О ПЕРЕСТРОИВШИХСЯ
Зам опять пришёл из штаба весь всклокоченный.
Вот, чем меньше у человека конкретной работы, тем больше у него этой самой всклокоченности.
Даже жаль иногда нашего Сергеича, но это только временами. Замов жалеть нельзя.
Это же береговые крысы. В море они тихие.
Оно и понятно, в море же подохнуть можно, вот они и стараются никого не раздражать, а на земле они кого хочешь загрызут. Для того и держат это полчище.
Некоторые у нас замов терпеть не могут. А я вот терплю. Старпом тоже.
– Чего такое, Сергеич? – это он к нему на входе в кают-компанию обращается.
– Приказано на каждого офицера составить характеристику, где особо отметить то, как он перестроился.
– Чего отметить?
– Как он перестроился.
– Ты серьезно?
– А что, похоже бывает, что я шучу?
– Да нет, не бывает, но… и как ты это дело отметишь?
– Буду писать все объективно.
– Ну да.
– А что делать?
– Ну да.
– Делать-то нечего.
– Вот и я говорю.
– Андрей Антоныч, мне кажется, что вы надо мной издеваетесь.
– Это тебе только кажется. Вы, как только лишились своего любимого марксистско-ленинского мировоззрения, так вам все время что-то кажется. Мерещится все что-то.
– Андрей Антоныч, наши с вами споры ни к чему хорошему не приведут.
– Да как они могут к чему-нибудь привести, если ты каждый день из штаба приходишь с очередной хуйней. Они там умом тронулись, а ты сейчас им подпевать будешь. Ты лучше водки выпей.
– Андрей Антоныч!
– Водка – она в случаях особой призрачности сознания необычайно помогает. Она связи лишние растворяет.
– Андрей Антоныч!
– Знаю! Знаю, что ты с пьянством борешься. Знаю! Но это же иной случай. Это же не пьянство. Это же способ сохранить себя. Ты на себя посмотри, табло таврическое.
– Андрей Антоныч.
– Клянусь, полегчает. А потом мы с тобой сядем и в тридцать три секунды изобразим на бумаге невиданные идеологические результаты. Сам потом смеяться будешь.
– Андрей Антоныч!
– Вот смотрю я на вас, на замов, ничего вас не берет. Хоть бы чума какая или же холера.
Потом старпом выгнал всех, что-то ещё ему сказал, а затем взял зама под локоток и, непрерывно воркуя, поволок его в свою каюту.
