НА РЕЙДЕ
В каюте командира дивизиона живучести легкого крейсера в кресле за столом сидит старшина трюмной команды мичман Еремин. Солнечные лучи падают через иллюминатор на его голову и плечи. Морской бриз порывисто врывается в каюту, шелестит бумагами на столе, ворошит русую челку аккуратного полубокса старшины. Пальцами правой руки Еремин все время перебирает и поглаживает свои жидкие рыжеватые усы, отпущенные для солидности.
Напротив, закинув ногу на ногу, развалился на потертом кожаном диване командир машинной группы капитан-лейтенант Виноградов. Лицо у Виноградова бледное, сонное и помятое, как помяты и погоны на синей форменной куртке. Он лениво покачивает ногой и разглядывает жидкие усы старшины.
– Ерема! Сбрей усы! – скрипучим голосом тянет Виноградов, – Они глупят твое мичманское обличие! Ты на себя в зеркало смотрел?
– Товарищ капитан-лейтенант, – горячится Еремин, – Не надо трогать мои усы! Уставом не запрещено ношение усов!
– А я и не говорю что запрещено. Я говорю, что глупят, особенно за этим столом! Почему ты здесь? Твое место на одну палубу ниже!…
– Товарищ капитан-лейтенант, командир ДЖ, уходя в отпуск, оставил за себя – меня! И у командира БЧ-5 лежат мой и его рапорты о передаче обязанностей!
– Ерема! Ты должен понять! Из тебя никак не может выйти командир ДЖ! Потому что ты – мичман! Мич-ма-ню-га! – по слогам тянет Виноградов флотский неологизм, вкладывая в него все свое пренебрежение и сарказм.
– Давайте пригласим сюда командира БЧ-5, пусть он подтвердит мои слова! – слегка теряясь, говорит старшина.
– Ерема! Не суетись! Командиру БЧ-5 не до тебя! Я знаю, что этого не может быть, потому что не может быть никогда!! Командиром ДЖ буду я! И в этой каюте буду спать я, а не ты! Понял? – Виноградов поднял глаза на Еремина, пытаясь по выражению лица мичмана определить результат своих слов. Не спеша достал из нагрудного кармана пачку «Беломора», вытряхнул из нее папиросу, размял между пальцами и постучал мундштуком по краю стола.
– Товарищ капитан-лейтенант, я еще раз вам объясняю, что командир ДЖ я! Я принял его обязанности и отдан приказом по кораблю!
– Ерема! Я все прекрасно понимаю! – прикуривая от бензиновой зажигалки папиросу и делая глубокие раскуривающие затяжки, тихим голосом тянет Виноградов. – В приказе не сказано, что мичманюга должен занимать каюту на верхней палубе с иллюминатором, да еще с видом на город.
– Товарищ капитан-лейтенант! В этой каюте документация и телефон! – повышает голос Еремин, подкрепляя весомость выдвинутых аргументов движением руки в сторону стопки документов и телефона. – Они мне нужны для работы.
– Ерема! Все это ерунда и чушь собачья! – выпускает серую струю дыма в лицо старшины Виноградов. – Я командир ДЖ!
– Нет, я командир ДЖ! – привстав из кресла и упираясь в столешницу сжатыми кулаками, зависает над оппонентом Еремин…
– А я тебе говорю, я командир ДЖ! – парирует Виноградов, с удовольствием отмечая про себя, что наконец-то «достал» сослуживца.
– Нет, я командир ДЖ! – повышает до крика голос Еремин и еще больше зависает над развалившемся на диване офицером.
– А я тебе говорю, я командир ДЖ! – дразнит Виноградов, суживая глаза и наблюдая за реакцией взбешенного мичмана.
Громкий стук в дверь заставляет обоих спорщиков повернуть головы. В просвете двери появляется фигура дежурного по низам мичмана Хлопова.
– Кто командир ДЖ? Топит помещение кормового «пожарника»! – взволнованной скороговоркой выпаливает Хлопов, переводя взгляд с Виноградова на Еремина…
– ОН!! – резко сбросив ноги на палубу и уткнув указательный палец в грудь Еремина, злорадно подводит итог спора Виноградов. Его лицо с зажатой в углу губ папиросой светится полной удовлетворенностью, смятая кожа лица разглаживается и розовеет…
