ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Было полнолуние. Карл стоял у окна, не сводя глаз с огромного диска ночного светила, всплывавшего над деревьями. Свет луны отражался в темных глазах короля, заставляя их сверкать белыми холодными искрами. Лицо Карла словно окаменело, однако в душе полыхал настоящий пожар Холодный пожар, сродни лунному, трезвость мыслей Карла была обострена настоящей паникой. Он понял, что Робсарт узнал его, и теперь размышлял, чем это может для него обернуться.

Карл понимал, что неожиданное сватовство Джулиана к младшей дочери барона, по сути, явилось лишь кратковременной отсрочкой его разоблачения. Что теперь? Опять бегство, опасности, непредсказуемость? Карл представил, что произойдет, если они этой же ночью покинут Сент-Прайори. Его исчезновение, а особенно исчезновение жениха Рэйчел, может только обозлить Робсарта. Как он отнесется к этому? Если воспримет как оскорбление, то вполне может организовать погоню. Он приобщит к этому Стивена Гаррисона, и они устроят на них в Хемпшире настоящую облаву, не говоря уже о том, что властям станет известно, где скрывается Карл Стюарт, и они стянут сюда свежие силы. Кроме того, усилится охрана всех южных портов, а с этим исчезнет надежда в ближайшее время покинуть Англию.

У Карла мелькнула еще одна мысль. О Еве. Король понимал, что сколь бы ни была неприятна разлука с возлюбленной, но Ева не пропадет. Она сильная женщина, несмотря на всю впечатлительность и кажущуюся ранимость. К тому же, она помолвленная невеста Гаррисона и Карл не имеет на нее никаких прав. Король подумал, что даже Рэйчел после сватовства, а затем поспешного бегства жениха придется хуже. Но как бы ему ни было жаль обеих дочерей Робсарта, сейчас, когда вопрос встал о его жизни и свободе, не следует предаваться глупым сантиментам. Ибо, что бы ни подозревал в отношении Карла Джулиан, Карл всегда помнил, кто он и что являет собой для сторонников монархии. Поэтому он не имеет права думать о личных переживаниях. Если только… Карл вздохнул. Если, конечно, его личные интересы не совпадут с его политическими планами.

Тогда он стал думать о Робсарте. Где-то в глубине души у короля жило почти интуитивное предчувствие, что барон не выдаст его. Поначалу оно основывалось лишь на том, как спокойно вел себя Робсарт, не проявив ни малейшего волнения при его особе. Если барон и был удивлен, распознав в госте беглого короля, то никак не выдал своих чувств. Он не был похож на человека, готового арестовать августейшего гостя. Да и какая ему в том корысть? Робсарт достаточно состоятелен, чтобы не польститься на денежную награду в тысячу фунтов, какая могла бы привлечь кого-либо ниже по рангу. К тому же барон не мог не отдавать себе отчета в том, что, передай он в руки республиканцев сына казненного монарха — и доступ в круг английской аристократии будет для него навсегда закрыт. Он станет изгоем среди равных себе. Ведь даже лорд Ферфакс, сражавшийся с Карлом I, в свое время решительно выступал против казни короля, и, как знал Карл, помог скрыться от властей некоторым роялистам. Имя Робсарта запятнано тем, что перед казнью он единственный из английских лордов не воспротивился вынесению смертного приговора королю. Захочет ли он окончательно опорочить себя, передав в руки убийц Карла I его сына?

Карл снова и снова анализировал поведение Робсарта во время их встречи за ужином, его внимательные взгляды, легкое удивление и печаль на лице. И опять в нем рождалось чувство, что барон его не выдаст. Вместе с интуицией об этом свидетельствовали и факты, которые он узнал о Робсарте. Лорд Дэвид спас во время разгрома при Нэйсби короля Карла I и сделал это в ущерб своей карьере, почти с риском для жизни. Более того, когда дело Карла I уже считалось проигранным и парламентарии торжествовали, он оставил службу у них. Его работа в Вест-Индской компании, кроме того, что служила на благо Англии, позволяла Робсарту держаться в стороне от пришедших к власти убийц короля. Да и недавние слова Евы о том, что ее отец недоволен положением дел в стране и не в ладах с Кромвелем, не были похожи на вымысел. Но было еще нечто, что говорило в пользу того, что Робсарт не выдаст короля. Во-первых, Карл был гостем Сент-Прайори, и, как лорд и джентльмен, Робсарт не мог пойти против своей чести, предав его. А во-вторых, мистер Трентон был не просто гостем, он был спасителем дочерей барона. И Робсарт оставался у него в долгу.

Карл отвернулся от окна. В камине тихо потрескивали поленья, но после слепящего света луны Карлу показалось, что в комнате на редкость темно. Он едва не налетел на кресло у камина и выругался сквозь зубы. Он был очень напряжен, да и Джулиан что-то слишком задерживался. Карл вдруг решил, что не станет его ожидать, а сам пойдет к Робсарту и все выяснит. Пожалуй, Джулиан этого не одобрил бы, но Карлу было уж слишком тяжело. Он хотел разрубить узел сомнений и противоречий, выяснить все раз и навсегда, К тому же у него появился план. Он знал, что предложить Робсарту.

Однако когда он коснулся дверной рукояти, нечто его остановило. Он замер, прислушиваясь, и кровь словно заледенела в его жилах. Крик. Истошный вопль доносился со стороны парка. Долгий, протяжный, перешедший в пронзительный вой и закончившийся резкими прерывистыми звуками, отдаленно напоминающими не то лай, не то смех, жуткий, безрадостный смех.

Карл замер. Через минуту-другую он заметил, что дрожит. Он помнил, что уже слышал это в ночь, когда они с Рэйчел заметили призрак черного монаха. Рэйчел тогда уверяла, что этот звук издают собаки. Потом кто-то сказал, что так кричит какая-то птица. Сейчас Карл был готов дать руку на отсечение, что это кричал человек. Сколько мрачного торжества звучало в этом вопле!..

Королю понадобилось немало самообладания, чтобы взять себя в руки. Он стоял, прислушиваясь, однако все было тихо. Гнетущая, мрачная тишина Сент-Прайори словно давила на плечи. Карл заставил себя взбодриться. В конце концов, он уже давно понял, что с этим домом не все ладно, и пора привыкнуть к этому. Главное сейчас — уладить все с Робсартом.

Как король ни стремился отвлечься, он был слишком напряжен и, когда вышел из комнаты и различил в темном проходе звук шагов, невольно отпрянул прочь, заскочил в глубокую оконную нишу и затаился. Вскоре на фоне светившегося лунным светом окна он различил силуэт рослого мужчины и узнал Джулиана. В первый миг Карл хотел выйти к нему, но потом передумал. Конечно, ему было любопытно узнать, чем кончилась встреча Грэнтэма с бароном, но он также понимал, что Джулиан сделает все, чтобы не допустить встречи с хозяином замка самого короля. А Карл не мог поделиться с Джулианом, какой у него был план в отношении барона, поэтому он лишь молча наблюдал из своего укрытия, видел, как Грэнтэм поначалу постучал к нему, потом, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь, и лишь когда убедился, что короля нет в комнате, пошел к себе. Медленно, весь погруженный в свои мысли. Карл невольно улыбнулся. Пожалуй, он знал, о чем думает его спутник: мистер Трентон, как всегда, у Евы Робсарт. Поэтому-то он так и сник, и Карл даже различил его сокрушенный вздох, слившийся с легким стуком двери о косяк.

