Книга: А. Покровский и братья. В море, на суше и выше 2… -
Назад: ПРОВЕРЯЮЩИЙ
Дальше: О ЛОДКЕ

ЕЩЕ ПИСЬМА

Тут мне поздравление с Днем Подводника прислали.

 

«Александр Михайлович! Здравствуйте!
Поздравляю Вас и Ваших друзей-подводников с праздником! Желаю Вам и им крепкого здоровья, творческих успехов и как тут недавно сказали ценители шотландской культуры – 7 футов под килтом!
Ваш читатель, Владимир Поляков».

 

Я в ответ:

 

«Спасибо. Забегался и забыл про него.
Да. «Семь футов под килем» нам маловато. Лучше 6 метров 300».

 

«Александр Михайлович!
Хотел пошутить, а не пойму, кто пошутил…
На всякий случай: килт – это юбка, которую носят шотландские мужики причем – на голое тело.
Ваш почитатель, Владимир Поляков»

 

«Привет, Владимир.
Пошутили, наверное, Вы, потому что слово «килт» я впопыхах воспринял как опечатку.
Но, в общем-то, получилось ничего, весело».

 

«Это Петров.
Кстати! Проанализировав статистику боев с японцами в 1941-1945 годах, американцы обнаружили, что, несмотря на равенство сил, оные американцы побеждали чаще.
Причина: в английском языке средняя длина слова составляет цифру пять букв, в японском – тринадцать. То есть, пока японец объяснит что к чему, американцы успевают его шлепнуть.
После этого как раз и появилась у американцев привычка давать короткие названия-клички как своим так и чужим самолетам, кораблям и прочему.
Когда эта информация дошла до русских, то они вычислили среднюю длину слова в русском языке – семь букв. Но! В процессе управления боем КОМАНДИР АВТОМАТИЧЕСКИ ПЕРЕХОДИТ НА МАТ, И ИНФОРМАТИВНОСТЬ РЕЧИ ВОЗРАСТАЕТ В 2-3 РАЗА.
Вывод: Так что материтесь, господа офицеры!»

 

«Солнечное лето на исходе. Год, этак, 94-й. Мы с КЭНГом – Вовкой Мудриком – прикомандированы в экипаж Коржавина на выход в море (массовый побег штурманов в академию и на классы у Коржика состоялся, вот нас и прислали). Болтаемся в надводном, отработка Л-2 где-то возле Выевнаволока. Проще говоря, лодка в дрейфе, рули отвалила, и с рулей народ во главе с замкомдивом рыбу ловит. Ну и я впервые в жизни с лодки порыбачить решил. Отстоял первую смену, выбрался наверх, рыбалю. И слышу доклад своего подчиненного: „Товарищ командир, товарищ вахтенный офицер! Через 15 минут расчетное время захода военно-морского солнца!“ Очевидцы рассказывали: Коржавин в центральном совершил тигриный прыжок к „Каштану“. Все поняли: штурманца порвет на части, как Тузик грелку. А он громогласно объявил: „Штурман! Не военно-морского солнца, а солнца Российской Федерации!“
Удач всяческих, Олег».

 

