Удивительные вещи увидели мы на птичьем базаре.

Читатель должен представить себе высокую скалу, отвесными обрывами падающую в море. Горная порода, из которой она состоит, расположилась горизонтальными слоями. Под влиянием атмосферных факторов скала подверглась частичному разрушению. Во многих местах она выветрилась и обвалилась в море, вследствие чего по всему обрыву, от верха до самой воды, образовалось множество карнизов различной длины и ширины. Одни из них были длинными и узкими, другие, наоборот, — короткими и широкими, одни выклинивались и сходили на нет, другие обрывались в самом начале или располагались правильными ступенями. Местами над морем нависли большие плоские глыбы, которые каким-то чудом держались на весу, некоторые из них имели вид полок гигантской этажерки, подпираемых снизу громадными кронштейнами.

В одном месте как-то странно вывалился целый пласт и образовалась длинная галлерея, замкнутая с трех сторон и открытая со стороны моря. И все эти карнизы, все трещины, все углубления были заняты бесчисленным множеством птиц разной величины и разной окраски.

Самые нижние карнизы занимали кармораны. Несмотря на свой мрачный характер, они любят гнездиться большими обществами. Как на выставке, сидели они чинно в ряд и с беспокойством поглядывали на наши лодки. Среди массы белых испражнений, которыми был покрыт весь карниз, они довольно резко выделялись своим черным цветом. Тут же поблизости, частью вперемежку с карморанами или по соседству с ними небольшими группами, точно солдаты, вытянувшись в линию, сидели малые бакланы, оперение которых ярко отдавало сине-зеленым металлическим блеском. Если бы они не поворачивали голов для того, чтобы проводить нас глазами, их можно было бы принять за чучела, выставленные нарочно на Показ.

Повыше бакланов, но тоже недалеко от воды, устроились утки-каменушки, с окраской черного, коричневого и белого цветов. На фоне темно-бурой скалы, густо вымазанной гуано, они были бы мало заметны, если бы сидели неподвижно.

Трещины и углубления в камнях были заняты топорками — странными птицами величиной с утку, с темной общей окраской, белесоватой головой и уродливыми оранжево-зелеными клювами, за которые они получили название морских попугаев.

На самых верхних уступах помещались многочисленные чайки. Белый цвет птиц, белый пух и белый помет, которым сплошь были выкрашены края карнизов, делали чаек мало заметными, несмотря на общий темный фон скалы.

Большие чайки серого и белого цветов сидели вперемежку с грациозными клушами и не ссорились между собою, только некоторые из них как бы переминались с ноги на ногу и немного передвигались в сторону. Иногда они сталкивали друг друга со скалы. Тогда упавшая птица отлетала немного, но тотчас старалась вернуться на прежнее место или сесть рядом. Но больше всего на птичьем базаре было кайр, относящихся к семейству чистиков. Их было бесчисленное множество: каждый выступ, каждое углубление, можно сказать, каждая пядь карниза, где хоть мало-мальски можно было присесть для высиживания яиц, — все было занято этими остроклювыми птицами с темносеро-бурым оперением. Несмотря на то, что мы проходили очень близко к скале, все птицы сидели крепко и не хотели покидать своих мест. Только некоторые бакланы слетали, но видя, что никто не следует их примеру, тотчас возвращались обратно.

Миновав утесы, мы свернули в небольшую бухточку и, как всегда, встали биваком на намывной полосе прибоя, где было достаточно плавника, высушенного солнцем и ветрами.

На другой день была назначена дневка. Я решил воспользоваться свободным временем и посетить птичий базар.

Со стороны суши подойти к нему было нетрудно. Некоторые карнизы загибались в долинку и были вполне доступны, без риска сорваться и получить ушибы. Я взобрался по ним, как по лестнице, иногда опираясь на колено и хватаясь руками за выступ скалы. Здесь так много было кайр, что я должен был двигаться с большой осторожностью, чтобы не задевать их ногами. Как-то странно было видеть птиц в непосредственной близости, которые не выказывали ни малейшего беспокойства и не делали никаких попыток улететь или отодвинуться в сторону. Кайры сидели на земле сплошной массой и все были обращены головами к морю. Они высиживали яйца, причем гнезда их были устроены на камнях без всякого укрытия сверху. Эти глупые птицы совершенно не смущались моим присутствием; даже в тех случаях, когда я протягивал руку, чтобы дотронуться до них, они только оборонялись клювами, не подымаясь с места.