Да, хорошо, что Карл не встретился с Джулианом. Он уже давно научился спрашивать совета у себя самого и не желал, чтобы та непринужденность, которая возникла между ними в пути, позволила Джулиану расспрашивать короля или пытаться удержать его.

Когда Карл один зашагал по темным переходам замка, ему вновь стало не по себе. Давешний крик все не шел у него из головы, да и сама атмосфера в замке, эти темные покои, сводчатые переходы, узкие лестницы наводили на неприятные мысли. Подумать только, а ведь еще недавно, спеша на свидание с Евой, он даже не думал об этом.

В передней перед покоями барона горел настенный факел, однако, вопреки ожиданию короля, здесь не было ни дежурного лакея, ни пажа. Безусловно, челяди в замке маловато, но лорд Дэвид мог бы окружить себя хоть маломальской свитой.

Карл еще никогда не был в башне, где обитал барон, и сейчас чувствовал себя здесь чужаком, вторгшимся на запретную территорию. Но все же он был королем и мог позволить себе нарушить установленные в замке правила. Поэтому он решительно постучал. Поначалу было тихо, даже когда Карл повторил стук и окликнул лорда Робсарта. Ответа по-прежнему не было, лишь где-то наверху тявкал один из спаниелей. Этот звук заставил короля повести себя решительнее, и он вошел. Узкая лестница была покрыта ковром. Карл беззвучно поднялся и у очередной двери снова постучал. Вновь безуспешно, если не считать, что собака лаяла теперь прямо под дверью. Где же хозяин? Карл какое-то время колебался и даже подумал, не следует ли ему вернуться. Потом мысль, что барон, возможно, уже сообщает Гаррисону, кто его гость, заставила Карла войти. В конце концов, если поднимется суматоха, покои Робсарта будут последним местом, где станут искать короля.

Маленький спаниель теперь радостно повизгивал, узнав гостя, ластился, забавно прыгал на задних лапках, дергая передними. Карл невольно улыбнулся и, подхватив пса, огляделся, отстраняя пытающегося облизать его спаниеля.

Он, похоже, попал в кабинет барона. Прямо перед ним возле разожженного камина стоял письменный стол красного дерева с вызолоченными углами, на котором лежала стопка чистой бумаги, письменные принадлежности, чеканная пепельница с курительной трубкой. Рядом стоял большой глобус на деревянной подставке. В полумраке покоя под выгнутым сводом выступала крестовина тяжелых балок. шкафы и бюро у стен были украшены затейливой резьбой, кресла обиты темным бархатом в тон длинным портьерам на окне и в дверных проемах. Пол был устлан ткаными брюссельскими коврами. Вся обстановка свидетельствовала о богатстве, но тем не менее создавалось впечатление строгой умеренности, а не нарочитой роскоши. Карл вспомнил, что Робсарт, несмотря на внешний лоск и манеру одеваться как кавалер, был человеком строгих правил, даже склонным к пуританству. Но где же он сам?

Опустив спаниеля, Карл прошел к противоположной двери и, откинув занавес, толкнул ее. Каменная лестница вела наверх в опочивальню. Карл не решился подняться, лишь позвал. Опять тишина. Робсарта не было в башне, и тем не менее что-то подсказывало королю, что недавно он был здесь. Вскоре он понял, что навело его на эту мысль. В покоях пахло курительным табаком, а трубка на столе еще испускала дым. Видимо, барон оставил ее, так и не докурив. Все эти господа, связанные с колониями, заядлые курильщики, и Робсарт не исключение. Но что же отвлекло его от излюбленного занятия? Карлу показалось, что он догадывается, в чем дело. Вовсе не в его августейшей особе. Тот крик. Барон ушел, едва заслышав его. Он хозяин замка, посвященный во все его тайны, пошел узнать, в чем дело, и отдать распоряжения.

Вскоре Карл заметил еще кое-что. Каменные стены покоя в человеческий рост были обшиты панелями черного дуба, искусно расчлененными на прямоугольники. Возле одного из таких прямоугольников и крутился спаниель, тыкался в него носом, поскуливая, и даже скреб лапкой. Карл понял, что там есть ход. Подойдя, он слегка надавил на панель. Она подалась, открыв за собой ведущую куда-то лестницу. Тайны Сент-Прайори… Взяв с каменной полки свечу, король посветил. Узкий сводчатый проход, соединяясь с еще одним, уводил куда-то вниз, во мрак. Карл какое-то время глядел на него. Любопытство побуждало его пойти, но чувство благородства и воспитания заставляли остаться на месте. Он бьы здесь гостем и не имел права вмешиваться в то, что его не касалось. Поэтому он поставил панель на место и, подхватив спаниеля, вышел. Если ему и следовало подождать Робсарта, то все же не стоило указывать, что он в чем-то его подозревает. Поэтому он спустился в прихожую и, сев на скамью у стены, погрузился в раздумье.

Ждать пришлось не очень долго. Спаниель первый учуял появление хозяина, завозился и, соскочив с коленей короля, стал скулить под дверью. Тогда Карл вторично постучал. На этот раз Робсарт сам открыл ему дверь:

— Вы?

Он жестом предложил гостю войти. Барон выглядел мрачным и словно постаревшим. Держа в руках подсвечник, он провел гостя в кабинет. Карл молча сел на указанное кресло, наблюдая, как лорд выбил трубку, вновь наполнил ее табаком и прикурил от уголька в камине, с явным удовольствием выпуская изо рта несколько голубых колец. Если он и знал, кто его вечерний посетитель, то никак не проявил этого. Вообще у Карла создалось впечатление, что мысли барона где-то далеко.

— Вы уже чувствуете себя лучше? — наконец спросил Робсарт, поворачиваясь.

— Я не был болен, — спокойно констатировал Карл.

— Что ж, это отрадно.

Теперь барон смотрел на короля. В его глазах светился ум, аскетичный и суровый.

— Я слушаю вас.

Карл, несмотря на всю свою решимость, замялся, не зная, с чего начать.

— Я недавно слышал странный крик.

— И что же? — сразу встрепенулся Робсарт. Карл увидел, как он нервно сжал в руке трубку. Алым отсветом сверкнул рубин на его безымянном пальце. Карл вспомнил рассказ Евы, что этот рубин подарил Робсарту его отец после битвы при Нэйсби. Он узнал этот перстень с овальным камнем на руке отца. И вот он у Робсарта. В знак их примирения — так сказала Ева.

