21
Над сопками левого берега дымно горел багряный закат. Дула порывистая низовка. Под яром шумела и плескалась Аргунь, дыбились белогривые волны.
Одетый в стеганую тужурку, Каргин выжигал на своем небольшом гумне полынь и крапиву. Чтобы огонь не перекинуло в чужие дворы и огороды, он неотступно ходил за ним с метлой в руках.
Занятый своим делом, он не заметил, как к плетню гумна тихо подъехал всадник на сером тонконогом коне. Это был сутулый, средних лет мужчина с холодными и внимательными глазами, с веснушчатым, не поддающимся загару лицом. На нем была кожаная куртка и такая же фуражка с опущенным на подбородок ремешком. Он молча наблюдал за Каргиным, пока его не выдал сердито всхрапнувший конь.
Каргин вздрогнул и обернулся.
— Бог на помощь! — приветствовал его незнакомец так, словно отдавал команду самому господу богу.
«Из офицеров!» — сообразил. Каргин и невольно подтянулся. Называя его по имени и отчеству, незнакомец сказал:
— На одну минутку попрошу вас ко мне.
Озадаченный Каргин подошел, поздоровался.
— Здравия желаю! Чем могу служить?
— Я живу у Рысакова. Будьте любезны сегодня вечером явиться ко мне. Не удивляйтесь… Верность и мужество!..
— В какое время явиться?
— Сразу, как только стемнеет. Скажите, что к Георгию Николаевичу.
Незнакомец поднял воротник тужурки, втянул голову в плечи и поехал по пустынному проулку к обнесенному высоким тыном рысаковскому дому.
В десятом часу Каргин уже стучался в закрытые наглухо ворота Рысакова.
— Кто тут? — спросил сразу же басовитый голос, и Каргин понял, что дом охраняют.
— К Георгию Николаевичу.
Загремел железный засов, и приоткрылась сделанная в одной из створок ворот узенькая калитка. Не то часовой, не то привратник с винтовкой на ремне пропустил Каргина, захлопнул калитку и повел его к крыльцу, на которое падал скудный свет из одного не закрытого ставнем окна. В глубине двора Каргин увидел два тусклых пятна света, прижавшихся к самой земле, и догадался, что там стоит землянка.
Дом разделялся на две половины высокими просторными сенями. Их едва освещала настенная лампешка, у стен стояли мешки с мукой, на которых лежали казачьи седла.
— Иди вот сюда, — показал ему на дверь справа привратник, оказавшийся дюжим молодым казаком в зеленом дождевике, надетом поверх стеганки.
Каргин открыл дверь и оказался в небольшой прихожей. У столика с лампой сидел белокурый и круглощекий юноша, в котором сразу можно было угадать хорошо вышколенного адъютанта, хотя и был он в штатской одежде. Он вскочил на ноги, спросил:
— Как прикажете доложить?
— Старший урядник Каргин.
Адъютант скрылся в дверях комнаты и, выйдя оттуда, сказал:
— Пройдите.
В комнате, с плотными шторами на окнах, горела висячая лампа, стояли подержанный письменный стол, деревянный крашеный диван и несколько стульев. Писавший за столом Георгий Николаевич сразу же поднялся, вышел навстречу Каргину, с усмешкой сказал:
— Ну-с, познакомимся! Полковник… Скажем, полковник Иванов. Чин мой вы должны знать, поскольку теперь находитесь в моем подчинении… А теперь перейдем к делу. Сегодня с той стороны к нам должен пожаловать один перебежчик. Поручаю встретить его, перевезти через реку и доставить ко мне. Сделайте так, чтобы вас с ним никто не видел.
— А кто он такой?
— Мне вопросов не задают, а только отвечают на мои! — оборвал его Иванов. — Запомните это на будущее. Что же касается перебежчика, допустим, что он назовет себя Челпановым. Что-нибудь вам говорит эта фамилия?
— Ничего не говорит. Впервые слышу такую.
