Письма
* * *
«Хочу вам рассказать о своем отце. Зовут его Усов Сергей Иванович.
Родился он 25 октября 1937 года в Смоленской области в деревне Дуброво Демидовского района.
Правда, фамилия наша по отцу не Усовы, а Рыжиковы. Это деду во время переписи населения записали не фамилию, а прозвище. У него усы были такие же, как у одного районного партийного деятеля, и на деревне его звали Усом или Усовым. Во время переписи дед был в отъезде, в город ездил, и переписчики спросили, указывая на дом: «Кто здесь живет?» – «Усов!» – ответили им. Так его и записали, и когда паспорта стали выдавать, оказался он Усовым Иваном Евстигнеевичем. Вот с него и пошла династия Усовых.
С началом войны все мужики на фронт ушли, и остались в деревне только бабы да дети.
Так отец попал под немцев. Вместе со своим братом, причем попали они очень жестоко. Зимой 1942 года в деревне появились крымские татары, воевавшие на стороне немцев, они были очень свирепы. Насиловали всех молодых женщин, начиная с девочек 6-летнего возраста, убивали без разбора. Поэтому местные жители закопали всех женщин в подвалы. В земляные ямы под домами, хлевами, чтобы не нашли их. Своей маме он с бабушкой раз в день подавал еду в яму под амбаром. Это длилось месяца два, а потом пришли тыловые немцы. Передовые немецкие части не очень зверствовали, а тыловые расстреливали по первому подозрению. При них всех выгнали из изб в сараи, амбары, хлевы. Изъяли все съестное. Так длилось три года. Весной и летом немцы заставляли всех работать – сажать, сеять, а осенью все забирали себе. Люди питались подножным кормом и лебедой, крапивой, объедками с немецкого стола, дохлыми лошадьми и гнилой картошкой. Отец до сих пор картошку с трудом ест, потому что, как он говорит, они тошнотиками питались – запрещали им собирать картошку, и бабушка зимой пробиралась на поле и выкапывала гнилую картошку. Такую картошку выдавливали и середину – она не расползалась в руках – варили и ели.
А пацаны есть пацаны. Они играли во дворе и на окне увидели портсигар какого-то офицера.
Блестит. Вот они его и тяпнули. В тот же день вся семья отца и семья брата стояли перед немцами. Все плакали. На потолке висела петля с удавкой, которую отцу набросили на шею. Дважды его подтягивали до потери дыхания, пока он не признался, где блестящая игрушка. В этот же день майор Хайнц схватил их с братом за руки и повел к кузнецу. Пока он их вел, проговорился русской переводчице Гале: «Русским ворам плодиться не дадим» – он тащил их кастрировать. Галя сказала: «Сережа, ребята, вырывайтесь и бегите, любой ценой». Они укусили немца одновременно за руки и нырнули под сарай, Хайнц со злости палил из пистолета, две обоймы высадил под сарай но, слава богу, не попал.
Вот так династия Усовых чуть и не прервалась.
Потом дед пришел с войны. Сапером был. Орден «Славы», медаль «За отвагу». Рассказывал, как их десантировали с самолета без парашюта в середину окруженной немецкой группировки при Корсунь-Шевченковской наступательной операции. Самолет шел на высоте семь-десять метров, и они с него прыгали на склон холма. Кто как – дело было зимой. От взвода боеспособными остались крохи какие-то, а от роты процентов двадцать максимум, остальные – кто покалечился, а кто погиб сразу. А медаль «За отвагу» он получил за рукопашную. Семь человек зарубил саперной лопатой и штыком. Он ничего не помнил, как только началось это месиво – так и все, – очнулся, когда остался один, а вокруг гора трупов, сам в крови чужой аж промок. Потом ему сказали, что семь человек – но кто там считал. Героические были люди, правду жизни знали, но не ожесточились, а наоборот, старались семьи свои сберечь и жизнь новую построить. Дед сказал отцу после войны: «Ты будешь учиться!» – а школ в округе не было, и вот отец в четвертом классе ходил в школу за пять километров, и это только в одну сторону. В шестом классе он ходил уже за восемь километров, в девятом – за одиннадцать километров. Вставал утром, темно, и мать давала ему с собой краюху хлеба, бутылку молока, зимой фитилей намотает и ведерко маленькое керосина.
А идти через лес, а там волки – зажжет мальчишка фитиль – отпугивает их.
Школу закончил в 1955, но аттестата на выпускном не получил, вышло распоряжение, что аттестаты об окончании этой школы они должны были выкупать. Четыреста пятьдесят рублей, вроде оплаты за 8-10 классы. Так что отец пошел работать молотобойцем на дорогу – денег в семье не было. Камни лупил, валуны разбивал и в машину их грузил. Так аттестат и выкупил, но к поступлению в вузы и техникумы опоздал и потерял год.
В 1956 году его призвали на флот, тогда он впервые попробовал белый хлеб и сытную еду, рост был 185 сантиметров, а вес 68 кг – тяжело жила деревня, в послевоенное время страна восстанавливала промышленность, и налоги на крестьян были огромные. За приусадебный участок 1500 кг картофеля, за корову 300 литров молока в год, за курицу 150 яиц, и пошло-поехало.
Попал служить в Феодосию на тральщик. Через полгода он уже ехал в Бакинское училище поступать. Учился он хорошо, вот только немецкий язык – никак не мог себя заставить. Это у тех, кто под немцами был, частенько случалось – не могли слышать немецкую речь. И вот, говорил он, стою, сдаю немецкий, а тут дверь открывается, входит на экзамен друг с тральщика и говорит: «Сережка, я экзамен завалил, бросай все, хватит, отдохнули, поехали назад служить!» – а он стоял и думал, что сейчас он не поступит, и все – назад в деревню, и уже из этого круга никуда не вырваться. А женщина, которой он экзамен сдавал, и говорит: «Сережа, не слушай этого дурака, сдавай экзамен!»
Натянула она оценку, сдал он и поступил.
Поступил, учится, счастлив, и практика после первого курса на крейсере Черноморского флота «Керчь». И туда приезжает делегация, и начинают их всех агитировать: партии и правительству нужны специалисты, Родина считает, что вооруженные силы у нас слишком большие, нужно сокращение.
«Кто хочет поднимать народное хозяйство, выйти из строя!» – вышло несколько человек.
Неделю уговаривали. Из всего курса их осталось тридцать шесть человек.
И влупили их в училище инженеров оружия на второй курс в Ленинград. Мощнейшее училище – шестьдесят видных ученых преподавало там, выше «Бауманки» в тот период котировалось.
Там начальником факультета, в частности, был Герой Советского Союза капитан I ранга Свердлов.