На душе короля немного потеплело. Он понял, что, если хочет добиться расположения этого лорда-республиканца, ему не следует намекать, что он в чем-то подозревает его, вмешивается в их семейные тайны. Поэтому он заговорил о другом. Сославшись, что давно был отрезан от событий в Лондоне и плохо знает расстановку сил в стране, он попросил сэра Дэвида просветить его. Карл ожидал реакции. Удивит ли Робсарта столь неожиданная просьба гостя, да еще в столь неурочный час? Проявит ли он недоумение или, наоборот, выдаст себя? Но Робсарт лишь раскурил трубку и стал спокойно рассказывать: Кромвель сейчас полноправный хозяин в Англии, парламент подле него ничто, даже петиции в Вестминстере поступают не в палату общин, а на имя Кромвеля. Кромвель чувствует свои силы и беззастенчиво заявляет, что, будь он лет на десять моложе, не осталось бы в Европе короля, которого он не заставил бы дрожать. И в этих словах есть горькая истина. Как бы Европа ни ужасалась деяниям кровавого Нола, теперь она заискивает перед ним и ищет мира. Многие государства уже прислали к нему своих представителей: Германия, Венеция, Генуя, короли датский, португальский, а шведская королева Христина даже подарила свой портрет в знак особой дружбы. Только русский царь Алексей не пожелал признать республику убийц короля. Что же до Франции и Голландии…

— О Боже! — невольно вырвалось у короля.

Робсарт, словно не заметив этого, спокойно продолжил:

— Эти страны пока придерживаются нейтралитета. Но вот что удивительно — одной из первых власть лорда-протектора, пуританина и убийцы монарха, признала католическая Испания.

— Не может быть! — только и выдохнул король. — Нет, они не могли…

— Не стоит отчаиваться, сир. Политика — вещь изменчивая. Сегодня все за Кромвеля, завтра же…

— Вы обратились ко мне сир? — быстро перебил король.

Робсарт на миг исчез в облаке дыма. Потом Карл увидел его прямой, острый взгляд.

— А вы не заметили? Я стою перед вами, когда вы сидите. Стою с непокрытой головой. И если я не спешу припасть к руке моего короля, то лишь потому, что еще не получил на это соизволения.

Карл был напряжен, как натянутая тетива.

— А если я вам позволю?

Робсарт молча положил трубку на стол, приблизился к Карлу. Но когда он хотел преклонить колена, король удержал его:

— Не стоит. Я в вашей власти. А вы лорд-республиканец.

— Я никогда не был им. — Это было сказано твердо.

— И вы не выдадите меня?

Барон горестно вздохнул:

— Я сражался на стороне парламента, это правда. У меня были сомнения насчет злоупотребления властью вашим отцом. Видите, я откровенен с вами. И также откровенно скажу, что пошел на войну, движимый не столько государственными помыслами, сколько мелким личным чувством, а точнее — местью. В этом была моя вина, за которую я и ныне несу наказание, ибо теперь я полностью во власти Кромвеля. Есть нечто, известное лорду-протектору, что накрепко приковало меня к нему. По сути, я его пленник. Ваш отец тоже знал мою тайну, но он был человек благородный — да покоится душа его в мире. Оливер же…

Он умолк, и Карл вдруг увидел выражение неприкрытой ненависти, вмиг изменившее обычно отчужденно-холодное лицо барона. В следующий миг тот уже взял себя в руки, не определенно взмахнул рукой и вновь отошел к камину.

— Вы странный человек, лорд Дэвид, — негромко произнес Карл. — Из мести вы пошли сражаться против Стюартов, теперь ненавидите Кромвеля. Сколько же желчи храните вы в себе?

Барон глядел на огонь:

— Моя ненависть — моя боль.

Карл невольно поежился. Сейчас от Робсарта словно веяло чем-то тяжелым, мрачным… Как своды его замка.

— Моя мать когда-то стояла перед вами на коленях, — сухо заметил Карл. — Она и потом просила за вас. Она относится к вам неимоверно мягко. Мой отец тоже просил о вас. Вы же толкуете о мести.

Брови Робсарта сошлись к переносице, резкие складки обозначились у крыльев носа, он чуть скривил рот. Когда он глянул на короля, то показался ему сразу постаревшим Но глаза его, отражавшие красный свет камина, сверкнули по-волчьи.

— Я простил ваших родителей, сир, хотя они и навлекли на меня величайшее несчастье. Сначала ваша матушка, по своей прихоти, потом ваш отец, так как поддерживал ее. Они вынудили меня жениться.

Карл едва не фыркнул. Это ли причина для ненависти?

— Вы могли отказаться.

— Не мог. Дама была беременна, и Стюарты приняли ее сторону, проявили свою власть. Я ведь скомпрометировал себя тем, что поддерживал ирландцев. В то время, когда в Ирландии вспыхнул мятеж, моя поддержка им была равносильна государственной измене. Они обещали замять дело, если я женюсь на фрейлине ее величества.

— На Шарлоте де Бомануар, — догадался король. — Я слышал, это был неудачный брак. Но раз дама была в положении… По-моему, мои родители лишь требовали справедливости.

Робсарт молчал. Потом медленно обошел стол и чуть толкнул глобус. Очертания Англии медленно выплыли из-под его руки.

— Что привело вас ко мне? — не глядя на короля, произнес он. — Если вы волнуетесь, что я донесу на вас, можете быть спокойны. Я вынужден служить Кромвелю, но это не означает, что я предам в его руки сына короля-мученика. Вас это привело ко мне?

Карл встал, подошел. Теперь они стояли совсем близко — Робсарт с погасшей трубкой в руке и молодой король. Меж ними была лишь модель сферы земли. Карл поглядел на изображение Атлантического океана прямо перед собой. Океана, который бороздил флот Робсарта. Огромный флот.

В темных глазах короля зажглись искры.

— Да, мне нужно было убедиться, что вы не враг. Более того, я хотел сделать вас своим другом.

Робсарт чуть пожал плечами:

— Я связан с Кромвелем.

— Так порвите с ним. Служите мне.

Робсарт удрученно молчал. Карл ощутил нетерпение.

— Вы говорили, что политика — вещь изменчивая. Да, Европа сейчас признала силу Оливера Кромвеля. Но надолго ли? Что такое Оливер? Сколько времени этот узурпатор продержится у власти? Я же имею право на сочувствие и помощь при иностранных дворах уже по праву рождения. И рано или поздно — верю — я верну себе трон. Мне даже предрекли это, как и другое, — что я уже встретил свою судьбу. Я не легковерен и не сентиментален. Но сейчас положение особое. Я знаю, кто моя судьба!.. Ваша дочь Ева. Поэтому я прошу у вас ее руки.

Робсарт выронил трубку и широко открытыми глазами смотрел на короля.

— Ева уже помолвлена, — наконец, словно с трудом, произнес он.

— Разве я не более предпочтительная кандидатура в глазах аристократа Робсарта, нежели сквайр Гаррисон? Сама то Ева уже сделала свой выбор. И только дочерняя почти тельность удерживает ее от того, чтобы не попросить ва расторгнуть эту помолвку.

Робсарт все еще пребывал в смятении, глядя на короле. Коротко остриженные кудри Карла придавали ему сходство с «круглоголовыми». Но эти искрящиеся выразительные глаза были глазами кавалера и вполне соответствовали его обаятельному, хоть и некрасивому лицу. Робсарт подумал, что эта выразительная внешность вполне могла расположить к мистеру Трентону его влюбчивую дочь. Но знает ли она, кто их гость? Он спросил короля, был ли у того с Евой разговор о том, кто он. Карл отрицательно покачал головой, немного подумал и твердо ответил:

— Ваша дочь, милорд, ничего не знает. И этим мила мне.