— Очень хорошо. Вне этих стен не вспоминайте о ней. Я вам доверяю, поскольку Рысаков о вас отличного мнения. Что нужно — будете знать, а на большее не претендуйте. Перебежчик будет ждать вас в овраге на той стороне, что напротив нижнего конца бакалеек. Как он даст знать о себе, неизвестно, но назовет себя Челпановым. Ждите его появления около полуночи. Вот вам ключ от лодки, которая приготовлена нашим человеком в кустах у последней по течению фанзы. Выполняйте! Желаю удачи…
Каргин хотя и сказал, что фамилия Челпанова ему неизвестна, на самом деле слышал ее не раз. Это была фамилия начальника уездной милиции в Заводе. Впервые он услыхал ее от знакомых контрабандистов, которые жаловались, что вынуждены делиться своими доходами с Челпановым. Он быстро их взял на учет и заставлял раскошеливаться после каждой поездки за контрабандой. Тех, кто отказывался ему платить, он садил за решетку.
Позже Каргин узнал от Лаврухи Кислицына о раздорах из-за покосов, начавшихся у мунгаловцев с мостовцами. В этом деле оказался замешанным и Челпанов, самолично арестовавший десять мостовских партизан. «Молодец, видать!» — подумал он тогда про Челпанова.
И вот теперь этот самый Челпанов бежит за границу. «Стало быть, натворил что-то. Вон на какой должности был, а пришлось все бросить и удирать. Многое он может порассказать Иванову», — размышлял Каргин, торопясь домой и волнуясь в ожидании предстоящего дела.
Первое задание его не испугало. Было оно щекотливым, но не слишком опасным. Граница никем не охранялась, и только какая-нибудь неожиданная случайность могла помешать ему.
Ровно в полночь Каргин уже был на берегу у лодки. Положив в нее заряженную винтовку, он обмотал тряпицами весла, чтобы грести без плеска, и осторожно отчалил от берега. Ночь была ясная, с легким морозцем. В черной нахолодавшей воде отражались яркие звезды и крутые обрывы русского берега. Пристал ом как раз напротив оврага, откуда доносился чудесный запах прихваченных заморозком ягод шиповника. С винтовкой на изготовку прошел он к устью оврага, присел на камень в тени какого-то деревца и стал поглядывать то на лодку, то в черный разруб оврага. Ничто не нарушало ночной завороженной тишины. Ни одного огонька не было ни в станице, ни в бакалейках.
Вдруг с вершины оврага донесся совершенно неурочный крик ворона.
Когда он повторился еще раз, Каргин отозвался на него легким свистом и удивился, что не испытывает никакой тревоги. Им овладела уверенность, что все кончится благополучно.
Челпанов спускался по оврагу с конем в поводу. «Раз так смело идет, значит, это он. Знает, что его ждут, и не боится», — подумал Каргин, вышел из-за куста и тихо спросил:
— Из Завода?
— Из Завода. К Кайгородову, — ответил с готовностью Челпанов, не подозревая, что неожиданно помог Каргину разгадать мучившую его загадку. Он сразу догадался, что Кайгородов — это Иванов. Челпанов, видно, еще по каким-то причинам не знал новой фамилии Кайгородова. Это было интересное открытие. Теперь-то уж Каргин постарается узнать, кем был у Семенова полковник Кайгородов. А что был он важной шишкой, а этом можно было не сомневаться.
Ничем не выдав своих чувств, он спросил:
— Коня с собой берете?
— Конечно, конечно! Оставлять такого красавца красным просто совестно, — хихикнул Челпанов, оказавшийся высоким и худощавым человеком. Потом заискивающе сказал: — А вы аккуратны, благодарю вас!
— Такое уж наше дело. Дисциплину приходится соблюдать. Конь воды не боится?
— Нет, можете быть спокойны. Я на нем уже плавал не один раз. За лодкой пойдет смело… Кстати, вы знаете, кто я?
— Не имею понятия. Да нам и не положено этого знать.
— Вот и хорошо. Гошка Кайгородов знает свое дело. Давно мы с ним не виделись.
Каргин промолчал, сделав вид, что это его совершенно не интересует.
Коня расседлали, седло положили на корму, и на него уселся Челпанов. Каргин начал отталкиваться от берега. Челпанов, ласково посвистывая коню, которого звал Вихрем, стал тянуть его за повод. Конь понюхал воду, фыркнул и послушно пошел за лодкой, потом поплыл.
Когда лодка повернула поперек течения и Каргин начал усиленно грести, Челпанов рассмеялся:
— Прощай, Совдепия!