В 1960 году поступило распоряжение о расформировании училища – заканчивается второй курс. Свердлов построил факультет и перед строем в резкой форме заявил: «Я еврей, но я и патриот своей Родины. Я получил Героя в боевых действиях. Я видел, скольких жертв стоила нам война. Считаю это решение предательством интересов обороноспособности нашей страны». Он имел право так говорить. Он получил Героя за отчаянную храбрость: во время десанта на остров Даго на своем торпедном катере на виду у немцев поставил дымовую завесу, тем самым ослепив немцев. Десант был высажен с минимальными потерями. Через непродолжительное время после того памятного построения его уволили в запас.
А курсантов опять уговаривали, заставляли под разными предлогами писать рапорты и уходить – в такие же гражданские вузы, в народное хозяйство.
От курса остались совсем крохи. Перевели во Фрунзе. В училище Фрунзе он опять учился на втором курсе.
Это, так сказать, в отместку заставили опять на втором курсе учиться. В 1964 году он закончил училище. Флот к тому времени уже здорово потрепали – корабли уничтожались, а на том, что осталось, служили трехгодичники – кадровых офицеров-то разогнали. Когда он на первый свой корабль попал, то командир даже прослезился. Спрашивает: «Кадровый?» – «Кадровый!» – «Ну, слава богу! Уже сил никаких нет с этими трехгодичниками!»
Так что Север, тральщики, 23-я дивизия ОВРа (сейчас 5-я бригада тральщиков), 1964 год, Полярный, жена, два чемодана. Выделили жилье, 12 метров комната, подходят они к дому, а там мичман копается в каких-то углях – дом два дня как сгорел. Спасибо друзьям – приютили, а комнату потом все же дали. Квартиру получил через три года. Вот так они и служили. Тральщик, девятьсот тонн. Три года командир БЧ-2, 3, потом помощник, потом – командир корабля.
Когда был командиром БЧ-2, 3, он стал лучшим артиллеристом и специалистом по новой технике.
Тогда артустановки новые автоматические поступать стали с большой скорострельностью, и он был единственным офицером, кого допускали к разряжанию артустановок, у которых снаряды переклинило. В этом случае, когда такой корабль с моря приходил, его уводили на седьмой причал, и там только отец занимался распатронированием.
С 1969 года он командир корабля, и все его в дивизии знали как отличного мужика. Даже когда я уже зашел в губу Окольную на тральщике командиром БЧ-2, 3, ко мне на корабль пришел старший мичман в возрасте, который был молодым мичманом у моего отца.
«Я, – говорил он, – узнал, что появился второй Усов, передавай отцу привет. Скажи, что его здесь помнят. Мы с ним не виделись уже двадцать лет».
А другой мичман – была такая знаменитая личность, старший мичман Слухай на 5-й бригаде – так он мне очень сильно помогал, учил всяким тральным премудростям.
«Мне, – говорил он, – твой отец помогал, и теперь я тебе помогу».
Отец за шесть лет принял от промышленности четыре новых корабля. Его все время посылали на новые корабли как первого в своем деле. Отчаянный был, никого не боялся – ни моря, ни техники, ни людей.
Был такой случай. Он в Эстонии, в Харалах-те, еще помощником участвовал в приеме нового корабля. Вечером они зашли в маленький ресторан поужинать, и там рядом стоял какой-то старый полуразрушенный памятник. И сидит в углу мужичок без ноги, видно, воевал. Они его спрашивают: «Что это там за памятник?» – «А это, – говорит, – во время перехода таллинского подорвался на мине эсминец, выбросился на берег. «Кураты» поставили пулемет и три тысячи человек положили на воду. Кто на берег выбирался – всех. Наши им памятник поставили».
И тут отец слышит за спиной: «А нечего оккупантам на нашей земле делать!» – ну, тут они и завелись. Все были погодки, все под немцами побывали, ну и дали рукопашную, на одного офицера по трое приходилось, но победили. Командование Таллинской ВМБ этот случай без внимания не оставило, разбирали. Но никого не наказали – поняли все.
Как-то они попали в ураган, их три дня мотало, отказала связь, полегли все – у тральщика экипаж семьдесят пять человек. Лежат, никто не встает. Ломало так, что в какой-то момент отец спустился вниз и все чистое на себя надел. Они проводили лодку на Нордкап. Хотели даже на остров Медвежий зайти, спрятаться от ветра, но сторожевики норвежские их отогнали. Отец говорил, что тогда вспомнил войну, рассказы своего отца и сказал: «Коммунистам просьба задержаться на вахте!» – вот пятнадцать человек, как во время войны: «Просим считать коммунистами». Двое суток только они несли вахту. Остальные не могли подняться. Потом их авиация уже нашла. Во время того шторма, говорили, восемнадцать норвежских фелюг погибло.
И их тоже считали погибшими.
А потом отец перевелся на Балтийский флот. Два с половиной года он еще был командиром корабля. Однажды, из-за меня и моего брата, его чуть не выгнали из командиров. Его тральщик проекта 254 с атрустановками «ЗИФ-11» (по вертикали и по горизонтали два наводчика, два тридцатисемимиллиметрового автомата) встал на Неве – праздник был, то ли День Военно-морского флота, то ли 9 Мая, было праздничное гуляние.
Мы с братом залезли и развернули пушку на Дворцовую площадь и Зимний дворец. Через тридцать секунд прилетел отец – ему с флагмана радировали, и на нас: «Усовы, вы чего делаете? С ума сошли? По Дворцовой площади собрались стрелять? Залп Авроры хотите повторить?» Его потом мотали за это страшное дело как, потому что установки должны под сорок пять градусов быть все. Я сам вообще при любой возможности на кораблях у отца бывал, привил он мне любовь к флоту.
С 1974 года по 1992 год отец преподавал в училище имени Фрунзе. Все надводные минеры Военно-морского флота прошли через него. Особенно минеры тральщиков. Он читал «Тральное оружие» по 1992 год, а потом я его читал в том же училище, а он ушел работать в банк к брату, но после он вернулся и до сих пор читает лекции. Придя на флот в 1987 году, я, будучи уже офицером, был поражен тем, сколько человек моего отца помнят как порядочного, мужественного человека и всегда с уважением говорят о нем, как бывшие сослуживцы, так и те, кого он выпускал.
Говорят, что он придумал две пословицы: «Моряк должен быть суров, как скала» и «Море любит сильных, а сильные любят выпить». Справедлив был с подчиненными, резок с начальством, но требователен. Любил повторять: «Пьяный проспится, а дурак никогда».
Я учился в училище, так в роте с меня первый спрос по его специальности был, поблажек не давал. Говорил: «Как я могу спрашивать с других, если мой сын плохо будет учиться?»
Отец защитился. Диссертация у него была без руководителя, надо сказать, очень редкий случай в научной среде. Они повздорили с начальником кафедры, и тот отказался быть его руководителем. Так что отец защитил диссертацию без научного руководителя.
