Глава сорок шестая
ШХЕРЫ БЛАГОПОЛУЧИЯ
— До сахалинского берега по карте Крузенштерна остается тридцать пять миль, Геннадий Иванович, — доложил штурман Попов.
«Байкал» подходит к неисследованным берегам. Ночь наступала темная и ненастная. Звезды исчезли, небо заволокло тучами. Пошел дождь. Волн не слышно. Лишь изредка ударит в борт и накатит высоко.
— Двадцать две, вперед идет! — кричат с русленей. Там каждые пятнадцать минут бросают лот.
Слабо светит фонарь, освещая компас и темные фигуры капитана и старшего лейтенанта в плащах, надетых поверх теплых пальто.
— Тридцать пять миль, — порядочно еще осталось. Пока такая глубина, пожалуй, можно смело двигаться, — говорит Казакевич.
Судно идет к восточному берегу Сахалина, на широту 51°40′, где Крузенштерн нашел бар реки, преграждающий подход к материку. Крузенштерн предполагал, что там вытекает один из рукавов реки Амура, хотя и не был уверен в этом. Невельской прежде всего хотел проверить это предположение Крузенштерна.
— Карта может быть ошибочной, и берег ближе, чем мы думаем, — еще раз повторил капитан. — Можем прямо врезаться в него. Прикажите рифить паруса и располагайте ходом так, чтобы подойти к берегу с рассветом.
Ему показалось, что сквозь шум дождя из тьмы доносится какой-то грохот.
— На марсе! — крикнул он.
— Есть на марсе! — отозвался впередсмотрящий с мачты. — Слыхать бурун, ваше высокородие! — неуверенно крикнул матрос.
— Бурун?
— Так точно! Слышно, шумит! — тверже отозвался смотрящий.
— Действительно бурун, Геннадий Иванович! — сказал Казакевич.
— Вот тебе и тридцать пять миль! — воскликнул Невельской.
Раздался свисток боцмана, и матросы, прятавшиеся от дождя, кинулись к брасам и шкотам.
Рулевой налег на штурвал. Заполоскались паруса. Судно клонилось бортом. При свете фонаря видна стала пена, накатывающаяся на гребнях волн.
Теперь явственно слышался грохот прибоя. Морские волны где-то близко набегали на берег.
Когда судно спустилось на четыре мили, Невельской велел непрерывно бросать лот и на случай опасности держать оба якоря готовыми. Всю ночь не сходил вниз, вслушиваясь и всматриваясь туда, где за тьмой и волнами должны быть таинственные берега. «Байкал» шел ровно и спокойно, словно чувствуя то же напряжение, что и капитан…
С рассветом на горизонте из моря выступил голубой горный хребет. Разлоги между его вершинами окутал густой туман.
— Сахалин, Геннадий Иванович! — торжественно сказал вахтенный офицер, мичман Гейсмар.
Все офицеры были наверху и в торжественном молчании наблюдали приближение новой земли. Она казалась чистой и прозрачной, словно омытой океанскими водами.
Ветер дул навстречу «Байкалу» прямо с запада, ровный и умеренный. На море рябила слабая зыбь, похожая на рыбью чешую.
— Шестнадцать сажен! — клонясь над волной, кричал матрос, привязанный к вантам. — Вперед идет!
В круг подзорной трубы Невельской видел, как с вершин хребта сносило туман. Внизу, ближе к бригу, белели песчаные кошки, образующие низменный берег. За кошками виднелась вода. Похоже было, что там озеро или река, простершаяся до подножия сахалинских гор.
— Согласно карте Крузенштерна, до этих кошек остается около двадцати миль, — сказал Халезов, — а получается не больше пяти.
— Может быть, наши хронометры неверны? — спросил Невельской.
Ветер стихал. За кормой взошло громадное солнце. Бескрайные площади вод заполыхали слепящим белым пламенем, корабль шел среди пылающего океана. Он двигался все медленнее. Паруса ослабевали и начинали располаскивать.
— Семь с половиной! — кричали с русленей.