«Саня, это Елисейкин. Расскажу тебе про себя.
Ну, ты знаешь сколько трепета вызывает у воина подготовка к увольнению со срочной. Наверняка и у матросиков нечто подобное происходит. Это прежде всего дембельский чемодан со всякой херней, дембельский фотоальбом и ПАРАДКА. В парадке уходят либо с ботинками, либо с сапогами, в зависимости от рода войск и времени года.
Все это начинает готовиться едва ли не со дня принятия воином присяги.
Каждая вещь отбирается, полируется, шьется, подгоняется, исходя из строгих канонов солдатских традиций. Ну, и возможностей самого воина. Умственных, в том числе. Вот узбеки, например, в подготовке к дембелю изощрялись так, что в последний день службы напоминали воинов каннибальской страны Зимбабве времен абсолютной монархии. Распушенные аксельбанты. Погоны из бархатного занавеса, злодейски спертого в клубе части. Тульи фуражек – как у гитлеровцев. Разнообразные значки, какие-то немыслимые медали (одного видели даже с «Матерью-героиней»). Ну и все такое остальное. Командиры в такие дни ходили по территории части с ножницами наготове. Поэтому весь бал-маскарад начинался, как правило, за воротами части. А хранилось все это добро до времени либо в каптерках, либо у гражданских лиц, либо пряталось в укромных местах.
В принципе, я тоже готовился. Правда, не так напряженно, как узбеки, но и уходить, как чмо, русскому парню тоже было не к лицу.
Я дослуживал в кочегарке. Моих напарников разогнали по бригадам. А меня оставили наблюдать за оборудованием и поддерживать. Вообще, по армейским меркам, котельная – довольно престижное, блатное место.
Минимум контроля со стороны командования, свой душ и даже кое-какие продукты водятся. Масса укромных мест. Хотя и грязновато – уголь, дым, шлак, пыль. Но уже стояла весна, кочегарка была вылизана, днем работы почти не было, отопление давалось только ночью. Поэтому я использовал свободное время с толком. Служить оставалось где-то месяц. В общем, все было готово к увольнению в запас, и хранил я свое богатство в нерабочем котле.
В один из дней я решил устроить генеральную примерку. Накидал газет на пол, чтоб своими чудными хромовыми ботиночками не вступить в пыль. Оделся во все парадно-увольнительное. Стою, любуюсь. Ну не в лес же было идти. Хотя последующие события показали, что лучше бы я туда рванул без оглядки. Так как неожиданно для меня возникла высоченная фигура нашего зампохоза Титова, сурового усатого капитана. Ну, голубь, говорит, пойдем. И этак скептически меня оглядывает. Я говорю – может, переоденусь? Ведь чую, что не чай пить зовут. А он в ответ: «Ты чего, иди как есть, там комбат ждет, там надо свиней загнать, да и делов-то на двадцать минут всего, вернешься и закончишь свой туалет», – и змеино так ухмыляется.
«Делов на двадцать минут» заключалось в том, что с бортового «ЗиЛ-130» надо было выгнать полтора десятка свиней, прибывших из соседнего артполка, а на их место загнать то же количество наших хряков. Такой свинообмен делался для предотвращения взаимного свинячьего вырождения.
Выгрузка сама по себе заняла немного времени, а вот погрузка… Ну, никак наши хряки не хотели уезжать. Гонялись мы там – буквально друг за другом. Что, конечно, не замедлило отразиться на чистоте моей парадки. А хромовые ботинки вообще превратились в бесформенное подобие валенок. Проще говоря, к концу погрузки я и сам был похож на свинью.
Оставался последний хряк. Здоровенный такой, кило на триста пятьдесят. Хряк забился в угол свинарника и, клянусь, скулил, рычал, и пытался цапнуть любого.
С легкостью протаранив мои ноги, он, боднув своей квадратной башкой, подкинул меня на себя. И в таком вот положении, как всадник в забойном вестерне, в фантастической полутьме свинарника я на нем и прокатился. Молча. Задом наперед. Потом он просто сбросил меня на кучу навоза.
За всем этим, согнувшись пополам от смеха, наблюдали зампохоз и комбат.
Я уже не обращал внимания на парадку, живым бы остаться.
Началом последнего акта комедии послужило решение комбата прямо тут же, немедленно, кастрировать часть вновь прибывших кабанов. Чтобы мясо не пахло. Бедолаг ловили опять-таки мы и опрокидывали их в какую-то садовую лохань. А прибывший из артполка прапор-ветеринар резал им яйца. Для него все было просто и обыденно. Но мы и кабаны были потрясены. Обычным скальпелем внизу кабанячьего брюха делалось два надреза, из которых яйца как бы выпрыгивали сами. Отхватив их, прапор зашивал дырки обычной иглой и нитками, предварительно сыпанув в раны по ложке стрептоцида. После того, полуживому от ужаса и боли кабану давался мощный пинок и наступала очередь следующего.
Вся операция занимала минут пять, не больше. А яйца, как особый деликатес, складывались в отдельный котелок. Их потом поджарил и сожрал сантехник Сафрон из подмосковного Пущино, один из самых толстых и глупых солдат в нашей части.
А один из бедняг не выдержал всех этих надругательств и кончил мне прямо на ботинок, когда я поставил ему на пузо ногу.
А парадку я так и не отстирал.
Твой Елисейкин».

 

«Здравствуйте Александр!
Здорово отвлекать не буду. Я служил в Гаджиево с 85 по 91 на РТ. Сейчас волей судеб работаю в Африке. Мали. Бамако.
Дал почитать Вашу «Расстрелять» своему переводчику Гамби. Он 10 лет назад учился в Симферополе. Язык знает очень прилично. Так он так хохотал, читая… разве что не уписался… Он даже на французский для жены отрывки переводил. И самое удивительное, что и она поняла и смеялась… Пишу по его просьбе. Спасибо большое… Он теперь достает меня цитатами из Ваших произведений. Спасибо и от меня…
С уважением Сильченко Алексей. Бывший минер.»

