ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
В тени дремлют собаки. Рамы в окнах фанзы подняты – видны густые заросли шиповника, обрыв, лодки, протока и другой берег с широкой отмелью.
Жара нестерпимая. Мухи липнут к потным лицам.
Айдамбо с женой сидят за столом на табуретках. Перед ними чернильница и листы бумаги. Айдамбо переписывает с букваря, а жена с любопытством смотрит.
Пришел Покпа.
– Все пишешь? – нерешительно заговорил старик.
– Еще буду писать. Не мешай мне. – Айдамбо наморщил лоб, что-то обдумывая. – Какие у нас мухи большие… зеленые…
Айдамбо поймал муху.
Отец видит, что Айдамбо размяк, что ему не до поповских занятий.
– А на реке ветерок. Хорошо так! Я к русским ездил…
Айдамбо с неприязнью глянул на отца, но смолчал. Ему самому хотелось поехать размяться.
Покпа помолчал.
– Егорка еще конопли купил, старики большой невод кончают вязать.
Айдамбо отмахнулся.
– Компанию собирают. Купец хочет кету покупать. Деньги дают, кто будет рыбу ловить. Не знаю, что будем делать…
– Ну что же, тогда давай поедем, – вдруг решил обрадованный Айдамбо.
– Егорка не обманывает, – поясняет Покпа. – Экспедиция кончила ходить. Улугу приехал к рыбалке, он тоже с нами.
Дельдика оживилась. Семья стала собираться в Уральское.
* * *
Осень. Вода спала. День солнечный, чуть ветреный. По воде слышно, как далеко-далеко у быков в прозрачной мгле стучит пароход. Под обрывом, ниже избы Егора, – рыбацкий стан.
От песков отваливает лодка. Гребцы – гольды и русские – налегают изо всех сил, раздаются короткие, частые и гулкие удары весел. Гребцы рвут воду, стучат.
Тимошке, оставшемуся на берегу с пятовой веревкой, кажется, что лодка стучит, как паровая машина.
Закроешь глаза, и как будто пароход…
Бородатый и могучий Егор правит стоя, озирает реку.
Улугу, Айдамбо и Федюшка мерными движениями сбрасывают сетчатку невода в пляшущие волны. Мягко падают пробковые поплавки. Невод темными волнами уходит из-под рук рыбаков. Лодка сечет быстрину. Ее сносит. Вот уж за ней тянется дуга из частых поплавков. Егор круто поворачивает, и острый нос лодки несется обратно к берегу.
«Дай бог захватить хороший косяк в артельный-то невод!» – загадывает Силин.
Невод был. Собрали артель, взяли от скупщика деньги. В артель приняли и гольдов. Егор обещал им равную долю.
Купец нынче должен был заехать за рыбой на своем пароходе.
– Города, деревни населяются, а вверху кеты нет.
– Выгодно рыбку-то ловить! – толковали мужики.
– Новое дело, новый заработок – всем кстати. У гольдов зверя стало меньше, а нам на обзаведение, – радовался Егор.
– Кета в лимане, а уж деньги в кармане, – шутил Тимоха.
Никогда еще не было у него таких денег.
* * *
Лодка с плеском сечет волны, вихри брызг обдают ее борта, она разваливает воду, оставляя усатый след, и вдруг с попутной волной, шурша о песок, врезается в косу.
Рыбаки с грохотом кидают на дно весла, вскакивают, прыгают через борта в воду, а из кустов, оттуда, где дымит костер, появляются женщины.
Все хватают веревку и, увязая в песке, тянут, наваливаясь всем телом. Все тяжело дышат, лица красные. Дугу невода, видимую по балберам и по верхней тетиве, дотягивают, хватают за края.
– Есть! Уже есть! – радуется Васька.
Видно, как рыбы испуганно носятся в воде вдоль тетивы. И острые спинки их, как ножами, с размаху секут воду. Вдруг метнутся они к сетчатке.
Улугу забегает по грудь в воду, поднимает невод. Айдамбо споткнулся на гальке, бултыхнулся в воду и измок с ног до головы, но никто не улыбнулся.
Невод тяжелеет. Все тянут с трудом. Мутный глаз Покпы прищурился на Егора: «Конечно, большим неводом больше поймаешь, а такого невода еще ни у кого не было».
Вдруг раздался оглушительный плеск – и сотни серебряных с синью рыб заплясали в воде.
