29
В новой шахте, заложенной в семнадцатом году рядом с золотоносной жилой, внезапно открылся родник. До прибытия Василия рабочие под руководством отчаявшегося Вихлястого трое суток боролись с сильным напором воды, но работу все же пришлось приостановить. В нижнем забое Вихлястый приказал вырыть колодец, но десять пар рабочих не поспевали откачивать желтую жидкость, которая разливалась по проходам и угрожала проникнуть в дальние забои.
— Пропали наши животы! — закричал Вихлястый, узнав спустившегося в шахту Василия. — Вы там женитесь да звонарите, а тут потоп одолевает!
Вихлястый в грязи с ног до головы бродил в полумраке шахты и с двадцатью шахтерами закладывал стену из толстых бревен.
— И ты думаешь этим удержать? — принужденно улыбнулся Василий, которого больно задели слова управляющего.
— А что же делать? — Вихлястый растопырил руки и остекленелыми глазами смотрел на топтавшихся в жидком месиве рабочих.
— Работу бросать думаешь, али как? Ведь мы только до ладного золотишка добрались…
— А ты думаешь, всю воду отсюда вычерпаешь? — насмешливо упрекнул старик материальный.
— Тогда одна смена только и будет заниматься откачкой, — поддержал Василий.
— А зимой все равно вода волю возьмет, — загорячился материальный. — Воде надо отвод дать.
Вихлястый широко размахнулся и бросил в грязь сверкавший в руке топор.
— Учителей набралось… Делайте, как знаете.
На следующий день началась закладка водоотливной камеры.
…Ясные северные дни и белые ночи резко сменились серым мороком и холодными ночами. И хотя тайга еще колыхалась вечнозеленым разливом, но подступающие с каждым днем морозы с северными ветрами сметали последние краски с березняков и осинников, засевших в лощинах между кедрами.
Забереги Удерки по утрам сковывались тонкой слюдянистой коркой льда. Приисковый молодняк кучками бродил по тайге, собирая бруснику.
Но вокруг драг и на руднике еще кипела напряженная работа. Чувствуя окончание сезона, Василий и Яхонтов нажимали на все места, где можно было двинуть дело вперед.
Драгеры уже чувствовали перемену Василия. Вернувшись с Баяхты, он ходил хмурый и замкнутый.
— На дедовской снастине едем, — глухо сказал он, прислушиваясь к фырканью паровика на драге.
Яхонтов наклонил голову и медленно подошел к золотопромывочному аппарату драги номер один.
Человек пять рабочих стояли по бокам шлюзов и прислушивались к невнятным словам директора и Василия.
— Свою надо заводить, — отозвался старший драги. — Это ее на мазе держишь, так дюжит пока.
На шлюзах блестела золотая россыпь и куски сланцевидной породы.
— Ты куда задумал? — спросил старик с сивой бородой, не расслышав как следует разговоров директора с Василием.
Василий насупил густые, похожие на крылья, брови и, достав из кармана бумагу со штампом, поднес ее к лицу Яхонтова.
— Вот она, легкая на помине, — усмехнулся он. — Еду на рабочий факультет, в Томск.
Большие черные глаза Василия смеялись в темных яминах, останавливаясь на знакомых лицах приискателей.
На драге затихла машина. Рабочие окружили Василия и директора.
— Что доспелось? — спросил пришедший секретарь Залетов.
— Васюха вот дурит, — махнул рукою старик. — Уматывать в город, что ли, собрался?
— Как? Без головы нас оставляет?
— Хватит с вас голов, — махая руками, смеялся Василий.
— Голов-то много, только не отесаны, — заметил кто-то из рабочих.
— Вот и начнем тесать, — подхватил Василий.
На палубе снова заработала машина, номера заняли свои места.
Придерживаясь за канат, Василий поманил к себе Яхонтова.
— С золотом скоро надо ехать, — сказал он, наклоняясь.
Но Яхонтов знал, что ему хочется сказать что-то более важное.
— Так ты серьезно думаешь совсем удрать?
— А как же? Мне здесь оставаться просто тяжело.
Он выпрямился и бегло заглянул в глаза директора.
— Знаешь, Борис Николаевич, я и сейчас злюсь на себя за свою глупость с Лоскутовой. Обижайся не обижайся, а я хочу прямо сказать, что мне жаль Валентины, твоей жены. Сам, может быть, я испакостил дело. Я знаю, что она дорожит тобой, но я не могу. Теперь я уезжаю и хочу, чтобы вы оба знали правду обо мне. Ты говоришь, что из меня выйдет инженер. Я тебе верю, как отцу родному, и налягу на учебу обоими плечами. А за дело я не боюсь, пока ты здесь.
Василий торопился выдохнуть последние слова и, стиснув руку директора, сбежал с палубы на берег.
Ошеломленный Яхонтов ухватился за канат в том месте, где только что держался Василий. Непонятное чувство зашевелилось в груди директора. Как тучи из-за леса, перед ним проплывали воспоминания недалеких зимних дней, полных тревоги и скрытой ревности.
«Да, лучше ему ехать», — думал он.
