю, подбрось и выбрось, – не смог я сдержаться.

Другая порция заявлений касалась неожиданных находок и странных незнакомых людей, увиденных на улицах, и показавшихся горожанам очень опасными.

В списке неожиданных находок значились:

– бублики размером с автомобильное колесо, каменные – 6 штук,

– старый дряхлый грифон с выпавшими перьями и язвами на коже – 1 штука,

– неизвестной конструкции автомобиль, двигающийся без водителя – 3 штуки,

– объявления о пропавших вещах и людях сумасшедшего содержания – множество по всему городу,

– неизвестные науке животные – 18 штук,

– непонятный человечек видом как огромный пузырь с тремя глазами – 1 штука,

– памятник голой женщине – 1 штука,

– голографическая проекция рыцарского сражения – 1 штука.

И много чего другого.

Я устал перебирать и читать заявления.

В участок ввели под руки мускулистого бородатого кентавра, самого настоящего с телом лошади и торсом человека. Голову его украшал панковский ирокез красно-зеленого цвета, уши у него были проколоты, в них красовались золотые кольца. В зубах он держал дымящуюся сигару, громко ругался и требовал дипломатической неприкосновенности. Вот так у наших уличных кентавров появился самый настоящий кентавр. Мир определенно сошел с ума.

Из полицейского участка я уехал поздно ночью. Красавчег довез до дома и принял мое приглашение переночевать на диване. Мы распили бутылочку виски на веранде, попыхивая сигарами, так сказать для успокоения нервов. От завтрашнего дня не ждали ничего хорошего, и как в воду глядели.

И опять началось, и опять завертелось. Событие следовало за событием. Первую половину дня мы мотались по вызовам, но потом я запротестовал и потребовал у Красавчега покоя.

– Отвези меня домой. От нас на улице толку нет. Кентавры сами справляются, а нам надо подумать, как все это остановить. Подбрось и выбрось.

Зыбучие пески с улицы Вязов перекинулись на Кленовую улицу. Такими темпами скоро они весь Большой Исток поглотят. Нас еще спасало то, что удавалось скрывать подробности от Большой земли, иначе уже давно на нашу территорию ввели бы войска, или оцепили бы периметр района, да забросали бы чем-нибудь нехорошим, смертельным. Грядущая инспекция уже не пугала. Остановить бы Апокалипсис в отдельно взятом районе города, вот это головная боль. Наблюдателей, которые постоянно жили в Большом Истоке, удалось отвлечь. Трех человек вот уже несколько дней поили смертельно, так что они ничего кроме стакана вокруг не видели. А двух оставшихся заперли в больнице, сославшись на то, что в городе свирепствует вирус гриппа, и они уже заразились. Для достоверности их правда заразили чем-то внешне неприятным, но неопасным. Гарри Эпидемия постарался.

До дома мы долетели быстро. Я налил себе стакан воды, выпил залпом, налил второй и прошел на веранду, плюхнулся в кресло, забросил ноги на стол и вытянулся облегченно.

– Положение становится критическим, – сказал Красавчег, располагаясь рядом со стаканом виски.

– Я бы сказал, что оно становится кретиническим, – поправил я его.

– В который раз спрашиваю, что нам делать?

– И я в который раз отвечаю, давай думать логически. Мы уже решили, что это кто-то шалит, или развлекается. Но кто это может быть? Вот в чем вопрос. И пока мы его не решим, события будут повторяться.

– У кого-то очень плохое чувство юмора, – мрачно заметил Ник. – Столько людей погибло.

– А что если это существо, не будем пока говорить что это человек, вдруг это не так. Так вот что если оно просто не понимает, что такое хорошо, а что такое плохо, – предположил я.

– И кто же это может быть?

– Пришелец из будущего, инопланетянин, сумасшедший, – выдал я несколько версий и неожиданно сам для себя добавил. – Или ребенок.

– Ребенок, ну ты загнул, – скептически хмыкнул Красавчег.

– Вот именно ребенок. Возле всех мест происшествий было много зевак, и среди них было много детей, – развивал я свою мысль.

– И что нам теперь, пересажать всех детей Большого Истока, чтобы проверить твою версию?

