Для флота очень важно, где ты родился. Лейтенант Коля Волынский родился правильно. С флота его было не достать. Папа Коли сидел так высоко и прямо, что с флота его было не достать.

Поэтому и жил себе Коленька в лейтенантах и жил.

Он уже битый час смотрел в окно. За окном мело: снежинки крутили в слепом беспорядочном танце; лодка, любимая, стояла, как приваренная, что-то в нее там грузилось, и в душу ронялись лепестки вечности. Окружающая действительность, положив мягкие материнские руки на неисхоженный Колин затылок, старалась его не будить. И вообще, во всем существовании Коли было что-то правильное, вершинное, что-то навсегда.

Из состояния «навсегда» Колю вывели две замаячившие фигуры, обернутые в наши непослушные флотские шинели.

Флагманские. Дивизии и флотилии. Они идут к нему на корабль. Они к нему прибывают. А Коли там нет почему-то. Это нехорошо.

Коля быстренько оделся. Флагманских он догнал уже у трапа. Они в наклоне, наперегонки краснея от натуги, наперебой кричали в "каштан":

– Начхим! Начхим!

– Я здесь, – сказал им Коля печально, когда соскучился, ожидаючи.

Флагманские обернулись и обрадовались:

– А вот… держи два журнала, они уже заполнены, – суетились, роняли какие-то листки и тут же подбирали их флагманские, – на, держи!

– Ну! – удивился Коля. – Эти два – да, а остальные пятнадцать как?

– Где они?! – закричали наперебой флагманские и загалдели, заметались нечленораздельно.

Жжение от желания заполнить Коле и остальные пятнадцать журналов было у них необычайно велико, и Коля им их вынес.

Лодка Колюни готовилась к переходу на Камчатку Северным морским путем, и флагманские готовили Колю к высокой московской комиссии: им не спалось, не елось, не сиделось, не лежалось, не икалось, до того им хотелось. Даже в отхожее место им ходилось, как-то очень часто перебирая, боком и с трудом. Мозг и клоака немели. Флагманские готовили Колю к комиссии замысловато, как заморский фрукт. Они перекрестились и напились, когда им удалось все же оттолкнуть Колю от пирса.

То был "поход за Героями", поэтому в него пошел и командующий. (Есть такая маленькая звездочка, из-за которой командующие способны даже на Камчатку пойти.)

После похода ожидались награды.

У Коли на переходе процентное содержание углекислоты в отсеках было такое, какое только могут выдержать человек и железо – три процента.

Командующий бенгальским львом бродил по центральному, изрыгая проклятья. Лава готовилась протечь, крови ожидались лужи.

Когда Колю вызвали в центральный, он вздохнул и вошел в него с простым лицом.

Там между ним и командующим произошел диалог, кусок из которого можно здесь привести, избавив его от идиоматических выражений.

– Почему у вас столько углекислого газа?

– Потому что аппараты не работают!

– А почему они не работают?

– Потому что сломались!

– Так ремонтируйте!

– А я не умею!

– А почему вы не умеете?

– А потому что меня не учили!

– А чему вас учили?

– Заборы строить, камни красить, снег убирать, траву сажать!

Командующий завыл: "Вы-ы-ы-ы!!!" – он просто не знал, кто у Коли папа, и далее он сказал монолог, в котором самым приличным выражением было "сучье вымя!".

Не успел Коля попасть на Камчатку, как туда примчался для него орден "За службу Родине". Командующий за грубость, невоспитанность и хамство был наказан – ему не дали «Героя». А флагманские получили по "неполному служебному соответствию". По одному на каждого.

Их еще потом долго заслушивали на всяких комиссиях об их отношении и о личном вкладе.

Коля правильно родился.