«Дурак! — почему-то решил про себя Каргин. — Там был начальником, а здесь еще неизвестно, что с тобой сделают, если много золота имеешь».
Сдав Челпанова с рук на руки Кайгородову, Каргин вернулся довольный домой. От появления Челпанова он не ждал для себя ни хорошего, ни плохого. Благополучно доставил — и слава богу, а дальнейшее его не касается. Но все оказалось иначе.
Назавтра вечером Кайгородов снова вызвал его к себе. Каргин собирался сообщить ему, что Челпанов знает его прежнюю фамилию, но потом передумал. Неизвестно, как мог на это посмотреть Кайгородов.
— Слушайте новое приказание, Каргин, — не пригласив его садиться, сказал Кайгородов. — Оказывается в бакалейках часто бывают тайные агенты уездной госполитохраны. И это неудивительно. Руководит ею очень опытный человек. Он у партизан начальником Особого отдела был. У нас с ним большие счеты. В свое время он сумел разоблачить несколько человек, которых мы забрасывали к красным. Когда-нибудь мы покончим и с ним, но пока он для нас недосягаем. Раз так, нужно во что бы то ни стало выявить хотя бы его агентуру и потихонечку ликвидировать. Начать придется с некоего Лаврентия Кислицына, контрабандиста. Вы знаете этого человека?
— Знаю. Это мой посельщик.
— Часто он здесь бывает?
— Раза два в месяц появляется.
— Так вот он определенно действует по заданиям. Как только он появится в следующий раз, немедленно сообщите мне, а если меня не будет, — Рысакову. Мы найдем способ разделаться с ним. Вы же ни чем себя компрометировать не должны. Все будет сделано без вас. Кислицын, конечно, не один. Сейчас они будут усердно наводить справки о Челпанове. Вот вам тридцать монет, — показал он на три столбика серебряных китайских даянов. — Ходите по лавкам, выпивайте, беседуйте и ловите красную рыбку.
На этот раз Каргин ушел от Кайгородова не на шутку напуганный. Узелок завязывался поганый. «Я сейчас как муха на липучке, — раздумывал он. — Надо убираться, пока с руками-ногами не влип, иначе дело швах. Сунул он мне тридцать даянов. А ведь это все равно, что тридцать иудиных Серебреников. От них всю жизнь руки жечь будет, вон ведь до какой гадости дело дошло».
Лавруха Кислицын на этот раз не заставил себя ждать. Он заявился через три дня на паре лошадей, ходил по лавкам, приценивался к товарам, а покупать ничего не спешил. Будто мимоходом завернул он и в землянку Каргина. Передал Серафиме привет от золовки и свекра, угостил ребятишек леденцами и выставил на стол бутылку запеканки.
Каргин решил проверить, в самом ли деле он наведет разговор о Челпанове. Все так и произошло, как предсказывал Кайгородов. Когда выпили раз и второй, Лавруха сказал:
— А в Заводе, паря, большая новость. Удрал куда-то начальник милиции Челпанов. Ищут его с собаками, а найти не могут. Как сквозь землю, холера, провалился. Не слыхал ты ничего про это дело?
— А ты что, тоже его ищешь? — в упор спросил Каргин.
— Вот тоже сказал! — расхохотался Лавруха. — Мне в нем нужды нет. Теперь хоть поборы с нашего брата драть не будет.
— Ну, так вот что, Лавруха! — глядя прямо в вороватые глаза контрабандиста, сказал Каргин. — Нужен тебе Челпанов или нет, я не знаю. Только немедленно убирайся домой. Иначе тебя убьют.
— Кто же это? Да и за что?
— Ничего я тебе, друже, сказать не могу, но уезжай. Сейчас же запрягай и уезжай. Про тебя узнали, что ездишь сюда по заданиям.
Лавруха сразу же распрощался и убежал на свою квартиру. Каргин решил, что лучше будет совсем ничего не сообщать Кайгородову. Губить Лавруху он не хотел. Лучше было рискнуть самому и молчать, авось никто не видел, что Лавруха гостил у него.