– Подбрось да выбрось, нам нужно найти одного ребенка. Всего одного, кто стоит за всем этим. Возможно ему кажется, что все это очень весело. Может у него открылся какой-то необычный талант, о котором не известно его родным и близким, – сказал я.

– И как ты предполагаешь это сделать? – грустно спросил Ник, прихлебывая виски. У него не осталось сил даже на кривляния, отчего он сделался некрасивым и обиженным.

– Нам нужен Рэм Парадокс, только он может нам помочь, если конечно он работал все эти дни.

Красавчег мгновенно оживился. Его лицо покрылось волнами, преображалось, задвигалось, отчего он вновь стал обаятелен и привлекателен.

– А что? А мы это сейчас узнаем. Это мы сейчас проверим. Понимаю, куда ты мыслишь. Молоток, человек. Уважаю преподобного.

Ник созвонился с полицейским отделением и выяснил, что Рэм Парадокс все эти дни работал на самых крупных происшествиях, и сейчас он находится возле Бездонного колодца, образовавшегося возле городской школы. Красавчег приказал немедленно найти Парадокса и передать ему, чтобы он немедленно ехал к преподобному Крейну, где его уже ждут для проведения оперативно-следственного эксперимента.

Ждать пришлось недолго. Всего каких-то полчаса, что по событиям последнего дня в сущности совсем ничего. Улицы района охвачены волнениями, многие из них пострадали от событий, и теперь были непроездными. Так что передвигаться приходилось кривыми маршрутами.

Рэм Парадокс вырос на пороге моего дома деловитый, настроенный на серьезную работу. Это был низенький полный мужчина с аккуратной бородой эспаньолкой, черными грустными глазами и густыми бровями, сросшимися у переносицы.

– Рад тебя видеть, Рэм. Проходи. Дело есть, – приветствовал я его.

– И я рад вас видеть, преподобный, – замялся на пороге Парадокс.

– Да проходи, говорю тебе.

Рэм вошел в дом, скромно остановился в прихожей и замер, выжидательно уставившись на меня.

– Что встал столбом, пошли, – пришлось повторить приглашение.

Мы прошли на веранду, где нам удобнее было бы провести эксперимент.

Красавчег, завидев Парадокса, приветствовал его стаканом виски, поднятым вверх.

– Ты был на всех самых важных событиях последних дней? – спросил я.

– Так точно.

– И возле колеса обозрения был? – спросил Красавчег.

– Был.

– И на улице Вязов?

– И там тоже.

– Хорошо. Тогда ты должен показать нам события последних дней, – потребовал я. – Подбрось и выбрось, и постарайся ничего не пропустить.

Рэм Парадокс потому работал на полицию, что был естественным и незаменимым киноаппаратом, этакой живой видео камерой с функцией пост-показа. Он не просто запомнил события и места, где оказывался, но и мог показывать их окружающим людям, так что они видели все с эффектом присутствия и личного участия. Он мог замедлять показ событий, останавливать на каких-то моментах, приближать и удалять картинку. И при этом он был надежнее, чем любая видеокамера, потому что восстанавливал место происшествия во всех деталях.

Мы просмотрели события с трех мест происшествия: колесо обозрения, улица Вязов, бычье сердце. Потом посмотрели еще одно событие с невидимой паутиной. После этого я попросил еще раз прокрутить события, и когда показ закончился, мы знали, кто предположительно развлекался на улицах Большого Истока, шалил в меру своих сил и воспитания.

– Это мальчик, – сказал я потрясенно. – Подбрось да выбрось.

– Маленький мальчик. Лет семи, – добавил Красавчег. – И я его раньше никогда не видел.

– Что будем делать, преподобный? – спросил Красавчег, когда Рэм Парадокс покинул мой дом.

– Для начала образ мальчугана надо пробить по базе жителей Большого Истока.

– Сейчас уже делают. Я приказал Джеку Брауну заняться этим.

– Отлично. Если все эти события дела рук одного мальчика, то он силен. Очень силен. Настолько сильного альтера у нас еще не встречалось…

– Это меня и беспокоит, как мы справимся… Объяснить ему что делать, то или иное нельзя, похоже не выйдет, надо его как-то обезоружить, вырубить что-ли…

– Подбрось и выбрось, бить детей это не педагогично.

