14
Когда Савва пришел с работы домой, оказалось, что Филипп Петрович только заскочил от Селезневских, чтобы взять новую фуражку, был навеселе, краем уха выслушал дочь — просьбу, какую через нее передавал Савва, — и снова убежал. Сказал, что в мастерские не пойдет, а с кумом поедет на лошади кататься по городу.
Глубокими сумерками Савва с Порфирием, испетляв всю слободу и станционный поселок, прежде чем добраться до дома Вани Мезенцева, постучали чуть слышно в ставень, а потом в дверь. Их впустила Груня.
В комнате было темно. Из предосторожности хозяева заранее огня не зажигали.
Кого не хватает? — спросил Савва, переводя дух и впотьмах нащупывая себе место на лавке у стены.
Порфирия привел?
Здесь я, — откликнулся Порфирий.
Выходит, все собрались, — послышался из угла голос Кузьмы Прокопьевича. — Петр здесь, Лавутин, Пучкаев, а Севрюков с улицы охраняет. Тебя с Порфирием только ждали. А что, Филипп не придет?
Нет, — отозвался Савва, — загулял он на крестинах сегодня. Что поделаешь? И так долго крепился.
Ну что же, тогда начнем? — сказал Петр. — Можно, товарищ Плотников? Груня, зажигай огонь. Ваня, есть у тебя картишки? Давай разбросаем на случай, чтобы врасплох не застали.
Груня зажгла лампу, Ваня достал из ящика пухлую колоду, все уселись вокруг стола.
Лебедев встал — он любил говорить стоя: свободнее тогда звучала речь, слова можно было дополнить жестом.
Товарищи, я начну с коротенького вопроса, — сказал он, поблескивая веселыми черными глазами. — Однако с ответами прошу не спешить. Возможно, что правильный ответ мы получим только завтра. Итак, вопрос: где Буткин? А теперь кой в чем давайте разберемся. Как вы знаете, я член Иркутского комитета нашей партии, Буткин выполняет поручения Сибирского союзного комитета. Здесь он бывает часто просто в силу своих служебных обязанностей. Но эта сторона дела нас сейчас не интересует. Как агент Союзного комитета, он имеет здесь явочную квартиру. Только там могут встречаться с ним наши люди, не опасаясь провала. Об изменении адреса своей квартиры он должен был сообщить одному человеку, с которым я держу связь. На деле же оказалось — Буткин переменил квартиру, а о новой никто не знает. Может быть, это случайность, он не успел известить человека, с которым я связан? Проверено. Не так. Что я приеду сюда, Буткин знал, его известили. Он только не знал, в какой именно день я приеду. И, видимо, еще не знает, что я здесь. Назавтра он собирает массовку за городом, будет на ней выступать. А теперь не кажется ли вам, товарищи, что Буткин все это делает умышленно, чтобы выступить без меня? Или, как он полагает, до моего приезда? И, во всяком случае, не повидавшись со мной предварительно, до массовки…
Похоже, — сказал Лавутин. — Я сам проверял.
И я не сомневаюсь в этом, — присоединился к Лаву-тину Петр.
Ну, а зачем бы ему все это? — нерешительно спросил Кузьма Прокопьевич.
Лебедев потрогал свою мягкую, небольшую, недавно еще отпущенную бородку. Внимательно посмотрел на огонек лампы.
Зачем? Вопрос законный. Разрешите тогда рассказать вам поподробнее и начать с истории.
Товарищи! Вот уже больше двух лет существует наш Сибирский союзный комитет. Крепнет наша партия. Провалы и разгромы отдельных рабочих кружков и групп, комитетов партии не останавливают роста революционных сил. Мы теряем товарищей, но на смену им приходят новые. Посаженные в тюрьмы не выходят из борьбы — они приобретают там закалку. Рабочее движение все ширится и ширится. Правда, создавалось много всяческих независимых кружков, которые то появлялись, то распадались. А у нас в Сибири таких неустойчивых кружков организовывалось, может быть, и больше даже, чем в других местах. Но в основе-то рабочего движения всегда были крепкие, марксистские кружки, такие, как ваш.
У нас народ надежный, хороший собрался, — сказал Лавутин.
Да. И такие кружки стали создаваться во всех городах. Потом появились и порайонные комитеты партии. Чувствуете, как наливаемся силой? Но каждый комитет стремился все же решать только узкие, свои, местные задачи. А ведь наша великая цель — революция, свержение самодержавия! Будучи разобщенными, можно достичь ее? Нет, нельзя! Нужно было сплотиться нам вокруг единого центра. И вот, товарищи, когда стала издаваться газета «Искра», стал складываться и такой центр. Не шиверский, не иркутский, не сибирский, а общерусский. Центр всех социал-демократических сил, всех рабочих России, всего народа! Вы все, товарищи, «Искру» читали и знаете, к чему она призывает рабочих.