 

«Минные офицеры – это флотское отродье с идиотскими шутками. Они могут вставить коту в зад детонатор, поджечь его и ждать, пока он не взорвется (детонатор, естественно). Есть подозрение, что минные офицеры – это то, к чему приводит безотцовщина. Минер – это сучье вымя, короче…»

 

«… Вам еще раз большой привет от Гамби. Он становится настоящим моим старпомом. На днях этот тип очень ловко ввернул пару великолепных фраз из Вашего рассказа „Хайло“ при довольно громком разговоре со строительными рабочими. Причем по-русски. Надо отметить: это определенный эффект произвело, и рабочие зауважали его как минимум на порядок сильнее…»

 

«… Гамби дошел в изучении Вашего творческого наследия до рассказа „Не для дам“.
К моему большому удивлению, он только как-то странно хмыкнул, и на мой вопрос, не задел ли сей рассказ его нежную мусульманскую душу, он вдруг заявил, что рассказ смешной, но это вранье.
В ходе стихийно возникшего окололитературного диспута мне удалось выяснить, в чем же усомнился мой «русский» друг.
Оказывается, в период его пребывания в Крыму ему запомнились только гигантские батоны колбасы типа «Докторская» и «Любительская»…
И тут уже я повеселился от души.
Пришлось прочитать ему лекцию по технологии приготовления разных видов колбасы, имеющих различней диаметр и длину.
В общем, Ваше доброе имя правдивого писателя было реабилитировано…»

 

«Саня, Игорь Елисейкин опять.
Мне тут рассказали одну историю. Ты должен ее послушать.
В старинные советские годы один большой грузовой пароход завершал рейс. Команда, полгода находившаяся в замкнутом пространстве, не видевшая жен и детей, готовилась к этому радостному событию: то есть мужики начали ежедневно бриться, глаза стали блестеть задорно, а кто-то уже и планы строил, как проведет с семьей первые дни. Все были так заняты приготовлениями, что на регулярный просмотр кинофильмов в корабельном кинозале перестали приходить, тем более, что весь немудрящий запас фильмов за полгода плавания был множество раз пересмотрен.
И тут капитан получает телеграмму с приказом развернуть судно, зайти в один иностранный порт за грузом, затем доставить этот груз в другой иностранный порт и только потом идти домой. Для команды это означало еще месяца три плавания все в том же замкнутом положении с шикарным видом на те же самые рожи.
В общем, после получения этой телеграммы обстановка стала на корабле, если говорить цензурно, угрюмая, то и дело на ровном месте вспыхивали конфликты, приказы начальства исполнялись медленно и с тихим шептанием матерных слов себе под нос и зубовным скрежетом. Словом, до бунта оставалось совсем чуть-чуть.
Но положение спас замполит. Он нашел где-то в пыльном шкафу красного уголка коробку с фильмом «Ленин в 1918 году», которая неизвестно откуда взялась, может, со времен прежнего замполита осталась.
То есть, пылилась она незнамо сколько времени.
И была в этой коробке одна хитрость: фильм был на украинском языке.
И вот замполит вечером срочно собрал народ в кинозале. Злые мужики расселись по местам. Погас свет и на экран выскочил вертлявый Ленин, заложил пальцы в проймы жилета и сказал, картавя: «Здоровеньки булы, Феликс Эдмундович!»
Зал грохнул раскатистым дружным хохотом, который вспыхивал вновь и вновь на каждую реплику вождя и прочих участников кино.
На следующий день настроение команды было отменное, люди снова начали улыбаться друг другу, прекратились ссоры и стычки.
От себя могу добавить: советский суперфильм «Человек-амфибия» на узбекском языке – еще то зрелище… Сам видел сто раз в Ташкенте.
Там Ихтиандр говорит Гуттиэре: «Мен балык…Мен су кеттык (мол, я – рыба, мне в воду пора)» – и бултых в океан…
Ржали все. Особенно узбеки».

 

«Это я, Ольга.
Забежала я тут в контору к нашим местным художникам (они, чтобы на хлеб с икрой хватало, рекламой и дизайном подрабатывают), пивка им чешского приволокла. Ну и где людская благодарность? Меня тут же отправили отнести заказ. Окрестная воинская часть заказала себе что-то типа агитлистка.
Вот оригинальный текст, который принесли художникам в рукописном виде:

 

ДИВЕРСАНТ НЕ ПРОШЕЛ

 