– А бить альтеров очень даже, если они по-другому не понимают. К тому же мы его сильно бить не будем, чуть приласкаем.

– А ты подумал, кто может это сделать? Мальчик любого в клочки разметает, или в насекомое обратит. У нас же на районе настоящий волшебник завелся, не отдающий отчет своим силам, – сказал я.

– О, черт. Эпическая сила, это очень плохо. Что же мы делать будем?

Красавчег огорчился, черты его лица разгладились, превращая его в грустное страшилище.

– Подбрось и выбрось, есть у меня одна мыслишка.

Телефон Ника зазвонил. Несколько минут он разговаривал, а когда повесил трубку, сообщил:

– Мальчик среди граждан Большого Истока не зарегистрирован.

– Что это значит?

– Он не наш. Он пришлый. Откуда? Кто он? Вот в чем загадка?

– Возможно, я смогу это узнать, если поработаю с ним. Но для этого нам нужно поймать его. Поехали, времени нет, – сказал я, поднимаясь из кресла.

– Куда едем?

– К Диме Стекляшке. Он очень не вовремя завязал с выпивкой.

Стекляшка жил в старом доме на Гремучей улице, на другом конце Большого Истока. Обычно в это время суток он прохлаждается где-то на улице, совершает экскурсию по барам и кафешкам пока не станет совсем невидимым, но в свете последних событий я все же решил его проверить на квартире. Если он до сих пор не развязал галстук, то что ему делать в злачных заведениях. По дороге мы заглянули в магазин и купили три бутылки водки. Без этого зелья нам сегодня не обойтись.

Квартира Стекляшки находилась на последнем шестом этаже. Лифта в доме не было, а подъезд был загажен, словно его оккупировала целая стая бомжей, которых у нас на Большом Истоке отродясь не водилось. Ничего удивительного, на этой улице живут неблагополучные личности, находящиеся на особом счету у кентавров. Стекляшка к ним тоже относился.

Он открыл дверь сразу, хотя звонок не работал, и нам пришлось стучать. Выглядел устало и печально, но заметил меня и лицо его прояснилось.

– Преподобный, какими судьбами. Уж никак не ожидал вас увидеть у себя. Прибрался бы.

Он пропустил нас в квартиру. И я оценил размер грядущей приборки. Чтобы навести здесь порядок, проще устроить пожар, чтобы весь ненужный хлам вместе с грязью сгорел.

– Присаживайтесь, – гостеприимно предложил Дима.

Я окинул взглядом комнату, но места куда можно было приземлиться не нашел. Два табурета были завалены какими-то старыми газетами, да грязной одеждой хозяина конуры, на кровати ворох одеял и подушек, было видно что он только что оттуда выбрался, на столе грязная посуда, пепельница полная окурков и пустая банка из-под селедки, только винный соус и остался.

В комнате царил сумрак из-за плотно зашторенных окон.

Заметив наше замешательство, Дима свалил весь хлам с табуреток себе на кровать и показал на них. Мол, безопасно. Я заставил себя сесть, разговор предстоял серьезный. Убедить Стекляшку покончить с завязкой, задача не из легких. Если Дима что-то для себя решил, то будет стоять до последнего. Аргументы, чтобы его переубедить, должны быть железными, ну или по-крайней мере чугунными. Иначе все напрасно. Даже мой талант не поможет.

Я вкратце рассказал о событиях последних дней, обо всех чудесах, что творились на улицах Большого Истока. Стекляшка ничего об этом не знал. Он все время провел дома, попивая минеральную воду, остатки упаковки еще стояли возле батареи, и читая старые газеты. Дима регулярно покупал все газеты с Большой земли и местное издание, но никогда их не читал, складывал дома стопками. До той поры, пока не завязывал с выпивкой, тогда видно от накатывающей на него депрессии он углублялся в прессу и прочитывал за раз все выпуски, при этом не пропуская ни одной статьи. Была за ним такая особенность.

– Зачем вы мне все это рассказываете, преподобный? – спросил он, с подозрением косясь то на меня, то на Красавчега.

Ник скривился, пытаясь придать лицу самое обворожительное выражение.

– Я еще не успел тебе сказать, что за всеми этими событиями стоит маленький мальчик. Он не местный. Кто такой? Нам еще предстоит узнать. По всей видимости он проказничает. Пока это рабочая версия.