«Искра»! — восхищенно сказал Ваня Мезенцев. — Она прямо огонь в жилы вливает!
Родная газета! — пробасил Лавутин. — Наша! Порфирий, подвигав по столу своими длинными руками, тихо сказал:
Верно. Я читал ее, думал: вот когда жизнь стал правильно видеть. А то все искал не там, где надо. Теперь знаю, куда идти.
Он ближе других сидел к Лебедеву. Тот положил ему руку на плечо, слегка склонился и как-то особенно дружески и тепло спросил:
А когда видишь ясный путь впереди, обратно, в ямы, в болото, в кусты, отступать не хочется?
Никогда не отступлю, — уверенно сказал Порфирий.
И отлично!.. Но мы отвлеклись, товарищи. Я продолжаю. — Лебедев вышел из-за стола, прошелся по избе, стал у стены, так что ему были видны лица всех присутствующих. — «Искра» опубликовала свой план общепартийной, следовательно, общерусской организации. Товарищ Ленин в своей книге «Что делать?» доказал необходимость строить всю революционную работу, подчиняя свои местные задачи общерусским задачам. Это поддержали и приняли как обязательное все сибирские порайонные партийные комитеты и наш центр — Сибирский союзный комитет. Я не считаю и не беру во внимание отдельные группы, — Лебедев пренебрежительно махнул рукой, — защитников экономизма, легального марксизма и всяких других…
Вроде буткинского кружка! — не вытерпел Савва.
Ну да. Словом, всех тех, кому не нравились организационные принципы построения нашей партии, выдвинутые «Искрой», товарищем Лениным. Подлинные революционные силы Сибири были и остались с «Искрой», с
Лениным. Я напомню вам «Письмо к товарищам» нашего Союзного комитета, которое вы этим летом все читали.
Знаем, помним, — сказал Лавутин. — Что должна делать каждая социал-демократическая организация в данный момент? — вот какой вопрос в нем был поставлен.
Правильно, — подтвердил Лебедев. — Но я все же упомяну о главном. Способствовать всеми силами укреплению общерусского центра, который представлен «Искрой» и Организационным комитетом партии, — это раз. Два — поддерживать Сибирский союз как агента общерусского центра и ставить это на первое место в деятельности каждого комитета и каждой социал-демократической организации. И три — вся местная работа должна ставить на первый план интересы рабочего движения в целом.
Ясно: сначала обязательно общее, а потом свое, — живо блестя глазами, проговорил Мезенцев.
Продолжаю. Совсем недавно у нас в Иркутске состоялась первая конференция Сибирского союза, и она полностью приняла организационный план построения партии, о котором говорилось в «Письме к товарищам». Конференция единодушно решила безоговорочно поддерживать и революционные принципы «Искры», и тактические задачи, разработанные Лениным в книге «Что делать?». Вы видите, товарищи, как прочно складываются наши силы! От замкнутости и разобщенности мы идем к единой, могучей, общерусской революционной организации. К определенно сформировавшемуся центру. Это газета «Искра», которую мы любим, это товарищ Ленин, которому мы беспредельно верим. Товарищи, месяц тому назад закончился Второй съезд нашей партии. Создан Центральный Комитет, а газета «Искра» объявлена центральным органом партии.
Здорово! — обводя взглядом товарищей, сказал Лавутин. — Эго радостная весть! Теперь нам собирать силы станет легче. Есть вокруг чего объединяться.
А Ленин в руководящие органы вошел? — спросил Ваня Мезенцев.
Вошел, — подтвердил Лебедев.
Хорошо! Вот это хорошо! — послышались восклицания собравшихся.
Да, Ленин — твердая опора всей нашей партии. — Лебедев вернулся на свое место к столу. — А теперь последнее и тяжелое для нас сообщение: делегаты нашего Сибирского союза на съезде партии выступали против «Искры», против товарища Ленина…
Ты шутишь, друг? — поднялся Лавутин.
Не может быть! — крикнул Ваня Мезенцев.
Василий Иванович! Да ты сам только сейчас рассказывал, что Сибирский союзный комитет целиком поддерживает «Искру» и товарища Ленина, — возбужденно проговорил Петр, — и конференция Сибирского союза тоже. Да и все всегда так считали.
А как же иначе считать? — крикнул Пучкаев.
Кто пойдет против «Искры», против Ленина? — Савва так и горел румянцем от негодования.
Лебедев поднял руку:
Спокойнее, товарищи! И тем не менее это так.
Предательство! — ударил кулаком по столу Порфирий.
Кто они, делегаты эти? — спросил Лавутин с какой-то глухой угрозой в голосе. — Кто?