А начальник кафедры все хотел его уволить, и когда мы в 1986 году были на практике в Таллине, а отец там был старшим на практике, его вызвали в училище, он уезжает и говорит: «Ну, наверное, Игорек, меня уволят!» Мы попрощались, он уезжает, а через месяц мы возвращаемся – его назначают начальником кафедры и дают капитана первого ранга.
Начальником училища у нас тогда был адмирал Федоров – это лучший начальник училища Фрунзе за последние десятилетия, и как отец потом говорил: «А мы друг друга поняли простонапросто. Мы своих, флотских, не сдаем». В 2000–2001 году отцу надо было сделать операцию – шунтирование на сердце. Операция дорогая. А нам зарплату не платят. Занял я денег на операцию, написал рапорт: «Прошу уволить!» – и пошел зарабатывать деньги.
Почему я все это рассказываю, первое – это гордость за отца, он всегда для меня был первым во всем. Второе – это то, что много таких людей на флоте было и будет, но говорят о таких людях мало, в газетах про них не пишут, да и наград они особых не получают, перед начальством не гнутся, но если скажешь «Флот», то вспомнишь именно о них.
И еще хочу сказать, что мне всегда приятно слышать, когда о моем отце говорят: «Сергей Иванович – это настоящий мужик!»
Игорь Усов».
* * *
«Здравствуйте!
Посмотрел сегодня фильм («72 метра») и пресс-конференцию после него соответственно. Признаться, был расстроен Вашим отсутствием. Судя по «опросу» находящихся рядом со мной в фойе и в зале, – не я один. Вопрос «А где же автор?» в конце пресс-конференции все-таки задали напрямую…
Фильм получился хорошим, зрелищным, смех был довольно частым. За весь сеанс зал никто не покинул, да и все болтавшие между собой и по телефонам журналисты после первых 5 минут угомонились сосредоточенно.
Фильм смотрели и представители ВМФ. Нам их не представили, но, насколько я понял, это были заместитель главкома, вице-адмирал, а с ним контр-адмирал и несколько капитанов 1-го и 2-го ранга – всего 6 человек. Специально сел за ними чуть сбоку – видел видел затылки и вполоборота – улыбающиеся щеки.
Субординация в смехе замечена не была. На пресс-конференцию они не остались, а интервью дали в фойе сразу после сеанса… Игорь Дыгало был в штатском и все время терся вокруг Хотиненко, а вот с командованием замечен не был.
Фильм, безусловно, будет успешным… Между фильмом и книгой огромная пропасть. Тем, кто не читал книгу, фильм, видимо, понравится больше. В книге – «жизнь, которую не остановить», несмотря на трагедии, и юмор мгновенный, ритмичный.
В фильме трагедия становится какой-то не совсем серьезной. Похоже, отдельные журналистские головы именно так и поняли – как издевку над флотом…
И вот этот дух (не смог подобрать более емкого слова), что читается между строк еще у Л.Соболева и что есть в Вашем тексте, в фильм не попал. Те, кто не читал, понятно, его в фильме и не ждали, а смотрели как боевик. А потому и не совсем ясны слова командира «мехом внутрь» и что такого он сказал, что все так забегали.
И получилось что-то похожее, например, на ДМБ, только тогда юмора можно было в сценарий из книги побольше напихать (но Валерию Залотухе, похоже, пришлось много раз переписывать сценарий, учитывая интересы всех производителей).
Короче, разница, как между Жванецким и Петросяном. Нам сказали (не запомнил, то ли продюсер, то ли режиссер), что искусство ТВ-кино является неким компромиссом различных интересов… И похоже, так и получилось, что и романтику службы показать, и фильм кассовым сделать, и актеров известных, и режиссера модного… Сплошные компромиссы…
Фильм ни хуже ни лучше книги. Их нет смысла сравнивать. И очень правильно написано в титрах: по мотивам произведений А. Покровского. Кто книгу читал – ну что ж, будет привыкать и к фильму. А не читавших фильм может и сподвигнет прочитать, и испытают они тогда удивление.
На пресс-конференции: сценарист, операторпостановщик, Галкин, Башаров, Хотиненко, продюсеры, Дыгало, ген. дир. «Гемени фильм» (прокатчик картины).
Вкратце выступили создатели. Им задали вопросов 10. Успели поругаться с журналистами. После чего все разбежались. Валерий Золотуха произвел впечатление честного человека и за единственное свое минутное выступление рассказал о писателе Покровском, как давно он с ним знаком и как долго писал заявки, чтобы по книге сняли фильм… Вторым или третьим был тот самый вопрос: а что вы хотели сказать этим фильмом, что это за пафос на фоне трагедии, и вообще, не стыдно ли вам (я утрирую)? Задавала вопрос какая-то не совсем адекватная женщина…
На нее, понятно, набросились все… и практически всю конференцию ей отвечали и в конце концов ответили дружно. Кто бы какой новый вопрос ни задавал, авторы фильма сбивались на ответы ей вдогонку.
А всего-то и надо было сказать, что фильм не о политике, а о людях, которые рискуют и живут… Хотя смысл общими усилиями донесли. Особенно Игорь Дыгало: «…Фильм, безусловно, будет принят военными моряками и, надеюсь, простыми зрителями… Давно кино о флоте не снимали… Фильм нам нужен… Здоровый флотский юмор действительно существует… Конкурс в училища после фильма наверняка вырастет (тут его спросил кто-то: «А чего вы так радуетесь, что конкурс вырастет?» – ну, короче, поругались с журналистами)…» И т. д. и т. п. – романтика профессии, защищать Родину…
Продюсер сказал наконец, когда спросили напрямую, где же автор, что, мол, да, мол, это моя вина, что автора здесь нет. Мы с ним несколько раз обсуждали этот вопрос (он не сказал какой). Но вообще-то, он есть (автор то есть), с ним все в порядке (а я домой пришел, глянул на книжную полку, действительно, есть – вон стоит), и он будет на премьере, а сегодня я ему позвоню и обязательно расскажу, как все прошло.
Короче, журналисты наверняка вспомнят историю с Богомоловым («Момент истины – в августе 44-го») и проведут параллели… или подумают, что это рекламный ход с интригой.
Что еще…Всех снабдили кассетами с фильмом о фильме, т. е. о том, как его снимали. Сейчас заварю чаю и буду смотреть.
Как сказал кто-то из журналистов: «Большое спасибо съемочной группе», а то мы забыли их поблагодарить.
Так что большое Вам спасибо за книги, ну и за фильм, следовательно…
* * *
Простите снова за беспокойство… посмотрел этот сгусток продюсерской мысли – кассету про то, как фильм снимали. Японская мать! Сколько хороших эпизодов в фильм не вошло… а я-то, дурак, думал, почему начало такое затянутое и почему все так медленно происходит… Нет ничего и про расстрел, и про жену, и вообще столько… е-мое! Вряд ли журналистам бы показали урезанный фильм, да я и спрашивал прокатчиков – сказали, что это фильм целиком.