Стояла тихая зимняя ночь. Лишь скрип снега под ногами часового Юлдаша Нурметова нарушал морозное безмолвие. Но такая тишина бывает и обманчива. Вот донесся шорох, и Нурметов насторожился, напряг зрение. За проволочным ограждением он увидел неясные очертания человека. Тут же последовал окрик часового: «Стой! Кто идет?»
Поняв, что обнаружен, неизвестный выхватил пистолет.
Но властная команда «Бросай оружие! Стрелять буду!» – и лязг затвора автомата подействовали на нарушителя отрезвляюще.
Попытка убежать тоже не удалась.
Юлдаш Нурметов действовал четко, как велит устав.
Позже солдат узнал, что задержал матерого диверсанта.
За смелые действия на посту рядовой Нурметов был поощрен (а теперь внимание) МАНДУЮЩИМ ВОЙСКА ОКРУГА».
Когда я вручала это сочинение, то не удержалась и спросила: «Ну, и как там „мандуются“ войска?»

 

«Саня, это я. Тут Министр Обороны Иванов выступал насчет „К-159“. Как же так? Они же утонули с открытым рубочным люком…»

 

«Я тебе свою статью лучше перешлю. С эпиграфом из Иванова.

 

С. ИВАНОВ: «Элементы легкомыслия, надежды на русский авось, что пронесет, они, несомненно, были…»

 