– Бабы, граблями их! – кричит Егор.
Набежали женщины, старухи, девчонки. Выгребают на косу рыбу.
– Кета слабая, сразу засыпает.
«Однако, тысяча штук есть!» – думает Улугу.
– Ой, таймень, таймень!
– О, сом!
– На уху!
В неводе, среди спокойной реки как бы бушевала яростная буря.
– Наталья, на, вари, – кинул тайменя Улугу.
Бабы принялись пластать рыб ножами, мыть их в деревянных ведрах, солить на досках и укладывать в бочки.
– Ну, еще разок! – сказал Егор. – Теперь на юколу.
Его слушались беспрекословно. Он придумал эту артель, дал всем заработок, научил, как связать такой невод, что сразу тянет по тысяче рыбин и больше и кормит всю деревню и соседей.
Улугу, стоял на косе и вспоминал свое первое знакомство с Егором. Дул такой же ветер. «Только стога сена нет, и невод другой теперь…»
Приехал поп.
– Примите, сыны, и меня в артель.
Голоногий, лохматый и могучий, тянул он конец наравне с гольдами и мужиками.
– Тебе, батюшка, как прикажешь долю выдать, – полушутя спросил Егор, – рыбой или деньгами?
– Да, понятно, деньгами. По скольку у вас приходится? Ну, да в придачу бочку рыбы соленой. Вот новенькую-то.
– Это, батюшка, бочки-то не наши. Видишь, бочек у нас своих нет. Купец нам дал шестьдесят бочек со своей баржи, чтобы мы наловили и насолили. Бочки-то дороже рыбы.
– Ну уж, сын, мне-то уж одну бочку не пожалей. Вот новенькую-то…
– Пострел тебя возьми! – удивлялся дед. – Вот духовный-то!
– Ах вы, окаянные! Жалеть? А кто «аз, буки, веди» долбит отпрыскам-то вашим?
– Деньги просит? – потихоньку спросил Покпа, наклоняясь к уху Егора.
– Попробуй-ка не дай ему, – сказал Егор, когда поп уехал и увез бочку рыбы, – он тебе волосья вытеребит.
– Я думал, откажется, – сказал Силин.
– Ладно, пусть уж одну бочку возьмет. Скажем, что разбили.
– Артелью-то и попа прокормим, – согласился Тимоха.
– Обманывает, – сердился Покпа. – Че его кормить? Его и так есть, что кушать.
– Гольды артельное попу жалеют, а свое отдают, – сказал Тимоха.
– Рыба крупная нынче! – восклицает Наталья. Она с трудом поднимает за хвост серебристо-лиловую тучную кетину с багровыми пятнами на боках.
Под берегом широкие волнистые голые пески. Чернеет огнище от костра, торчат прутья. На корягах висят сети. К прутьям привязаны собаки. Гольды взяли их на откорм на рыбалку. Они держат псов вблизи русского селения на привязи. Свирепые охотничьи и нартовые псы чуть не загрызли однажды во время рыбалки корову в Уральском, приняв ее за лесного зверя. С тех пор установлен закон – вблизи русских деревень собак привязывать.
С веревками через плечо мимо артельного стана идут мылкинские соседи. Они тянут лодки с рыбой, босые, с трубками в зубах, бредут по пескам и по заводям. Слепой старик, коренастый, с черными ногами, не отстает, держится за веревку.
Гольды остановились, заговорили с Улугу и Покпой, стали осматривать артельный невод.
– Картошку садить гольда не затащишь, – говорит Егор, – а рыбачить – столетний дед и тот сидит в лодке и тянет сетку.
– Который год на Амуре рыбу ловим, а еще такой крупной ни разу не было, – замечает Тимошка. – Как на подбор! Все здоровые, замухрышек нет.
– Амурская свинина, – согласился Егор. – Гляди, чем не поросенок?
Он поднял за хвост огромную рыбину, кинул ее. Она плюхнулась на серебристую груду и подпрыгнула.
– Живая еще…
Егорова коса – самое лучшее место лова. Здесь в кетовую рыбалку собирается много народу. За день Егор поймал столько рыбы, что хватит на год.
– А мне еще надо, – говорит Улугу. – Собачку надо зимой кормить.
– А картошка у тебя выросла? – спрашивает Силин.
– А что, пропала, што ли?! Конесно, выросла! А че, картошкой собаку кормить?