Робсарт словно сомневался.

— Она догадывается, что вы хотите просить ее руки?

— Нет.

Барон задумчиво покусывал мундштук трубки.

— Ева уже невеста. И помолвка с Гаррисоном состоялась с ее согласия. Конечно, она неглупа и могла понять, что этот союз не принесет им обоим счастья. Она вполне могла увлечься вами, могла быть мила и кокетлива, не зная, что играет с огнем, хотя и не имеет на это права. И потому, что обручена с другим, и потому… — Он глубоко вздохнул. — Свет не поощряет подобные альянсы.

Карл грустно рассмеялся:

— Пусть сначала свет признает во мне короля. Пока я лишь изгнанник, которым играет судьба. Я тот, кто выбился из общего шага с окружающим миром. Я плыву, куда меня несет ветер. И разве он не может занести меня в тихую гавань под названием супружество?

— Ваше Величество, — наконец выговорил титул короля Робсарт. — Вы не должны говорить о себе так. Вы помазанник Божий, вы — король, с короной ли или без нее, безразлично. И должны быть выше того, что судьба предоставляет простым смертным. Вы всегда обязаны думать лишь о своем титуле, и это будет вашей силой и добродетелью.

Карл печально улыбнулся:

— В моем характере, сэр Дэвид, есть много хорошего. Но вот силы и добродетели, увы, нет!

Что-то в его тоне заставило Робсарта насторожиться. Он внимательно поглядел на короля.

— Уж не хотите ли вы сказать, что вы и Ева…

Королю показалось забавным его смущение.

— Я взрослый мужчина, сэр, а ваша дочь уже не невинная девушка. Однако я люблю ее. Пусть я и помазанник Божий, но сердце у меня живое, и кровь такая же теплая, как у обычных смертных. А что до соображений морали… Что ж, сейчас в Англии пуритане считают, что тащить женщину в постель — смертный грех, но по мне нет греха, если она сама не против.

Это было сказано сухо, с известной долей цинизма. Карл понимал, что Робсарт знает, что представляет собой его старшая дочь, и хотел расставить все точки над «и». Он не давал барону опомниться.

— Если, как вы сказали, у Кромвеля есть, чем придавить вас, то родство со Стюартами освободит вас от этой зависимости.

Робсарт закрыл глаза.

— Вы не понимаете, о чем говорите, сир, — устало произнес он.

— Наоборот. Понимаю, и очень хорошо. Мне кажется, вы дали согласие на брак с моим лордом для своей младшей дочери, и я не понимаю, почему противитесь союзу старшей со Стюартом. Надеюсь, дело здесь не в вашей благосклонности к полковнику Гаррисону? Ибо вы человек не сентиментальный и понимаете, какие выгоды несет вам родство с королем. Даже с королем-изгнанником. Черт побери, я и упрашиваю вас не как монарх, а как простой смертный. Смешно, право! — Карл откровенно громко расхохотался.

Робсарт вздрогнул от этого молодого задорного смеха. Плечи его по-прежнему были опущены, но вот взгляд, устремленный на глобус, постепенно прояснился.

— Корабли, — произнес он и бросил на Карла проницательный взгляд. — Вас интересует сформированный мною флот. Флот, который станет приданым моей дочери.

— И отличным приданым, — отметил король.

Он понял, что не стоит таиться. Более того, мысль о флоте уравнивала изгнанника-монарха и адмирала Робсар-та. Это словно оживило барона. Он сразу приободрился, выпрямился, даже тон его голоса изменился. Теперь они говорили о том, что так интересовало Карла Стюарта, — сколько у Робсарта торговых кораблей и сколько военных, каково количество людей на них, кто предан республике и сколько колеблющихся, в каких гаванях можно расположить суда и где набрать на них преданных монархии людей.

Карл видел, насколько опытен в этом вопросе Робсарт, и понимал, как он может быть ему полезен; обсуждал с ним возможности связи с преданными роялистами и сторонниками на континенте. Робсарт явно воспрял духом. Он уже начал понимать, какие выгоды сулит ему предложение короля, глаза его загорелись. Воистину фортуна, соединившая их, преподнесла обоим неожиданный подарок. Они говорили лишь о делах, не возвращаясь более к вопросу об обручении Карла с Евой. Это казалось само по себе делом решенным. Под конец Робсарт даже открыл буфет, где у него была припасена бутылочка сладкой мадеры. Они чокнулись.

— За моего будущего тестя! — белозубо улыбнулся Карл, придавая своим обаянием весомость и без того лестной фразе.

И Робсарт не смог уже не ответить улыбкой, впервые за все время.

— Да благословит Господь наши начинания, — ответил он.

Карл отказался от того, чтобы хозяин проводил его. Он шел от него по коридору, едва ли не насвистывая. Даже мрак замка словно отступил, так легко было у него на душе. Ему ничего не угрожало, он заполучил сильного союзника м любимую женщину. Тем не менее, когда в темноте он едва не налетел на поджидавшего его в проходе Джулиана, Карл невольно вскрикнул:

— Рази тебя гром, милорд! Ты напугал меня.

Джулиан поклонился:

— Простите, сир. Но я волновался за вас. Где вы были?

По сути, Джулиан не имел права задавать подобный вопрос своему королю. Но Карл сейчас и не подумал об этом. Он прямо-таки выпалил:

— У Робсарта!

Джулиан молчал, во мраке Карл не мог различить выражение его лица. Наконец Грэнтэм вздохнул:

— Я почему-то догадывался. Сир, вы не должны были этого делать. Это опасно.

— Было бы опасно, — заметил Карл, — если бы я не пошел к нему. А так… Если не ошибаюсь, барон дал согласие на твое сватовство к Рэйчел. Что ж, если Гаррисону не удастся увести ее у тебя и ты все же женишься на ней, то мы вскоре породнимся — я попросил у барона руки Евы. Если тот же Гаррисон не помешает мне. Надеюсь, Робсарт теперь поспешит расторгнуть ту помолвку, чтобы породниться со своим королем.

— Сир, вы что…

— Да, я признался ему, кто я. Хотя он еще раньше все понял.

— Сир, я не о том. Я имею в виду, что вы не имели права свататься к леди Еве.

Карл не желал, чтобы слова Джулиана, эта ложка дегтя в бочке меда, таящая горький привкус рассудительности и здравомыслия, разрушили то радужное настроение, в каком он находился, поэтому он тут же стал объяснять Джулиану выгоды, которые несет ему этот союз, но тот был непреклонен.

— Все это время я наблюдал за вами и за Евой, сир. И видел, как эта рыжая лиса искушала вас, словно грешная жена Иова. Но я надеялся, что ваш разум и чувство долга позволят вам, несмотря на все невзгоды, не забывать, что прежде всего вы Карл II Стюарт и что вы не пойдете далее удовлетворения плотских желаний. Брак вы должны заключить с женщиной, достойной вас.

