Дерьмо и армия неразделимы.

Этот древний тезис мы сейчас напитаем свежей кровью.

Одинокий утренний Вася с удовольствием посмотрел на свою толстую лоснящуюся гусеницу, свернувшуюся на дне, и, нажимая ногой на педаль нашего удивительного флотского унитаза, другой ногой собирался ловко перебраться через комингс выгородки гальюна.

Как только первая нога исчезла с педали, та, немного подумав, сделала "ды-ынннн!" – и вернулась на свое место.

Катапультированная гусеница нежно легла на плечо вслед уходящему утреннему Васе. Так он и ходил с ней везде, привыкая к ароматам.

Когда он явился на завтрак, все подозрительно заводили носами: чем это у нас тут? Потом нашли «чем», успокоились и с удовольствием уставились на Васю.

Он не понимал, чего это они на него так вперились, подозревал неладное, недовольно сопел и возился.

– Ой, Вася! – воскликнули все. – А ты теперь не один ходишь?…

– Их теперь двое…

– Два Васи! Один такой большой-большой, а другой такой маленький, маленький, черненький…

Вася все еще не понимал и обижался. Тогда ему сказали в лоб:

– Слышь, Вася, а чего ты пришел на завтрак с прошлым ужином на плече?

– Где?!! – и тут Вася увидел свою нежную гусеницу. Кажется, она ему подмигнула.

Глаза его округлились, он шарахнулся от нее, подпрыгнул вверх, насколько позволил стол, опрокинул бачок с первым, рванул, наступил в него, обварил ногу, застрял там тапочком – никак не вырвать – и от боли заскакал с бачком на ноге, шипя и отплевываясь, опрокидывая другие бачки. Через минуту столовую было не узнать.

Потом обваренный Вася со всякими выражениями добывал из бачка свой с дикой силой впечатанный тапочек.