…Может, смелость режиссера в том, чтобы снять хорошее кино, и пусть лежит на полке… или коммерческий спрос важнее… Черт его знает, жаль, конечно, но фильм все равно очень хороший!
А книга еще лучше.
Вадим».
* * *
«Большое спасибо. Все прочитал с интересом. Все стало на свои места и с приглашениями, и с фильмом, и со всем остальным.
На промо-кассете Вы действительно хорошо получились – в очень коротких фразах (нарезанных при монтаже, там всех участников фильма нарезали – идея такая) есть наполненность… интонацией, спокойствием, что ли… Вообще, вроде все говорят об одном и том же: «Родина, флот, подводники – герои» – а очень хорошо видно, кто это на себе проверял, а кому только рассказывали. Ну, короче, было видно, что актерам про героизм рассказывал режиссер, а ему еще кто-то… Интересно, а кого ж они тогда взяли консультантом?
Еще раз спасибо за подробные ответы. Не смею больше отвлекать перепиской. С уважением, Вадим Семко.
PS: Если уж вдруг случится такое чудо и до Вас не дойдет промо-кассета ни от создателей, ни от друзей и т. п., то нет проблем, завезем, забросим… или там в демонстрации принять участие, марше протеста…»
* * *
«Здравствуйте, Вадим.
Запамятовал, где же Вы работаете, то есть как Вы попали на тот просмотр? У меня бывают наплывы идиотии, забываю, уж извините.
Если честно, то не знаю, кто у них консультантом. Насчет «Родина – флот» – не говорят подводники никогда таких слов. Кривятся, если услышат это даже в тостах.
Настоящих тостов всего три. Один – по случаю, например: «Ну, чтоб не отвыкнуть!» (или «Господи, прими за лекарство!»), потом – «За тех, кто в море» и тост «За женщин» – этот повторяется до бесконечности, а два первых – только один раз за вечер. «Родина – флот» – считаются тостами замполитов. Слово «герой» или «подвиг» тоже никогда не говорят. Об этом даже не думают. Все делают свою работу. Все очень суеверны, например, не любят слов «лучший экипаж», «настоящие подводники», «морские волки». Пафос вообще неприемлем.
Со стороны иногда кажется, что подводники с чудинкой. Смотришь на командира – точно сумасшедший, что-то есть, но потом привыкаешь.
У подводника никогда не поймешь: то ли он шутит, и это розыгрыш, то ли правда. Очень быстры на соображение. Только начал фразу, тебя уже поняли. Могут перебить, сказать: «Хватит, и так все ясно». Очень высокая скорость проживания жизни. В лодке все летают, как белки. А препятствия огибают, как рыбы. Движения рук неуловимы, как у ткачих.
Начальство подводники не терпят ни в каком виде. Начальство на флоте – это чужой, против него сплотится весь экипаж от командира до матроса.
Очень не любят штаб. Это враги. Если все это удалось показать, то хорошо.
Человеколюбие начальства, его забота – это такая туфта, что все обрыдаются. Если это есть в фильме, то я их поздравляю, и тогда здорово, что я не консультант и в титрах только «по мотивам».
Для начальства мы – мясо, и это все понимают. Начальство от гражданских это понимание бережет, как великую драгоценность.
Для начальства мы – жабы: «В море, жаба!»
Среди командиров и адмиралов нормальных, знающих свое дело людей мало. Они наперечет. Остальные уважением не пользуются.
У подводников ценится только знание, только то, что ты специалист, что ты надежен, что с тобой в море легко, что если что, то ты окажешься на своем месте.
Ничего не знаешь – балласт. Поэтому презирали замполитов.
Вот если это все в фильме чувствуется, то хорошо.
Насчет того, что вдруг про меня забудут и кассету не дадут, то это может быть, за готовность отдать свою спасибо. Мне действительно все равно кто-то даст, подарит. Мне все время что-то дарят, хотя я ничего никогда не прошу. Например, дарят коньяк, а я вообще не пью. С детства. Ну, могу выпить рюмку, и все, так что коньяк тоже кто-то приходит и выпивает. С книгами так же. Дома вечно моих книг у меня нет. Кто-то придет, возьмет. Так что демонстраций я обычно не устраиваю, в митингах не участвую, даже если они посвящены мне лично.
Словом, спасибо и удачи.
Я».
* * *
«Здравствуйте, Александр Михайлович!
Виноват – об этом я не написал. Когда писал письмо, пытался просто отразить свое мнение о фильме (авось на что сгодится, да и спасибо лишний раз сказать), так сказать, мнение одного из читателей (все, что есть в Инете и что выходило в книгах, читал, кроме «Кота», как-то он мимо меня прошел, но обязательно найду).
Докладываю. Присутствовал на премьере как представитель независимого московского кинотеатра (а то у нас тут стали популярны сети кинотеатров). А мы весь такой из себя: «Кинотеатр под Куполом», сами себе выбираем фильмы для показа… Кроме того, мы дружим (насколько вообще возможна дружба в бизнесе, т. е. ругаемся только во время взаиморасчетов) с компаниями-прокатчиками, в том числе и с «Гемени фильм», что прокатывает «72 метра». Пользуясь служебным положением, сходил и посмотрел.
(Что еще о себе добавить – а то, видимо, действительно невежливо, что Вы отвечаете неизвестно кому, а я Вас вроде как, хоть и заочно, но знаю…
Мне 27 лет (так что, если можно, ко мне только на «ты», а то я смущаться начинаю). Родился в Питере, рос и учился в Москве. Институт. Специальность – экономика, финансы. Банкир из меня не получился. В первый день пришел на работу и понял, что в бумажной рутине помру – работы не боюсь, но помру. И уволился к такой-то матери. После многих разных работ работаю в кинотеатре… Дядя у меня в Питере живет – всю жизнь строит лодки.
Рассказывал и про флот, и про жизнь в базах на Севере, и про ветер в лицо, на который почти ложишься и под очень острым углом к земле бредешь в пурге. Летающих собак – я спрашивал – он не видел. Он все это рассказывает со своей колокольни. Не без странностей он. На все у него свое мнение. И не дослушивает он до конца вопросы совсем… Пробовал ему пару раз прочитать «Атомника Иванова» и «Поход», а он: «Хватит мне всякую фигню читать, давай делом займемся!»… А лодки он строит буквально с утра до вечера. При зарплате ~1500 р. он купил себе компьютер, и дома по вечерам после работы он их продолжает строить. То есть получается, что он за свой счет помогает государству строить лодки… А сколько раз их (ученых) пытались сократить, а он переходил из отдела в отдел… Помогаем ему, чем можем.