Лето стояло дождливое. Улугу уверял, что когда такое лето, то приходит хорошая кета.
«Рыба эта красная, у нее настоящее мясо, вкусное. Разве сравнишь ее с сазаном или со щукой?» – думает Егор.
– Ветер-то, худо рыбачить! – восклицает Улугу. – Ветер невод обратно гонит, а когда тихонько – хорошо!
Гольд стоит в песке на коленях и, пряча лицо под распахнутую полу куртки, пытается закурить на ветру.
– Прошлый год в это время дули ветры, был кете разбой на ходу, – сидя за корягой, толковал Силин, кромсая ножом кетину. Он ткнул сырой красный кусок в деревянную солонку и с жадностью съел. – Рыба пришла ослабевшей, с трудом пробивалась. А нынче тихая погода, кета пришла вовремя.
– Мы в Расее жили, рыбу в четыре фунта никогда не видали, – дивился Пахом.
Мылкинские гольды подошли к Егору. Девяностолетний старик что-то сказал Улугушке. Тот рассердился.
– Опять! – закричал он на старика. – Сколько раз я говорил!
Старик этот спрашивал, можно ли тут ловить рыбу. Улугушка сказал, что можно.
– А невод он тебе отдал? Не дерется Егорка?
– Отдал! Иди к черту! – Улугу рассердился не на шутку. Он таких напоминаний терпеть не мог. Сколько лет этот старик все тот случай помнит!
– У меня теперь невод большой.
– Я видел… Вот мы хотим поговорить с тобой. А кто хозяин? Егорка?
– Егорка! И я тоже!
Гольды стали хвалить артельный невод, Егорку, а заодно и Улугушку.
– Ты теперь хороший, не дерешься, – говорил, подходя к Егору, девяностолетний Сигади. – Стал добрый!
Кузнецов позволил мылкинцам взять артельный невод и рыбачить.
– Нам для собачек! – заискивающе говорил Покпа.
Бабы заполнили бочки, а штук четыреста рыбин оставили развернутыми пластинами, потом их растянули по вешалам так, что весь берег покрылся красными полосами.
Гольды остались на косе. Вечерами у костра рассказывали сказки.
Васька сидел с ними. Он начинал понимать по-гольдски.
Ночью было тихо, но вода плескалась непрерывно.
– Рыбка ходит! – говорили старики.
– Вон там тоже наша рыбка идет, – показывал Покпа на небо, на стайку белых дрожащих звезд. – Это Оринку. По этим звездам мы всегда узнаем, когда наша рыбка придет. Как эти звезды Оринку вон к этой сопке подошли, то значит, кета пришла. Утром есть рыбка – кидай невод… А вон амбар, – показывал старик на семь звезд Медведицы, – вон, видишь, четыре звезды по углам, четыре столба, а еще три ступеньки – лестница. В этот амбар потом придет медведь, полезет юколу доставать.
– Медведица? – спросил Васька.
– Медведь ли, медведица ли – все равно. Если всю ночь не спать и на небо смотреть, все небо видно. Когда с тобой на охоту пойдем, Васька, шестнадцать палок кругом в землю втыкаем, на них натянем парус, а наверху в середке небо видно. А у нас в середине огонь. Шибко холодно. Один бок горит, один мерзнет. Спать не могу. Когда потухнет, можно на небо смотреть и сказки рассказывать.
– Ты уже большой, у тебя ноги длинный, – замечал Улугу. – Можешь бегать и охотиться. А наша на коротких ногах тоже бегает хорошо. Начальник экспедиции говорил: «Молодец!» Я отвечал: «Рад стараться!»
Улугу, вытянувшись, приложил руку ко лбу.
– Там на небе тоже течет Амур. Вон он… – проводил рукой Покпа, показывая на Млечный Путь.
У костра Васька наслушался сказок. Шагая потом в темноте по гальке к обрыву, он думал, что, верно, скоро настанет счастливое время, когда и его возьмут охотиться на «больших» зверей, и пойдет он далеко-далеко, в самую дремучую тайгу. Он и сейчас уж чувствовал в себе силы, чувствовал, что подрос и окреп. «Ноги выросли у тебя!» – вспомнил Васька.
А звезды Оринку мерцали. Если встанешь и присмотришься, в самом деле похожи они на стайку золотых рыбок; и кажется, что двигается стайка в эту темную ночь вверх по небесному Амуру.
