ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ЛЮБЯЩИЙ ОТЕЦ
Была пурга. Сплошная масса снега неслась по реке. На берегу заносило зимники и трубы, ставленные на особицу, поодаль от самих жилищ, так как дымоходы выходили под землей. Вместо труб высились огромные сугробы. Тяга под канами прекратилась. Очаги гасли. Дым валил в лавку.
— Собаки не пойдут в такую погоду, — говорил средний сын Гао.
С утра Гао Цзо велел работнику Чжи разгрести сугроб и откопать трубу. Маленький, тщедушный китаец долго работал деревянной лопатой. Пурга забила ему снегом все лицо. Его шапка и воротник обледенели. Чжи обморозил щеку и яростно тер ее. Труба была откопана, когда работника позвали в зимник.
Хозяин велел Чжи подпрягаться к собакам и тащить нарты на шаманский остров. Гао Цзо закутался в тяжелые шубы. Работник и три собаки повезли его. Чжи в короткой ватной куртке налегал на постромки. Его крепкие ноги вечного труженика и батрака упрямо упирались в глубокие снега. Одни собаки ни за что не прошли бы в такую погоду. Чжи вспотел.
Утром Чжи поел лапши и с тех пор не держал во рту ни крошки. Он надеялся, что по возвращении получит пампушку и что-нибудь горячее. А пока Чжи терпеливо работал, как он делал это всю жизнь. Чем дальше, тем труднее становилось идти…
Но Гао знал: Чжи трудолюбивый, он вывезет. Что бы ни велено было сделать, Чжи все стерпит. Не пережидать же пургу! Пурга бушует не первый день и еще может продлиться неделю.
Ветер жег лицо Чжи. Руки деревенели, а тело было мокрым от пота, и в то же время казалось, что кто-то схватил его руки в ледяные клещи. У него нет хороших рукавиц, а руки выше локтей сдавлены постромками. Кисти рук затекли и замерзли.
Собаки тянули плохо, и везти нарту приходилось Чжи. Это были плохие собаки, хороших собак Гао пожалел.
Между тем ветер все усиливался. Чжи почувствовал, что ветер пробивает ветхую куртку. Пот стал холодным.
Да, пот быстро холодел — это было опасно. Чжи встревожился. Он налег на постромки изо всех сил.
— Быстрей, быстрей! — весело кричал сзади старик, чувствуя, как работник оживился.
В сугробе торчала крыша. Нарты остановились. Гао отыскал дверь и вместе с работником вошел в жилище шамана.
Бичинга лежал на кане. Он приподнялся.
Гао поздоровался с ним ласково, сказал, что привез подарки, велел работнику внести их, а сам принялся усаживать Бичингу, подкладывая ему подушки под бок.
Бичинге давно хотелось выпить. Запасы его иссякли. Сухая юкола, которую он грыз все эти дни, опротивела ему. Он обрадовался приезду торговца, но виду не подал.
Бичи был сдержанный человек. Он выпил и стал есть, но делал все это не торопясь, хотя порою терпение изменяло ему, и тогда он хватал кусок с жадностью, косясь в то же время на Гао, и было заметно, что он не совсем слепой.
— Тяжелые времена! — дружески заговорил Гао. — Торговать стало труднее. Да, да! Стало труднее торговать! А ведь товары дешевеют, и я мог бы всех накормить, и все с утра могли бы напиваться ханшином и были бы счастливы! Но есть препятствия!
Бичинга примерно догадывался, к чему клонится дело. Надо, видимо, погубить какого-то человека, который мешал Гао.
Бичинга был готов на что угодно.
«Когда наголодаешься, — подумал он, — и насидишься без водки, тогда возьмешься ради купца за любое грязное дело».
Гао долго ходил вокруг да около. Наконец он признался, что Чумбока, который устроил бунт, мешает ему торговать и сделать все народы Мангму богатыми.
Бичи нахмурился. Он слыхал, что летом стреляли в маньчжуров, но кто и как это сделал, Бичи толком не знал — он до сих пор болел. Шаман попросил рассказать, как все произошло.
Гао рассказал обо всех событиях.
— Какой это Чумбока, — спросил Бичинга, — и почему дружит с русскими?
Гао удивился, что Бичинга еще не знает, кто такой Чумбока.
— Да это тот парень, который женился на девке своего рода.
— Э-э! — воскликнул шаман. — Я его знаю. Это проворный малый.
— Ты его хорошо должен знать, — сказал Гао многозначительно, видя, что Бичинга еще не вспомнил Чумбоку как следует.
Бичи насторожился.
— Это тот самый парень, который хотел узнать, шаман ли ты на самом деле или только обманываешь людей. Он и пустил в тебя стрелу.
— Он?! — вскричал Бичи.
До сих пор шаман так и не знал, кто стрелял ему в спину. Бичинге никто не сказал об этом, хотя все знали, какое испытание устроил ему Чумбока.
Шаман зловеще пошевелил бельмами. С тех пор как Бичинга был ранен, от него почти все отвернулись. Уж больше не привозили ему на излечение девушек и молодых женщин и не оставляли их у шамана. Никто не вез ему водки. Шаман всю осень и зиму жил, как голодная собака.