– Ну а я тут при чем?

– Мы знаем кто виновник всех происшествия, нам надо его задержать. Но беда в том, что подобраться к нему безнаказанно не удастся. Мальчик любого по кирпичикам разберет, если заподозрит неладное.

– И что? – спросил Стекляшка.

Он уже, кажется, догадывался о чем я собираюсь его попросить.

– У меня есть для тебя дело.

– Нет, – отрезал Дима.

– А все же…

– Ни за что.

– А если подумать?

– Ни в коем случае, – твердо стоял на своем Стекляшка.

Мы пререкались минут тридцать. Красавчег то и дело болезненно смотрел на часы. Времени и правда почти не осталось. В то время как я уламываю выпить Димона, в городе происходит черти что. Не было печали, как говорится, да черти накачали. Но Стекляшка был тверд, неуступчив и упрям, словно критский бык. Я объяснял ему, что каждый талант нужен, вот и его потребовался. Он принесет пользу, если Дима выпьет пару-тройку рюмок. Но Стекляшка упорствовал. Хочу мол маму проведать на Большой земле, надоело быть альтером, хочу домой к обычной жизни. Пить больше не буду и не уговаривайте.

Я и сам не понимаю, как мне все же удалось его уболтать, как получилось сломать его упорство, но Стекляшка сломался и сдался. Я коротко объяснил ему, что от него требуется. Мы распечатали бутылку водки, налили две стопки, и Дима обе выпил.

Красавчег уже бросился заводить автомобиль. Мы спустились вниз и выехали на новое происшествие. В трех кварталах от дома Стекляшки началось светопредставление. Я не сомневался, что мальчик будет там.

Пока мы ехали, Дима накачивался водкой. Надо было соблюсти кондицию, чтобы и невидимость появилась, и разум не окончательно растворился в водке, чтобы у Стекляшки хватило сил подобраться к виновнику всех бед, и стукнуть его хорошенько. Главное, чтобы он потом не стал фиолетовым.

К тому моменту, как мы прибыли первая бутылка водки закончилась, и Стекляшка начал вторую. Выпив грамм двести, он ладонью накрыл горлышко, показывая что достаточно. Только его уже никто не видел. Пришлось ему заплетающимся языком объяснять нам что к чему.

Красавчег тоже время зря не терял. Он озвучил ориентировку в эфир, и уже получил точные координаты местонахождения мальчика. Шельмец был здесь, кто бы сомневался.

Я выбрался из машины, помог выйти Стекляшке и направился к детской площадке, велев в пустоту от меня не отставать.

Над головами прохожих разворачивалось завораживающее действие. Голливуд нервно курит в сторонке и просит мастера научить. Сражение фантастических крылатых существ, похожих на драконов на фоне переливающегося всеми цветами радуги неба. Что не говори, а мальчонка талантливый. Даже жалко такого бить, пускай и не сильно.

Я увидел ребенка. Он стоял возле качели и заворожено смотрел на небо, а руки его двигались в воздухе, словно он играл на пианино. Но никому до этого не было дела.

Все произошло быстро, никто не успел опомниться. Спущенный с поводка Стекляшка подошел к мальчику и крепко приложил его по голове. Когда мальчик потерял сознание, представление в небе закончилось, вызывав у зрителей вздох разочарования.

– Ну, мы его сделали. Что теперь? – спросил Красавчег. – Не можем же мы его постоянно по голове бить. Так можно и все мозги отбить. Жалко ребенка.

– Жалко, – сказал я. – Есть у меня одна идея.

Кентавры схватили ребенка, спеленали его, точно младенца и засунули в автомобиль шерифа.

– Куда едем?

– Ко мне домой. Пока. Надо узнать, что это за ребенок и что он у нас забыл. А потом подумаем.

Я забрался в салон. Под ногами звякнул пакет с бутылками. Я взял его и выбрался назад.

– Стекляшка! – позвал я.

– Тут… я, – послышался громкий нетрезвый голос.

Я передал пакет с бутылками и долго наблюдал, как он плывет по улице сам по себе зигзагами.