Целую неделю после этого он ждал, что его вызовет к себе Кайгородов и спросит, почему он не сообщил ему, что Кислицын был в бакалейках. Но этого так и не случилось. Тогда Каргин понял, что далеко не все становится известным Кайгородову. Сам же он за это время узнал одну немаловажную новость. Оказывается, начальником контрразведки в Нерчинске был у Семенова есаул Кайгородов. Об этом рассказал ему знакомый беженец из Ундинской станицы. В конце восемнадцатого года он ездил с этим Кайгородовым и другими офицерами в Благовещенск, чтобы получить бежавших в Маньчжурию и выданных Семенову Чжан Цзо-лином виднейших забайкальских большевиков Флора Балябина, Георгия Богомякова и Василия Бронникова.
После этого стало ясно, почему, приехав из Хайлара на границу, Кайгородов стал Ивановым. Дорого, думал Каргин, заплатила бы госполитохрана, если бы сообщить ей, что сам Кайгородов поселился в сотне сажен от границы. Да и не одна госполитохрана. Дорого бы дали за это и родственники Балябина, уроженца Чалбутинской. Там у него и сейчас живут старик отец и двоюродные братья. Узнай они об этом, и Кайгородову придется плохо. Они ему живо гранату в окно подкинут и Рысакова заодно хлопнут.
Вскоре Кайгородов снова вызвал Каргина. На этот раз разговор у них происходил в присутствии есаула Рысакова. Первые же слова Кайгородова заставили Каргина насторожиться. С веселым раскатцем в голосе он сообщил:
— Приближаются большие события, Каргин. Скоро заговорит Приморье. Как только начнется там, в Забайкалье хлынут наши отборные части, чтобы поднять казаков на восстание. Особенно мы рассчитываем на ононских, нерчинских и шилкинских казаков. Они узнали на горьком опыте, что такое советская власть, замаскированная под «буфер». Там, в станицах, все бурлит. Но прорваться туда нелегко. На нашем пути стоят приаргунские партизаны. Они вооружены и готовы по первому зову встать на границе. Нам поручено обезглавить их. Предстоит ликвидировать самых популярных партизанских командиров — Удалова, Зеркальцева, Забережного и других. Пока нас интересует только Забережный.
При упоминании Забережного Каргин вздрогнул и сразу понял, что ему предстоит. Кайгородов, пристально следивший за ним, рассмеялся:
— Что, знакомую фамилию услыхал?
— Да. Тут поневоле вздрогнешь, хоть и враг мне Семен.
— Вот это уже никуда не годится. Вздрагиваешь от одного упоминания фамилии Забережного. А ведь тебе поручается его ликвидировать, сроку на это — неделя. Ну, не затряслись поджилки?
— Да нет, не трясутся, — поспешно отозвался Каргин. Сердце его бешено колотилось. «Ничего не поделаешь, — решил он, — пока надо соглашаться, а там видно будет».
— Так слушай дальше. Подбери группу подходящих людей и, по возможности, без шума уберите Забережного, — Кайгородов заглянул в свою записную книжку, — Семена Евдокимовича, 1878 года рождения, бывшего командира Третьего партизанского полка, проживающего в настоящее время в Мунгаловском в доме находящегося за границей казака Кустова…
Подробные и совершенно точные данные произвели на Каргина то самое впечатление, на которое и рассчитывал Кайгородов.
Он понял, что Кайгородов все-таки кое-что знает. В любом случае это надо учитывать. Кайгородов раскурил потухшую трубку и спросил:
— Что ты на это скажешь?
— Я готов! Разрешите согласовать с вами вопрос о помощниках?
— Называй фамилии.
— Большак Егор Минеевич.
— Подходит. Дальше.
— Лоскутов Алексей Зосимович.
— Не годится. Отставить. Неоднократно вел здесь разговоры, за которые самого следует поставить к стенке. Еще кто?
— Сотник Поляков Кузьма Данилович.
— Бывший унгерновец! Замечательно! Вполне подходит, хотя сотник он липовый, выделки господина барона. Значит, остановимся на Большаке и Полякове. Думаю, что втроем одного убрать сумеете. Особых трудностей не предвижу. Даю на подготовку двое суток. Хватит?
— Вполне. Только вот у Большака коня кет.
— Знаю, коня получит. Перед самым выездом от есаула, — показал он на Рысакова. — Раньше не дадим, иначе на это обратят внимание. А вам все следует держать в строжайшем секрете.