ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ОТЦОВСКИЙ ДОЛГ
Возвратившись в Онда, Удога и Чумбока застали дома многолюдное собрание. Из Мылок возвратились сваты. Дед Падека расписывал Ойге про невесту.
Едва Удога услыхал, что горбатая старуха согласилась отдать за него дочь, как и безголовый шаман, и ожесточенные гиляки, и окровавленные тела чужеземцев — все сразу вылетело из его памяти и на душе стало легко и весело…
Сердце радостно замирало при воспоминании о далекой мылкинской девушке. Может ли быть такое счастье?! Но вскоре появились новые заботы: горбатая старуха просила за дочь печной котел, ватный красный халат, чесучовый летний халат, стеганое одеяло из верблюжьей шерсти, русский топор, два слитка серебра, белый бараний полушубок и шесть локтей русских ситцев.
— На старости лет загорелось ей нарядиться в чесучу! Говорит, что торо положит в амбар, а чесучовый халат носить сама станет. Бестолковая старуха! — поминал Падека про мать невесты. — «Если, говорит, чесучовый халат не привезете, девку не отдам…»
«Что ж, лишний котел и серебро у матери есть, — размышлял Удога, — а за остальными вещами придется идти к Гао Цзо. Не беда, что задолжаю… Я жив-здоров, Чумбока тоже, от гиляков мы ушли, все обошлось благополучно. Теперь нечего горевать… Если и задолжаем, зимой как-нибудь добудем меха и расплатимся».
Позабыв заветы отца, просьбы матери и свои былые сомнения, Удога явился к торговцам.
Гао Цзо обедал.
Он велел подать гостю суп с лапшой.
Кроме вещей для уплаты торо, Удога стал просить у Гао Цзо сотню медных блях и двести ракушек, кусок дабы для рабочей одежды и один женский летний халат, желая сделать подарок невесте. Он хотел, чтобы его жена имела дорогие одежды и лучшие украшения.
До свадьбы жениху следовало съездить в Мылки и угостить хорошенько родню невесты. Для этой цели он попросил ящик водки. Другой ящик, побольше, должен был, по его расчетам, потребоваться в день свадьбы. Удога знал, что жениху не полагается скупиться. И еще он помянул, что хочет купить невесте такой же тяжелый серебряный браслет, как у самого торговца, блестевший на его сухой руке.
Гао Цзо оставил чашку с лапшой и палочки. Из-под опущенных ресниц он видел синюю, чернокосую голову парня. Вот наконец и сын Ла пришел просить у него в долг. Старик Ла был гордый, никогда не должал. Сын, как видно, не в него. Но слишком много вещей хочет он получить, другому бы никогда столько не дал…
Купец знал — Удога и Чумбока хорошие охотники. Ла с ними добывал соболей больше всех в Онда… Можно дать этому парню и шубу и шелка… Только он, пожалуй, года за три сумеет отдать долг… Но на этот раз Гао Цзо не нравилось, что этот должник сможет с ним расплатиться…
— Ты на дочке Локке женишься? — спросил он.
— Дед Падека сватал, отдают ее… Согласна мать, — ответил Удога.
— Жена у тебя красивая будет… Я видел ее, — как-то неясно забормотал старик, и губы его задрожали.
Работники, сидевшие в зимнике, вдруг засмеялись. Гао Цзо рассердился на них и стал браниться. Его плоская голова, откинутая на плечи, нервно затряслась.
— Красивая, красивая!.. — повторил он, махая рукой на своих рабочих, как бы говоря этим Удоге, что, мол, не слушай их. — Ладно, мы с тобой сговоримся, — тихо продолжал торговец. — Когда невесту привезешь?
— В Мылки со сватами съезжу и как торо заплатим, старуха ее соберет…
— Ну, мы сговоримся с тобой… Дам тебе и шелк и араку.
Торгаш велел позвать старшего сына. В дом вошел рослый парень с красивым лицом. Отец велел ему повести Удогу в амбар…
— А только ты не забыл, что отец твой умер? — вдруг спросил старик.
— Я помню, — прижал Удога кулак к сердцу.
Наступило длительное, неприятное молчание. Как видно, Гао Цзо хотел что-то спросить про покойного отца.
— А ведь за ним остался большой долг, — наконец чуть слышно обронил он. — Достань книгу, сын, подсчитай.
Что говорил молодой торгаш, щелкая на маленьких счетах, Удога не слыхал. Он так и окаменел, стоя на левом колене.
Вошел Вангба, высокий и рыхлый плечистый мужчина с седой бородкой и с темными молодыми глазами. Он присел в углу на нары подле торговцев.
