1
И вспомнился вдруг, совсем не к месту, рассказ одного из придворных, который сетовал: одеть Государя в новый костюм – это целая история. Любит старые вещи, обношенные, простые, и на дух не переносит роскоши. Потому и в Зимний дворец до сих пор не переехал, а пребывает в Аничковом, где комнатки у него маленькие и скромные. В одной из них Государь и принимал всегда Александра Васильевича, назначая для аудиенции всегда одно и то же время – в три часа пополудни.
В простой поддевке с широкими брюками, в высоких сапогах, огромный и кряжистый, он излучал благодушие, какое бывает только у сильных и уверенных в себе людей, чаще всего – у землепашцев и кузнецов. Всякий раз Александр Васильевич любовался на него, ощущая, почти физически, твердость, которая чувствовалась в каждом несуетном движении и в каждом слове – весомом и твердом. И снова вспомнился, опять же вроде бы не к месту, еще один рассказ все того же придворного: на официальном приеме австрийский посол имел неосторожность самоуверенно заявить, что для урегулирования балканского вопроса вполне достаточно двух-трех дивизий. Государь его выслушал, взял со стола ложку, завязал ее узлом и предупредил: «Вот что я сделаю с вашими дивизиями!»
– Я прочитал ваш доклад, Александр Васильевич, – Император положил перед собой тонкую папку и накрыл ее широкой ладонью, – и у меня возник лишь один вопрос: вы полагаете, что это отголоски Берлинской конференции? [18]
– Совершенно верно, Ваше Императорское Величество, – не раздумывая, ответил Александр Васильевич, – своего рода пробный камешек. Желают исподтишка кинуть в русский огород и посмотреть: что из этого получится? Черную метку хотят послать. – Даю вам, Александр Васильевич, все полномочия в этом деле и всяческую мою поддержку. Если возникнут затруднения – сообщите. Как он у вас там именуется – Коршун? Вот и пусть их в задницу клюнет, да покрепче. Я на вас надеюсь, Александр Васильевич.
– Приложу все силы, Ваше Императорское Величество, и надеюсь в ближайшем времени доложить об успешном завершении этого дела.
– Уж постарайтесь. Так постарайтесь, чтобы отбить у них охоту. А края сибирские скоро ближе станут, благодаря железной дороге. Построим мы ее! – Государь помолчал, задумавшись, и продолжил: – По тюремному ведомству докладывали недавно… Наши каторжные, если вчистую в карты проиграются, свой кулак на стол ставят, как бы слово дают, что возвернут долги. Россия, слава Богу, страна не бедная, и есть что на кон выставить, но я им, господам любезным, вот что поставлю! – и крепкий, увесистый, по-мужицки грозный кулак Божиею поспешествущею милостию Александра Третьего, Императора и Самодержца Всероссийского, Московского, Киевского, Новгородского, Царя Казанского, Царя Астраханского, Царя Польского, Царя Сибирского, Царя Херсониса Таврического, Царя Грузинского, Великого Князя Финляндского и прочая, и прочая, и прочая, – увесисто грохнул о столешницу, даже тоненькая папка с докладом Александра Васильевича взлетела и распахнулась.
Сам Александр Васильевич почтительно встал и поклонился. Короткая аудиенция была закончена. И главное, что он желал услышать от Государя, было сказано.