Так что я не журналист. Простите, если ввел в заблуждение. Но Ваши разъяснения НЕ ПРОПАЛИ даром! Может, они мне даже больше нужны, что всем журналистам, вместе взятым…
Мало того что после каждого письма по полчаса смеялся и цитировал наизусть всем, кто попадался под руку (понятно, не все, а про «выбор рубашки», «наревевшегося ребенка» Максимова, про адмиралов и «одно Дыгало»)…
А главное, приятно знать, что представления об авторе, составленные по книгам, совпадают с самим автором, и вообще, что такие люди есть. А то я уже иногда сомневаюсь, уж не литература ли штампует нам «крылатых героев».
Это как бы вообще не по теме фильма и книги… а с другой стороны – все о том же.
В детстве мне казалось, что у меня много друзей – весь двор. В школе – где-то полкласса.
В институте их осталось 5–6. А с началом «активной жизни» – 2–3. Сейчас ровно 2. Может, мне не повезло. Но отшелушивались они как-то.
Проверялись в разных ситуациях… и отпадали. Очень ценю я теперь вот те самые качества, что у ваших героев встречаются. А все остальные – просто знакомые, коллеги. Есть среди них хорошие, есть плохие, есть – нечто среднее…
У меня один начальник был. Ему по телефону звонят. Он отвечает: «О! Здорово!
Сколько лет! Как дела? Дети? Да ну! А сам как? Ну! Здорово! Молодец! Когда приедешь?» – 5 минут говорят. Потом он кладет трубку и нам всем (ни к кому конкретно не обращаясь): «Что за хуй звонил? Какой-то Вася. Не помню такого».
Вот такие отношения…
О шоу-бизнесе я и не говорю. Не без исключений, конечно, но об этих «милых» людях можно учебники писать под девизом «школа жизни».
Очень я люблю свое мнение выражать.
Меня надо вовремя останавливать. А то потом даже никакая «Литературная газета» во главе с Юрием Поляковым не сможет эту переписку опубликовать, несмотря на все свои тиражи и объемы в печатных листах (станете же Вы классиком когда-нибудь!). У меня вообще во время прочтения Ваших ответов много эмоций возникало: про Донцову, Акунина (которых тоже не читал) и вообще про литературу, и что надо пережить, чтобы хоть что-то написать, и что нет смысла писать, если нечего сказать и своего мнения нет, а есть только личные интересы, и про руководство в целом и метафорически – похоже, дискуссии не получится, я видимо, заранее согласен…
Так, все, сворачиваюсь. Простите, что так длинно. Еще пара слов ниже.
Я-то думал, что и фильм, и промо-кассету Вы давно посмотрели… И свои ощущения описывал, исходя из этого заблуждения.
А так я даже боюсь продолжать… Ну, короче, в фильме как-то все немного не так, как-то по-другому!
И Вам, как говорится, творческих успехов! … И спасибо за такое всеобъемлющее внимание к читателю, т. е. ко мне!
С уважением, Вадим».
* * *
«Здравствуйте, Александр Михайлович!
Это снова я, я Вам, наверное, надоел.
…Без 5 минут 17:00. Сижу в офисе, никого не трогаю. Звонок: «Быстро! Бегом! Там по ОРТ Покровского показывают!» – «А куда бегом-то?» – «А у Вас что, телевизора нет?! Короче, нам тут некогда!» – и бросили трубку. А телевизор есть у нас, но он в киноаппаратной, а это на другом конце здания. Тут же в офисе нашел все ключи от всех замков и дверей (обычно они где попало валяются), через полгостиницы добежал до аппаратной – наверное, рекорд поставил – ворвался внутрь, подал питание на все посты (кинопроекторы, без этого ТВ не включить) и застыл перед экраном, как боевая кобра… Пока 1-й канал нашел, издергался весь (он оказался под номером 20), и… вот оно!
Оказывается, писатель Покровский кино не смотрел, так и нечего вопросы задавать человеку… Пусть сидит, слушает!
Лирическое отступление…
М-М-Малахов Андрей, ведущий, он, когда в наш кинотеатр приходил… м-м-м… скидки у кассира выпрашивал, до полного изнеможения его (кассира то есть)…
Так вот, у людей праздник, они празднуют свое кино, и не надо им мешать. В конце концов, там тоже не все гады. И потом, главное сделано. Писателя А. Покровского показали по 1-му каналу, и если он о чем-то не сказал (ну, просто не о нем программа, и вопросы придумывать тоже непросто!)… и о чем он не сказал, о том сказали Перфильев, и «жена офицера», и другие…
Опять лирическое отступление: Маковецкий с Хотиненко все повторяют: «Мы старались… Очень надеемся, понравится вам фильм… И с праздником вас!» (смешные такие).
А когда адмирал Балтин вошел… О! Он полсекунды осматривался, куда сесть, а вы ему двумя руками скромно так на место указали. Это со стороны выглядело, как будто Вы ему говорили: «Мне очень неудобно, даже не знаю, как и сказать, но Вам досталось место рядом со мной…» И вспомнилось мне тут: «…И я задом слез, его пропустил, извинился и зачем-то руки отряхнул» (это про Сатонова в «Фонтанной части», где шла приемо-передача корабля и командир принимающего лез в люк вниз, а Вы вверх).
А когда «жена офицера» рассказывала про все радости и прелести «Чудильника», Эдуард Дмитриевич Балтин сидел, крепился, мужал на глазах… Вот.
С уважением, Вадим».
* * *
«Здравствуйте, Вадим. Если честно, то не знаю, зачем они меня на эту передачу пригласили. Наверное, в качестве мебели. Так я свое назначение и понял, потому как одеяло должно быть на актерах и режиссере.
Балтин – это тоже для украшения. Адмиралы тем и отличаются от остальных людей, что и в запасе служат, надевают форму, награды, звезды, лучше, конечно, Героя. Неплохой мужик, но уж очень он везде послужил, и флот пилил Черноморский, и на Тихом океане «чудильниками» заведовал. Даже в Гаджиево служил. И в истории подкован.
Обычно офицеры в запасе форму не надевают, но адмиралы – это же не офицеры. Даже форма приветствия есть: «Товарищи адмиралы! Товарищи офицеры!» – так говорят, когда высокое начальство входит (например, главком, и всех надо от стульев оторвать). Так что адмиралы – это не совсем офицеры, и потому форму они любят на себе таскать.
Почему-то адмиралы меня боятся. Наверное, считают, что я немедленно на них нападу. При встрече с ними я всегда молчу, и они молчат, но если выпьют рюмок пять, то обязательно начинают выяснять со мной отношения. То есть для храбрости им пять рюмок вполне хватает, из чего можно заключить, что адмиралы у нас не робкого десятка персонажи.
Артисты, конечно, смущены, но Галкин – речист. Очень здорово говорит. Про патриотизм, патриотизм – просто хорошо.
А я боялся, что сейчас начнут донимать меня вопросами про «Курск».
Я уже столько говорил про это, что ой.