Если бы Удога следил за Гао Цзо, он бы увидел, что тот чуть приоткрыл глаза и смотрит на него насмешливо. Но Удога, потрясенный словами торговца, опустил голову и ничего не замечал.
Китайцы-рабочие — и те, услыхав слова хозяина, изумленно смолкли… За открытой дверью потрескивал костер, кто-то из ондинцев ковал железо.
Молодой торговец потряс Удогу за плечо.
— Ну, иди в амбар, отбирай халаты…
* * *
«Как же мне быть, кому верить?» — думал Удога в тот вечер, сидя на берегу и наблюдая багровый закат.
Облака, плывшие за рекой, были подобны клубам огня и дыма над пылающим лесом.
«Отец никогда не лгал… Он говорил, что не берет в долг у Гао Цзо, и нам не велел… Но Гао Цзо говорит, что отец был должен, — значит, так и было. Но и отец не мог лгать. Нет, все же отцу я больше верю… Ведь не раз он поминал, что торгаши неверно пишут в книге долги, чтобы побольше получить шкурок…»
Удога рассказал про свою беду старикам. Обычно они хвалили Гао Цзо, особенно если им что-нибудь от него было нужно. Но теперь дед Падека сказал:
— Это старый обманщик. Мы только привыкли и терпим, он нас всегда обижает. Прежде мы дружно жили, а Гао Цзо всегда подговаривает нас не прощать обид друг другу. Он хочет, чтобы мы чаще ссорились и дрались, а когда мы миримся, он подговаривает просить с виновных дорогие вещи. Вот мы и попадаем в неоплатные долги.
— Сколько ему платим — и все в долгу, — жаловался Уленда.
— А вот нынче он придумал, будто твой старик остался должен. Значит, ему что-то надо, он у тебя хочет кого-то отобрать за долги…
Падека, вскочив на кане и вынув трубку изо рта, вдруг ударил себя кулаком в грудь.
— Хитрые крысы! — воскликнул он. — Смотри, Удога, береги молодую жену, когда приедет. Из-за горбатой дуры пришлось к торговцу тебе пойти. Какую за девку цену заломила! Не было бы с мылкинскими войны, мы бы тебе как-нибудь без торговца собрали вещей на торо. А теперь у нас самих ничего нет…
После всех этих разговоров Удогу уже не радовали дорогие вещи, взятые в лавке.
Ойга, по женской слабости, напротив, была довольна, что в доме завелось такое богатство. В душе она даже помянула недобрым словом своего покойного старика… Из-за того, что он не хотел брать в долг у Гао, ей всю жизнь пришлось проходить в халатах из рыбьей кожи и в грубых дабовых платьишках.
— Все люди в долг брали, а Ла не хотел брать… Вот мы и прожили жизнь, а ничего хорошего не видали, — сокрушалась старуха, рассматривая красивые шелковые одежды. Хотя, по понятиям односельчан, Ойга жила с мужем в довольстве, сейчас, когда перед ней были такие роскошные вещи, ей показалось, что она всю жизнь была несчастлива.
Удога стыдился сказать матери, что торгаши показали записанный за отцом долг и что он согласился заплатить его, только чтобы взять вещи для невесты…
Но слух о том, что его обманули, быстро распространился по Онда и дошел до Ойги. Старуха так озлобилась на торгаша, что несколько дней не знала сна и покоя. Но под конец она смирилась и с этим горем.
— Что сделаешь с торгашом! — признавалась она соседкам.
Теперь втайне она мечтала, что, может быть, невестка привезет с собой в дом счастье. Но Ойга никому не выдавала своих надежд, чтобы не услыхали злые духи и не помешали им исполниться.
А дед Падека и Чумбока пытались облагоразумить Гао Цзо через Вангба. Но зажиревший, ленивый хозяин встал на сторону Гао Цзо. Не моргнув глазом, он подтвердил, что Ла на самом деле остался должен торговцу.
Падека пришел в ярость и за такие речи плюнул Вангба в глаза… А когда дело дошло до драки, дед порядочно наломал ему бока…
— Твой отец был хороший человек, — утешал потом старик Удогу. — Он никогда не брал в долг у Гао Цзо. Но торговцы записали в книгу, что он должен, и тебе придется заплатить. Как-нибудь поможем, чтобы твой долг был не больше нашего.
— Все мы стали в долгу у разбойника, — печально сказал Удога.
— Это верно… Мы с Бельды воевали, а Гао Цзо на этом нажился, согласился дед Падека.
— А помнишь, что говорил нам русский, Алешка? Он как раз так говорил! — воскликнул Чумбока.
— Откуда он узнал? Как узнал, что так будет? Верно… хорошо бы и Гао Цзо, и грабителей у Сунгари гонять отсюда, как Алешка говорил… отозвался Удога.