Ветер стих. Корабль заштилел. Паруса убрали. Верп бултыхнулся в воду.
Теперь простым глазом ясно видно было за кошками огромное пространство воды, тянувшейся до самых хребтов.
— Пойдете, Иван Алексеевич, на берег, — сказал Невельской молодому штурману. — Возьмите с собой инструменты. Сделайте обсервацию на суше. Да постарайтесь осмотреть всю эту воду, видимую за кошками. Нет ли там течения? Возьмите оружие и провизию. Опись будем начинать с выяснения спорного вопроса.
С ростров подняли и спустили за борт тяжелую шлюпку. Четверо вооруженных матросов и унтер-офицер сели в нее. Попов установил в шлюпке инструменты.
— С богом! — сказал старший лейтенант.
Матросы налегли на весла, и шлюпка пошла. На отмели матросы стали высаживаться. Один из них, с ружьем в руках, перешел отмель и поднялся на гребень, где рос кустарник. Попов устанавливал инструменты. На солнце блеснули медь и зеркала секстана.
Пока штурман брал на берегу высоту и выписывал тригонометрические формулы, Невельской рассматривал в штурманской рубке на столе карту Крузенштерна. Матросы мыли палубу, чинили паруса, открывали люки, проветривали постели и одежду. Солнце засветило в глухие углы жилой палубы.
— Сигналят, Геннадий Иванович! — заметил Казакевич.
На мачте далекой шлюпки поднялись флаги. Офицеры навели туда подзорные трубы.
«Широта пятьдесят градусов тридцать семь секунд, — передавали оттуда, — под самым берегом глубина пять саженей. Вода прозрачная, грунт — белый песок».
— Пятьдесят один тридцать семь, — сказал Невельской. — Мы на девять минут южнее той широты, куда хотели прийти. Но тут на карте берег показан сплошь скалистым!
— По этой карте мы должны находиться от него на расстоянии девятнадцати миль, — сказал Казакевич.
— Может быть, поднимемся, так и устье реки найдем? — заметил Халезов.
— Но мы значительно южнее того пункта, где Крузенштерн открыл рукав Амура, — возразил доктор Берг, сомневавшийся в душе, что Крузенштерн мог допустить сшибку.
Шлюпка пошла вдоль берега к северу. Попов снова высадился на отмель и с двумя сопровождавшими его матросами поднялся на прибрежный холм и скрылся за ним. Через час все трое появились снова, но уже на значительном расстоянии к северу от шлюпки. Видимо, они осматривали озеро за кошками. Шлюпка подошла к ним.
— Входа в озеро между кошками не видно, — передали оттуда.
Офицеры долго еще переговаривались, склонившись над картой.
Около часу пополудни тихий ветер задул с запада.
Невельской велел сигналить на шлюпку, чтобы она шла к северу.
— Мы на девять минут южнее той широты, куда хотели прийти, — говорил он офицерам. — Через два часа с таким ветром при попутном течении мы должны быть на том месте, где Крузенштерн предполагал бар реки Амура. Поэтому очень важно найти проход между кошек, войти в озеро и исследовать течения.
— Следуйте у самого берега! — передал он Попову, — Следите, не откроется ли пролив между кошками!
— Не лезьте, господа, не лезьте! — сердился Халезов на офицеров, забегавших в рубку и совавшихся к штурманскому столу.
Своей маленькой припухлой рукой ворчливый «дед» стал наносить берег на карту. Матросы подымали верп. Отдали команду ставить паруса. Ветер хлопнул, наполняя фок, на второй мачте поднялся косой парус, и судно заскользило по зеркально гладкой поверхности моря.
Через два часа на севере стала видна полоса перебоя. От берега она уходила в океан.
Похоже было, что какая-то река впадала в море и полоса белой пены образовалась от столкновения речного течения с океанскими волнами.
Шлюпка впереди транспорта вскоре вошла в полосу перебоя. Между тем ветер стих совершенно, и «Байкал» снова бросил якорь. Невельской приказал определить течение. Оно шло на север в том направлении, куда двигался бриг.