В общем, передача всем понравилась.
Удачи Вам.
Я».
* * *
«Большое спасибо за добрые слова и такое отношение. Вспомнился рассказ «Два Ще» про ремонт в Норвегии, Финляндии и Швеции «с уважением и отношением»: «Я все могу сделать за такое отношение…» Я бы тоже награждал за такое отношение чем-нибудь нужным. Спрашивал бы «чем?» и награждал. Так что спасибо еще раз.
…Не хотел я навязываться, потому просто поздоровался. А кроме того, там такая неразбериха была с организацией. Гостей приглашали три организации: «Гемени фильм», «Три Т» Никиты Михалкова и ОРТ, и все было здорово перепутано с пригласительными и с журналистами. А я пришел за час до начала официального начала (а не того начала, когда все на самом деле началось), и мне сразу сказали: «Хватит без толку шататься – давай помогай!» И стоял я вместе со всеми внизу у входа, раздавал пригласительные и объяснял, где что. И вроде на дверь без отрыва смотрел, а Вас увидел уже на лестнице. Сказал ребятам: «Щас, тока на автора ближе посмотрю и вернусь!» Вот и вся песня.
Перед показом все сбивались в мелкие кучки по знакомству, так что лишним (в отличие от предыдущего пресс-показа) можно было назвать даже Хотиненко. Просто, видимо, для ОРТ это «проходной» фильм, и с организацией они не напрягались. Могу только сказать, что «Гемени фильм» сделал все, что от них зависело и что им позволили.
А еще Константин Эрнст должен был приехать, и Алла Борисовна, и еще кто-то. И Аллу Борисовну мы ждали еще полчаса после начала фильма, а потом решили на нее плюнуть, о чем с гордостью друг другу и сообщили. Хотя, конечно, это не мы на нее, а наоборот, естественно… Никто особо и не верил, что приедут, но пригласительные были выписаны, и ждать было надо.
С уважением,
Вадим».
* * *
«Вадим, привет.
Наконец могу Вам ответить.
Все время где-то был и отвечал на вопросы по «72 метра». Даже устал от всего этого.
Значит, ждали Аллу Борисовну? То-то там этот Гарик Сукачев вертелся и все озирался с выражением «узнает ли меня кто-то здесь или я зря приехал?».
Ждали, значит, «главную тетеньку по тарелочкам с голубой каемочкой»?
Фильм для ОРТ не проходной. Они ожидали успеха, но он превзошел все их ожидания. За 14 дней проката ОРТ получило 1 миллион 300 тыщ зеленых. И поток не ослабевает.
Мой редактор, Коля Кононов, эстет дальше некуда, посмотрел и сказал, что не может смотреть, все время слезы текут. Фильм он ругал, говорит, что местами халтура, но как только мои тексты идут, так все на место становится. Хвалил Краско. Говорит, настоящий».
* * *
«Здравствуйте Александр Михайлович!
Помню, что в прошлом году мои поздравления с 23 февраля у Вас восторга не вызвали. Но позвольте мне все же поздравить Вас, так как Вы действительно защитник отечества. И пусть у Вас будет два праздника: День защитника отечества и День Военно-морского флота. Здоровья Вам и благополучия. Поздравляю.
В пятницу, 20-го, посмотрели в Авроре фильм «72 метра», и теперь не могу удержаться, чтобы не поделиться впечатлениями. К тому же вчера смотрела Вас в передаче по TV о съемках фильма «72 метра».
Само по себе Ваше интервью мне очень понравилось, заметно, что интервью было больше, что много урезали – Вы интересный рассказчик, интереснее даже, чем в книгах… И еще, повторюсь, конечно, Вы удивительно молодо выглядите, как Вам так удается?
Кино понравилось, но оно само по себе, а Ваши книги сами по себе, оставили в фильме очень мало.
Конечно, смотря фильм, я думала только о «Курске», хоть и читала Ваше произведение, но там это, как мне кажется, было гораздо раньше по времени и кончилось печально.
Снят фильм обалденно, и графика, и полет птицы, пейзажи, лодка в море и внутри, все на самом лучшем уровне. Америкосы обзавидуются.
Думаю, что этот фильм возьмет немало наград в будущем. А в сценах катастрофы это просто – супер, я обмирала от страха и не могла представить, как это снято, было страшно и само по себе, и за людей в лодке. Очень достоверно, на мой обывательский взгляд, куда там «К-19»…
Жалко, что многое из тех эпизодов, что были сняты по Вашим рассказам, вырезали из фильма, например, не было про лошадь и прочее. Судя по телепередаче, материал был отснят огроменный, а вошло в фильм так мало. Ощущение, что когда читаешь Ваши книги, то как будто пьешь концентрированный эликсир, а в фильме всего-то две чайные ложечки разбавили… юмор в книжке сражает, а в фильме все пообесцветилось, что ли.
Хотя зал в кинотеатре трясся от хохота, но лично мне книги понравились больше.
Папа был в восторге, привожу ниже его впечатления, это на третий день, а сначала он был просто не в себе….
«Фильм все-таки следует отнести к хорошим. Запоминается. А может быть, и скорее всего, это связано с многолетним проживанием на Крайнем Севере. Временами в кино я смотрел и буквально ощущал себя там. Был эпизод, который для многих запомнится только коровой… это работа командира (!) подводной лодки на картошке. А ведь это правда и очень острая. Действительно, был период, когда флот, как, видимо, и вся армия, были брошены. Я уже не говорю о нас, гражданских, которые были пристегнуты к флоту и не имели столь стройной военной организации, средств и сил, чтобы выживать в условиях развала страны. Я тогда был старшим представителем и отвечал за 15 человек. У меня была машина и один водитель. Зарплата и командировочные не поступали, все дорожало быстро, полки магазинов пустели.
Мне удалось как раз за несколько тонн картошки силами четырех человек чинить и готовить корабли к выходам на боевое дежурство. Эта картошка была свалена в одной из комнат, где мы хранили ЗИП (запчасти и принадлежности) для кораблей. Каждый день командировочные приходили и брали бесплатно несколько килограмм на прожитие. В тот же период родня Валентины Васильевны прислала нам огромный ящик размером с платяной шкаф по ж. д.
У меня были физические проблемы с доставкой его из Мурманска. В нем была та же картошка, свекла, морковка – все, что они смогли собрать в Башкирии (!) для своих родных в Североморске!
Сейчас эти трудности, как дурной сон, быстро забываются, но они были!
Фильм вызывает воспоминания – значит, это Фильм».
А Вы смотрели? Какие у Вас впечатления? Все-таки это Ваше детище, наверное, безумно приятно быть автором фильма… А Вы постоянно были на съемках? Как писался сценарий?
Жалко, что Вас не сняли как одного из героев, как актера, это было бы замечательно.