В это время справа от меня я увидел ворону, потом еще двух. Они садились на свободные камни и быстро осматривались по сторонам и часто перелетали с места на место. Я заметил, что вороны сопровождали меня и все время следовали за мной по пятам. Сначала я не обращал на них внимания, но потом это стало меня изводить. Я никак не мог понять, что им от меня нужно. Раза два я бросал в них камнями. Хитрые птицы караулили мои движения, и только я нагибался за камнем или замахивался рукой, как они предупреждали меня и вовремя поднимались в воздух, но тотчас опять садились по соседству и иногда даже ближе, чем раньше.

Так, пробираясь по карнизам, я скоро попал в самую гущу кайр. Очень часто мне приходилось ставить ногу совсем вплотную к какой-нибудь птице, и лишь тогда она откидывала немного голову назад и с некоторого отдаления, как бы с недоумением, рассматривала большой и незнакомый ей предмет. Я нагнулся, взял одну кайру в руки и поднял ее кверху. Тотчас откуда-то сбоку появилась ворона. В мгновенье ока она схватила единственное в гнезде яйцо и полетела вдоль террасы. Теперь я понял, почему так настойчиво следовали за мной черные пернатые воровки. Они отлично знали, что, сопровождая человека по птичьему базару, легко можно будет полакомиться яйцами, надо только не отставать. Поступок вороны так возмутил меня, что я выпустил из рук кайру и снял с плеча ружье. Я выстрелил в ту ворону, которая с яйцом в клюве только что уселась на краю соседней террасы. Звук выстрела подхватило гулкое эхо. Тысячи птиц с криками поднялись на воздух. Они буквально затмили солнце. В это время я опять увидел ворон. Та, что была ближе, только что украла чье-то яйцо. Она расколола его своим сильным клювом. Из яйца вывалился почти высиженный, совершенно голый цыпленок. Ворона разорвала его и съела, потом она схватила второе яйцо и улетела. Мало-помалу бакланы, топорки, каменушки, чайки и кайры стали успокаиваться и возвращаться на свои места. Я тогда решил не тревожить их больше и двинулся назад по карнизу.

Уже смеркалось, когда я подходил к биваку. На фоне светлого неба темной массой выделялся птичий утес, где тысячами собрались пернатые, чтобы вывести птенцов, научить их плавать, летать, добывать себе пищу, которые в свою очередь и на том же самом месте тоже будут выводить себе подобных. Кто знает, скольким поколениям эта скала уже дала приют и сколько еще поколений будут считать ее своей родиной. Вечерняя заря угасла, и только узенькая багровая полоска на горизонте показывала место, где скрылось солнце. Ночная тьма властно вступала в свои права, а вверху в беспредельной высоте зажглись таинственные светила, из века в век расположенные в созвездия.

Огонь на биваке разгорался все ярче и ярче.

На другой день мы все встали поздно. После завтрака казак Крылов отправился на птичий базар. Ему как-то не верилось, что птицы в гнездах сидят так крепко и не улетают даже тогда, когда их трогают руками. Я рассказал ему, как попасть на среднюю террасу, где было больше всего чистиков. Казак взял ружье и направился вдоль берега. Когда он стал приближаться к птичьему базару, с одного из кустов снялась ворона и полетела ему вдогонку. Она как-то странно кричала курлы, курлы. Тотчас ей ответили еще две вороны. Одна появилась со стороны нашего бивака, другая вылетела из леса, и обе они тоже пустились за казаком. Черные вороны не старались его обогнать. Они сели на камни около береговых обрывов ожидая, когда человек пройдет мимо них. Часа через полтора Крылов вернулся и сообщил, что ночью птичий базар посетил медведь. Казак нашел его следы; много разоренных гнезд и раздавленных яиц, которыми лакомился косолапый.