— Скорость течения полторы мили в час! — доложил штурман.
«Глубина шесть сажен! — просигналили со шлюпки. — Между кошками открылся пролив. Возможны мели».
«Для осмотра залива посылаем байдарку!» — передали с судна.
На байдарке отправился Казакевич с алеутами. Миновав линию перебоя, шлюпка скрылась среди отмелей. Вскоре в проход между кошек ушла и байдарка.
Вдруг бриг, недвижно стоявший на верпе, тихо тронулся.
— Течение меняется! — воскликнул Ухтомский.
«Байкал» слабо несло до тех пор, пока якорная цепь снова не натянулась.
Невельской, подняв трубу, смотрел на линию перебоя. Полоса пены вместе с течением поползла к югу. Через полчаса она достигла транспорта и, прокипевши подле его бортов, отступила на юго-восток.
— Этот перебой не может быть баром реки Амура! — сказал Невельской.
— Не может! — подтвердил Халезов.
Капитан с нетерпением ожидал возвращения Петра Васильевича.
Под вечер из пролива появились байдарка и за ней баркас. Они быстро приближались. Попов перегнал байдарку. Он шел под парусом. Офицеры и матросы, перепачканные в иле и грязи, были мокры.
— На Сахалине побывали, Иван Алексеевич? — спросил боцман Горшков, встречая его у трапа.
— Побывали, боцман! — весело ответил Попов, перепрыгивая со шлюпки.
— Позвольте, господа, позвольте! — сердился Грот на обступивших офицеров.
— Что за важность, мичман? — обиделся Ухтомский.
Подошла байдарка.
— Пролив мелководен, Геннадий Иванович! — доложил капитану Казакевич. — Сейчас отлив и озеро за кошками быстро мелеет. Оно наполнено лайдами и банками.
— Но река впадает в него? — спросил Гейсмар.
— Западный берег так отмел, что байдарка едва смогла подойти, — продолжал Петр Васильевич. — В разлогах болота. Между гор вытекает…
— Амур? — вскричал Ухтомский.
Все засмеялись.
— Нет, конечно, не Амур! — улыбнулся Казакевич. — А небольшая речка, вернее — ключ. Но вода из озера идет быстро.
— А где же Амур?
— Амура никакого нет и в помине! — продолжал Попов. — На устье видели туземную деревню.
— Ясно, что это не бар реки Амура! — воскликнул капитан. — Иван Федорович принял отливное течение из залива за рукав большой реки!
— Вы были правы! — сказал Казакевич и ушел переодеваться.
— Мы выяснили спорный вопрос. Открытие большой важности, господа! — сказал капитан. — Оказывается, нет устья Амура на восточном берегу полуострова Сахалин, а есть мелкая речушка и отливное течение, которое сшибается с морскими течениями и образует перебой. Завтра с утра будем продолжать опись, шлюпка снова пойдет под берегом.
— Теперь позвольте пойти мне, Геннадий Иванович! — краснея до ушей, сказал Гейсмар.
Невельской обратил внимание на возбужденные лица молодежи.
— Как же назовем кошки, Геннадий Иванович? — спросил Халезов.
— Помните, господа, как писал Головнин? — заговорил Невельской, обращаясь к офицерам. — «Если бы современному мореплавателю удалось совершить открытия, которые сделали Беринг и Чириков, то не только все мысы, заливы и острова американские получили бы наименования князей и графов, но по самым камням рассадил бы он всех министров и всю знать и комплименты свои обнародовал бы по всему свету». Ну, так как назовем кошки, мичман? — неожиданно для себя спросил Невельской у Гейсмара. — Ведь мы удачно миновали тут бедствия! Предлагайте названия, господа!
Гейсмар не растерялся.
— Знаменитым именем неудобно назвать, — полушутливо ответил он, — кошки малы.
— Если бы мы поверили карте, могли бы врезаться ночью в берег. А мы благополучно миновали эту опасность. Так давайте уж и назовем эти кошки Шхерами Благополучия! — предложил капитан.