А когда подбирали актеров, с Вами советовались? Вы их именно такими (внешне) и знали?
С уважением,
Алина».
* * *
«Здравствуйте, Вадим.
Вот вам отчет о фильме «72 метра».
Я посмотрел фильм четыре раза.
И после каждого раза я находил что-то и открывал его для себя.
Когда Валера Залотуха приступил к сценарию, он мне сказал:
– Ну все, Саня! В принципе ты мне больше не нужен. Я напишу все сам. Ты свое дело сделал. Отдыхай!
Я его тогда спросил о консультанте.
– А зачем мне консультант? Я твои рассказы наизусть знаю. А чуть чего – у соседа пойду и спрошу. У меня сосед – подводник.
Через несколько дней он позвонил:
– Слушай, Саня, мне нужно, чтоб ты расписал выход подводной лодки в море, в смысле, какие там команды, ракетную стрельбу, ну и торпедную тоже.
– Слушай, Валера, – сказал я ему, – немедленно идешь к соседу, и он тебе все расписывает.
– Ну ладно, Саня, ну чего ты.
И я смилостивился. Расписал ему выход, стрельбы, потом ему нужен был простофиля на лодке, чтоб ему все объяснять, а заодно и зрителям – так появился Черненко. Я сказал, что с нами ходил один парень, звали его Вадик, был он из института и испытывал «возбуждающие таблетки», а заодно он выполнял программу исследований (как потом оказалось, очень важных), но беднягу так гоняли по лодке, и делали это все, в том числе и я. Его подкалывали, разыгрывали – места живого не оставляли.
А парень был добрый, хороший, но слабый немножко душой. А подводники это, как звери, чувствуют. Набрасываются на слабых со всех сторон и смотрят: выживет или нет?
Так наш Вадик превратился в Черненко. Потом жена Вадика – жутко энергичная женщина, пихавшая его всюду, которая с ним к этому времени уже разошлась, отправилась смотреть фильм «72 метра» с дочкой. Смотрели они, смотрели, и тут дочка говорит:
– А где тут наш папа?
– Да вот же! – со злостью восклицает жена и тычет в Черненко на экране.
Так что себя узнают.
Но я хочу рассказать, как я себя узнал после четвертого раза.
Меня раздражало имя Нелли. И жена моя говорит: «Что за Нелли? Другого имени не нашлось, что ли?»
И вот я в который раз вижу балкон, увитый виноградом, южный город, девушка Нелли с книжкой, и к ней по перилам лезет Башаров. Блин! Я же Валере рассказывал этот случай. Я в девятом классе вместе со своим другом лазил вот так через балкон на втором этаже. Вот откуда виноград! Вот откуда имя Нелли. Мою жену зовут Нателла. Убираешь несколько букв, и получается Нелли. Это она с подругой сидела и читала, а мы вползли в комнату по-пластунски и испугали их криком «УФ!».
А потом эта отвратительная фраза: «Баб же много!» – это я спорил с Валерой Залотуха, когда он вводил в действие конфликт между друзьями, и говорил ему в запале:
– Баб же много! Пойми, друг один! Не дерутся у нас из-за баб! Ну! Был у нас штурман, и увел он жену у штурманенка! Никто ему морду не бил. С ним просто весь офицерский состав перестал разговаривать. На год. Через год он от нас ушел. Понимаешь, друг – это все. Это ближе, чем брат или родственник. Он же за переборкой. Он там горит или тонет. Он там орет, а ты его слышишь, и от его крика седеешь. Как тут не пустить? Но пускать нельзя. У нас люди от этого с ума сходили! А ты говоришь «баба»!
Сам-то я к женщинам очень хорошо отношусь, но тут сорвалось.
Вывод: при сценаристах будьте сдержанней.
Меня после фильма «72 метра» вдруг полюбил питерский клуб подводников.
Он долго меня не любил за то, что, по его мнению, я должен был быть вместе, рядом, в едином строю. Но там же много командиров. Как с ними быть в едином строю (я не понимаю), когда они чувствуют себя все еще командирами и по любому удобному поводу надевают на себя форму с медалями, а я даже не знаю, где у меня брюки?
Китель какой-то вроде бы имеется, а вот штанов нет.
Тут как-то надо было на суд идти (судились мы с одними негодяями авторами, я уже в издательстве работал), и надо было произвести впечатление на судью (мне сказали, что я должен), для чего следовало облачиться кавалергардом.
«И хорошо бы орден!»
Хорошо бы, только у меня ордена нет.
И брюки я с трудом нашел. У соседа. Он сказал: «На!» – и орден я взял у него же.
Он мне тогда говорил: «Саня! Поднимемся выше этажом. К адмиралу и Герою Советского Союза. Возьмем у него адмиральский китель и привинтим на него звезду!» – «Так она же не привинчивается!» – «Да какая разница!»
В общем, нашли, привинтили (к адмиралу не пошли), надели брюки – еле влезли – для чего перевязали их веревками, и еще нельзя было наклоняться, а то видно было трусы.
Не знаю, произвел ли я впечатление на судью – очень может быть. Вокруг говорили, что произвел.
К чему я все это рассказываю? К тому, что форма, военно-морская – непостижимая для меня вещь.
Вот входишь в музей, а там тужурка адмирала номер такого-то, подаренная им лично. И меня немедленно интересует, почему от адмирала подарена только тужурка? А где штаны? Или благородство у адмиралов распространяется на только до пояса? А ниже – стыд и срам? А ботинки где? Где носки? Вот у меня, как офицера, все время проверяли носки. Даже команда такая была: «Ногу на носок ставь! Показать носки!» – не знаю, почему у меня-то носки проверяли, а я теперь их видом в музее насладиться не могу. Не сдают их адмиралы на вечную память. Нет, не сдают.
К чему это я? К тому, что у нас с клубом питерских подводников были до сего момента разные точки зрения на то, что представляет ценность после ухода на пенсию, а что – нет.
Но фильм «72 метра» – он же общепримиряющий. Вот и примирил. Теперь они меня хотят видеть и слышать. Устроили они свою премьеру и закуску после нее. Я был, но быстренько слинял.
Теперь они хотят, чтоб я им свои рассказики прочитал.
«А пусть-ка нам Санечка рассказики свои почитает!»
Даже не знаю, что на это сказать, блин!..
Постскриптум: я прочитал все это жене, и она мне сказала: «Я знаю, что на это ответить!» – «Что?» – «Хуй!»
Еще про «72 метра»
Всем хочется, чтоб они остались живы. Это сумасшествие какое-то. Выходит тетка с просмотра фильма, видит меня, подходит и со слезами на глазах: «Они ведь останутся живы, правда?»
Ну что тут сказать? Тут обычно я говорю: «Правда».
Говорят, пол-Иркутска два дня гадало. Город разделился. А в Самаре все решили после долгих разговоров, что живы. Самара успокоилась. Теперь кипит Воронеж. Уже звонили. Все узнали Гаджиево, слезы на глазах.