Выпал глубокий снег. Жизнь в Боровом как-то сразу приняла другой характер. Отмывшись в бане, драгеры бродили по квартирам, дымили в клубе и конторе нестерпимой махоркой и мешали работать спешившим с отчетностью служащим. Часть сезонников собиралась уже выезжать на зимовку в подтаежные деревни, где надеялась получить наиболее дешевое содержание.
Вечером в Покров было открытое партсобрание, на которое пришли почти все жители центрального прииска.
Первый доклад делал Яхонтов. Доклад разделялся на три части. Сначала директор сообщил о всех известных итогах работы и быстро перешел к снабжению приисков на зимний период, а затем неожиданно сообщил план будущей грандиозной работы, выразив в нем мысль Василия о приобретении драг калифорнийского типа и разведывательных буров.
— Эта идея принадлежит уважаемому нашему товарищу и руководителю Василию Прохоровичу, — так закончил директор.
В речи Яхонтова не было красок, зато не было и лишних слов.
Может быть, поэтому она и была убедительно понятной и близкой приискателям. Старых драгеров не удивляли цифры, и сумма добытого золота, и новые проекты, но доклад вызвал горячие прения.
Последним говорил Вихлястый. Жестикулируя длинными руками, он пискливо выкрикивал:
— Там драги, здесь драги, а и где же рудник?! И где наша Баяхта? Дайте знику, и рудник засыплет ваши драги золотом. Теперь мы учены… Дайте знику Баяхте… Да я ухо дам под нож, если рудник напрок не попоит драги! Вы голову здесь оставили, а ноги на Баяхту послали. Дайте нам инженеров и руководителя, навроде Васьки!
— Да у тя не своя ли республика? — громко оборвал его председательствующий.
Выступил старик с синей бородой и, кашлянув, сказал:
— Хлебом-то нас совецко государство не зря кормит, а только я наслышан о Васюхиной дурости. На готовые хлеба, говорят, удирать собирается. Это чо же, опять прииск будет травой зарастать? Тунгусникам и прочей сволочи отдадите золото?
— Правильно, дед Абрамов! — захлопал Вихлястый.
— За кедру привяжем! — выкрикнули из толпы.
В клубе поднялся шум.
Драгеры повскакали с мест.
— Ячейка и все рабочие не пустят!
— Заместителя такого же поставить надо!
Василий махал руками, но его не слушали. Переждав, пока приискатели накричатся, Яхонтов поднялся с места и встал впереди Василия.
— Неправильно, товарищи, — негромко, но уверенно начал он. — Через год-два вам понадобятся свои техники и инженеры. А вот когда такие, как товарищ Медведев, овладеют наукой, то никакие хищники не отнимут у нас пройденного пути. Препятствовать учению могут только невежды да контрреволюционеры.
Яхонтов провел ладонью по выпуклому лбу, окинув взглядом присмиревших приискателей, сел на место.
— Правильно, — пробасил Никита Вялкин.
Кто-то раскрыл скрипучие двери. Снова зашумели, но уже протестующих выкриков не было.
Взятый в тесное кольцо, Василий повертывался кругом, отвечая на улыбки рабочих.
— Поздравляю, — сказала Валентина, когда они свернули к своей квартире.
Василий почувствовал легкое пожатие ее руки и дольше обыкновенного задержал ее руку в своей.
Лежа в постели, он вдумывался в каждый факт, в каждую мелочь пережитых на прииске дней.
И самому ему все отчетливее представлялась грандиозная ломка в самом себе. Зовущее и обещающее лицо Валентины отлетело куда-то в темные пространства и снова приближалось к изголовью.
«А если остаться?» — шептал назойливый голос.
Василий сжимал ладонями виски и до утра ворочался, скрипя кроватью.
Этой ночью ударил первый северный мороз. К утру на леса, как сбитые яичные белки, осела кухта. Занесенные снегом одинокие драги стояли, похожие на снежных баб, как делают их деревенские ребята на Масленицу.
В белом тайга стала неузнаваемо прекрасной. Василий торопливо натянул полушубок и по гулким ступеням сбежал с крыльца. Навстречу ему, звеня колокольцами, приближалась пароконная подвода, а около конторы густела толпа приискателей.
— Это что же они?
Парень подал ему связку писем и улыбнулся:
— Тебя собрались провожать, товарищ Медведев.
Подвода завернулась. Обтянутая рогожей кошевка поскрипывала, полозья тянули нескончаемую песню, визгливо вторили заливающимся колокольцам. Холодный воздух резко бил в лицо.
Василий оглянул новые постройки прииска, собравшихся около конторы людей и выскочил из кошевки.
— Значит, прощай, ребята! — громко крикнул он.
— Не прощай, а до свидания!
— Вези скорее сюда свою науку!
Кольцо сжималось. Десятки рук, заскорузлых и крепких, как соковой сушняк, тянулись к Василию.
Почему-то вспомнил первый воскресник и последний бой с бандой Сунцова. Вчерашние, внезапно налетевшие мысли будто выжгло морозом.
Подошедшую Валентину встретил без волнения и, натягивая в кошевке подаренный Яхонтовым сакуй, не взглянул на нее, маленькую, потерявшуюся в шумливой массе рабочих.
Из-за поворота замахал руками, вытягиваясь во весь рост, и, налитый горячей радостью, упал в кошевку. Дорога врезалась в темную стену тайги.
