УМЛ — это университет миллионов. Университет марксизма-ленинизма. И занимались мы этим делом по ночам. То есть по вечерам, я хотел сказать. А действительно, чего не заняться, если все остальные в это время чапают в бидон? То есть в подводную лодку, я хотел сказать. Но самое сладкое в этом моменте — это сон в понедельник до обеда. Хрюкаешь — просто стекла резонируют. Народ с утра корячится на галере, а ты занимаешься самоподготовкой. Колоссально хорошо!

Правда, расплата всё равно будет, но сначала она где-то там, на горизонте.

Когда меня сватали в этот УМЛ уродов, я серьёзно хотел обогатить свой внутренний мир, или там развить свой духовный потенциал и вооружить себя самой передовой, поступательно-наступательной идеологией, но через пару занятий я уже видел, что уровень преподавания не выше уровня моря и приближается к «устному народному творчеству». Утомило меня это деревянное зодчество, честно говоря, такая зубная боль, я не знаю. Раскатывают мозг в папиросную бумагу, пудрят его пылью. Ну, невозможно же! Захотелось сохранить себя. Не ходил я туда. Университет для миллионов, а среди миллионов легко потеряться.

Потерялся я до экзаменов. И вот экзамены. Все наши ходят с толстыми конспектами первоисточников и делают из конских рож умные лица, а у меня даже конспекта нет. Не написал я его… ещё. А тут квартиру у меня залило из прорвавшейся батареи, всё мое барахло погибло, и под этот залив я решил списать все свои конспекты. На стихийное бедствие.

И тут начпо флотилии позвонил начпо нашей дивизии:

— У вас там есть такой Петров, так вот он занятия в УМЛе не посещает и экзамены не сдаёт.

— Петров? — переспросил наш НачПо. — Сейчас разберёмся и доложим.

А НачПо у нас вечно был рассеянный, несобранный, вечно у него что-то терялось, торчало, что-то он всё время не помнил. Ни одного подводника он в лицо не знал, ни одна фамилия у него не откладывалась.

К офицерам он обращался «Эй, вы!», а к мичманам — «Эй, ты».

Вот он меня и вызвал.

Запасся я наглостью, захожу к нему, а он в это время стоя разговаривает по телефону.

— Да, да, да, — говорит он в трубку, поворачивается ко мне и кивает, мол, давай, заходи быстрей, — да, да, да, я его сейчас к вам прямо и направляю скоренько, да… — Потом прикрывает трубку рукой и говорит мне шёпотом:

— Пет-ров, ты почему УМЛ не посещаешь?

А я ему тоже шёпотом:

— Потому что конспектов нет.

И он в трубку громко:

— Потому что конспектов нет. Да, да, да…

И тут до него самого доходит, и он мне возмущенно опять шёпотом:

— А почему это у тебя их нет?

— Потому что утопли.

Он в трубку быстро:

— Потому что утопли… да…

— Как это «утопли»? — видимо, спрашивают его там.

— Как это «утопли»? — спрашивает он у меня.

— А так, — говорю, — батарею прорвало и всё залило, и все конспекты развалились.

— Батарею у него прорвало, — торопится он в трубку, — и все конспекты залило, и они развалились.

— А как они развалились? — спрашивает он у меня.

— А совсем, — делаю я брезгливую рожу, — в кашу.

Он делает точно такую же рожу в телефон.

— А совсем, — говорит он, — в кашу… да… ага… ага… так я вам его посылаю?

— Ну давай, — говорит он мне, — пулей туда, ждут.

Вздохнул я и пошёл туда пулей, мечтая по дороге, чтоб кто-нибудь там сдох. Но не дошёл я. Меня отловили и в тот же день отправили в автономку. На три месяца. Правда, не совсем отловили, я сам отловился: зашёл к флагману и узнал, не нужно ли вместо кого-нибудь в автономку сходить. Оказалось, нужно.

Экзамены я потом сдал, естественно, задним числом, чтоб окончательно не задолбали, а вот за дипломом так и не явился. Некогда было. Начальник этого вечернего сборища придурков и наш НачПо просто рыдали непотребно. На каждом собрании меня клеймили. Просто удила грызли, честное слово.

Так и пропал мой диплом. Сожгли его. Да и пёс с ним, на кой он мне…