Министру нашей Обороны не нравится русский авось. Может быть, он с ним даже будет бороться.
Мда. Жаль министра. Неплохой мужик.
Русский Авось (на всякий случай с большой буквы) – это один из главных управленцев в России, и с ним хочет бороться Министр Обороны – второстепенный управленец.
Интересно, на чьей стороне будет победа?
Кроме того, «авось» – это еще и принцип.
Его младший брат: «Чего делать хорошо, все равно все отнимут» – знаком на этой земле еще с Батыя.
России не повезло. Она раскинулась в одиннадцати часовых поясах. Как тут управлять, если в «Петропавловске-Камчатском полночь»? Спят там в разгар управленческого зуда. Ты ими хочешь управлять, а они спят.
Так что все автономны. Опять-таки, а вдруг пронесет?
Ах, Россия, Россия, все границы, да границы…
А граница нашей горячо любимой родины хорошо видна из-за скопившихся вдоль нее на всем протяжении груд мусора.
Подъезжаешь все равно откуда – можно с Финляндии – и вот она, родимая.
И смотришь ты на весь этот гниющий кошмар, и через какое-то время говоришь сам себе, что все-то у нас мусор – дорогой или же дешевый.
А дорогой – это когда утопят, а потом достанут.
А дешевый – это когда и доставать-то не надо. Сам всплывет, да еще в ледяной воде вон сколько часов держаться будет до подхода долгожданной помощи.
Все это, конечно, необычайно лирично, но лучше я вам расскажу, как у нас водят лодку с помощью понтонов.
И сделаю я это без лирики, с некоторой долей может быть даже цинизма.
Цинизм, как известно, это всего лишь одна из форм экономии времени.
Итак, лодка, двадцать лет у пирса, дырявая, как решето. Решено ее отвезти, не латая, из Гремихи (следите за моей мыслью) аж в Кольский залив, аккурат мимо острова Буяна, в нашем случае Кильдина.
Вам никогда не приходилось с помощью очень прочной платяной нитки осторожненько везти за ноздрю на бойню быка? Так вот, очень похоже.
Лодка пять тыщ тонн, вокруг понтоны-понтоны, трос и, чтоб вы подумали, еще один корабль, на этот раз спасатель. С него подаются шланги. На лодку.
Для чего? Для того, чтобы люди, которые на нее посажены, дышали – вот это, я понимаю, благородство. Так что вся эта колыхающаяся на волнах в противофазе конструкция, напоминает телегу доверху нагруженную горшками: малейший поворот – разродится до небес.
Надо Вам сказать, что Гремиха – это вам не просто так. В народе это «Край Летающих Собак». Там триста дней в году ветреных, остальные – как придется.
Почему «Летающих Собак»? Потому что они – ветры – такой силы дуют, что поднимают на воздух псов и несут их, и несут…
То есть, волнение моря в три балла – это к маме не ходи.
А они все идут и идут.
До Гремихи от Мурманска по хорошей воде, летом, на теплоходе двое суток. А теперь прикиньте: по плохой, да на понтонах, да на тросе, да со спасателем, который все равно никого не спасет, только вот воздух людям немного подаст с помощью шлангов перед смертью, которые протянуты через люк верхнего рубочного люка внутрь и через весь корабль – это суток пять кошмара, если я чего-то не напутал.
И все в руках Божьих.
А когда Богу надоедает держать вот это дерьмо верткое до невозможности в руках, он его, как пенис в общественном туалете, встряхивает и… тогда обрывается трос, разойдутся понтоны…
Лодка при этом почему-то тонет (со слов телевидения) что-то около сорока минут, а люди из нее так и не успевают выбраться.
А те, что выбрались, падают голышом за борт и долго купаются при плюс десяти градусов жары.
А зачем на ней в полутьме сидят люди? Хороший вопрос! Они там сидят потому, что по-другому никак не определить: поступает или не поступает вода внутрь герметичного прочного корпуса, о чем нам заслуженный адмирал по телевизору сказал.
Определили: поступает. Но не так и не там. Понтоны разошлись, и она немедленно булькнула.
У меня только один вопрос: шланги удалось вовремя обрубить, чтоб и спасателя под воду не утащило? А?
Удалось! Слава тебе, Господи, велики дела твои!
И потом, они бы все равно не спаслись, потому что им никто команды не дал: «Спасайся, кто может!» – не дают у нас такой команды. А те, кто без команды выскочили, так это по молодости.
По старости они бы не выскочили.
Говорят, у них даже связь имелась. По УКВ. Укавекнулась связь.
А что, иначе никак не довезти эту развалину до завода, чтоб без гибели людей и без шаринья потом по дну морскому на глубине раз в три года?
Довезти-то можно, но вдруг повезет, и проскочим?
Не повезло.
Теперь накажут.
Операция по проведению этого говна на понтонах, честно говоря, настолько уникальна, что управляться она должна была только из штаба Северного флота. То есть, стрелочники там скоро будут строиться просто в колонну по два.
Операция по ведению за ноздрю этой дряни длилась не полчаса, не один день, а несколько суток, так что без Главного штаба Военно-Морского Флота России тут не обойдется.
Не построиться ли стрелочникам в колонну по три? Я думаю, и по четыре мало будет.
И все-таки, еще раз для усвоения: люди, вдесятером, садятся на совершенно дырявое корыто и едут несколько суток при плюс десяти в отсеках? Надо полагать, именно так: лодка-то не обогревается, и света на ней мало. Хотя с корабля «спасения» могли протянуть не только воздушные шланги, но нештатную электропроводку.
Мда (еще раз).
Как же они там вахту несли? Не спали что ли?
Командир-то точно не спал. Несколько суток. Он же командир. Он на том свете выспится. Может быть, кто-то из его офицеров спал? Не думаю. Набрали-то почти всех офицеров, ну и немножко мичманов.
Чтоб, значит, поответственней люди к своему делу подошли.
А как она гавкнулась, так первый вопрос был: «Как там лодка?» – о людях ни звука.
И про стуки интересовались как-то вяло.
Как-то сразу было ясно, что спасать уже некого.
Как вам кажется, а нельзя было эти гнилые ЦГБ в базе как бы заварить?
Может, у нас есть еще сварщики не в МЧС, и они умеют варить под водой?
Может, они нашлепок наделают и просто сверху заплатками их приварят, чтоб хоть ЦГБ воздух держали и бочка была похожа на бочку, а не на ведро помойное?
Как вы думаете, в будущем, при подобном транспортном безобразии, людей тоже посадят в темноте внутрь такой же гнили, или же их, все же, будут держать в виде профессиональной команды экстремалыциков на том же спасателе, и они, примерно раз в час, как прыгнут в гидрокостюмах с электроподогревом в резиновую тарантайку с навесным мотором и подойдут к абсолютно безлюдной лодке, что на понтонах волокут? А потом они вскарабкаются ей на борт, как белки, по штормтрапу и все у нее внутри осмотрят насчет этой долбанной герметичности за девять минут и десять секунд.
А? Как? Или ум для нас фантастика?…»

 

«Саша, это Виталий Люлин.
… Ощущение после всплытия из подводного положения – потрясающее! Всегда. Сколько бы ты не всплывал. Это рождение! Заново.
В нос шибает умопомрачительный запах холодного спелого арбуза. Запах жизни на земле, а не в череве. Легкие трещат в упоении! А потом, непременно, головная боль. Идет ломка организма, запустившего много месяцев назад фабрички по выработке противоядий от неизвестных компонентов в газовом составе воздуха отсеков подводной лодки. Этот газовый состав, его компоненты, за исключением их малой политики, неизвестен и не подвластен даже многомудрому химику. «Фабрички» вразнобой останавливаются. От того и головная боль. Она быстро проходит. Без вмешательства медика. Другое дело всплытие душевное – не утихающая головная боль на долгие годы, а может и на всю жизнь…»
Назад: ПРОВЕРЯЮЩИЙ
Дальше: О ЛОДКЕ