— Вспомни, Джулиан, — резко прервал король, — что сейчас я всего лишь изгнанник. И ни одна особа монарших кровей не желает связывать со мной судьбу. Разве моя мать, живя во Франции, не получила отказ, когда сватала для меня кузину Людовика XIV мадемуазель Монпансье, богатейшую наследницу Европы? А отказ, который я получил от принцессы Луизы Оранской? А история с Генриеттой Голландской, в руке которой мне также было отказано? Так почему же после всех этих неудач неприкаянный беглец, вроде меня, не может сочетаться браком с той, которая мила?..

— …чтобы окончательно не доказать вашим врагам, как низко вы пали, — закончил фразу за короля лорд Грэнтэм. — Да, возможно, пока вам сопутствуют неудачи, вы не сможете подобрать себе достойную супругу. В таком случае вам вообще пока не стоит спешить с женитьбой. Вы всегда должны помнить, что ваш трон рано или поздно вернется к вам, и ваши дети должны быть достойны его. Они должны быть принцами крови, а не полукровками от недостойного брака.

— Вот-вот, дети! — вдруг вскипятился Карл, и Джулиану даже пришлось сделать предостерегающий жест, чтобы тот говорил тише. Но если король и понизил тон, то говорил с прежней горячностью. — Да, дети — продолжение рода. Мне ведь предрекли, что я уже нашел свою судьбу, и если я не пойду по ней, то мой род зачахнет. Так почему бы мне не поспешить с законным браком, не жениться на крепкой, здоровой женщине, которая нарожает мне сыновей, а не ждать призрачной невесты, изнеженной, слабой особы, которая не сможет понести от меня?

— Сир, вы не должны так думать, — едва сдерживая раздражение, спокойно возразил Джулиан. Он старался говорить не осуждающим тоном, а как можно дружелюбнее и тем не менее настойчиво. — Нельзя забывать, что брак с Евой Робсарт опорочит вас. Он может поколебать верность вам тех солидных и осторожных людей роялистской партии, которые поддерживают вашу борьбу. Станут ли они рисковать своей жизнью и состоянием, чтобы возвести на трон человека, не способного управлять даже своими страстями? И что скажут ваши наставники маркиз Хартфордский, сэр Николас и сэр Хайд о таком опрометчивом и безумном поступке, как союз с девицей столь запятнанной репутации, как леди Ева, которая была то шлюхой Руперта, то девкой Кромвеля, то…

— Замолчи, Джулиан! — строго произнес Карл. — Когда я окажусь на континенте, то только и буду делать, что выслушивать нотации моего канцлера Хайда и остальных. А пока я собираюсь поступить, как считаю нужным. Мне нужен Робсарт, нужен сильный флот, и, в конце концов, мне нужна Ева. Кроме того, чтобы не отвратить от себя сторонников, я вполне могу держать свой брак в тайне. В истории Англии уже случалось подобное. Вспомни Эдуарда IV Йорка с его тайной женитьбой на Элизабет Вудвиль. Он отстоял свое право на любовь, а леди Вудвиль была ему прекрасной женой и королевой и родила крепких здоровых детей, потомком которых являюсь и я.

— Вы выбрали неудачный пример, сир, — констатировал Джулиан. — Именно из-за подобного супружеского альянса гордый лорд-протектор Ричард Глостер смог объявить детей Эдуарда Йоркского бастардами и занять трон. И если нынешний лорд-протектор Кромвель узнает о вашем неравном браке… Сир, вы не можете давать ему в руки такой козырь!

Карл резко отвернулся, плечи его поникли. Всего час назад он думал, что взвесил все «за» и «против», когда пошел на разговор с Робсартом. Но эти доводы Джулиана, его неторопливая, почти задушевная манера убеждать!.. Проклятье! Он уже давно пришел к выводу, что чужое мнение не должно влиять на его решения и нужно прислушиваться только к себе самому. А внутренний голос ему говорил, что убежденность Джулиана о недопустимости такого альянса скорее основана на его чисто французской сословной ограниченности, чем на трезвом убеждении. Ни разу, к каким бы аргументам ни прибегал лорд Грэнтэм, он не обмолвился о том, что союз короля с Робсартами имеет столь внушительную выгоду, как флот Вест-Индской компании! Разве сторонники короля на континенте не учтут этого? Особенно если брак и в самом деле какое-то время держать в тайне. Король сцепил зубы. Слова Джулиана давили на него, но собственное мнение оставалось незыблемым.

Джулиан иначе истолковал молчание Карла Стюарта. Он даже воодушевился:

— О, сир, мое единственное желание — служить вам. Прошу вас, не давайте Кромвелю повода опорочить вас — такой удачный шанс в борьбе с вами. Идите другим, достойным путем. И учтите, как бы ни нравилась вам леди Ева, вы не должны забывать: то, что прилично для обычного смертного, может очернить короля.

Карл молчал. Джулиан же был красноречив — ему во что бы то ни стало следовало отговорить короля.

— Сир, если весть о вашем недостойном браке разлетится, от вас отвернутся соратники, а иноземные дворы станут смеяться над вами…

— Если, если, если!.. — почти простонал Карл. — Сколько таких если было в моей жизни. Почему я должен полагаться на такое вот если, а не поступать, как мне кажется, должно? Я устал, как я устал… Порой мне просто хочется человеческой жизни, хочется отказаться от всего…

Джулиан промолчал, но словно отдалился от Карла. Король по-прежнему не видел его лица, но и не думал о нем. Он понимал, что проявил при спутнике непростительную слабость, что он не должен был говорить этих слов, вырвавшихся у него в минуту отчаяния. К тому же он никогда не позволял себе забыть о своем звании, о Божественном предназначении быть королем и добиваться престола. Он тут же отбросил сказанное. Карл думал лишь о том, что ему хочется и соединить свою судьбу с Евой, и добиться трона.

— Ева… — начал он, но Джулиан перебил его:

— Ева Робсарт недостойна вас, сир.

Это было сказано сухо и твердо. Карл улыбнулся в темноте. Он давно понял, что Джулиан недолюбливает его избранницу и готов всячески опорочить ее в глазах короля.

— Ты не понимаешь, Джулиан. Я люблю ее. Но ты… Такие люди, как ты, обладающие врожденной добродетелью, не способны понять ошеломляющего натиска чувств, обрушивающихся на людей моего типа. То, что Ева не ангел… Я не слеп и вижу это. Она легкомысленна, импульсивна, высокомерна, но у нее живая натура, гибкий ум. Она способна многое понять и многому научиться. И она любит меня. Даже не догадываясь, кто я.

— Вы в этом уверены, сир? — как-то холодно и зло произнес Джулиан. — Почему вы считаете, что Ева Робсарт, так хорошо знавшая вас ранее, не догадывается, кто вы? Вот ее сестра, к примеру, говорила, что Ева, рассказывая ей, что мы роялисты, обмолвилась и о том, что узнала одного из нас. Уж, наверное, не меня, ибо мы ни разу не встречались. Карл насторожился, замер, даже словно задохнувшись. Он сам не ожидал, как больно заденут его слова Джулиана. Ведь подсознательно он упивался мыслью, что Ева полюбила именно его, Чарльза Трентона, а не короля, Карла Стюарта, союз с которым многое ей сулил. А ведь Ева, несмотря на ее пылкость и нежность, не просто влюбленная провинциалка. Она знала свет, вращалась в высших кругах, и это не могло не сделать ее честолюбивой. Тем не менее Карл постарался отогнать эту мысль прочь. Ему вдруг так захотелось простых человеческих чувств, бескорыстных и искренних, всего того, что он столь страстно искал в любви Евы.

