Театр
Кукольный театр.
В пятом классе мы покинули начальную школу и Раису Николаевну.
Нашей новой классной стала математичка.
Она меня привечала – я любил математику. Не то чтобы я любил её до беспамятства, просто она мне легко давалась. До сих пор могу вывести всякие формулы.
Она обожала рисовать теорему из нового параграфа, вызывать меня к доске, чтоб я сам придумывал доказательства.
Я придумывал, но лучше меня справлялся Гурген Аванесов. Он выходил и в три секунды все доказывал. Это сходило ему раза три подряд, а потом она догадалась, что он просто учит новый параграф.
Она усадила его на место с позором, а я тогда подумал: здорово, я бы до такого не додумался.
Математичка любила устраивать всякие штуки: походы, ночевки у моря, шашлыки, металлоломы – помню, как мы тащили старую батарею – жутко тяжелая штука, мы сто раз останавливались, тяжело дыша.
Потом она придумала театр. Кукольный. Сцену и кукол мы сделали сами.
Я играл волка в «Семеро козлят».
Оказалось, держать куклу наверху, ходить с ней и говорить – тяжелая работа. Устают руки, голова, пальцы, глотка.
Но тренировка есть тренировка – через две недели мы уже выступали.
Сначала перед своими, а потом нас показали какой-то комиссии.
Мы ездили много раз на всякие смотры. Мы побеждали.
Два состава: основной и запасной.
Я играл в основном. В одно прекрасное воскресенье я ребят подвел: надо ехать на спектакль, а я отправился с отцом рыбачить на дамбу и никому не сказал.
Целый день у меня все валилось из рук, и я кормил свою совесть тем, что они взяли запасного.
А совесть не наедалась и говорила мне, что так не поступают с товарищами. А я вздыхал и надеялся на лучшее.
Зря я надеялся. Меня ждали, искали, прибегали домой, а потом уехали, взяв запасного.
Я до сих пор помню, как у меня горело лицо и уши, когда меня подняли на уроке.
А отец, когда узнал, и вовсе рассвирепел. Он был зол, растерян и опять зол.
Сказал он только: «Так нельзя!»
Я и сам знал, что нельзя – и на душе муторно, там скреблись кошки.