Короткая дорога до дома. Двое кентавров сопровождения перенесли все еще бесчувственного мальчишку ко мне в кабинет, положили на диван и встали по краям, поглаживая дубинки. Если что, они были готовы его приласкать. Им сообщили информацию, кого они помогли задержать. Но я был уверен, что крайние меры не потребуются. В конце концов, мальчик связан, руками выплетать заклинания не получится, а если что я сумею его уговорить.

Но и с бессознательным материалом, я мог работать. Только кентавры мне мешали. Пришлось их выпроводить за дверь. Это оказалось сложной задачей, но я с ней справился. Красавчег сказал, что покурит на веранде, и ушел, бросив подозрительный взгляд на лежащего неподвижно мальчугана. Я понимал его. Как такой маленький ребенок, мог сотворить тот хаос, который царил на улицах нашего района все эти дни.

Мне потребовалось полчаса, чтобы во всем разобраться. То что я узнал меня потрясло. Я по-новому посмотрел на мирно спящего мальчика. Я сумел погрузить его в глубокий сон. На ближайшие пару часов мы были в безопасности, но дальше… что-то надо было делать.

Я вышел на веранду, устало погрузился в кресло рядом с Красавчегом и мечтательно уставился на графин с виски. Выпить хотелось, но я решил повременить. Впереди еще много работы.

– Тебе удалось во всем разобраться? – спросил Ник.

– Подбрось и выбрось, это самое необычное, с чем нам доводилось столкнуться, – задумчиво произнес я.

– И кто этот мальчик?

– Как бы тебе объяснить попроще… – сказал я, подбирая слова.

– Да ты уж постарайся для нас простых ребят, – с издевкой в голосе попросил Ник.

– Этот мальчик и не мальчик вовсе никакой. И даже не человек вовсе.

– Отлично. И кто же он тогда? Пришелец со звезд?

– Он материализованная проекция другой вселенной, живущей параллельно нам. Еще совсем юной и не воспитанной вселенной.

– Это как? – вытаращился на меня Красавчег, отчего стал похож на напуганного лемура.

– Подбрось и выбрось, чтобы я понимал, как это…

Ник утонул в кресле, пыхая сигарой и безучастно уставился на линию горизонта. Он усиленно пытался осмыслить услышанное.

– Ничего не понимаю. Разве такое возможно.

– Если мыслить чисто теоретически, то да. Хотя я о таком ни разу не слышал. Юная вселенная, еще совсем недавно зародившаяся каким-то образом узнала о нашем существовании и может решила подружиться. Кто его знает, что двигало этой проказницей. Просочившись в наш мир, она приняла вид маленького мальчика и стала играть. Поскольку ничего другого не умеет пока. Вот собственно и все.

– И что мы будем с этим делать? – спросил Ник.

Он понятия не имел, как обращаться с юными народившимися вселенными. Впрочем и я тоже. Но я знал, к кому мы можем обратиться.

– Старый учитель, – выдохнул я.

– Кто? – не понял Красавчег.

В последнее время на него упало слишком много всего необъяснимого, как бы этот тяжкий груз не раздавил плечи нашего шерифа.

– Старый учитель. Только он может воспитать новую вселенную и вернуть ее назад.

– Ты говоришь о Борисе Магистре?

– О нем, о ком же еще, – ответил я.

– Да кто он такой. Бог, чтобы вселенные воспитывать?

– Нет. Всего лишь учитель, – ответил я. – Очень старый и опытный учитель.

Я поднялся из кресла и засобирался.

– Ты куда?

– Давай побыстрее закончим с этим и вернемся ко мне. Подбрось да выбрось, у меня еще осталась бутылочка хорошего виски, – предложил я.

Красавчег преобразился. Он свистнул кентавров, чтобы они грузили спящего мальчика в машину, а сам направился греть мотор.

Я посмотрел на темнеющее небо, на спокойный район, который еще несколько часов назад лихорадило, и только сейчас почувствовал как сильно устал. Мы все сильно устали за эти дни. Всем нам требуется хорошо отдохнуть, а вот Борису Магистру придется поработать. Впрочем, я не сомневался, что он справится с задачей и объяснит проказливому мирозданию, как себя нужно вести в порядочном обществе и где вообще ее место.

Если с этим не сможет справиться старый Учитель, то кто тогда? Подбрось и выбрось.