— Джулиан, твои обязанности сделали тебя подозрительным. Ева могла сказать это, лишь бы убедить сестру. Я ведь так изменился со времен нашего знакомства, и она…

Он не окончил, резко повернувшись в сторону освещенной луной лестницы, откуда долетели торопливые легкие шаги. И появилась она, Ева.

При виде ее у Карла словно запылало все внутри. Она заметила беседующих и остановилась. В легком белом пеньюаре с пеной кружев, с распущенными ниспадающими на плечи волнами волос, она показалась королю каким-то неземным видением, легкой ночной феей из легенды. Как завороженный, он шагнул к ней, не слыша тихих проклятий Джулиана. Карл протянул к ней руки, и она кинулась навстречу; он обнял ее, вдохнул идущий от волос девушки аромат жасмина.

Она льнула к нему, ничуть не смущаясь присутствия Джулиана.

— Отец сказал, что вы были у него. Я так волновалась. Он не узнал вас?

— Разве лорд Дэвид ничего не сказал тебе, Ева?

— Нет. А что он должен был сказать?

Карлу это показалось странным. Хотя, возможно, Робсарт просто сначала хотел поговорить с Гаррисоном и официально расторгнуть помолвку.

— Я попросил твоей руки у лорда Дэвида, — сказал король.

Эти слова дались ему тяжелее, чем он мог ожидать. Даже радости он не ощутил. Возможно, сказались увещевания Джулиана. Поэтому, проговорив это, он сразу же взглянул не на Еву, а на Грэнтэма.

Силуэт лорда слабо выступал во мраке. Потом Карл увидел, как Джулиан пожал плечами и пошел прочь. И чем дальше он уходил, тем легче становилось на душе у Карла. Он даже негромко засмеялся. Вновь поглядев на Еву, он сжал ее лицо в ладонях.

— Ангел мой, Ева, я попросил твоей руки и не получил отказа.

У Евы так стучало сердце, что, казалось, его удары отдаются в горле.

— О… — только и выдохнула она. И вдруг заплакала. Это было немое, беззвучное рыдание, нервно сотрясавшее все тело.

— Что с тобой, Ева? — утешал ее Карл. — Разве мы не любим друг друга? Разве ты не хочешь, чтобы наша связь была освящена небом?

— О, хочу, хочу! — всхлипывала она. — Но я так боялась… Я не смела и надеяться.

— Но почему? — спросил он и помимо воли вспомнил, что говорил Джулиан. О том, что Ева знает, кто он. Почему она так поражена тем, что он попросил ее руки? Сейчас она была в таком смятении, словно свершилось нечто немыслимое. Где-то в глубине души Карла проснулся холодок. Он даже отстранился от нее. — Почему ты так потрясена, Ева? Разве я поступил не по-джентльменски, что попросил руки женщины, которую совратил? И почему твой отец не мог ответить мне согласием?

Она молчала и продолжала нервно всхлипывать. Но Карл требовал ответа. Ему необходимо было понять — любит ли его Ева или же ведет с ним игру. Он сам не ожидал, насколько это оказалось для него важным.

Но что-то отвлекло их внимание: звук подков во дворе — кто-то приехал. Послышались голоса, где-то рядом хлопнула дверь. Им следовало уйти; Карл первый стал увлекать Еву. Не сразу и сообразил куда — по лестнице вниз. Они оказались на крыльце, выходившем в сад. Почти машинально Карл взглянул на часы. Одиннадцать. Парк еще не был для них опасен. И они, перебежав открытое, залитое лунным светом пространство, укрылись в беседке.

— Ева, ты не ответила мне, — продолжал настаивать король.

— О, Чарльз, разве ты не понимаешь?

Ева уже успела взять себя в руки.

— Все дело в Гаррисоне и моей помолвке с ним. Отцу ведь так нравится Стивен. Я никогда бы не подумала, что он избавит меня от этого ненавистного союза ради кого-то иного. Как тебе удалось уговорить его?

Теперь вопрошающей была она.

Но Карл не стал отвечать. С одной стороны, ее ответ удовлетворил его, а с другой, он все еще сомневался. Тем не менее сейчас, когда он обнимал ее, когда его руки чувствовали ее тело под легкой тканью пеньюара, совсем иные мысли завладели им. Он почувствовал, как его тело наполнилось истомой вожделения. Обвив рукой ее талию, он притянул Еву к себе. Сдержанность почти покинула его, когда он прижался к ней бедрами. И Ева сама потянулась к нему, жарко обняла, ощущая ответное желание и одновременно оглушающее торжество. Он хочет жениться на ней! О, теперь она его не отпустит! Она жаждала его, хотела чувствовать его прикосновения, всей кожей ощутить его поцелуи. Она сама стянула с плеч ткань, открывая свое точеное тело его ласкам, притянула его, и когда он усадил ее на каменную ограду беседки, даже обвила его ногами, притягивая, не желая отпускать. В этом была дикая и необузданная страсть, но был и рассудочный вызов. Почти прильнув к его губам, она прошептала:

— Ты женишься на мне?

— Да.

— Поклянись!

Обычное требование женщины, стремящейся заполучить возлюбленного. Но что-то в ее тоне насторожило Карла. Он и раньше не раз давал своим любовницам подобные клятвы, но всегда понимал, что лжет. И они это понимали. Это был лишь флирт, любовная игра. Сейчас же все происходило всерьез. В его руках находилась женщина, к которой у него были самые честные намерения. Но ее требовательность почему-то взволновала его. Он не отвечал, склоняясь к ее груди, целовал и покусывал соски; она выгибалась в его руках. И все же, задыхаясь, повторила:

— Поклянись, что сделаешь меня своей женой!

Карл почти терял от нее голову. Ее ответная страстность, ее желание принять его, и ее вкус, ее запах!..

Он не давал ответа. Сознание его словно раздвоилось. Один Карл Стюарт упивался покорностью женщины, другой — наблюдал за ней. Нет, ему непременно надо убедиться, что она не лжет!

— Я так люблю тебя, Ева! И так хочу. Хочу делать с тобой все, что угодно, хочу вытворять с тобой всякие безумства, чтобы сам Эрос позавидовал мне, как я в свое время завидовал Руперту, когда он так же в беседке занимался с тобой любовью!

Это было сказано словно в порыве страсти, но вполне сознательно. И Ева, задыхающаяся, счастливая, одурманенная ласками, сначала ничего не заметила. Но Карл наблюдал за ней и даже оторвался от ее тела, взглянул на это блаженное, едва различимое в полумраке лицо. В порыве страсти она могла ничего и не заметить. Тогда это выдало бы ее. Поначалу она не придала значения его словам.