Право такое кто дал им? — Ваня Мезенцев смахнул рукой карты со стола. — У кого они спросились, чтобы так выступать?
Товарищи, они ни у кого не спросились, — сказал Лебедев, и обычно веселый блеск его глаз стал холодным и строгим. — Не только вы, ни в одном порайонном комитете не знают, кто были нашими делегатами на съезде.
Да как же это так? — вырвалось у Петра.
Без всяких полномочий? Назвались и поехали? — Ваня Мезенцев вскочил. — Это действительно предательство!
— Они имели полномочия, — чеканя каждое слово, сказал Лебедев, — но эти полномочия были выданы единолично и «единогласно» их другом из Союзного комитета Гутовским. Он подписал им мандаты! Как это получилось? Он в этот момент оставался один в Союзном комитете. Не спросив больше ничьего мнения, он выписал своим друзьям документы. Об этом Гутовский и потом никому не сказал ни слова. Выходит, не социал-демократы Сибири послали своих делегатов, а Гутовский — своих единомышленников.
А кто он такой, Гутовский этот? — спросил Пучкаев.
Товарищи, это самый заядлый экономист, человек, который все время борется против линии «Искры». А Буткин в Союзном комитете держит связь именно с Гутовским. Теперь скажите мне: есть общее в том, что прячется Буткин и что он очень спешит выступить на массовке? Мне кажется, что есть. Готовится какая-то новая подлость. Буткину хочется непременно выступить без меня. Почему? Выступить — и уехать, чтобы избежать столкновения со мной на глазах у рабочих. Он рассчитывает, что первое впечатление у рабочих — впечатление от его речи — останется самым сильным, и если впоследствии я выступлю против него, но без него — это будет воспринято как попытка очернить человека, который не может ответить. Поэтому, товарищи, мы завтра должны дать ему бой!
Дать бой именно на глазах у рабочих, чего он так боится. Но нельзя напугать его раньше времени — тогда он просто притихнет и уйдет от разгрома. А мы должны разгромить его! Для этого надо дать возможность ему раскрыться. Товарищи, вы поняли меня? Я должен быть там, слышать все, что, станет говорить Буткин, но он не должен раньше времени видеть меня и знать, что я тоже на массовке. Как это сделать?
Очень просто, — предложил Петр. — На уватских лужайках много кустов. Я заранее посмотрю, как там лучше расположиться, а… скажем, Савва, встретит тебя на тропинке и поставит куда надо. Сделаем так, чтобы и народ, кроме нашего, что здесь вот сейчас, возле тебя не собирался.
Могу я провести, — сказал Порфирий, — я там каждый вершок земли знаю.
Правильно, — одобрил Петр. — Годится такой план, товарищ Плотников?
Годится, — согласился Лебедев, — а детали мы продумаем.
Ну и подлец все-таки этот Буткин! — протянул Лавутин. '
И почему же это он так свихнулся? — спросил Кузьма Прокопьевич.
Нет, не свихнулся он, — возразил Лебедев. — Все это развивается последовательно. Было время, когда он от чистого сердца помогал революционному движению, как мы его понимаем, и даже репрессиям за это подвергался. И все дело в том, что на некоторые, определенные цели его взгляды совпадали с нашими, он боролся с нами вместе за эти цели. А жизнь идет вперед, и появляются новые задачи и цели. И тут оказалось, что наши взгляды начали расходиться. Против народничества мы выступали вместе, а диктатуры пролетариата, социальной революции Буткин уже не хочет. Он считает, что все рабочее движение должно ограничиться борьбой за экономические интересы да за мелкие реформы политического характера. Это тоже революционная деятельность, но Федот, да не тот. Нам не это нужно! Нам нужна вся власть. И никаких компромиссов, никаких соглашений с нашими угнетателями! А с этим уже не согласен Буткин. Вот вам и его превращение. Сначала он боролся вместе с нами, потом с нами шел лишь по пути, потом открылись наши разногласия, а теперь он начинает борьбу уже против нас. Еще дальше вперед, к нашей цели, — и он станет нашим открытым и жестоким врагом. Где же «свихнулся» он, Кузьма Прокопьевич? Он не свихнулся. Он с самого начала складывался как наш враг, но раньше это было незаметно, а теперь раскрывается все яснее.
Растолковать ему, — пробормотал Кузьма Прокопьевич.
Нет, — резко сказал Лебедев, — этого не поправишь, не научишь. Это — сейчас уже враг. А с идейными нашими врагами мы не должны искать примирения, мы должны разбивать их! Я недавно вернулся из Петербурга, там встречался с товарищем Арсением, который был делегатом на съезде партии. Я расскажу вам, что произошло на съезде…