Помню, Валера Залотуха придумал другой конец: Черненко выбирается и бежит, бежит. С сопки на сопку, а потом его снимают с вертолета, и видно, что те сопки до горизонта и нигде города нет.
Помню, как Хотиненко рассказывал про это тогда, когда все деньги у Ястржембского просили.
То есть те, в отсеке, обманывали Черненко с самого начала, когда говорили ему, что «вылезешь, а там город и женщины». То есть они заранее знали, что там ничего нет. И Маковецкий так это и играл, достаточно посмотреть на его лицо. Города нет, и он рычит, плачет, но все равно идет.
Меня спрашивали: правильно ли то, что отдали единственный аппарат гражданскому человеку? Будет ли так в жизни? Я сказал, что правильно, что отдадут. Потому что он чужой, это не его жизнь, он тут лишний, он мешает. А вдруг он перед самым концом запаникует и смутит души других? Лучше отправить его, конечно, подальше. Вот его и отправили.
Это потом появился этот свет в окошках. Его добавили, чтоб не так все было грустно.
Странные дела. Когда вышел «К-19», то казалось, что это конец, что ничего похожего про подводников снять больше не удастся. А вот тебе, сняли.
Да, вот еще что, насчет того единственного аппарата, что был в рабочем состоянии. Когда Залотуха мне позвонил и сказал, что ему надо придумать так, чтоб аппарат остался один, я ему сказал, что это невозможно, уж очень много проверок, но Валера настаивал: «Саня, мне надо, чтоб один аппарат был исправен, подумай!» – и я обещал подумать. Потом я ему позвонил и нарисовал целую схему: в спешке выходим в море, у аппаратов вышел срок, их надо везти на проверку, берется ГАЗ-66, и мичман с двумя матросами едет их сдавать, а потом он же получать, мичман отвлекается, обед, получают матросы, им говорят: вот ваши аппараты, забирайте, водитель машины торопится, ему тоже на обед, и они проверяют только один аппарат – он с полными баллонами. Довольно фантастично, но такое бывает.
Спрашивали еще про яйца в первом. Это из жизни. Грузят продукты. Спешка. Завтра в море. Старпом говорит: «Яйца в первый!» – «А торпеды?» – это мичман-торпедист из первого. – «Я сказал: яйца в первый!» – так яйца попадают в первый. Это из жизни. Там вообще много из жизни.
Валера Залотуха, когда мы собрались после фильма, поднял тост за меня. Он сказал: «Там все придумал Саня!»
Это не так. Это сценарий Валерия Залотухи по мотивам Александра Покровского. Так я ему и сказал.
На «72 метра» деньги просили везде. Сначала везде просил Любимов, а потом загорелись Эрнст с М. и тоже везде просили. Даже в Кремле просили. Как-то позвонил Любимов и говорит: «Пойдешь в Кремль просить денег?» Я говорю: «Пойду, если надо!» «Надо! – говорит он. – Сейчас надо, чтоб все просили!»
Так я поехал в Москву просить денег в Кремль. Кроме меня поехали просить Эрнст, студия «ТРИ Т», организация, за деньги опрашивающая старушек на улицах (названия не помню), Хотиненко и я с Джаником.
Джаник – это имя. Он работает на Первом. Он приехал в туфлях на босу ногу, потому что было жарко, лето, и он забыл надеть носки.
Оказывается, ехать просить надо не в Кремль, а на площадь Ногина, у Ястржембского. Мы ехали с Джаником в машине и поэтому заблудились. Он решил, что надо в Кремль ехать, как и сказали, и все кружил – не знал, с какой стороны к Кремлю подобраться. Наконец он позвонил, и мы поехали в нужную сторону – к Ястржембскому.
Мы вошли – там уже все сидели и накачивали Ястржембского. Это был хор сирен сладкозвучных. Особенно старались: организация со старушками – она опрос-таки провела не меньше, чем на десять тыщ долларов, студия «ТРИ Т» – деньгами-то пахло; и Хотиненко, который как раз говорил о том, что в последних кадрах Черненко бежит с сопки на сопку. «Это гениально!» – закончил он, Ястржембский кивнул. Он был серьезен и вопросы задавал по существу. Оно и понятно, его склоняли к тому, что он должен радостно расстаться с деньгами, так что стоило во все вникнуть. И он вникнул. Потом он вышел, скорее всего, в туалет – куда еще можно посреди фразы выйти со словами «извините, я сейчас», а Джаник как раз закончил с расстройством по поводу ненадетых носков, а я как раз вздохнул, потому что до того дыхание таил.
Я как-то сразу увидел себя сидящим на такой небольшой тележке, которую чуть чего из угла выкатывают.
«А что нам скажет автор?» – спросил кто-то.
Видно, настало время выкатывать меня из угла. Кажется, я даже услышал скрип колес.
Все повернули ко мне головы.
Было несколько странно видеть людей, которые говорили моими словами, описывая ими мою же небольшую повесть, послужившую основой еще не написанного тогда сценария, но я им об этом не сказал.
Я сказал, что я сам себе кажусь небольшим памятником, который до того лет десять стоял в сторонке, а теперь всем срочно захотелось поставить меня на стол, отчего кругом и суета.
После этой моей тирады появился посвежевший Ястржембский. Нас познакомили. Мы пожали друг другу руки. Должен сказать, что разум в его глазах так и светился. Не уверен, что это напрямую связано с тем облегчением, которое он только что испытал. Чувствовалось, что он понимает происходящее.
После этого все разошлись.
Деньги на фильм дали».
* * *
«Здравствуйте, Александр Михайлович!
«Отчет» о фильме получил. Спасибо большое. Читаю. То смеюсь, то расстраиваюсь.
Буду читать дальше.
С уважением,
Вадим».
* * *
«А еще мне очень нравились фильмы Джеки Чана… ну, маленький был, можно ж понять.
Так вот, лет в 10 я ему написал большое письмо на английском языке, раскрашенное карандашами и пр. (Интернета тогда еще мы не знали). Написал и попросил маму отправить… в Гонконг.
И что интересно, письмо дошло и было возвращено в конверте киностудии Golden Harvest с пометкой: «Интереса не представляет, отослать назад». Не то чтобы очень расстроился, но огорчился слегка.
Это я все к тому, что очень нужно ребенку, чтобы мечта иногда сбывалась, чтобы книжный или киношный герой мог вот так просто подойти, поздороваться, подарить бегемота или ответить на письмо. По себе знаю.
Вадим».
* * *
«Да, Вадим, здорово это было бы, если б киношные или книжные герои не разочаровывали детей. И чтоб каждый ребенок знал, что к нему подойдет в нужный момент какой-нибудь Гойко Митич, положит руку на плечо и скажет: «Не дрейфь, прорвемся!»