— Как славно, — прошептала она, пока ее руки нервно расстегивали пуговицы его камзола. Но вот ее пальцы замерли. Все еще тяжело дыша, она медленно повернула к нему лицо. Глаза ее мерцали, как темные звезды. — Чарльз?

Он ждал. Делая вид, что не придает значения вопросу в ее голосе, стал целовать ее за ухом, но она отшатнулась. Теперь они, сдерживая дыхание, глядели друг на друга. Ева мягко отстранилась, запахнула пеньюар.

— Что вы сказали, мистер Трентон? Вы упомянули принца Пфальцского? Да, у меня был с ним роман. Но откуда вам знать про беседку?

— Я наблюдал тогда за вами.

Она отшатнулась.

— Какой стыд! Вы безжалостны, сэр! Хотя… Что значит — вы наблюдали за нами? — И через минуту, с пьянящим короля испугом, спросила: — Кто вы?!

Карл готов был целовать ей ноги. Но вместо этого серьезно сказал:

— Разве вы не знаете? Я Чарльз. Ваш Чарльз. Но вместе с тем я и Стюарт. Король Карл II Стюарт.

Ветер зашумел в листве, тронул ветви винограда на беседке. Казалось, весь мир колышется и плывет. У Евы в самом деле закружилась голова, и вместе с тем она была собрана до предела. Сейчас решалась ее судьба: король ждет ответа. Он желает испытать ее — что ж, она ничем не выдаст себя. Поэтому она слабо вскрикнула, покачнулась, словно теряя силы. Когда он подхватил ее, она позволила себе на какой-то миг замереть у его груди. Потом отстранилась, глядя на него в полутьме снизу вверх.

— Мне ведь не однажды казалось, что вы мне кого-то напоминаете. Силы небесные!.. Вы принц Уэльский… О, простите, Ваше Величество.

Она опустилась в низком реверансе с растерянным, почти виноватым видом. Чего ждет от нее король? Он испытывает ее? Что ж, она будет сама невинность.

— Мне надо возвращаться, Ваше Величество. Те вольности, что я могла позволить со своим возлюбленным Трентоном, не дают мне права вести себя так с помазанником Божьим.

Она словно хотела уйти, но Карл не отпустил ее и сильно привлек к себе.

— Глупости, Ева. Для тебя я все тот же мистер Трентон, и я люблю тебя. Я попросил твоей руки и не откажусь от тебя. Я твой, Ева. Если ты не будешь любить короля меньше, чем любила простого беглеца-роялиста.

Ева чувствовала, что хмелеет от радости. Итак, он ей поверил. Этот коронованный юноша сдался на ее милость. Но ей не следует проявлять свою радость, показывать, как легко она проглотит принесенную судьбой удачу. Но и холодной с ним быть тоже нельзя. Она нежно обвила руками его шею и прильнула к нему изо всех сил. Со всею женской слабостью. И сказала абсолютно искренне:

— Я люблю вас, как свою душу. Да, я была любовницей вашего кузена Руперта. Но с тех пор я не испытывала любви. Вы много знаете обо мне, сир, все мои просчеты и слабости. Я недостойна вашей любви, ведь все, что я могу предложить вам, это свое сердце. Достаточно ли этого приданого для невесты короля?

Приданым Евы был флот ее отца, но Карл не сказал ей об этом. Он смотрел на нее, обнимал, слышал у себя на груди удары ее сердца. И был безмерно счастлив.

— Ты лучшая из всех невест, какую я мог бы пожелать для себя. Будь моей женой и королевой, Ева!

Новый порыв ветра заколыхал тени вокруг них, спутал их волосы. Уста их слились, и, казалось, в мире ничего больше не существовало.

Но это было не так.

Легкое облако наползло на луну, они оказались почти в полном мраке, когда раздался дикий крик — жуткий, тягучий, с подвыванием — и сорвался на самой высокой ноте.

Карл вздрогнул и разнял обнимавшие Еву руки, почти отшатнулся. Они стояли в полной темноте, потом серебристый свет ночного светила появился, вновь осветил летевшую с деревьев листву, качающуюся занавесь из листьев, укрывавшую беседку, зыбкую преграду от чего-то жуткого, что таилось за ее пределами.

— Что это? — спросил король.

Он старался не выдать, насколько его напугал этот крик, не думать о том смятении, что он вызвал, отчего по спине прошел озноб. Этот жуткий звук… Где-то в отдалении, но словно и совсем близко. Помимо воли Карл вспомнил обглоданный труп Джека Мэррота, и волосы зашевелились у него на затылке. В темноте парка таилось что-то жуткое. Эти ночные вопли, загадочный призрак монаха, зверски убитая в своей комнате леди Элизабет… А главное, таинственность, сопровождавшая все это, все, что сейчас для короля сплелось в одно понятие — страх. Он стоял, прислушиваясь к звукам ночи, вглядываясь в светотень лунных бликов, а потом повернулся к Еве. И повторил, стараясь сдержать дрожь в голосе:

— Что это, Ева?

В неровном освещении он слабо видел ее лицо. Но блик луны отражался в одном из ее глаз. Карл увидел, как напряженно, в упор, она глядит на него.

— Что это было, Ева? — в третий раз спросил он.

— Я не знаю.

Она сказала это спокойно, и этим выдала себя. Ее не ужасали тайны Сент-Прайори, а значит, она все-таки знала что-то. Карл понял, что сейчас она лжет. Ее некоторая взволнованность, то, как она отвернулась от него, глядела на заросли за беседкой, словно боясь встретиться с ним взглядом… Во всем этом было что-то неестественное, боязливое. Но это был не тот страх, что испытывал Карл. Она опасалась не того, что таилось за этим воплем, а то, что он его услышал и теперь спрашивает ее.

— Я не знаю, — снова повторила она. Твердо и упрямо. Потом вскинула голову. — Мне страшно, Чарльз. Давайте уйдем.

Король вышел из беседки первым. Ему было не по себе: ему было страшно, ей — нет. Он слышал ее сердитое дыхание, когда она догнала его. Они вошли в замок, и Ева закрыла дверь. Карл остановился, словно дверь могла оградить его от ужасных тайн Сент-Прайори.

— Так что это было, Ева? Только не говори, что этот звук издают ваши псы или что так кричит птица. Это кричал человек. Он кричал, надрывался и…

— Не знаю! — перебила его Ева.

Они умолкли. Карл слабо различал силуэт во мраке. Ему стало почти больно: он полюбил ее, решился соединить с ней свою судьбу, но ему необходимо было доверять ей. Он не желал никаких тайн между ними. Тогда он сказал:

— Я не верю тебе, Ева.

Она всхлипнула в темноте и приблизилась, не решаясь обнять его.

— Это… Люди говорят, что это призрак, но они боятся старого аббатства. Мы, живущие здесь, уже привыкли к этим звукам. Но… не можем дать им объяснения. Это… Это чья-то проклятая душа, вынужденная блуждать во мраке…

— И убивать людей, — прервал ее король. — Причем обитатели замка стремятся тихо и спешно похоронить их. Вот что, Ева, — сказал он после непродолжительного молчания, — я желаю все знать. И не какие-то сказки, а правду. Возможно, я и бываю суеверен, но это отнюдь не означает, что я дурак. Пли ты мне все скажешь, или… Боже правый! Как я могу соединить свою судьбу с твоей, если не буду тебе доверять?

