Вообще-то я за справедливость. Давно это повелось. Не могу я смотреть на всякое такое. Вот, например: я – курсант пятого курса – стою на улице во Владивостоке в очереди за пивом. Это первая моя стажировка на белом пароходе. Вокруг залив, бригада, корабли, завод, забор с дырками, куда мы все лазаем, КПП, через которое работяги днем и ночью прут, улица Светланская, остановка «Комсомольская».

А пиво вьетнамское, семьсот пятьдесят миллилитров и очень хорошее, хмельное.

Вдруг вижу – мальчонку лет пятнадцати три алкаша потащили в подворотню, скорее всего потрошить, а тут капраз идет, который все это увидел, и тоже в подворотню побежал.

Ну, а я-то в очереди не могу так просто стоять как пень, я бегом на подмогу.

Дали мы в лоб одному, в жопу другому – освободили пацана. Капраз мне сказал, что я молодец, после чего он пошел дальше, парнишка – по своим делам, а я – в очередь за пивом.

Потом нас на плацу строят, всю бригаду, по какому-то потрясающему поводу; огромный плац, просто не представить, и комбриг выходит и движется вдоль строя.

А курсанты в самом конце, на шкентеле стоят. И вот идет комбриг, и чем ближе он подходит, тем я все больше его узнаю: это тот самый капраз из подворотни. И он меня узнал, подошёл, за руку поздоровался, как дела, говорит, поболтали мы с ним, так о разном, и он отошел. Потом ко мне вся эта шушера из штаба подлетела, там откуда и как, а я им говорю, что мол, он мой знакомый, близкий друг отца, да и дяди моего прекрасный кореш.

С тех пор жизнь моя изменилась. Она и так была ничего, а теперь стала вообще о-го-го! Просыпаюсь в десять утра, поболтался, обед, после обеда сон, потом выход в город.

И вот зазывает меня к себе доктор и говорит: «Серега, выручи. Ты же умный, из Питера, это я местный, а жена у меня из средней полосы. Придумай что-нибудь. У нас начальник политотдела все квартиры для своей замполит-ской сволочи захапал, а я уже пять лет в очереди на жилье первый, помоги. Поможешь квартиру получить – за мной не заржавеет».

Я ему говорю: «Так я же курсант» – «Ну и что, что курсант, но ты же умный и комбриг у тебя знакомый» – говорит он.

И тогда я подумал: ну умный я, ну!

С этим нельзя не согласиться. Я так внимательно на себя посмотрел в зеркало: действительно, хотя вот на подбородке какая-то невыразительная точка… но… нет… м… показалась.

Точно! Умный. И не просто умный – умнейший.

Я бы ещё добавил: и справедливый, а лучше – и справедливейший. Да!

Так что – ждите!

Пошел я в штаб – благо что комбриг у меня, получается, знакомый и вообще, как полагают, друг отца, и раздобыл там адрес этого негодяя начпо, потом я сел за машинку и одним пальцем напечатал одну тысячу объявлений: «Сдаётся квартира, полностью или покомнатно. Звонить в любое время. Спросить Гришу» – так этого урода звали.

А надо знать, что такое Владивосток в те времена: там люди годами голые спали семьями на кораблях и где угодно.

И потому я нанял под будущий спирт человек двадцать, и они мне в одно мгновение все это наклеили на все заборы и столбы города Владивостока с помощью замечательного японского неотрываемого клея.

И настала для начпо настоящая жизнь, а то он думал, что светлое будущее не за горами. Звонили ему и днем и ночью, звонили по двести раз, просили, угрожали, умоляли. Соблазняли его деньгами и тем, что «они сейчас придут».

Он сопротивлялся сперва, а потом сдался, собрал всех, всех офицеров бригады, сказал, что он осознал какое он дерьмо и теперь все будет по справедливости, как у Христа записано, только бумажки снимите.

И доктору моему в тот же день квартиру дали, а он мне, на радостях, шесть литров спирта притащил, которые я тут же и раздал.

По справедливости.

А потом у меня на душе вдруг так хорошо стало, так здорово, так уютно, и я подумал: «Вот ведь сила какая у печатного слова!»