Стемнело.
— Принеси-ка дров, — сказал Гао, обращаясь к своему работнику.
Чжи дремал, сидя на корточках у двери. Он встрепенулся.
— Что-то холодно. Иди руби дрова… Возьми топор в нарте.
Работник ушел. Бичинга молчал угрюмо. Он теперь хорошо вспомнил, кто такой Чумбока. Этот парень бросил в огонь голову Бичинги в позапрошлом году. Все увидели, что это не голова, а шапка с подрисованными глазами на лубе.
«А потом так обманул меня, пообещав привезти девку. Я так ее ждал… А когда я поехал на Горюн, это он выстрелил мне в спину. Он опозорил меня, хотел показать всем, что я обманщик и что у меня нет никаких духов, которые могли бы спасти меня, отвести стрелу…»
Гао был удивлен, в какой бедности и ничтожестве застал он шамана. Оказывается, на самом деле Чумбока опаснейший человек, гораздо опаснее, чем предполагал Гао. Он действительно одним выстрелом из лука уничтожил Бичингу, хотя шаман и остался жив. Гао удивился, что гольды, которых он считал ничтожными существами, отступились от своего шамана. Значит, они тоже что-то понимают. Гао задумался. Сможет ли Бичинга помочь ему?
Шаман заметил тревогу Гао. В нем пробудилось достоинство. Теперь уж он не думал о том, чтобы за глоток водки угождать купцу.
— Я знал, что это Чумбока выстрелил в меня. Мне об этом «они» сказали, — заговорил Бичинга.
Гао не верил в «них». Он знал, что Бичи врет.
— Я теперь поправился, — сказал шаман. — Скоро буду о Чумбоке думать.
Вошел работник с дровами.
— Пусть он еще дров нарубит, — сказал Бичинга.
Чжи велено было еще рубить дрова впрок, но работник стоял и, казалось, не слышал приказания.
— Иди! — крикнул хозяин.
Чжи вышел за дверь. Одежда его была мокрой от пота. Он знал, что нельзя сидеть на таком морозе, что надо двигаться, но у него не было сил. Чжи присел, чтобы хоть немного отдохнуть. Ветер выл и хлопал, и потоки снега взлетали вверх с сугробов. Чжи сидел за конической грудой бревен, составленных стоймя, наподобие шалаша.
Чжи вдруг вспомнил родную деревню и родные поля в летнее время. Ему стало тепло. Он хотел подняться, но не смог. Собаки, свернувшись клубками, зарылись в снег. Чжи хотел подползти к ним.
Гао и Бичинга долго еще разговаривали. Когда купец вылез из зимника и крикнул Чжи, того уж занесло снегом. При свете луны Гао увидел его голову, подскочил к своему работнику и толкнул его. Чжи был тверд как камень.
Гао рассердился.
— Умереть так не вовремя! — крикнул он. — Сейчас у меня нет других работников.
На другой день все еще дуло, и Гао, проклиная Чжи, вернулся в Онда на собаках. Ему самому пришлось подпрягаться к нартам. Купец послал за мертвым Чжи своих сыновей, а сам позвал Чумбоку. Гао приласкал его, сказал, что долг его стал меньше, что он еще раз посмотрит по книгам и проверит, все ли верно записано за Ла.
Как и все гольды, Чумбока был доверчив. Услыхав, что Гао решил проверить долг Ла, он подумал: «Не на самом ли деле Гао пошел на попятную?»
Торгаш снабдил его всем необходимым для охоты, и братья в надежде, что с купцом наконец удастся примириться, снова отправились на промысел.
* * *
Пурга бушевала еще целую неделю. Потом наступила оттепель.
Снега заблестели на солнце, покрывшись ледяной коркой. Сугробы сияли. Торосники на реке загорались ярче.
Через несколько дней после того, как ушли Чумбока с братом, из тайги вышла большая ватага охотников. Все они явились в дом Удоги.
Тут были и дядюшка Дохсо, и Игтонгка, и Кога. Они ходили к морю. Дядюшка Дохсо не мог нарадоваться на свою дочь и очень сожалел, что Чумбоки нет.
Явился Гао.
— Все товары подешевели! — сказал торгаш горюнцам. — Скоро приеду к вам на Горюн. Привезу много водки. Каждому из вас хватит на все лето.
Гао всех напоил. Дядюшка Дохсо валялся к вечеру замертво.
Пропьянствовав неделю, горюнцы собрались домой.
— Скоро к вам приеду и буду очень дешево продавать очень хорошие товары, — говорил Гао, провожая их.
Дядюшка Дохсо вернулся в Кондон и рассказал там о намерении Гао. Все ждали торгаша. Забыты были старые обиды. С озера приезжали тунгусы и спрашивали, не привез ли Гао дешевый товар и водку.
В воздухе теплело, уже забереги появились на реках, а Гао все не ехал.
«Почему не едет? — размышлял дядюшка Дохсо. — Может, в лодке приедет, когда пройдет лед?»