Он услышал, как она тихо застонала, различил ее в отчаянии заломленные руки. Ему стало жаль ее, жаль до боли, но он повернулся и пошел прочь. Интуитивно он хотел, чтобы она догнала его, раскрылась перед ним, и тогда он смог бы ее утешить. Но Евы не было. Карл в конце концов остановился, почти был готов вернуться, когда его внимание отвлекло нечто другое.

Замок не спал, он был полон звуков — голоса, шаги, хлопанье дверей. Заставляя себя не думать о Еве, Карл пошел вперед и застал всех обитателей Сент-Прайори в холле. Взволнованные слуги, удрученный барон, Гаррисон, Энтони Робсарт. Даже Джулиан был здесь и выглядел недовольным. Он, как и все, смотрел на стоявшего у дверей незнакомца. Обычного крестьянина в темной пуританской одежде. Тот что-то говорил, теребя в руках шляпу.

— Что случилось? — спросил Карл у Джулиана.

Лорд лишь кивнул в сторону прибывшего. Тот виновато поглядывал на Гаррисона. Полковник был уже в дорожной одежде.

— Я благодарен тебе, Михей, — говорил Стивен, — но не надо было поднимать такой переполох. Достаточно было предупредить меня.

— Но, сэр, старая Мэг жила в Сент-Прайори, была связана с его обитателями. Я думал, что и им следует сообщить.

— А по сути всполошить криками весь дом! — надевая перчатки, заметил Стивен и повернулся к Робсарту. — Не стоит тревожиться, сэр. Я сейчас же подниму своих людей, и, думаю, мы сможем все уладить.

— Я поеду с вами, сэр, — положил руку на плечо полковника барон. Он держался с ним приветливо, видимо, разговор о расторжении помолвки еще не состоялся. — Я немедленно кликну своих слуг, и мы присоединимся к вам. В конце концов, этот человек прав. Мэг не чужая для нас, кем бы ее ни считали местные пуритане.

— Что случилось? — вновь спросил Карл, на этот раз обращаясь ко всем присутствующим. Барон повернулся к нему:

— Думаю, вам не стоит беспокоиться, мистер Трентон. Просто местный индепедент Захария Прейзгод собрал толпу фанатиков и решил совершить самосуд над здешней ведьмой Мэг. Ведьмой… Гм. Громко сказано. Она просто не такая, как все эти, поддавшиеся влиянию Прейзгода пуритане.

— Давно следовало арестовать этого смутьяна Прейзгода, — вставил свое слово его брат, сердито глядя на Стивена.

Робсарт отдал приказание седлать лошадей.

В этот миг появилась Ева. Они обменялись взглядами с королем, и, когда Карл отвернулся, она подошла к отцу, чтобы узнать, чем вызван переполох.

— Бедная Мэг, — сказала она, но в голосе ее не было особого волнения. — Прейзгод давно натравливал на нее суеверных крестьян, рано или поздно они должны были на нее напасть. Ты едешь прямо сейчас, Стив? И вы, отец? Что ж, да поможет вам Бог! Мне в принципе нравилась Мэг, по крайней мере, я считала ее безобидной, даже полезной. Скверно получится, если ее растерзают. Рэйчел будет просто в отчаянии. Когда эти сумасшедшие вышли из Уайтбриджа, Михей? Не более часа назад? Что ж, вы можете еще и успеть ее спасти. Ты хорошо сделал, что приехал, Михей. Видишь, Стивен, ты в свое время отпустил Михея от наказания у позорного стола и приобрел тем самым преданного человека. Он сразу поспешил предупредить тебя.

Карла невольно восхитило самообладание Евы. Она держалась так, словно и не было только что ссоры между ними, хотя порой и поглядывала в его сторону. Он не стал огорчать ее и, встретившись с ней взглядом, улыбнулся. В конце концов, она была дорога ему. Затем он подошел к Робсарту и предложил свою с Джулианом помощь. Как мужчина он должен был это сделать, но как король не обязан ни во что вмешиваться. Робсарт видел в нем прежде всего Карла Стюарта, поэтому решительно отказался от помощи, попросил их с Джулианом остаться в замке, чтобы успокоить женщин. Карл уловил даже облегченный вздох Грэнтэма, но лишь пожал плечами на его укоризненный взгляд.

Вошел Ральф и доложил, что кони оседланы. Робсарт еще обсуждал со Стивеном, следует ли ехать к жилищу Мэг или надо прикинуть, куда могут потащить ее на суд фанатики, когда Джулиан осведомился, где сейчас Рэйчел. Все переглянулись, оглядываясь, словно ожидая ее увидеть в полутемном холле.

— Может, она спит у себя в комнате, — предположила Ева. — Хотя… такой шум… Я сбегаю к ней.

— Да нет же, она была здесь, — сказала кухарка Сабина. — Она пришла одной из первых и очень испугалась за Мэг. Я даже успокаивала ее. Но потом… — Женщина развела руками.

И тут Ральф заявил, что леди Рэйчел, пока он седлал лошадей, взяла лошадку Михея и ускакала.

— Сидя по-мужски, — добавил он, хихикнув. — У Михея-то не дамское седло на его буланой. — Улыбка застыла на его лице, когда он увидел лица окружающих.

Воцарилась тишина.

— И ты не предупредил меня?! — наконец прямо взорвался барон. — Молчал, олух этакий?!

Ральф заморгал и втянул голову в плечи, словно опасаясь, что Робсарт ударит его хлыстом.

Ева вдруг вскрикнула:

— Она что, с ума сошла?! Эти идиоты считают ее не многим лучше Мэг!

Она хотела еще что-то сказать, но так и замерла, словно задохнувшись. Глаза ее расширились от страха, и, пронзительно взвизгнув, она громко разрыдалась, почти упав на руки горничной Нэнси.

В следующий миг все мужчины кинулись к выходу — Стивен, Робсарт, его слуги. Даже преподобный Энтони заметался и поспешил следом за всеми. Ибо стало ясно, что, стремясь вступиться за кормилицу, Рэйчел может принять гнев фанатиков на себя.

Карл выбежал вместе со всеми. Уже седлая лошадь, он увидел выводившего своего гнедого коня Джулиана. Они лишь обменялись быстрыми взглядами. В кои-то веки Грэнтэм заботился не только о короле. Он спешил и даже не стал просить Карла остаться. Рывком, не касаясь стремян, он взвился на коня, пришпорил его, пуская с места в галоп, и понесся за уже умчавшимися остальными. Карл, когда садился в седло, еще слышал стук копыт его лошади. Но когда он доскакал до ворот, Джулиана уже не было. Карл на минуту придержал коня, не зная куда ехать. За кровлями хижин селения уходила сероватая в лунном свете бескрайняя равнина. Огромный диск луны освещал ее, казалось, до самого горизонта. Тем не менее в колеблющейся мгле все рисовалось смутным и неясным. Но не настолько, чтобы не найти дорогу к домику ведьмы Мэг, Карл неплохо помнил ее. Поэтому, опустив поводья и пришпорив коня, Карл поскакал в этом направлении.